Раввин пришел вовремя, да и гости начали собираться раньше назначенного срока. В результате уже в половине седьмого Борис Беркович и Наталия Вайнштейн оказались соединены узами законного брата, "ктуба" (брачный договор – прим.авт.) подписана, стакан разбит, и довольные торжественной церемонией гости начали рассаживаться за столы.
     – Наташа, – сказал Беркович жене, – посмотри вокруг, здесь сейчас собрался весь цвет криминального отдела управления полиции. Помяни мое слово: кому-нибудь из наших гостей придется вставать, не доев куриной ножки, и отправляться снимать отпечатки пальцев.
     – Надеюсь, что это будешь не ты, – заметила Наташа, занимая почетное место по главе стола.
     – Не думаю, чтобы это был я, – продолжал Беркович, усаживаясь рядом с женой. – Инспектор этого не допустит. Ведь тогда и ему придется уходить из ресторана, а он специально сегодня не ел полдня, можешь мне поверить.
     Тостов было немного, гости больше налегали на еду – можно было подумать, что все они приехали из голодающего района Уганды. Разошлись в полночь, и, прощаясь с молодыми, инспектор Хутиэли сказал Берковичу так, чтобы не слышала Наташа:
     – Если станет скучно, выходи на работу.
     – На работе веселее? – тихо отозвался Беркович. – Нет, лично я надеюсь, что преступный мир, зная о моей свадьбе, трое суток будет отдыхать.
     – Хорошо бы, – вздохнул инспектор и ушел, поцеловав Наташе руку.
     – Неужели мы целых три дня будем вдвоем? – сказала Наташа на следующее утро. Впрочем, скорее можно было сказать – днем, потому что, когда молодые проснулись, часы показывали полдень.
     – Не говори об этом, накликаешь, – пробормотал Борис, потягиваясь.
     Три дня пролетели, как один, и в четверг, провожая мужа на работу, Наташа сказала:
     – Даже отдохнуть не успели. Возвращайся сегодня пораньше, пойдем к моим родителям, мы обещали.
     – Непременно, – отозвался Беркович, подумав о том, как было бы хорошо, если бы какое-нибудь невзначай подвернувшееся расследование помешало исполниться этому обещанию. Он ничего не имел против наташиных родителей, просто сейчас ему не хотелось общаться с родственниками – своими в том числе.
     – Наконец-то! – воскликнул инспектор Хутиэли, когда сержант вошел в кабинет. – Совершены восемь изощренных убийств, и никто не понимает, кто это сделал – все ждут тебя, чтобы начать расследование!
     – Вы серьезно? – нахмурился Беркович.
     – Нет, к счастью, – хмыкнул Хутиэли. – Но одно убийство действительно произошло. В собственном доме убит Ариэль Гидон, адвокат. Смерть наступила, как утверждает эксперт, вчера от пяти до семи вечера. Тело, однако, обнаружили только сегодня утром, поскольку Гидон живет... жил... один, жена с детьми в Европе. Им, конечно, сообщили.
     – Ограбление? Месть? Какая причина?
     – Может, и месть... Во всяком случае, так кажется на первый взгляд. Однако, насколько я понимаю, это чистой воды подставка, так что нужно разбираться. Поезжай на место, а я допрошу задержанного.
     – А что, уже есть задержанный?
     – Да, Авигдор Навон, спортсмен, он уже давно грозился отомстить адвокату – дело в том, что Гидон как-то проиграл процесс, в котором Навона обвиняли в изнасиловании. Спортсмен до самого конца отрицал вину, получил три года, отсидел и с тех пор грозит расправиться с Гидоном.
     – Вы считаете, что он действительно...
     – Если верить уликам, – пожал плечами инспектор, – то да. Но лично я таким уликам не верю.
     – Что за улики?
     – Садись, я тебя введу в курс дела, а потом ты поедешь, – сказал Хутиэли. – Итак, Гидон имеет двухэтажный коттедж в Раанане. Сегодня утром адвоката нашли в гостиной на первом этаже – он лежал у открытого окна и был мертв не меньше десяти-двенадцати часов, в горле у него торчала стрела. Мы выезжали вместе с экспертом Ханом – он утверждает, что это был очень меткий выстрел с близкого расстояния, судя по направлению движения стрелы и силе удара. Я сразу подумал о Навоне, поскольку помнил ту историю...
