– Переезд на новую квартиру всегда проблема, – глубокомысленно изрек инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович явился на службу, опоздав на полчаса. – Сразу видно, что ты не спал половину ночи, переставляя мебель.
     – Да? – спросил Беркович. – Почему вы думаете, что я не спал именно полночи, и почему – что я переставлял мебель? Может, я читал книгу или гулял с Наташей в парке?
     – Элементарно, Ватсон, – усмехнулся Хутиэли. – Если бы ты не спал всю ночь, то пришел бы вовремя. А ты всего лишь проспал. И еще: посмотри, у тебя царапины на ладонях. Читая книгу, так не поцарапаешься. А о том, что ты вчера переехал, знают в управлении все. Кстати, тебе нравится на новом месте?
     – Вполне, – бодро отозвался Беркович. – Вы же знаете, инспектор, я люблю любые изменения в жизни. Переезд, перестановку мебели...
     – Женитьбу, – подсказал инспектор.
     – Повышение по службе, – намекнул сержант.
     – Когда женишься, тогда и повышение получишь. Пока ты холост, к чему тебе новое звание?
     – А может, Наташа не соглашается стать моей женой именно потому, что я никак не продвинусь хотя бы до старшего сержанта, не говоря уж...
     – Так вот почему ты до сих пор не позвал меня на свадьбу! – воскликнул Хутиэли. – Я-то думал, что ты снял новую квартиру именно потому, что намерен в ближайшем будущем наконец жениться.
     – Гм... И это тоже.
     – Решено, – сказал инспектор. – Сегодня же пошлю просьбу о присвоении тебе вне очереди звания старшего сержанта.
     Зазвонил телефон, и Хутиэли поднял трубку с видом человека, которому совершенно недосуг с утра заниматься делами, и тем более – делами, связанными с нарушениями законности.
     Выслушав собеседника, инспектор спросил:
     – На каком участке это произошло?
     – Что случилось? – спросил Беркович, когда инспектор положил трубку. – Нападение сирийцев или атака иранских ракет?
     – Иранские ракеты? – с недоумением переспросил Хутиэли.
     – Вы сказали: "На каком участке это произошло?"
     – А... Нет, Ватсон, индукция вам изменила. На участке железной дороги Иерусалим-Тель-Авив между мошавом Кахария и дорогой номер 46 обнаружен труп мужчины. Патрульный Бардани считает, что человек покончил с собой, выбросившись из вагона утреннего поезда, шедшего в Тель-Авив на скорости около ста километров в час.
     – Интересно, – нахмурился Беркович, – каким образом можно выброситься из вагона, если двери запираются автоматически?
     – Вот именно! Тем не менее, мужчина выпал именно из поезда. Собирайся, поехали.
     Добрались быстро, Хутиэли включил сирену, и все машины жались по сторонам, будто нашкодившие дети. У шлагбаума свернули влево, и метров через триста пришлось остановиться: дорога кончилась. Здесь же стояли две полицейские машины, у одной из них Беркович увидел знакомую фигуру эксперта-криминалиста Рона Хана. Хутиэли быстым шагом направился к месту происшествия, где стояли полицейские из дорожного патруля, а Беркович подошел к эксперту.
     – Что-нибудь удалось выяснить? – спросил он после взаимных приветствий.
     – Личность погибшего, – с довольным видом отозвался Хан. – Это известный фальшивомонетчик Арон Ситник. Документов при нем не было, но я обнаружил татуировку у него на бедре. Орел, клюющий зайца. Не знаю, что он хотел сказать этой картинкой, но описание татуировки оказалось в компьютерном банке данных. Это Ситник. Выбросился из поезда на полном ходу.
     – Как он мог упасть, если двери поезда наверняка были закрыты?
     – Да, меня это тоже заинтересовало в первую очередь. Пришлось обратиться к железнодорожникам, и вот что мне сказали. Пневматические двери действительно открываются из кабины машиниста, но их можно открыть и вручную в случае аварии. Для этого существует особый ключ, который есть у каждого машиниста и члена поездной бригады.
