– Тебе не кажется, стажер, – обратился к Берковичу инспектор Хутиэли, – что ты уже созрел для того, чтобы провести самостоятельное расследование?
     – Мне давно это кажется, – скромно отозвался Беркович, перелистывая страницы "Едиот ахронот", – я все не мог понять, почему вы этого не замечаете?
     – Трудно было заметить, – хмыкнул инспектор. – Ты ведь прятался в тени сержанта Горелика...
     Хутиэли засмеялся собственной шутке, но сразу оборвал смех, взгляд инспектора стал серьезным.
     – Вот что, – сказал Хутиэли. – Только что звонил Миха Пораз, ты его знаешь...
     – Да, – кивнул стажер, – он работает в аэропорту.
     – Верно. Тебе придется выехать...
     – В Бен-Гурион? Всегда готов!
     – Нет, – покачал головой Хутиэли. – К югу от Лода есть небольшой частный аэродром для спортивных машин. Через несколько минут там совершит посадку самолет "Дельта" компании "Аркия". Вообще-то это рейс из Кирьят-Шмоны в Эйлат, но пилот идет на вынужденную, потому что на борту труп.
     – Что? – поднял брови Беркович.
     – Труп, – повторил инспектор. – Пилот сообщил об этом диспетчерам в Бен-Гурионе, попросив срочную посадку, но там сейчас очень напряженно, и машину направили на частный аэродром. Пораз занялся бы этим сам, если бы "Дельта" села в Бен-Гурионе, но поскольку...
     – Я понял, – стажер вскочил, и листы газеты рассыпались по полу.
     – Эксперт Хан уже в машине! – крикнул вслед инспектор.
     В Лод мчались, включив сирену. Беркович пытался по сотовому телефону получить хоть какую-нибудь информацию от полицейского, который уже поднялся на борт "Дельты", но слышимость была отвратительной, и стажер решил дождаться прибытия на место.
     Самолет стоял в самом конце взлетного поля – это была небольшая машина на двенадцать пассажиров, и Беркович уже знал, что билеты не были распроданы полностью. Эксперт первым поднялся на борт, Беркович проследовал за ним, пришлось пригнуться, дверь оказалась низкой, а салон – маленьким и тесным. В креслах сидели шесть человек, у входной двери дежурил полицейский, а из открытой двери пилотской кабины выглядывало симпатичное лицо стюардессы.
     – Сандра Леви, – представилась девушка, ее открытый взгляд заставил Берковича смутиться, свое смущение он скрыл за резкостью, о которой немедленно пожалел.
     – Госпожа Леви, – сказал он, – ваше место в салоне, а не в пилотской кабине.
     – Да... – смутилась стюардесса, – но мне... страшно.
     – Простите, – пробормотал Беркович. – Я просто хотел... Где тело?
     Девушка кивком головы показала на пожилого мужчину, сидевшего во втором ряду кресел. Голова его была опущена, из груди на уровне сердца торчала рукоять узкого, как шило, стилета. Крови почти не было, на фоне темной рубашки пятно было малозаметно.
     Эксперт наклонился над телом.
     – Умер мгновенно, – сказал он через минуту. – Очень точный удар.
     Только сейчас Беркович посмотрел на остальных пассажиров. Во втором ряду, кроме убитого, никого не было. В первом сидел бледный мужчина лет пятидесяти, перед ним на раскрытом столике лежала стопка листов с какими-то записями, судя по всему, бухгалтерского характера. Ряд позади убитого был пуст, а в следующем сидели двое: юноша и девушка, смотревшие не на Берковича, а друг на друга – похоже, их ничего на этом свете не интересовало, кроме собственных чувств. В последнем ряду сидели еще два пассажира: женщина средних лет, похожая на школьную учительницу, и – у противоположного окна – мужчина с невыразительной внешностью. На лице женщины застыл ужас, она готова была в любую минуту завизжать.
