– Звонила Сима, – сказала Наташа, когда Беркович вернулся домой после трудного дня, заполненного рутинными допросами и бессмысленными отчетами, – у нее новый бзик. Она не пускает Алика в школу.
     У Симы, Наташиной тети, жившей в Южном Тель-Авиве с сыном-подростком, бзиков было более чем достаточно. Сама она утверждала, что все, в чем ее обвиняют родственники, – естественная реакция на сложную жизнь, которую приходится вести в Израиле матери-одиночке. Бзики бывают разными, но не пускать сына в школу – это уж слишком, Беркович так и сказал Наташе, переодевшись в домашнее.
     – Где-то я ее понимаю, – задумчиво сказала жена. – Ты же знаешь: в Иерусалиме убили школьника, до этого – в Кармиэле. А сейчас передали по радио, что и в Южном Тель-Авиве то же самое. Школьники ходят с ножами, в школах стало просто опасно.
     – Господи, – пробормотал Беркович, – какая чушь. Уверяю тебя, Наташа, в наших школах куда безопаснее, чем в московских, парижских и тем более – вашингтонских.
     – Так убивают ведь! Кстати, что случилось в Южном Тель-Авиве? По радио передавали о драке, но ничего определенного.
     – Не знаю, – пожал плечами Беркович.
     – Ты не забыл, что там живет тетя Сима? И она очень беспокоится за своего Алика.
     Возмущенный взгляд жены продолжал преследовать Берковича во время ужина. Наташа всем своим видом показывала, что не понимает равнодушия мужа к судьбе молодого поколения. Демонстративно вздохнув, Беркович взял в руки телефонную трубку.
     Дежурил по управлению майор Сегаль.
     – Подрались, да, – сказал он, отвечая на вопрос Берковича. – Кипнис это дело расследует. Троих он задержал, сейчас допрашивает. Кстати, один из них – новый репатриант.
     – Я понял твой намек, – медленно произнес Беркович. – А где сейчас шеф? Дома или на работе?
     – Свяжись непосредственно с Кипнисом, – оживился дежурный. – Он будет рад помощи, но сам ведь никогда не попросит, ты его знаешь.
     Йоваля Кипниса Беркович знал плохо и потому, набирая новый номер, не был уверен в том, что получит положительный ответ на свою просьбу.
     – Это вы, старший сержант? – послышался в трубке усталый голос Кипниса. – Да, один из них "русский", и все валят на него, мне это не нравится, но, видимо, он действительно убил.
     – Вы не возражаете, если я приеду?
     – Буду рад, – энергично сказал Кипнис.
     Через полчаса Беркович вошел в кабинет, где Йоваль Кипнис допрашивал молодого человека лет семнадцати – это был русый парень среднего роста, взгляд его не выражал никаких эмоций, но беспокойно вздрагивавшие ладони, лежавшие на коленях, выдавали скрытое беспокойство.
     – Зеев Костинский, семнадцати лет, учащийся средней школы "Биньямин", – сообщил Кипнис, пригласив Берковича сесть сбоку от стола. – Нож, которым был убит Дан Шикун, находился в руке этого парня, когда подоспел патруль. Отпечатки пальцев – тоже его. Двое других парней – Хаим Виксель и Дорон Габриэли – однозначно показывают, что произошла стычка, Шикун якобы первым вытащил нож, но в драке Костинский оказался сильнее, выхватил у Шикуна оружие и нанес удар, который оказался смертельным. Кстати, все участники драки незадолго до нее принимали наркотики.
     – Все было именно так? – мягко спросил Беркович у Костинского. Парень едва заметно вздрогнул, услышав русскую речь, и пожал плечами.
     – Не знаю... – сказал он. – Не помню... Все дрались. Я тоже.
     Он произносил слова с трудом, будто выдавливал из тюбика густую пасту. Кипнис вопросительно посмотрел на коллегу, и Беркович перевел ему слова юноши.
