П.Амнуэль

ИЕРУСАЛИМ - НА ВЕКА

Моше Рувинский, директор Института альтернативной истории, имеет обыкновение звонить мне часа в два ночи и спрашивать бодрым голосом:
- Песах, ты не помшишь, была ли среди наложниц царя Соломона некая особа по имени Лея... такая, знаешь, блондинка с золотой косой?
Спросонья я обычно отвечаю:
- Не помню... Сару помню. Брюнетка. А Лею не помню.
После чего бросаю трубку и досматриваю сон, в котором, действительно, пребываю при дворе самого цара Шломо, чтоб он был здоров, и провожу время в застольных беседах, доставляющих историку куда большее удовольствие, нежели препирательства с Моше Рувинским.
Утром я вспоминаю о ночном звонке и набираю рабочий номер директора.
- А что,- спрашиваю я,- кому-то из твоих клиентов эта Лея приходится пра-пра-бабкой по материнской линии?
Вздохнув, будто не он меня будил среди ночи, директор Рувинский объясняет мне суть исторической загадки, с которой его сотрудники столкнулись при расшифровке альтернативы для очередного клиента, и я, естественно, бросаю недопитый кофе и мчусь в Институт на своей потрепанной авиетке "Ролс", и мы пытаемся вместе разобраться в обнаруженном парадоксе, и домой я возвращаюсь поздно, ложусь спать, а ночью, часа в два... "Все повторяется",- говорил Коэлет и был, конечно, прав.
18 марта 2023 года директор Рувинский позвонил мне позже обычного - не в два часа, а в половине третьего. Я воспроизвожу его вопрос полностью, поскольку это важно для дальнейшего:
- Песах, ты должен помнить, кто прошел от ФАТХа в Совет Палестинской автономии в списке под номером шесть. Я имею в виду - на самых первых выборах, в девяносто шестом году прошлого века.
Почему я должен был это помнить? Только потому, что выборы давно стали достоянием истории? Однако что-то в голосе вечно бодрствующего Моше заставило меня не бросать трубку.
- А что? - осторожно спросил я.- Один из твоих клиентов - сын того депутата?
Моше помолчал, в трубке были слышны какие-то разговоры - директор находился в кабинете не один, а это означало, что ситуация, действительно, требовала каких-то немедленных решений или даже действий.
- Если бы ты приехал, мы были бы тебе очень благодарны,- сказал директор Рувинский.
В этот момент мне почему-то вспомнилось старинное: "Я не знаю, о чем вы тут говорите, но ехать надо".

*   *   *
По ночам в небе над Тель-Авивом летать еще труднее, чем в часы пик. В пиковое время ты плетешься в отведенном тебе эшелоне не будучи в состоянии сдвинуться ни на один метр ни вверх, ни вниз, ругаешь на чем свет стоит все службы воздушного движения, но знаешь при этом, что от тебя ничего не зависит, и пока полицейская автоматика не даст нужного сигнала, твоя авиетка и не подумает повиноваться конвульсивным подергиваниям твоих рук. Иное дело - ночью. Все эшелоны свободны, можно передвигаться с любой дозволенной скоростью, и этим пользуются любители острых ощущений. В три ночи, пролетая над Алленби, норовишь столкнуться с какой-нибудь особой легкого поведения, которая не на авиетке даже, а на воздушном мотоцикле бросается наперерез и открытым текстом предлагает в служебном эфире все удовольствия обычного, орального и ментального секса за сумму, равную твоему месячному заработку.
Если мне приходится ночью вылетать из дома - чаще всего в сторону Института альтернативной истории,- я предпочитаю лететь через восточную транспортную зону, где, в крайнем случае, существует риск, что к днищу машины кто-нибудь прилепит рекламу нового порошка для снятия сглаза. К моему удивлению посадочная площадка на подъездной аллее к Институту оказалась забита служебными авиетками, и мне пришлось опуститься на директорской стоянке, едва не повредив винт желтого роллера, принадлежавшего самому Рувинскому.