     – Ситник работал на железной дороге?
     – Нет, – сказал Хан, пожимая плечами, – он умудрился либо стянуть ключ у кого-то, либо одолжить. Во всяком случае, универсальный ключ я обнаружил в кармане трупа.
     – Отпечатки пальцев...
     – Окончательно скажу после лабораторного анализа, но на первый взгляд на ключе пальцы Ситника.
     – Только Ситника? – продолжал задавать вопросы Беркович.
     – Не только, – усмехнулся Хан. – Сержант, не думайте, что я так наивен. Если бы не было других следов, я бы заключил, что ключ кто-то предварительно протер, а это подозрительно. Нет, там есть и другие отпечатки, но пальцы Ситника идут поверх старых следов. Все это и позволило мне сделать вывод о...
     – Понятно, – торопливо сказал Беркович и обернулся к подошедшему инспектору.
     – Сержант, – сказал Хутиэли. – Пойдите к Бардани. Только что ребята обнаружили чемодан Ситника и его шляпу.
     – Вот как? – оживился Беркович и направился к группе полицейских, склонившихся над чем-то в нескольких метрах от железной дороги.
     – Привет, Борис, – приветствовал коллегу младший сержант Бардани. – Вот погляди, что мы тут нашли.
     Беркович покосился на лежавший неподалеку труп и принялся рассматривать предмет, на который показывал патрульный. Это действительно был небольшой кожаный чемоданчик, он практически не пострадал после падения и был заперт. Лежал чемоданчик в густых кустах в трех метрах от железнодорожного полотна и метрах в десяти от трупа.
     – А шляпа? – спросил Беркович, вспомнив слова Хутиэли.
     – Шляпа дальше, – пояснил Бардани. – Пошли покажу.
     Он пошел вперед по ходу движения поезда, из которого выпал Ситник. Они миновали тело самоубийцы, здесь опять начинались заросли кустарника, шляпа застряла в глубине куста и практически не была видна, если не смотреть под вполне определенным углом со стороны рельсов. Куст был колючим, и один из полицейских, чертыхаясь, полез в гущу зелени. Достав черную шляпу, похожую на те, что носят религиозные евреи, полицейский передал ее своему начальнику, а Бардани, повертев шляпу в руках, отдал Берковичу.
     – Он что, религиозен? – удивленно спросил Беркович и, обернувшись, посмотрел на труп. Одежда на Ситнике была вполне цивильная – широкие штаны, большая черная майка с эмблемой иерусалимского "Бейтара".
     – Нет, – отозвался Бардани, – ты же видишь.
     – Почему вы решили, что это его шляпа?
     – Меир сказал, что у Ситника была индивидуальная примета, кроме татуировки: он почему-то носил черную шляпу. Так что ничего удивительного.
     – Ничего удивительного, – повторил Беркович и обернулся, услышав восклицание эксперта. Хан склонился над вскрытым чемоданчиком – там лежали пачки новеньких пятидесятишекелевых купюр.
     – Наверняка фальшивые, – пробормотал эксперт, когда Беркович подошел и встал рядом. Хутиэли тоже склонился над чемоданчиком и протянул руку.
     – Не нужно, – предостерег Хан. – Сначала проверим отпечатки пальцев.
     – Почему вы думаете, что деньги фальшивые? – спросил Хутиэли.
     – А какие деньги могут быть у фальшивомонетчика? – вопросом на вопрос ответил Хан и тут же добавил: – Шучу. Смотрите, я провожу фломастером по светлому полю... Видите, остается след? На настоящей купюре след не остается.
     – Ясно, – сказал инспектор и поднял взгляд на Берковича. – Что скажешь, Борис? Пришел к какому-нибудь выводу?
     – Жалко беднягу, – вздохнул сержант. – Сломать шею – не лучшая смерть, да еще в таком возрасте...
     – Откуда такая сентиментальность? – удивился инспектор. – Насколько я понимаю, наша основная задача сейчас: выяснить, откуда от взял универсальный ключ...