     – Прошу всех не вставать со своих мест, – сказал Беркович, – пока я не сниму предварительных показаний. Надеюсь, это не отнимет много времени.
     – Мне нужно в Эйлат, – нервно сказал господин с первого ряда. – У меня важная встреча...
     – Вы сможете продолжить полет после того, как будут завершены формальности, – сухо сказал Беркович. Похоже, этот бухгалтер не вполне отдавал отчет в том, что позади него сидит убитый человек. И уж тем более он не задумывался над тем, что убийца вполне определенно находится в этом же салоне.
     Эксперт завершил работу по фиксации отпечатков, покачал головой в ответ на красноречивый взгляд Берковича, и начал сворачивать свое оборудование.
     – Тело можно унести, – сказал Хан на ухо стажеру. – Я поеду с ним в Абу-Кабир. Могу пока сказать, что удар был нанесен сверху вниз правой рукой.
     Оставшись в салоне с пятью пассажирами, один из которых был убийцей, Беркович задумался. У него было не так уж много времени для того, чтобы из пяти подозреваемых оставить одного и объявить ему о задержании. Час-другой, и придется отпустить всех. Конечно, их вызовут в полицию для дачи показаний, но ведь убийца вполне сможет скрыться... Была еще одна мысль: по сути, это первое дело, которое он ведет сам, здесь нет ни инспектора с его ироничным взглядом, ни сержанта Горелика с его ухмылками. И если он сейчас отпустит убийцу, а тот скроется...
     Между прочим, почему он все время думает о пяти подозреваемых? Вот первая ошибка: убийцей могла оказаться и стюардесса. И даже с большей вероятностью, чем кто-либо из пассажиров. На нее не обращают внимания, когда она передвигается по салону, она скорее, чем кто-то другой, может наклониться над сидящим в кресле человеком и...
     А пилот? Почему нужно сбрасывать со счета пилота и бортинженера, кстати, тоже? Они могли на минуту покинуть кабину – почему нет?
     Для убийства нужен мотив. У кого-то он был, это несомненно, но начинать нужно было не с поиска мотива, Беркович ничего не знал ни о ком из восьми человек, находившихся на борту самолета. Сейчас важно понять – как это было сделано?
     С кого начать? С господина в переднем кресле? Если он не убийца, то прока от него будет немного, он вперился в свои бумаги, будто ими для него ограничивалась Вселенная. Женщина в последнем ряду? Нет, у нее такой испуганный вид, что она будет, скорее всего, говорить чепуху и придумывать детали. Мужчина в том же ряду? Пожалуй, это самый надежный свидетель, если он, конечно, не убивал сам. Нужно начать с него – а влюбленную парочку оставить напоследок.
     Беркович втиснулся в кресло рядом с пассажиром в последнем ряду и, положив на откинутый столик бланк допроса, спросил:
     – Ваше имя, возраст, профессия?
     – Ицхак Гудман, сорок три, работник электрической компании.
     "Хороший ответ, четкий, – подумал Беркович. – Вот уж действительно, не внешность определяет человека".
     – Вы можете вспомнить, – продолжал он, – кто из пассажиров вставал со своих мест во время полета? Может, вы видели, что кто-то наклонялся над человеком из второго ряда?
     – Я все время об этом думаю, – задумчиво сказал Гудман, – с того момента, как пилот сказал... Могу вспомнить только, что стюардесса дважды проходила из конца в конец – разносила напитки. Этот человек... ну, которого убили... он не пил, это я точно помню, девушка спросила его, он отказался. Эта женщина, – Гудман скосил глаза в сторону пассажирки, сидевшей у противоположного окна, – вставала один раз и проходила в туалет, это у кабины пилотов, она могла, наверное... Но я не видел – наклонялась она или прошла мимо... Нет, не помню.
     – А молодые люди? – спросил Беркович.
     – Н...нет. По-моему они так и сидели с самого начала. Но точно не скажу.
     – Бухгалтер с первого ряда?