- Мог бы парковаться и поаккуратнее,- не преминул сделать мне замечание директор, когда я, зевая и потирая виски, вошел в кабинет.
Кроме самого Рувинского, в кабинете находился огромный, похожий на гималайского медведя, министр по делам Палестины господин Арье Разбаш, и некая личность, в которой я не сразу признал личного помощника самого президента государства Палестина Махмуда Раджаби.
- Ну вот,- сказал Рувинский,- теперь все в сборе, можно начинать. Песах, это Салман Аль-Карам, личный помощник...
- Очень приятно,- буркнул я,- мы с господином помощником уже знакомы.
- Так вот, Песах, - продолжал Рувинский,- господин Аль-Карам привез нам официальный запрос господина президента Раджаби на просмотр альтернативы, возникшей, по его словам, в девяносто шестом году прошлого века сразу после первых выборов в палестинскую автономию. Господин Аль-Карам утверждает... э-э... Впрочем, пусть господин Аль-Карам сам изложит свои соображения.
Личный помощник президента Палестины положил перед собой изящный дипломат, щелкнул секретным замком, извлек стандартный ноутбук "Хитачи", провел ладонью над экраном, проверяя работу энергоблока, и сказал:
- Вот, господа, человек, прошедший в Совет автономии под номером шесть.
Голограмма, повисшая над экраном "Хитачи", изобразила голову араба лет пятидесяти, с лихо закрученными усами, седой шевелюрой и взглядом человека, для которого весь палестинский Совет не стоит сломанного ногтя на правой руке. Мне эта личность не была знакома, о чем я сразу же и заявил.
- Естественно,- согласился господин Аль-Карам.- Он не оставил следа в нашей истории. Он, видите ли, был романтик. В то суровое время, когда председатель Арафат вел на всех фронтах непримиримую борьбу как с внутренними врагами, так и с нежеланием израильтян полностью выполнять все пункты Норвежских соглашений, этот человек на первом заседании Совета проголосовал за отмену тех пунктов Палестинской Хартии, которые, как известно...
Вы когда-нибудь видели, как вьется бесконечная нить? Вот так же тянулась и речь господина Аль-Карама, и я с тоской ждал ее окончания, догадавшись уже, в чем суть. Суть можно было выразить в двух словах: войдя в Совет автономии, этот усатый господин, имя которого так и не было названо, создал альтернативу. И эту альтернативу нынешний президент Палестины, судя по всему, желал увидеть. Только и всего.
- В чем альтернатива-то? - достаточно невежливо перебил я. Если уж меня подняли с постели, мог я хотя бы не выслушивать долгих речей?
Моше Рувинский повел бровями, а Арье Разбаш сказал:
- Наш палестинский клиент полагает, что в созданной альтернативе Аль-Кудс стал столицей Палестинского государства.

*   *   *
Возможно, некоторые читатели моей "Истории Израиля" сами были клиентами господина Рувинского и просматривали свои личные альтернативы. Большинство, впрочем, наверняка еще не только не обращались к услугам альтернативной истории, но даже не знают толком, что это такое. Напоминаю: каждый наш поступок, каждое наше решение так или иначе выполняется. Если вы, подумав спозаранку над проблемой "пить чай или кофе", решили выпить чаю, это означает, что вторая возможность - выпить кофе - тоже реализовалась в природе, но в иной исторической реальности. В момент, когда вы приняли решение, мир раздвоился, вы остались в реальности, где поднесли к губам чашку с чаем, а ваше иное "я" в это время предпочло кофе, и во Вселенной появилась соответствующая мировая линия. Если вы сказали кому-то "да", немедленно возникла Вселенная, в которой вы сказали "нет".
В Институте альтернативной истории находятся стратификаторы Штейнберга - аппараты, подключившись к которым каждый желающий (за плату, конечно!) может увидеть любую из выбранных им альтернатив. Институт был создан в 2019 году, и очередь желающих увидеть непрожитое расписана была на годы вперед. Разумеется, делались исключения - когда того требовали интересы государства.
