Берковича поднял с постели звонок инспектора, и до приезда патрульной машины он успел выпить кофе. Сержант терпеть не мог ночные вызовы, особенно после того, как Наташа переселилась наконец в его двухкомнатную квартиру и они назначили день свадьбы. Когда зазвонил телефон, Наташа, свернувшаяся клубочком под боком у Бориса, пробормотала, не просыпаясь:
     – Будильник... Почему так рано?
     Берковичу удалось встать с постели, не потревожив Наташу, но сейчас, стоя на склоне холма в трех шагах от неподвижного женского тела, сержант думал о том, что, проснувшись поутру и не обнаружив рядом своего любимого Бореньку, Наташа непременно сделает вывод о том, что служба для него важнее будущего семейного счастья.
     Беркович подумал, что мысли о Наташе мешают ему сосредоточиться. Мертвое женское тело. И голос эксперта Рона Хана, говоривший:
     – Никаких шансов у нее не было. Никаких.
     Это, впрочем, ясно было и без экспертизы. Судя по характеру травм и положению тела, женщина выпала из окна одного из домов, стоявших на вершине крутого холма – от подножия дом отделяло около пятидесяти метров, и сохранить жизнь, упав с такой высоты (а нужно еще учесть высоту самого дома), было невероятно.
     Утро уже наступило, и в окнах двух десятков домов, стоявших наверху подобно стенам старинной крепости, отражались косые лучи только что взошедшего солнца. Все окна в ближайшем трехэтажном доме были закрыты, а многие и зашторены. Ясно, что смерть женщины – не несчастный случай. Кто-то ведь уже после ее падения закрыл окно.
     – Где Дани? – спросил Беркович эксперта. Даниэль Тенцер был командиром полицейского патруля, приехавшего час назад по вызову свидетеля, обнаружившего труп.
     – Поднялся в дом, – Хан показал наверх. – Опрашивает жителей, хочет выяснить, из какого именно окна выпала женщина, и кто она вообще такая.
     Никаких документов на трупе, естественно, не оказалось – женщина была, хотя и одета, но очень легко: на ней было почти ничего не скрывавшее летнее короткое платье.
     – Это не может быть ни самоубийством, ни несчастным случаем, – заметил Хан. – Иначе окно, из которого она упала, осталось бы открытым.
     – Вот именно, – с досадой сказал Беркович. – Если кто-то выбросил женщину, то зачем он закрыл окно? Ведь этим убийца сразу привлек к себе внимание! Мы же все равно узнаем, из какого окна она выпала.
     – Пожалуй, – согласился эксперт.
     – А где свидетель, вызвавший полицию? – поинтересовался Беркович.
     – В машине, – сказал Хан. – Я видел его мельком, молодой парень с проблемами.
     – С проблемами? – удивился Беркович. – Какие проблемы?
     – Не может объяснить, почему он рано утром бродил по склонам холма с биноклем. Согласитесь, сержант, странное занятие для молодого человека.
     Беркович хмыкнул, подумав, что эксперт, пожалуй, уже забыл, как сам был молод и ухаживал за девушками. Впрочем, у Хана могли быть иные методы. Сам же Борис еще помнил, как лет семь-восемь назад простаивал с биноклем под окнами своей первой любви по имени Машенька и пытался разглядеть за стеклом спальни текст предназначенной ему записки.
     Беркович сбежал с холма на дорогу, где стояли две полицейские машины и "скорая помощь". Свидетель, о котором говорил Хан, расположился на заднем сидении одной из машин. Это действительно был молодой человек лет двадцати трех, в шортах и огромной майке с символикой хайфского клуба "Маккаби". На груди у парня висел на ремне большой морской бинокль.
     – Миха Зусман, – сказал свидетель, отвечая на вопрос Берковича. – Послушайте, сержант, нельзя ли сделать так, чтобы я дал показания и поехал по делам? У меня полно дел, в том числе и важных...
     – Вы на машине? – спросил Беркович.
     – В каком смысле? – не понял Зусман. – Здесь я пешком. А живу в одном из домов поселка, отсюда дом не виден, он во втором ряду. По утрам бегаю, здесь хорошие дорожки.
     – С биноклем? – скептически спросил сержант.
     – Господи! – воскликнул Зусман. – Вас это тоже смущает? Ваш коллега меня об этом уже спрашивал, и по-моему, мой ответ его не удовлетворил.