     – Да, – кивнул Кипнис, – мне он сказал то же самое.
     – Непонятно, – вздохнул Беркович, – почему на ноже пальцы только Костинского, если, по словам свидетелей, он выхватил нож у Шикуна во время драки?
     – Я уже пробовал в этом разобраться, – хмуро сказал Кипнис. – Виксель и Габриэли утверждают, что нож выпал из руки Шикуна и оказался в луже, кто-то на него наступил, а потом Костинский поднял нож и нанес удар. На лужайке, где произошла драка, несколько луж – там недавно поливали. Эксперт утверждает, что на ноже остались капли воды и следы песка – и кровь, конечно.
     – А с этими двумя – Викселем и Габриэли – я могу поговорить? – спросил Беркович у Кипниса.
     – Ты думаешь, что тебе они скажут что-то другое? – недопольно сказал полицейский.
     – Как раз наоборот, я хочу послушать, насколько точно они повторят свои показания.
     Кипнис хмуро посмотрел на Берковича, пожал плечами и вызвал конвойного, приказав увести Костинского в камеру.
     Через несколько минут в кабинет ввели темноволосого курчавого юношу, рослого, с большими руками, которые ни секунды не пребывали в покое – парень то перебирал пальцами пуговицы на своей рубашке, то тянулся к столу, чтобы коснуться хоть какого-то предмета. Видно было, что парень находится на грани срыва.
     – Хаим, – сказал Кипнис, – повтори для старшего сержанта все, что ты мне сказал. Кто начал, кто кого бил, откуда взялся нож...
     – Дан сказал, что Зеев дурак, – забубнил Виксель тусклым, ничего не выражавшим голосом. – А Зеев сказал, чтобы Дан взял свои слова обратно. Дан ударил Зеева в лицо, и они начали драться.
     – Почему вы с Габриэли их не разняли? – перебил Беркович.
     – Мы разнимали... Но они опять бросались друг на друга. Потом Дан ударил Дорона ниже пояса, Дорон рассердился и тоже начал бить Дана. Дан достал из кармана складной нож...
     Беркович взял в руки листы протокола допроса, проведенного Кипнисом, внимательно прочитал и удовлетворенно кивнул головой.
     – У меня больше нет вопросов к Викселю, – обратился он к Кипнису. – Теперь я бы хотел послушать Габриэли.
     – Борис, – недовольно сказал Кипнис. – Ничего нового ты услышишь, все уже есть в протоколе. Ты считаешь, что я неправильно веду расследование?
     – Ничего подобного! – искренне удивился Беркович. – Я вообще не собираюсь ничего у Габриэли спрашивать. Только послушать его версию. Если ты возражаешь, я не буду настаивать, это ведь действительно твое дело, не мое...
     – Но у тебя есть какие-то соображения, которыми ты не хочешь делиться, – хмыкнул Кипнис. – Я тебя знаю, Борис... Ну хорошо, послушай еще и Габриэли.
     Беркович попросил парня рассказать обо всем, что произошло, внимательно выслушал и отпустил Габриэли, не задав ни единого вопроса.
     – Ну и к какому выводу ты пришел? – спросил Кипнис, оставшись с Берковичем наедине после того, как Габриэли увели в камеру.
     – Как по-твоему, – задумчиво произнес Беркович, – судья продлит срок заключения Костинского на основании имеющихся улик?
     – Безусловно, – твердо сказал Кипнис. – Тут все ясно, и все показания сходятся.
     – А Габриэли и Викселя отпустит до суда... – продолжал размышлять Беркович. – И все окончательно запутается.
     – Что запутается? – поморщился Кипнис. – Все совершенно ясно.
     – А ты мог бы так представить дело перед судьей, чтобы он отпустил и Костинского? – спросил Беркович. – Вряд ли парень опять полезет в драку до суда.
