– Поздравляю, стажер, – сказал инспектор Хутиэли, когда Беркович вошел в кабинет. – Я вчера передал майору Лейбовичу просьбу о досрочном прерывании твоей стажировки в связи с тем, что ты уже доказал свою профессиональную пригодность.
     – Поздравляете с тем, что передали просьбу? – удивился Беркович. – Насколько я знаю майора, он будет тянуть с ответом две недели и в конце концов откажет под тем предлогом, что в инструкции не предусмотрено сокращение срока стажировки.
     – Из тебя выйдет плохой следователь, – покачал головой Хутиэли. – Твой вывод абсолютно неверен. Вот, – он поднял со стола лист бумаги, – приказ по управлению о зачислении тебя в штат и присвоении очередного звания. С этим и поздравляю.
     – С-спасибо, – только и сумел вымолвить Беркович. Приверженность майора Лейбовича, ответственного в управлении за кадры, всем и всяческим инструкциям давно вошла в поговорку. О майоре говорили: "Без инструкции он и в туалет не пойдет", и в этом была большая доля правды. У Берковича не укладывалось в голове, что Лейбович способен принять кадровое решение в течение двенадцати часов, да при этом еще и нарушить Инструкцию о прохождении стажировки, пункт 11. Наверняка инспектор приложил немало усилий, чтобы уломать майора, да ведь он не признается, не стоит и спрашивать.
     – Спасибо, – повторил Беркович и добавил: – А какое звание мне присвоено? Полковник?
     – Дождешься, – хмыкнул инспектор. – Сержант, согласно инструкции о продвижении по службе.
     – Ага, – глубокомысленно произнес бывший стажер. – Теперь я могу говорить с Гореликом как равный с равным.
     – Он будет счастлив, – заключил инспектор и поднял трубку телефона, потому что тот звонил, не умолкая, уже больше минуты.
     – Слушаю, – бросил Хутиэли, послушал, коротко ответил "да" невидимому собеседнику и закончил разговор.
     – Ну вот и первое самостоятельное задание, – сказал он Берковичу. – Звонили из диспетчерской. Попытка ограбления в парке Яркон. Ударили по голове какого-то парикмахера, попытались отнять деньги. Поезжай. Эксперт ждет в машине.
     До парка домчались за четверть часа, свернули в одну из боковых аллей. По дороге Беркович переговорил по телефону с полицейским, обнаружившим тело. По-видимому, грабителя что-то спугнуло, он нанес удар по голове, оглушил жертву, но не успел обшарить карманы. Именно там парикмахер хранил свой бумажник, в котором, по словам полицейского, была "большая пачка денег, на вид тысяч двадцать, может, больше".
     Толпа зевак стояла поодаль от места происшествия, сдерживаемая кордоном из пяти блюстителей порядка. Машина "скорой помощи" стояла рядом с полицейской, медицинская бригада склонилась над телом.
     Патрульный, двухметрового роста "марокканец", вытянулся перед Берковичем, вогнав бывшего стажера в краску:
     – Тело обнаружил в ходе патрулирования местности. По документам...
     – Давайте я посмотрю сам, – нетерпеливо сказал Беркович и взял из руки полицейского удостоверение личности.
     "Хаим Барнеа, – прочитал он, – год рождения..." Хаиму было сорок пять лет и, судя по вложенному в удостоверение личности документу, он владел парикмахерской на углу улиц Ротшильда и Каценельсона. "По виду не скажешь", – подумал Беркович, ему почему-то казалось, что парикмахер должен выглядеть не так, как обычный мужчина, должно было в его облике нечто такое... демоническое. Впрочем, Беркович редко имел дело с профессиональными парикмахерами, его и сейчас стригла по дружбе соседка, новая репатриантка, и Борис был доволен – он и деньги экономил, и время проводил за приятной беседой с красивой женщиной.
     Парикмахер, которого уже положили на носилки, застонал и попробовал приподняться.
     – Лежите спокойно, – приказал фельдшер, – у вас может быть сотрясение мозга.
