– Я знаю, – улыбнулся инспектор Хутиэли, – ты очень любишь работать с сержантом Гореликом.
     – Конечно, – кивнул стажер Беркович и кисло улыбнулся. – Правда, я не уверен, что сержант Горелик стремится видеть меня помощником.
     – Ничего-ничего, – пробормотал инспектор, – сработаетесь. Я бы сам поехал, но в час меня вызывает полковник Формер, в два у меня допрос, а в три... В общем, бери дело в свои руки.
     – Вырвав его из рук сержанта Горелика? – с невинным видом осведомился Беркович.
     – М-м... не так резво, стажер. Действуй по обстоятельствам.
     – А что за обстоятельства? Ограбление? Кража?
     – Убийство. К сожалению, опять убийство. Убит Моше Смолин, хозяин магазина на улице Шенкин. Антиквариат, всякая старина. На мой взгляд – просто старье, но ценится высоко.
     – Убили в магазине?
     – Совершенно верно. Сержант уже на месте, заканчивает осмотр и допрос свидетелей.
     – Были свидетели?
     – Видимо, – пожал плечами Хутиэли и неожиданно разозлился: – Да что ты меня допрашиваешь? Я не свидетель и не подозреваемый! Поезжай на место и разбирайся.
     – Понял, – сказал Беркович и покинул кабинет начальства.
     До улицы Шенкин стажера подбросила патрульная машина, и по дороге Берковичу пришлось выслушать эмоциональный рассказ водителя о свадьбе его двоюродной сестры, где было двести человек гостей, три ансамбля, мешавших друг другу выступать, и, что самое интересное, два жениха: второй явился в самый разгар веселья и предъявил на невесту права, заявив, что она год назад обещала выйти за него замуж. Невеста обещание признала, первый жених полез в драку...
     – И тут вмешалась полиция, – подхватил Беркович.
     – Нет, тут вмешались родители первого жениха и сказали, что девушка, которая раздает обещания направо и налево, им не нужна.
     – И что же, свадьба расстроилась? – с поддельным ужасом в голосе осведомился Беркович.
     – Да что ты! После этого и началось настоящее веселье!
     Машина подъехала к углу улиц Шенкин и Алленби, и Беркович не успел услышать, чем закончилась эта интересная история. Толпу зевак у входа в магазин Смолина стажер увидел, как только завернул за угол. Он протолкался к двери, предъявил полицейскому удостоверение и вошел в помещение. Торговый зал оказался просторным, здесь стояла не только старинная мебель, но еще и книги, и картины, а посреди комнаты сержант Горелик отдавал распоряжение вынести наконец тело.
     Проводив взглядом носилки, сержант увидел стажера, и лицо его скривилось, будто он съел лимон.
     – Опять ты! – воскликнул Горелик. – У инспектора нет других сотрудников?
     – Все заняты, – с невинным видом отозвался Беркович. – Один я болтаюсь без дела, вот меня и послали. А что, собственно, случилось, сержант?
     – В семь утра двое людей, проходивших по улице, услышали из магазина душераздирающий крик, – принялся рассказывать Горелик. – Они, естественно, бросились к магазину, дверь была полураскрыта, они вбежали сюда... Вот, видишь лестницу на второй этаж? Крики слышались оттуда. Эти двое побежали к лестнице и в этот момент, по их словам, увидели человека, который стоял в пролете между первым и вторым этажом и хотел, видимо, спуститься вниз. Наверняка это и был убийца. Он понял, что обнаружен, и бросился в сторону... В общем, когда свидетели поднялись наверх, то увидели мертвого Смолина. Там небольшая комната, где Смолин устроил свой офис. Он лежал на полу, убитый тремя ударами ножа в грудь и шею. Больше никого в комнате не было. Что еще тебя интересует?
     – Убийца сбежал через окно? – поинтересовался Беркович.
     – Команата на втором этаже не имеет окна, – покачал головой сержант. – Это и кажется самым странным... Но далеко убийца не ушел. Крик слышали не только эти двое, были и другие прохожие. Они увидели, как по улице бежит человек, подняли крик, и полицейский, стоявший на углу Алленби, бросился в погоню.
     – Неужели догнал? – поразился Беркович.