Как сейчас, например.
Президент Раджаби, сидя в своем дворце в центре Иерихона, желал, видите ли, поглядеть на священный Аль-Кудс, так ему и не доставшийся в нашей исторической реальности. Законное желание, вот только не понимаю, почему, чтобы сделать приятное господину президенту, я должен был вскакивать с постели в два часа ночи?

*   *   *
- Так где ваш реципиент? - спросил директор Рувинский.
- Наш - кто? - не понял помощник президента.
- Реципиент,- с удовольствием повторил Рувинский, заставив господина Аль-Карама задуматься над несовершенством современного палестинского диалекта. - Ну, этот ваш потомок того шестого, выбранного... Кто будет альтернативу смотреть? Не мы же с вами! Побывать в альтернативном мире может лишь тот, кто эту альтернативу создал, вы что, этого не знали?
Господин Аль-Карам пожевал губами и сказал с видом оскорбленного достоинства:
- Знали, конечно. Мы думали, однако, что, поскольку в просмотре заинтересован лично президент, вы смогли бы сделать исключение и...
- Даже ради президента Палестины я не могу сделать исключение из закона природы,- сухо сказал директор Рувинский.
- Реци... э-э... пиент в машине,- сказал Аль-Карам и нажал на пульте своего ноутбука несколько клавиш.- Сейчас его приведут.
- Не сюда,- поспешно сказал директор,- пусть его отведут в первую операторскую, там уже все готово. За мной, господа.
- Зачем ты меня-то позвал на это шоу? - спросил я Моше Рувинского, когда мы шли в комнату для просмотров.- Ты-то должен понимать, что все это чепуха, и что ни в какой из альтернатив Иерусалим не мог стать столицей Палестины!
- Иногда я думаю, Песах,- сказал Рувинский,- что мы, израильтяне, излишне самоуверенны. А что, если такая альтернатива все же существует? Тебе как историку это неинтересно?
Я с большим интересом досмотрел бы сон, но разве это можно было втолковать господину директору?
- Так,- сказал я.- Ты хочешь, чтобы я подключился к паралелльному стратификатору?
- А разве тебе как историку неинтересно...- завел Рувинский свою обычную песню.
Он прекрасно знал, что я отвечу.

*   *   *
Я так и не увидел, как выглядел "реципиент" - на его лице была маска, одет он был в форму десантника бригады Мусы Фархада, его сопровождали двое палестинских полицейских, имя посетителя в регистрационный файл не внесли по личной просьбе уважаемого президента Палестины. В общем, не знаю, как директор Рувинский и министр Разбаш, но лично я так и остался в недоумении - кого, собственно, палестинцы приволокли для просмотра альтернативы.
Меня подсоединили к параллельным датчикам, и я почувствовал привычную слабость, возникающую в момент пересечения альтернативных реальностей...

*   *   *
Я стоял на углу улиц Яффо и Кинг Джордж - в Иерусалиме начала XXI века. Так мне показалось в первое мгновение, потому что над перекрестком не было привычного голубого купола вертолетной компании "Ариэль", а светофоры располагались почти над самой головой, мешая обзору нижнего воздушного эшелона.
В следующее мгновение я понял, естественно, что картину нужно "брать" целиком, а не ориентироваться на привычные и отсутствующие детали. Да, это был тот перекресток, но все надписи были сделаны по-арабски, посреди дороги стоял, перегородив движение наземного транспорта, автобус темно синего цвета с арабской же вязью на борту. Надпись гласила: "Славен будь Аль-Кудс".
Воистину так.
Толпа двинулась, повинуясь сигналу светофора, с одного угла к другому, и я перешел улицу, следуя за высоким арабом лет сорока, - мне показалось, что это и есть "реципиент", хотя, конечно, я мог и ошибиться.
Толпа выглядела настолько необычно, что я не сразу понял единственную ее особенность - это были арабы. Арабы шли по Кинг Джордж, арабы сидели в кафе, арабы входили в магазинчики, арабы выходили из аптеки, где я привык покупать дешевые лекарства. Я поднял глаза на табличку с названием улицы и обнаружил, что "Король Георг V" заменен на "улицу председателя Арафата". Славненько.