     Хаим Барнеа опустил голову на подушку и закрыл глаза.
     – Я поеду с вами, – сказал Беркович. – Мне нужно задать этому человеку несколько вопросов.
     Фельдшер выразил неодобрение лишь взглядом, но возражать не стал. Машина "скорой помощи" мчалась, завывая сиреной. Парикмахер, судя по его взгляду, пришел в себя, и Беркович не стал дожидаться, когда машина доберется до приемного покоя и за дело возьмутся врачи – тогда придется ждать не один час, пока эскулапы закончат штопать голову потерпевшего.
     – Как по-вашему, – спросил Беркович, наклоняясь над носилками, – это было случайное нападение или кто-то знал о деньгах? Кстати, почему при вас была такая крупная сумма?
     Барнеа было трудно сосредоточиться, взгляд его блуждал, видимо, у него действительно было сотрясение мозга.
     – Я... в банк... нес деньги в банк... Наверно, знал... кто– то узнал...
     – Кто? – быстро спросил Беркович. – Кто мог это знать? И почему вы не поехали на машине?
     – Я... – Барнеа повернул голову и посмотрел Берковичу в глаза. – Я всегда... гуляю в это время... Полезно для... А деньги... Нет, никто не знал... Обычно я отношу выручку позднее... и на машине...
     – Но кто-то же все-таки узнал, – стараясь говорить как можно внушительнее, настаивал на своем Беркович. – Вы изменили планы и кому-то, видимо, сказали об этом.
     – Кому... Только Ирит.
     – Ирит?
     – Моей жене, – пояснил Хаим. – Вы же не думаете, что...
     – Успокойтесь, пожалуйста, – быстро сказал Беркович. – Конечно, ваша жена тут ни при чем. Но кто-то мог слышать ваш разговор. Или Ирит могла кому-то сказать...
     – Не могла, – отрезал Барнеа.
     – Послушайте, – вмешался фельдшер, – вы бы дали человеку прийти в себя. Допросите потом, имейте совесть!
     – Ничего... – прошептал Барнеа. – Я нормально...
     – Чем быстрее я разберусь в ситуации, – сказал Беркович, – тем больше шансов найти преступника. Господин Барнеа, скажите, этот разговор между вами и женой происходил наедине?
     – Наедине? – повторил парикмахер, он, казалось, плохо понимал значение слов. – Да, нас никто не слышал.
     – Вы были в комнате одни? – настаивал Беркович, поскольку ему показалось, что Барнеа не вполне понял вопрос.
     – Нет, – ответил тот. – Это... в салоне. Я собирался... и сказал Ирит...
     – Кто был в это время в салоне?
     – Три женщины... Но они не могли слышать... Нет. Они сидели под феном... Голова под колпаком... и жужжит... А мы разговаривали тихо... И далеко... Нет, они не могли...
     – Три женщины, – раздумчиво произнес Беркович. Других подозреваемых он не видел. Могла ли женщина нанести удар по голове? Почему нет? Впрочем, у нее мог оказаться друг, ждавший снаружи. Но Барнеа прав: сидя под жужжащим феном, не услышишь того, что говорят, да еще вполголоса, на расстоянии трех-четырех метров. Может, кто-то еще находился в зале? Например, муж одной из посетительниц? Ждал жену, читая газету, а Барнеа не обращал на него внимания?
     Он задал этот вопрос и получил однозначный ответ:
     – Нет, никого больше не было.
     – Придется заняться каждой из ваших посетительниц, – сказал Беркович. – Я понимаю, что они могут оказаться невиновны, и им будет неприятно, но другого выхода не вижу. Вы их знаете, этих женщин?
     – Одну – да... Пнина Финкель... На улице Гиллель... Жена Финкеля, дипломата... Очень почтенная... Сорок три года... ходит ко мне давно...
     Пнина Финкель, жена Финкеля. Очень полезная информация. Но, если женщина – давняя клиентка, ее, видимо, нужно сбросить со счетов. А остальные?
     – Две другие, – продолжал Барнеа, и чувствовалось, что говорить ему становится все труднее, – были в первый раз.