     – А какой был ответ?
     – А никакого! – с вызовом сказал Зусман. – Люблю при восходе солнца рассматривать холмы и дорогу на Иерусалим. Разве это не красиво? И разве это противозаконно?
     – Ни в коем случае! – с энтузиазмом воскликнул Беркович, проникаясь к Зусману все большей симпатией. Действительно, рассудочный Тенцер, командир патруля, вряд ли мог проникнуться идеей утренней пробежки с разглядыванием красот пейзажа.
     – Ни в коем случае, – повторил сержант. – Скажите, раз уж вы живете в этих домах, то, может, погибшая вам знакома?
     – Конечно, – мрачно отозвался Зусман. – Это Нира Кишон, она живет в доме, что над дорогой, верхний этаж.
     – Почему же вы не сказали об этом путрульному? – удивился Беркович.
     – А он меня не спрашивал, – резко сказал Зусман. – Ему почему-то не понравился мой бинокль, и он вел себя, будто я подозреваемый.
     – Ясно, – сказал Беркович. – Как вы обнаружили тело?
     – Я видел... – голос у Зусмана прервался от волнения. – Я видел, как она падала!.. Я вышел из дома, когда было еще темно, но сейчас светлеет быстро, я обежал лесок, небо на востоке стало розовым, и я остановился, стал смотреть на восход в бинокль. Потом услышал какой-то шум сверху, со стороны дома, и машинально обернулся... Я увидел в окуляры окно... и женщину... я еще не знал, что это Нира... она перегнулась через подоконник, и какой-то мужчина выталкивал ее наружу. Через секунду я услышал сдавленный крик, и женщина исчезла из поля зрения. А мужчина опустил раму и скрылся. Я бросился по склону вверх и увидел... Это была Нира. Вот и все. Полицию я вызвал по мобильному телефону, если вас интересует эта деталь.
     – Мужчину вы не узнали?
     – Нет, я его толком не разглядел. Только руки и часть туловища.
     – Нира замужем?
     – Да, правда, с мужем она не очень ладит.
     – Ясно, – протянул Беркович и, приняв решение, сказал: – Хорошо, Миха, идите по своим делам. Официальную бумагу подпишете потом, в полиции. Спасибо, что помогли.
     Зусман пожал сержанту руку и побежал вдоль дороги к тропе, которая вилась вверх по склону холма.
     – Отсюда к поселку есть дорога? – спросил Беркович у водителя полицейской машины и, услышав положительный ответ, приказал ехать к дому, где жила Нира Кишон. У подъезда уже собралась толпа, и Берковичу не составило труда найти квартиру Ниры – она находилась на последнем, третьем этаже. Дверь была распахнута, на кухне сержант Тенцер разговаривал с грузным мужчиной лет сорока, повидимому мужем Ниры. Беркович остановился на пороге, кивком попросив Тенцера продолжать допрос.
     – И вы не слышали никакого шума? – спросил Тенцер.
     – Никакого, – хмуро сказал мужчина. – Я спал в спальне, а Нира в гостиной... Мы неделю не разговаривали, поссорились... А почему именно я должен спать в гостиной, скажите? – неожиданно воскликнул он, будто опережая вопрос.
     – Нет, нет, – быстро сказал Тенцер, – продолжайте.
     – Под утро стало прохладно, я вышел в гостиную и увидел, что окно открыто. Я закрыл окно и вернулся к себе. Вот и все.
     – Вы не могли не увидеть в таком случае, что жены нет, – поднял брови Тенцер.
     – Естественно, увидел, ну и что? Нира могла выйти в туалет или на кухню, я что, должен за ней следить? Я лег и опять уснул. Сегодня я работаю в вечернюю смену, могу поспать подольше? А тут вы начали трезвонить, как будто пожар.
     – По-вашему получается, – с иронией сказал Тенцер, – что ваша жена вдруг впала в такую депрессию, что открыла окно и выбросилась вниз. А вы не поняли, что случилось, закрыли окно и спали до нашего прихода. Вы хотите, чтобы я в это поверил?
     – Ничего я не хочу! – закричал мужчина. – Оставьте меня в покое! Вы думаете, я ее выкинул? Я что, идиот?