Я двинулся по улице Арафата вверх, в сторону Машбира, соображая, в каком, собственно, времени нахожусь. Судя по всему, евреев в Аль-Кудсе давно нет. Наверняка прошли многие годы - не могли же мы, действительно, в одночасье сняться с насиженных мест и отправиться за океан единственно потому, что какому-то там шестому члену Совета пришла в голову именно такая альтернатива! А где следы боев за улицу Бен-Иегуды? Где, в конце концов, многоэтажный "Мигдаль а-ир" - неужели новые хозяева попросту разнесли эту махину по камешкам?
На месте Машбира стояла мечеть.
На месте Большой синагоги стояла мечеть.
На месте Сада независимости оказался пустырь, отсюда просматривались крепостные стены старого города, и мне показалось, что над яффскими воротами развевается израильский флаг - там болталось на ветру нечто бело-голубое. Обман зрения, скорее всего...
Я стоял, меня толкали, никто не говорил "слиха", но и возгласов "Аллах акбар!" тоже не было слышно, я стоял и пытался понять, каким образом и из какой альтернативы мог возникнуть мой Иерусалим, в котором не было ничего моего. На мой взгляд историка никакая альтернатива создать такой мир не могла. Действительно! Исходной точкой, если верить уважаемому Аль-Караму, стало избрание некоего господина в Совет автономии. Год 1996. В то время Иерусалим был нашей столицей и переговоры о его статусе не велись. Что мог некий депутат, пусть даже мысленно, противопоставить реальности?
Идей у меня не было, и я спустился по пустырю к новому городу Давида у древних крепостных стен - город оказался на месте: белоснежные коттеджи и дома с куполообразными прозрачными перекрытиями, к Яффским воротам вела новая дорога. Прекрасно понимая, что найти какого-нибудь еврея, способного объяснить происходящее в этом мире, нереально, я решил подойти к проблеме иначе. Ну, нет в Иерусалиме евреев. Но христиане-то должны были сохраниться? Или фантазия бывшего господина депутата и их лишила возможности существовать в избранной им альтернативе?
Я отправился на Русское подворье.

*   *   *
Священник был стареньким, звали его отец Сергий, он наверняка должен был помнить еще времена израильтян. Он провел меня узкими коридорами в свой кабинет, осенил крестным знамением, хотя я вовсе не просил благословения, усадил в глубокое кресло и вполне по-светски предложил кофе.
- Я вижу, сын мой, ты не из местных,- сказал он по-русски,- и у тебя сложности. Отдохни и подумай. Ежели желаешь исповедоваться...
В общем-то, я желал, чтобы исповедовался он, но сказать об этом прямо было неудобно, и я предпочел начать с "легенды".
- Я из Европы,- сказал я (знать бы, что сейчас в Европе, может, уже и в Лондоне над парламентом зеленеет исламский флаг?).- Приехал в Аль-Кудс как турист и хотел...
- Как кто? - переспросил отец Сергий, и я понял, что сморозил какую-то глупость. Чтобы не плодить ереси, я смиренно сказал:
- Отец мой, я много не знаю и не понимаю, потому и пришел сюда. Скажи-ка, давно ли этот город перешел в руки палестинцев?
- В руки кого? - опять не понял священник.
Тупой он, что ли?
- Палестинцев, палестинцев,- забормотал отец Сергий, возведя очи горе. Лицо его неожиданно прояснилось.
- Ах, палестинцев! - воскрикнул он.- Вот оно что! Нет такой нации - палестинцы. И никогда не было.
- А... это все? - я кивнул в сторону высокого окна, за которым кричали, выясняя отношения, десятка два арабских детей.
- Арабы,- сказал священник.- Эти-то сирийцы, а три года назад тут хозяйничали иракцы, вот это, действительно, был кошмар. Мне едва удалось сохранить храм от поругания, Господи прости...