     – Почему? – поинтересовался Беркович.
     – Я не сказал? Видишь ли, Навон занимается стрельбой из лука и даже участвовал в европейском первенстве... пока не сел в тюрьму. Он и сейчас продолжает тренироваться, но в соревнованиях не участвует.
     – И вы, конечно, подумали, что он должен быть полным идиотом, чтобы убивать адвоката таким экстравагантным способом.
     – Естественно! Однако, видишь ли, когда стали осматривать участок вокруг коттеджа, то за оградой обнаружили что бы ты думал?
     – Лук Навона, – буркнул Беркович, – это очевидно.
     – Вот именно! Лук, который, без сомнения, принадлежал Навону. Тот это сам подтвердил, когда его задержали, да он и не мог отпираться: на древке его монограмма.
     – Тогда он дважды идиот, – заявил сержант. – Застрелил из лука, а орудие преступления оставил на видном месте.
     – Вот именно! – повторил Хутиэли. – Очевидно, что кто-то хочет свалить на спортсмена это убийство. К тому же, ты не забыл, что я сказал? Выстрел был сделан с близкого расстояния. Если бы стреляли действительно из-за забора, то стрела была бы уже на излете, сила удара минимальна. К тому же, очень меткий выстрел – даже с близкого расстояния, если убийца стрелял, стоя у окна снаружи, нужно было иметь меткость Навона, чтобы попасть точно в шею. Понимаешь?
     – Конечно, – кивнул Беркович. – Кто-то хотел свалить убийство на Навона, но вряд ли обладал его меткостью. Даже стреляя с близкого расстояния, он, скорее всего, промахнулся бы. Отсюда следует, что вся история с луком – чепуха, никто из лука не стрелял. Некто взял в руку стрелу, вошел в салон... Комната ведь не была закрыта изнутри?
     – Нет, двери в коттедже оставались не запертыми всю ночь.
     – Ну вот... Кто-то вошел, тот, кого адвокат знал и впустил... Подошел к Гидону и воткнул ему в шею стрелу, будто нож. Это ведь классический случай, он описан у Честертона в рассказе "Небесная стрела".
     – Вот именно! – воскликнул Хутиэли. – Я тоже подумал об этом рассказе, правда, не помнил названия, но это неважно... Навона пришлось задержать – все-таки против него много улик, и лук принадлежит ему, но он мне нужен скорее как свидетель. Наверняка ведь знает, кто мог взять у него лук – кто-то из общих знакомых, знающий и Навона, и адвоката. В момент задержания я, правда, уже спрашивал его об этом, но он твердил только, что понятия не имеет, кто мог стащить у него лук. По его словам, это мог сделать каждый, кому взбрело бы в голову проникнуть на территорию спортклуба, где он тренируется. Шкаф, где Навон хранит луки и стрелы, не запирается – по его словам, ему и в голову не приходило, что кому-то может все это понадобиться.
     – Довольно опрометчиво, – пробормотал Беркович. – Спортивный лук, насколько мне известно, – дорогая игрушка, могли ведь украсть просто ради денег.
     – На луках Навона стоят его монограммы, их легко опознать, – пожал плечами Хутиэли. – В общем, о том, чтобы запирать шкаф, он не подумал, и вот результат.
     – Вы полагаете, что кто-то мог видеть, как этот неизвестный входил к адвокату? – спросил Беркович.
     – Вполне возможно. Опроси соседей для начала. И держи со мной связь. Может быть, Навон вспомнит какую-нибудь деталь, которая поможет выйти на преступника.
     – Понял, – сказал Беркович и пошел из кабинета.
     Около коттеджа адвоката Гидона толпились люди. Младший сержант Рихман отбивался от зевак, желавших знать, кого убили, за что, как, когда и почему. Беркович поздоровался с коллегой и прошел на территорию небольшого участка, принадлежавшего адвокату. Окно гостиной было открыто, Беркович заглянул внутрь, для этого даже не пришлось подниматься на цыпочки. В комнате все еще работал эксперт Хан со своими помощниками.