     – Вы совсем ничего о них не знаете?
     Барнеа не успел ответить, машина затормозила у приемного покоя больницы, задняя дверь распахнулась, в проеме возникли лица санитаров, готовых принять носилки.
     – Минуту, – поднял руку Беркович. – Одну минуту, хорошо?
     – Только минуту и не больше, – резко сказал фельдшер бригады "скорой помощи". – Вы превышаете полномочия!
     – Вы совсем ничего о них не знаете? – повторил вопрос Беркович.
     – Кое-что успел... всегда разговариваешь, когда... Одну зовут Далия... Молодая... лет двадцать пять... Секретарша в офисе Электрической компании... Другой под сорок... Натали... русская... сказала, что работает в магазине Гринберга...
     – Замечательно! – обрадовался Беркович, который даже не надеялся на получение таких сведений. – Офис Электрической компании – тот, что на улице Ахад А-ама?
     – Н-не знаю... – прошептал Барнеа.
     – Неважно, – сказал Беркович, – разберемся.
     – Я бы не хотел... – сказал Барнеа, и на его лице появилась гримаса неудовольствия. – Они порядочные женщины...
     – Никому не будет нанесен урон, – внушительно произнес Беркович. – Вы говорили еще о чем-нибудь перед тем, как усадили женщин под колпаки?
     – О модах... О скидках в супермаркете... Далия говорила о муже, он... тиран, да... Натали... жаловалась, что работа не нравится...
     – А госпожа Финкель ни на что не жаловалась? – вздохнул Беркович.
     – Нет... она никогда не жалуется... Веселая такая, хотя и глухонемая...
     – Как вы сказали? – встрепенулся Беркович. – Глухонемая?
     – С рождения...
     – Все, – вмешался фельдшер, – минута прошла!
     – Да-да, извините, – сказал Беркович. – Больше не задерживаю. Надеюсь, – обратился он к Барнеа, – что все будет хорошо.
     Парикмахер ничего не ответил, он закрыл глаза, лицо стало бледным, как простыня, разговор, видимо, его действительно очень утомил. Санитары вытянули носилки из машины, поставили на колеса и быстро покатили к двери приемного покоя. Беркович вылез следом и принялся разминать ноги, затекшие от сидения в неудобной позе. Подумав, снял с пояса радиотелефон и набрал номер патрульной машины, которая, как он знал, должна была находиться поблизости от парикмахерской Барнеа.
     – Восьмой слушает, – сказал мрачный бас.
     – Сержант Беркович, – представился Борис.
     – О! – сказал мрачный бас. – Самозванец! С каких это пор ты стал сержантом, стажер?
     – С восьми часов нынешнего утра, – сухо сообщил Беркович.
     – Поздравляю! – искренне обрадовался бас. – Что хотели сказать, сержант?
     – Отыщите на улице Гиллель квартиру некоего дипломата Финкеля...
     – А чего искать? Знаю я этого Финкеля, работает в консульском отделе.
     – И жену его знаете?
     – Жену – нет.
     – Отправляйтесь к нему домой и произведите задержание Пнины Финкель.
     – Ордер... – начал полицейский.
     – Я буду на месте через полчаса, – сказал Беркович, – и привезу необходимые бумаги. Вы ее просто не выпускайте, чтобы не сбежала.
     – А что...
     – Попытка ограбления.
     – Пнина Финкель? – изумился полицейский.
     – Или ее сообщник, это мне хотелось бы выяснить.
     – Поговорить с ней?
     – Не сможете, – сообщил Беркович. – Она глухонемая. Это ее и выдало: она прочитала по губам разговор парикмахера с его женой. Он сказал, что намерен отнести в банк выручку, и госпожа Финкель видела эти слова.
     Беркович отключил телефон и быстрыми шагами направился прочь от больницы. Нужно было поймать такси и мчаться за ордером. Вряд ли с этим будут проблемы.
     "Однако, – думал сержант Беркович по дороге, – чего ей не хватало в жизни? Может, именно приключений на свою голову?"