Мне показалось, что я начал кое-что понимать, нужно было развить мысль, пришедшую мне в голову, и я спросил:
- Скажите, отец мой, а кто владел городом до иракцев?
- До иракцев-то? - священник посмотрел на потолок, но не нашел там написанного большими буквами ответа и потому, помассировав худые щеки, вынужден был дать собственную интерпретацию:
- Кажется, эти... из Афганистана. Как их...
- И что же? - спросил я.- Каждый раз сражения, да? Пушки, ракеты?
Я знал ответ, но хотел услышать. Отец Сергий встал и несколько раз обошел комнату, поглядывая в мою сторону.
- Ты кто таков, сын мой? - спросил он.- Ты на самом деле не знаешь этого или...э-э...
- Или придуриваюсь? - уточнил я.
- Н-ну... Я не хотел бы подозревать тебя в подобном грехе, но, сын мой, согласись...
- Согласен. Видите ли, отец мой, я не турист...
- Я это понял,- быстро сказал священник.- Это было глупо с твоей стороны - назвать себя туристом. Туристов пускают только в Турцию, не дальше Анкары, тебе-то это должно быть известно, если ты из Европы. Боюсь, что сюда ты попал нелегально, чтобы помолиться святым христианским местам, верно я говорю?
- Верно,- признался я, помедлив, и в тот момент готов был сам поверить своему признанию.
- Я не выдам тебя, сын мой,- торжественно объявил священник.- Храм этот - твое убежище в этом жестоком мире.
- Чтоб я так жил,- согласился я и залпом допил остывавший кофе.
- Здесь ты в безопасности,- еще раз сказал отец Сергий,- отдыхай, а мне пора к прихожанам. Сам понимаешь, таковых у меня немного, в наши-то окаянные дни, и тем важнее задача моя перед Господом нашим...
Он говорил что-то еще, выходя из комнаты, но я не слушал. Картина мира понемногу выстраивалась в моем сознании, а относительно поседения отца Сергия я, естественно, не обманывался. По моим расчетам, после его ухода у меня оставалось минут двадцать, и я посвятил это время изучению тех нескольких десятков книг, что стояли на полках.
Когда за дверью послышался топот ног, я был уже морально готов. Можно было уйти хоть сейчас, информацию для директора Рувинского я раздобыл, но мог ли я не попрощаться с пастырем?
Дверь распахнули ударом ноги, в комнату ворвались полицейские - на мой непросвещенный взгляд, типичные палестинцы, как бы они себя здесь ни называли.
- Этот? - спросил священника по-арабски громила, руководивший операцией захвата.
Отец Сергий лишь молча кивнул, не глядя мне в глаза.
Меня мгновенно окружили, заломили руки, и я едва избежал удара в печень. Ребята обыскали меня, не нашли ничего, и громила спросил:
- Откуда? Штаты? Германия? Англия? Франция? Ну?
Россию он не упомянул, из чего я сделал последний вывод, чтобы заполнить, наконец, мозаику своего представления об этом мире. Миссию свою я счел выполненной в тот момент, когда бедняга священник поднял руку, чтобы осенить меня крестным знамением. Я плюнул в глаза верзиле-полицейскому и вернулся в операторскую Института альтернативной истории с сознанием исполненного долга.

*   *   *
- Ну, и что же мы скажем официальному представителю президента Раджаби? - спросил директор Рувинский.
Я посмотрел через прозрачное стекло операторской на фигуру "реципиента", так и не снявшего маску, на сидевшего с ним рядом господина Аль-Карама, пожал плечами и сказал:
- Господа палестинцы желали нас, мягко говоря, надуть. Значит, и нас нет смысла выдавать им полный пакет расшифровки. То, что видел этот господин, он сам расскажет, но без документальных данных ему не поверят, и национальным героем ему стать не придется. В общем, это технические детали.
- Но что, черт побери, они тут собирались устроить? - вскричал господин министр Арье Разбаш, терпепие которого, наконец, иссякло.