     – А, сержант! – воскликнул Хан, увидев в окне Берковича. – К вашему сведению: здесь нет ничьих отпечатков пальцев, кроме хозяина и его жены.
     – Она уже прилетела? – спросил Беркович.
     – Нет, она в Париже с детьми. Но ее отпечатки есть в спальне, я их сравнил с теми, что нашел здесь – они совпадают. А других отпечатков нет.
     – Понятно, – кивнул Беркович. – Убийца даже к дверям не прикасался?
     – А зачем? Когда он пришел, дверь открыл сам адвокат, а потом, уходя, убийца мог толкнуть дверь и ногой, она открывается наружу...
     – Глупо было с его стороны оставлять лук за забором, – заметил Беркович. – Это ведь уменьшает подозрения в адрес Навона, верно?
     – Да, – отозвался эксперт, – но убийца вряд ли разбирается в баллистике. Он решил, что, оставив лук, наведет полицию на ложный след.
     – Наверное, – пробормотал Беркович и, отойдя от окна, начал внимательно осматривать участок между домом и забором. Солнце поднялось уже довольно высоко, начало припекать, и через полчаса Беркович поспешил укрыться в тени коттеджа. Эксперт тоже закончил работу и подошел к сержанту.
     – Только что звонил ваш шеф, – сказал он. – Говорит, что Навон так и не смог сказать, кто мог взять лук. Назвал несколько фамилий, но, скорее всего, это пустой номер. Никто из названных никогда не имел дел с адвокатом Гидоном.
     – Естественно, – пробормотал Беркович. – С чего это он должен помогать следствию?
     – Но ведь в его интересах, чтобы убийцу быстрее нашли! – воскликнул Хан.
     – Да, и при этом он надеется, что его никогда не найдут, – сказал Беркович. – Вы возвращаетесь в управление? Я остаюсь, мне нужно опросить соседей. Уверен, что они никого не видели, но все же...
     Когда сержант вошел в кабинет инспектора, допрос Навона еще не закончился. Беркович тихо прошел к своему столу и знаком попросил у Хутиэли разрешения задать вопрос.
     – Скажите, господин Навон, – спросил сержант, – вы уверены, что не оставили следов?
     Спортсмен, сидевший напротив инспектора, резко повернулся на слуле.
     – Что? – спросил он. – О чем вы?
     – Вы прекрасно поняли, – улыбнулся Беркович. – Когда вы стояли у окна Гидона – снаружи, естественно, – и натягивали лук, вы могли наступить на мокрую землю... оставить след... а на ветке масличного дерева, которое растет около дорожки, могли остаться нитки с вашей рубашки...
     – С какой ру... рубашки?.. – спросил Навон, и лоб его покрылся каплями пота.
     – Ну, вы же были в рубашке, – пожал плечами Беркович. – Вчера в пять вечера жара уже спала. А вы волновались. Конечно, вы придумали неплохой ход. Направить подозрения на себя, так, чтобы полиция решила, что улики подстроены и на самом деле вы невиновны. Однако кое-какие следы скрыть не сумели, экспертиза докажет, что...
     – Я не убивал! – вскочил на ноги Навон. – Я не...
     – Уведите задержанного, – сказал инспектор вошедшему в кабинет полицейскому. – А вы, Навон, – обратился Хутиэли к спортсмену, – подумайте о линии защиты. Если у вас есть адвокат, пусть он обратится ко мне.
     – Ты слишком тороплив, Борис, – недовольно сказал Хутиэли Берковичу, когда за Навоном закрылась дверь. – Я понял ход твоей мысли, но зачем ты решил дожать его сразу? А если бы он стал отпираться? Ведь на самом деле ты не нашел следов у окна, верно?
     – Не нашел, – согласился Беркович, – но вы ведь видели его реакцию!
     – Видел. Конечно, он убийца, но доказать это будет довольно трудно.
     – Почему же? Достаточно легко: нужно провести следственный эксперимент и баллистическую экспертизу. Добавьте показания соседей, не видевших, чтобы кто-то входил в дом адвоката... Отсутствие улик ведь тоже может быть уликой.
     – Согласен, – подумав, сказал Хутиэли. – Вот ты этим и займешься. В свободное от прогулок с Наташей время, конечно. Ведь ты у нас молодожен...