     Беркович сделал шаг вперед и взглядом спросил у Тенцера разрешения задать вопрос. Тот кивнул и демонстративно заложил руки за голову.
     – Я хотел бы знать, – заговорил Беркович, – причину вашей размолвки с женой.
     – Это наше личное дело!
     – Конечно, – согласился сержант, – но когда на вас падает подозрение в убийстве, личные отношения прямо связаны с расследованием.
     – Подозрение в убийстве! Вы рехнулись, сержант? Я спал, понимаете? Вышел в гостиную, а окно открыто, я его закрыл, и все!
     Кишон даже изобразил руками, как он закрыл окно, и Беркович с недоумением, причину которого он и сам не понял, проследил за его жестом. Следующий вопрос он задал, не задумываясь:
     – Но если все-таки предположить, что у вас была причина...
     – Была! Ну и что? У половины мужчин есть причина, чтобы убить жену! Но никто не убивает, потому что это смешно! Это глупо! Я что, по-вашему, идиот?
     – Это вы уже спрашивали, – механически заметил Беркович. – А все-таки, что за причина, если не секрет?
     Кишон надолго задумался.
     – Секрет... – пробормотал он наконец. – Какой секрет? У нее есть любовник. Я точно знаю, что есть, но не знаю кто. Неделю назад я ей так и сказал, а она... В общем, мы перестали разговаривать.
     – Скажите, – сказал Беркович, поняв неожиданно, какая мысль не давала ему покоя, – кто живет в квартире этажом ниже?
     – Этажом ниже? Эфраим живет, а что?
     – Что он собой представляет? Молод? Одинок?
     – Не то, чтобы молод... Как я. Одинок, да... С женой развелся год назад...
     – Продолжайте, – кивнул Беркович Тенцеру, – я сейчас вернусь.
     Прежде, чем позвонить в дверь Эфраима, Беркович обошел дом и снизу посмотрел на окна. Солнце поднялось уже довольно высоко, и стекла больше не отсвечивали.
     В квартире Эфраима на звонок долго не отвечали, а потом раздался заспанный мужской голос:
     – Кого еще черт принес?
     – Полиция! – крикнул Беркович.
     Несколько минут спустя, поднявшись к Кишону вместе с Эфраимом, изображавшим недоумение, Беркович сказал:
     – Вот, господин Кишон, познакомьтесь, это и есть любовник вашей жены.
     Эфраим от неожиданности едва не упал, схватился рукой за дверную притолоку и в следующую секунду, поняв все, бросился бежать по лестнице. Тенцер и Кишон вскочили со своих мест, но Беркович спокойно сказал:
     – Не уйдет, я предупредил ребят внизу...
     Через час в кабинете Хутиэли сержант рассказывал, отхлебывая кофе:
     – Меня смутил жест Кишона... Он показал, как закрыл окно – сдвинул створки. Я вспомнил слова свидетеля Зусмана: "Женщина исчезла из поля зрения, мужчина опустил раму и скрылся". А окно в гостиной Кишонов закрывалось совершенно иначе. Может, Зусман ошибся? Но он говорил вполне определенно. Тогда я спустился вниз и осмотрел фасад дома. Рама окна в гостиной этого Эфраима – этажом ниже Кишона – действительно поднималась, а не сдвигалась... В общем, дело обстояло так. Нира и Эфраим были любовниками, она ходила к нему, когда мужа не было дома, а бывало, что и по ночам, поскольку спала в гостиной. Сегодня она опять отправилась к Эфраиму, между ними произошла сцена – как я понимаю, Нира собралась развестись с мужем, а Эфраиму это совсем не было нужно. В состоянии аффекта он и выбросил любовницу из окна. Это видел Зусман, но он смотрел в бинокль, да еще и полутемно было... Если бы я спросил напрямик, свидетель вряд ли мог бы сказать, с какого этажа упала женщина. Казалось естественным, что выпала она из окна своей, а не соседской квартиры. Вот мы и подумали сначала, что убийца – муж...
     – Звонила Наташа, – сказал Хутиэли, когда Беркович закончил рассказ. – Она очень недовольна тем, что убийства обычно совершаются под утро. Я сказал, что изменить эту традицию не в наших силах, но она, по-моему, не поверила.
     – А действительно, – сказал, зевая, Беркович, – почему убивают под утро? Очень неудобно работать...
    
     Следующая глава