- Объясню,- сказал я.- Господин президент Раджаби, так и заполучивший Иерусалим в нашем мире, решил, что воля Аллаха должна восторжествовать хотя бы в одном из альтернативных миров. Надеяться на развилку четвертьвековой давности было глупо, я в это сразу не поверил, не такой уж он дурак, каким иногда кажется. Разговор о каком-то там шестом избраннике был просто отвлекающим маневром. На самом деле ваш реципиент был, конечно, тщательно подобран - наверняка какой-то его предок, достаточно дальний, пришел в Палестину лет семьсот назад, а то и раньше. Вот тогда-то, может, даже во времена крестоносцев, и возникла та альтернатива, которую нынче этот господин вознамерился увидеть.
Арабы - в этой альтернативе - прогнали крестоносцев и не допустили на святую землю турецких султанов. Западная цивилизация прошла мимо этого города, даже англичане, судя по всему, не успели здесь похозяйничать.
- Евреи...- хрипло сказал господин Арье Разбаш.
- А что евреи? Не было лорда Бальфура, не было английского мандата. Евреи в том мире, возможно, поселились в Уганде - куда им еще было податься? Европейцы в Иерусалиме не появлялись - законы ислама строго карали гяуров, посмевших... ну, и так далее. Редкие христианские храмы сохраняли в святом Аль-Кудсе разве только для того, чтобы при случае священников и немногих прихожан можно было взять в заложники и требовать чего-то от цивилизованных стран. И знаете, господа, может быть, ислам в том мире имел бы куда большее влияние, если бы сами арабы играли, как говорится, в одни ворота.
- Да, да,- закивал директор Рувинский, который, пока я рассказывал, прокручивал в ускоренном темпе записанную мной ментограмму.- Я вижу, Песах. Сначала претензии на Иеру...э-э... на Аль-Кудс предъявила Сирия, и в середине прошлого века выставила местных арабов за Иордан. Потом Саддам Хусейн - он, естественно, и в том мире был президентом Ирака,- объявил Аль-Кудс своей столицей и прогнал сирийцев. Хашимитское королевство в долгу не осталось, и в скоротечной войне отобрало Аль-Кудс у Саддама - на счастье короля Хусейна, Ирак не успел к тому время сделать свою атомную бомбу.
- Все еще впереди в том мире,- заметил я.- Не забывайте об Иране. У него тоже свои права на Храмовую гору.
- Так, может быть,- слабым голосом сказал министр Разбаш,- когда эти претенденты передерутся друг с другом вусмерть, нам, евреям, собраться и...
- Нам, евреям...- пожал плечами директор Рувинский.- Кто их знает, какими они стали в том мире, если согласились отправиться в Уганду.
- Чтобы ультраортодоксы добровольно отправились в Африку? Ты хочешь, чтобы я в это поверил? Наверняка даже в том Аль-Кудсе, где я был, существует еврейское подполье - было бы у меня больше времени, я бы его нашел. Послушай, Моше, а почему бы...
- Нет! - решительно прервал меня директор Рувинский.- Хватит с меня этого палестинского реципиента.
Операторы, между тем, освободили палестинца от наклеенных на его шею датчиков, и тот гордой походкой, под конвоем двух палестинских полицейских, проследовал к бронированному вертолету. Личный помощник президента Раджаби вежливо попрощался с директором Рувинским и влез в кабину вертолета последним.
Когда машина взмыла в воздух, министр Арье Разбаш сказал задумчиво:
- Если наши зенитчики вдруг собьют эту машину, государство Палестина останется без своего президента...
- Ты думаешь, что...- с сомнением протянул директор Рувинский.
- Я-то знаю его фигуру,- сказал министр,- и его походку. Песах, что скажешь?
Я пожал плечами. Наступило утро, в небе начался обычный и нескончаемый час пик, и я думал, что доберусь до Иерусалима не раньше чем через два часа. Глупо, конечно, но мне хотелось лично убедиться в том, что машбир стоит на своем месте.
И что король Георг Пятый так и не был переименован в председателя Арафата.