     – И почему решил покончить с собой таким сложным способом, – добавил Беркович. – Мог бы никуда не ездить и броситься из окна собственной квартиры. Ведь решение его не было спонтанным: он должен был где-то взять ключ, выбросить из поезда чемоданчик... Вы же видите, инспектор, чемоданчик выпал на несколько секунд раньше самого Ситника – судя по расположению тел и скорости, с которой шел поезд.
     – Да, – согласился инспектор. – Я позвонил Нейману, это начальник полицейского участка на железнодорожной станции Тель-Авив Южный. Он опросит всех работников поездной бригады – машинистов, проводников, буфетчиков. У кого-то из них, возможно, пропал ключ.
     – Думаю, – сказал Беркович, – что одного человека нужно допросить в первую очередь.
     – Кого это? – нахмурился инспектор.
     – Техника. В поезде должен быть техник, обслуживающий вагоны, верно?
     – Да, – кивнул эксперт. – Но почему вы думаете, что...
     – Видите ли, Рон, – сказал Беркович, – Ситника выбросили с поезда, это не самоубийство.
     – Вы оспариваете мои выводы? – раздраженно сказал Хан.
     – Извините, Рон, – покачал головой Беркович, – но подумайте: как могла шляпа Ситника оказаться в тридцати метрах от трупа по ходу поезда? Допустим, он выбросил чемоданчик, а потом бросился сам. А шляпа? Даже если предположить, что Ситник бросил и шляпу – причем вперед, по ходу поезда, – то все равно это слишком легкий предмет, чтобы улететь так далеко... Значит, шляпу бросили потом, вслед Ситнику. Вы не согласны?
     – Ну... Пожалуй, – с сомнением сказал Хан. – Хотя он мог сделать это и сам, нужно провести эксперимент.
     – Конечно, – кивнул Беркович. – Но все равно слишком много сомнительного. Во-первых, психологически недостоверно: странный способ самоубийства, вы не находите? Во-вторых, шляпа. В-третьих, универсальный ключ. Почему Ситник положил его в карман? Если он намеревался покончить счеты с жизнью, почему в этот последний момент думал о каком-то ключе?
     – Машинально... – пробормотал Хутиэли.
     – Попросите Неймана, чтобы допросил техника, – сказал Беркович. – Тот наверняка скажет много интересного.
     – Почему именно техника? – спросил Хутиэли, обдумывая сказанное сержантом.
     – Потому что у него был ключ, и только техник мог находиться в любом конце поезда, причем на него никто не обратил бы внимания. Буфетчик всегда на виду, проводник тоже, а машинисты и вовсе – в кабине тепловоза.
     – Прибыла скорая помощь, – доложил Бардани. – Можно увозить тело?
     – Да, – разрешил Хан, в то время как Хутиэли звонил Нейману, чтобы спросить о результате разговора с поездной бригадой. Слушал он долго, а потом сказал:
     – Каплан его фамилия – я имею в виду техника. Ключа у него действительно нет, и, к тому же, оказалось, что он уже имел дело с полицией. И еще: он пытался удрать, когда увидел полицейских.
     – Должно быть, что-то не поделили, – предположил Беркович. – А может, Ситник пытался рассчитаться с Капланом фальшивками, тот обнаружил подделку и сам рассчитался с приятелем...
     – Поехали в управление, – сказал Хутиэли. – Каплана сейчас привезут, сам с ним и разговаривай. У тебя есть что у него спрашивать, верно?
     – Уж будьте уверены, – мрачно сказал Беркович. – На вечер у меня билеты на концерт, а теперь из-за этого... И на завтра не отложишь, верно? – спросил он с надеждой.
     – Нет, – хмыкнул инспектор. – Судья не продлит арест подозреваемого, если нет достаточных оснований для задержания. Ну да ладно, иди на концерт, я сам проведу допрос.
     – Ни за что! – твердо сказал Беркович. – Наташа никогда не простит мне, если я не выполню свой служебный долг.
     Хутиэли хотел было сказать, что лучше бы Борису думать сейчас не о служебном долге, а о супружеском, но, увидев решительное лицо сержанта, инспектор промолчал.
    
     Следующая глава