     – Представь себе, – с удовлетворением подтвердил сержант. – Он вызвал подкрепление, мы прибыли быстро и... Вот и все дело, стажер.
     В голосе сержанта Беркович уловил неуверенность и задал вполне естественный вопрос:
     – Свидетели его, конечно, опознали?
     Горелик посмотрел на стажера рассеянным взглядом.
     – В общем-то да... – протянул он. – Они ведь видели его какую-то секунду. Много ли рассмотришь за это время?
     – Так узнали или нет?
     – Узнали, узнали, – нетерпеливо сказал Горелик.
     – Где сейчас подозреваемый?
     – После опознания я отправил его в камеру. Есть еще вопросы?
     – Свидетелей вы уже отпустили?
     – Пока нет, они сейчас подписывают протокол. Поднимись на второй этаж, если хочешь с ними поговорить, – сказал сержант и добавил, оставляя за собой последнее слово: – И не путайся тут под ногами.
     На второй этаж вела узкая лестница из двух пролетов. Разминуться здесь с убийцей свидетели, конечно, не могли. Офис Смолина оказался узкой комнатой, где действительно не было ни одного окна. За столом сидел не знакомый Берковичу полицейский, дописывавший последний лист протокола, а свидетели – молодой парень лет двадцати и мужчина средних лет – следили за ним, сидя в глубоких старинных креслах.
     – Вы действительно видели убийцу на лестнице? – спросил Беркович.
     – Конечно! – воскликнул мужчина постарше. – Убийцу, кого же еще?
     – И смогли бы его узнать?
     – Ну... – протянул мужчина, а молодой парень добавил:
     – Я бы смог – без проблем. Было уже светло. Внизу ведь огромные окна. Я его хорошо рассмотрел. Он был в светлой рубашке, и справа на щеке пятно будто от ожога.
     – Да, – подтвердил второй свидетель, – это правда.
     – Готово, – сказал сидевший за столом полицейский. – Прочитайте и подпишитесь на каждом листе, – обратился он к свидетелям.
     Молодой парень оказался проворнее, он выхватил из руки полицейского протокол и начал читать, бормоча что-то себе под нос. Прочитав первый лист, он расписался и передал бумагу второму свидетелю, а затем лист попал наконец в руки Берковича. Оказывается, молодого свидетеля звали Миха Карпет, и был он разносчиком почты, а старший оказался служащим министерства промышленности, звали его Антон Плавник. Сержант пересказал события достаточно точно, но, как и ожидал стажер, опустил одну принципиальную деталь. Да, свидетели, в принципе, опознали преступника. Но оба в голос утверждали: родимое пятно находилось на правой щеке человека, которого они видели на лестнице. У задержанного тоже была большая родинка, но – на левой щеке, и с этим прискорбным фактом сержант Горелик ничего не мог поделать.
     Он, судя по всему, пытался надавить на свидетелей своим авторитетом, но ни Карпет, ни Плавник показаний не изменили. "Да, похож, – твердили они, – но пятно было на правой щеке, мы не могли ошибиться".
     На что задержанный, который оказался художником по имени Биньямин Малер, резонно заметил: "Мало ли у кого может быть родинка! Чего вы от меня хотите? Они же видели не меня, разве не ясно?"
     "А почему вы бежали?" – спросил сержант и получил естественный ответ:
     "Это запрещено? Я всегда по утрам бегаю. Я живу неподалеку, можете проверить".
     "Проверим", – пообещал сержант и отправил задержанного в камеру до выяснения обстоятельств.
     Прочитав протокол до конца, Беркович вернул листы полицейскому и спустился в торговый зал.
     – Противоречие в показаниях очевидно, – сказал он сержанту. – Что вы станете делать, если свидетели будут стоять на своем?
     – Они ошиблись, – уверенно заявил Горелик, не удостаивая Берковича взглядом. – Подумают и изменят показания.
     – А если нет? – настаивал стажер.
     – Послушай, Беркович! – раздраженно сказал сержант. – Это уже не мои проблемы верно? Пусть твой шеф разбирается. В конце концов, не так уж здесь было светло. Семь утра, не полдень. Правая щека, левая щека... Разве много в Израиле людей с родимыми пятнами на морде? Или ты действительно считаешь, что Малер не имеет к делу отношения?