     – Он вставал, да, это было почти сразу после взлета, он хотел пройти в туалет, но стюардесса попросила его сесть, потому что набор высоты еще не закончился.
     – Ясно. А потом? Если он действительно хотел в туалет...
     – Нет, он больше не вставал. Хотя я могу и ошибиться, первый ряд отсюда почти не виден.
     – Последний вопрос: вставали ли вы сами?
     – Понимаю... Да, вставал, но я не проходил к первым рядам, я просто хотел посмотреть в то, противоположное окно. Там были Иудейские горы, очень красиво, а из моего окна было видно только море...
     – Спасибо, – сказал Беркович, – прочитайте и подпишитесь здесь, пожалуйста.
     "Вряд ли он обманывает, – думал стажер, – ведь его легко уличить, достаточно женщине сказать, что он не наклонялся в ее сторону... И молодые люди могли видеть, если он проходил вперед... Скорее всего, Гудмана нужно исключить из списка подозреваемых. Во всяком случае – на время".
     Беркович поднялся и прошел к первому ряду. Бухгалтер, как стажер про себя называл этого человека, сидел, по-прежнему уткнувшись в бумаги, и что-то писал аккуратным почерком. Когда Беркович сел рядом, пассажир сложил листы и сказал:
     – Вряд ли я смогу помочь, он ведь сидел сзади, и я, к тому же, занимался делами...
     – Ваша фамилия, пожалуйста, возраст, профессия.
     – Арнольд Стессель, пятьдесят три года, архитектор.
     – А я думал, что вы бухгалтер, – вырвалось у Берковича.
     Стессель усмехнулся.
     – Похож, да? Меня многие принимают почему-то за счетного работника. Нет, я проектирую виллы и сейчас как раз составлял контракт, который хочу заключить с одним из подрядчиков в Эйлате.
     – Вы занимались этим контрактом с момента взлета? – спросил Беркович, с любопытством разглядывая исписанные листы.
     – Да, – подтвердил Стессель.
     – И ничего не слышали за спиной? Он ведь должен был хотя бы вскрикнуть...
     – Нет, – покачал головой Стессель. – Впрочем, – добавил он с извиняющейся улыбкой, – я так сосредоточился, что... В такие минуты я не обращаю внимания на окружающее.
     – И весь этот длинный текст вы написали в полете? – с уважением спросил Беркович. – Я, например, в самолете, особенно когда взлет, могу только смотреть в окно, меня мутит...
     – Нет, – улыбнулся Стессель, – я спокойно переношу полеты.
     – Понятно, – протянул Беркович и встал. "Черт, – подумал он, – неужели все так просто?" Стажер прошел в конец салона, к двери, у которой дежурил знакомый ему полицейский.
     – Иди-ка со мной, Мошик, – сказал Беркович. – Ты сильнее меня, я могу его не удержать. Достань наручники и нацепи их на... Эй, вы что, господин Стессель? Здесь всего одна дверь!..
     Полчаса спустя стажер сидел напротив инспектора Хутиэли и пил обжигающий черный кофе, приготовленный лично инспектором. Допрос Стесселя еще предстоял и признание еще не было получено, но обоим было ясно, что убил именно архитектор. Привстал, обернулся, быстрым движением всадил стилет и опустился на свое место. Вряд ли кто-нибудь обратил внимание на это быстрое движение.
     – Он утверждал, что все время писал текст договора, – сказал Беркович, повторяя это уже в третий раз. – Страницы исписаны очень ровным и четким почерком, вы же видели, инспектор. А самолет маленький, его должно было трясти, особенно во время взлета... Стессель соврал, это ясно. Ничего он не писал – сначала дожидался момента, а потом приходил в себя после того, что сделал. Склонился над бумагами, чтобы стюардесса не видела его волнения.
     – Да, да, – махнул рукой инспектор. – Это все понятно. Я и сам терпеть не могу самолеты... Пей кофе, стажер, чего это тебя так качает? Ты ведь не в самолете!
    
     Следующая глава