     – Зачем это нужно? – недовольно сказал Кипнис. – Скажи, что ты имеешь в виду, и я подумаю...
     – Ты разве не заметил, что оба – Габриэли и Виксель – как заведенные повторяют абсолютно одинаковые версии произошедшего? Я следил по протоколу – слово в слово! Будто они выучили свои показания наизусть. А Костинский, напротив, совершенно растерян и вообще не помнит, что происходило – причем не только своего удара не помнит, а вообще ничего с начала драки...
     – Ну, это естественно, – пожал плечами Кипнис. – Именно это доказывает, что убил именно он. Такой стресс для психики – моментально все из памяти улетучивается.
     – Но ему даже в голову не приходит сказать, что он не убивал! Если он ничего не помнит, то должен был утверждать это хотя бы из инстинкта самосохранения. Все так делают, даже законченные наркоманы. И если бы Костински выпустили, я смог бы в течение суток точно сказать тебе, кто именно убил.
     – Он же и убил!
     – Не думаю. Слишком театрально все это и однозначно, как выученные роли.
     Кипнис надолго задумался.
     – Все равно, – сказал он наконец, – решать буду не я, а судья.
     На следующее утро судья Ривкин, ознакомившись с материалами дела, постановил Габриэли и Викселя из-под стражи освободить, а Костинского выпустить до суда под залог в десять тысяч шекелей. Залог был внесен адвокатом обвиняемого, и трое ребят покинули здание суда. Беркович шел следом за Костинским, стараясь не привлекать к себе внимания. Он несколько раз звонил Хутиэли по сотовому телефону, объяснял, что именно делает и что еще намерен сделать, получал краткие инструкции и продолжал слежку, зная, что еще несколько переодетых полицейских делают сейчас свою часть работы.
     Вернулся Беркович домой поздно и сразу отправился в ванную. Наташа приготовила мужу ужин и ждала его на кухне.
     – Скажи, Боря, – сказала она, – почему ребята убивают друг друга? Не арабы их, а они сами?
     – Если ты о том, что случилось в Южном Тель-Авиве, – сказал Беркович, – то парень никого не убивал. Там совсем другая история. Убитый... этот Дан Шикун приторговывал наркотиками, товар получал у некоего Симхи Боаза. На прошлой неделе они повздорили, и Боаз понял, что Шикун может его заложить в полиции. Решил парня убрать. Но не своими руками, в тюрьме сидеть ему не хотелось. Подобрал ребят из тех, кто время от время баловался наркотиками, и заставил выучить тексты. Уверил Габриэли и Викселя, что им ничего не будет – нужно только разыграть видимость драки. И подставили Костинского – тот действительно ничего не соображал, потому что принял дозу, это ведь и экспертиза показала. Боаз убил Шикуна – своим, естественно, ножом, протер его, вывалял в луже и сунул в руку Костинского. И только после этого ребята подняли крик.
     – Господи, – пробормотала Наташа. – Эти наркотики... А как удалось найти этого... как его... Боаза?
     – Ребята слишком складно рассказывали. Так не бывает. Кто-то стоял за ними, это ясно. И еще – отсутствие пальцевых следов Шикуна на рукоятке. Объяснение эксперта меня не убедило. Убийца думал, что все хорошо подстроено, и Костинский до суда не выпустят. А его выпустили под залог. Боаз не мог не явиться к нему, чтобы попытаться усилить психологическое давление. Дальше дело техники...
     – Как ты докажешь, что убил Боаз, если ребята показывают на Костинского? – спросила Наташа.
     – Ну, я-то ничего доказывать не собираюсь, дело ведет Кипнис. Но все довольно просто. Нож принадлежит Боазу, это уже доказано. А показания ребята изменили – Кипнис на них крепко насел...
     – Ужасная вещь – наркотики, – с отвращением сказала Наташа, и Беркович согласно кивнул головой.
    
     Следующая глава