     – Может, и не имеет, – пожал плечами Беркович. – Это ведь нужно доказать, и без свидетелей не обойтись...
     Сержант повернулся к стажеру спиной, и тот вынужден был отойти в сторону. Взгляд его блуждал по помещению, останавливаясь то на старинном диване, в котором наверняка было больше пыли, чем в пустыне Негев во время хамсина, то на огромном столе с гнутыми ножками, за которым, возможно, сидел когда-то сам Меир Дизенгоф. Наконец Беркович обнаружил то что искал и мысленно прикинул, как все могло быть на самом деле.
     – Да, – сказал он себе, – нужно попробовать.
     – Я еду в управление, – сказал сержант. – Ты едешь или остаешься?
     – Остаюсь, – быстро сказал стажер. – Хочу проверить одну идею.
     Горелик явно испытал облегчение от того, что им не придется возвращаться в одной машине. Карпет и Плавник спустились со второго этажа и собрались выйти вместе с сержантом.
     – Погодите, – обратился к свидетелям Беркович, – вы можете задержаться на минуту? Минута, не больше.
     – Да, конечно, – с готовностью согласился Плавник, а Карпет поморщился: ему еще предстояло закончить развозку почты.
     – Посидите вон там, я вас позову, – сказал Беркович и усадил мужчин на стульях для посетителей таким образом, чтобы они не могли видеть, чем он будет заниматься.
     – Готово! – провозгласил Беркович две минуты спустя.
     Обернувшись, Карпет и Плавник не увидели стажера в зале и растерянно переглянулись. Возле двери стоял полицейский и с любопытством следил за представлением, находя его, видимо, достаточно забавным.
     – Вот он где! – воскликнул неожиданно Карпет и направился к лестнице. – Мы вас видим, вы что, играете с нами в прятки? Эй, куда вы?
     – Это называется следственный эксперимент, – важно провозгласил Плавник и пошел следом за Карпетом. – Он хочет повторить то, что было утром. Интересно, неужели он нашел второй выход?
     – Нет здесь второго выхода, – сказал Беркович и вышел из-за старого шкафа, стоявшего посреди торгового зала.
     Карпет и Плавник обернулись и пораженно воззрились на стажера.
     – Послушайте, – сказал Карпет, – вы же были...
     Впрочем, соображал он быстро и секунду спустя, сделав огромный прыжок, оказался на нижней ступеньке лестницы.
     – Зеркало! – воскликнул он. – Черт побери, конечно! Как я раньше не догадался? Но... – он настороженно посмотрел на Берковича. – Его же не было там несколько минут назад.
     – Не было, – согласился стажер. – Но оно всегда висело здесь, в пролете между первым и вторым этажами. И утром, когда вы ворвались сюда, висело тоже. Вы услышали крики и ринулись наверх. Было достаточно светло, и вы увидели убийцу. Этот человек стоял у шкафа, вот здесь, и в зеркале на секунду возникло его отражение. А потом он спрятался за шкаф, как я сейчас, а вам показалось, что он метнулся влево, то есть – на второй этаж. Вы – за ним. А убийца тем временем снял зеркало, спрятал за диван, вот сюда, где я его и нашел... Выскочил на улицу и... Вполне мог бы и сбежать, если бы не натолкнулся на полицейского.
     – Вот поэтому, – говорил стажер полчаса спустя, докладывая инспектору Хутиэли результат завершенного расследования, – возникло противоречие в показаниях. Свидетели видели убийцу в зеркале, пятно было у него на правой щеке. А на самом деле – на левой, конечно.
     – Два-ноль в твою пользу, Борис, – хмыкнул Хутиэли.
     – А что, – удивился Беркович, – я с кем-то играю?
     – Ты второй раз обставил Горелика, – пояснил инспектор. – Смотри, он человек злопамятный.
     – А вы, – сказал стажер, – не посылайте меня с ним в паре.
     – Почему? Должен же он в конце концов сравнять счет!
     – А если опять – в мою пользу?
     Хутиэли поднял взгляд к потолку и что-то подсчитал в уме.
     – Тогда, – сделал он вывод, – счет будет три-ноль, верно?
    
     Следующая глава