Инспектор Хутиэли вызвал Берковича, едва только тот переступил порог своего кабинета.
     – Прослушай запись, – сказал инспектор, – сейчас подойдет Хан и поедем.
     Докладывал патрульный Хаим Минц, вызванный в гостиницу "Дан-Панорама" в семь часов утра:
     – Патруль был вызван администратором гостиницы одновременно со службой "Маген Давид адом". В номере-люкс двести семнадцать горничная обнаружила труп господина Меира Айзенштайна, владельца парфюмерной фирмы "Элегант". Айзенштайн покончил с собой, повесившись в ванной комнате. Когда горничная пришла утром, чтобы открыть шторы в номере Айзенштадта – такой была его просьба, – она обнаружила дверь запертой. Она открыла дверь своим ключом и...
     В кабинет заглянул эксперт Рон Хан, и Беркович, кивнув в знак приветствия, поспешил за инспектором к выходу.
     В холле гостиницы "Дан-Панорама" царила суматоха, администратор на кого-то кричал по телефону, на втором этаже, впрочем, коридор был пуст – стоявшие у лифта и лестницы полицейские никого не пускали.
     Тело Айзенштайна лежало на полу ванной в номере 217, пластиковый табурет валялся неподалеку, а с потолочного крюка, предназначенного, возможно, для светильника, свисал конец скрученной простыни.
     Быстрый осмотр показал, что Айзенштайн собирался спать: постель была уже разобрана, но, судя по виду подушек, никто в нее так и не лег. Из открытого стенного шкафа выпало на пол вафельное одеяло.
     – Отсюда он и взял простыню, – заметил инспектор, и Беркович согласился.
     На тумбочке у изголовья кровати стоял деревянный ящичек, из которого выглядывали несколько маленьких бутылочек.
     – Духи, – пробормотал инспектор, взяв в руки одну из них. – Видимо, те, что фирма собиралась показать на завтрашнем съезде парфюмеров в "Дан-Панораме".
     – Спиртного в номере нет, – отметил Беркович. – Вряд ли господин Айзенштайн сделал это из-за того, что был не в себе.
     – Это исключено, – согласился Хутиэли. – Я много слышал об Айзенштайне. Он не пил и не курил. О наркотиках и говорить нечего. Ему нужно было держать свой нос в наивысшей готовности, ведь для парфюмера обоняние – самое главное в жизни.
     – Может, финансовые трудности? – поинтересовался Беркович.
     – Ищешь мотив самоубийства? Нет, "Элегант" процветает.
     – А почему он жил в гостинице?
     – У Айзенштейна вилла в Кейсарии. Но на время съезда парфюмеров он снял номер в "Дан-Панораме", чтобы не ездить каждый день в Тель-Авив и обратно.
     В спальню вошел эксперт Хан и сказал с порога:
     – Самоубийство. Он сам скрутил простыню, набросил на крюк и влез в петлю.
     – Я и не сомневался, – пробормотал Хутиэли. – В гостинице отличная служба безопасности. Если бы на этаже появился посторонний, это было бы замечено. Когда он это сделал?
     – Труп уже холодный, – сказал эксперт. – Думаю, часов десять назад, не меньше.
     – Значит, около одиннадцати вечера. Он расстелил постель, готовился ко сну и вдруг...
     Эксперт наклонился над шкатулкой и по одному достал из нее несколько флаконов с духами.
     – Все духи производства "Элеганта", – сообщил он. – Девять флаконов, по три в ряд. Семь флаконов полные, два – пустые.
     – Пустые? – одновременно переспросили Беркович с Хутиэли.
     – Смотрите сами, – показал Хан. – Это "Элегант" под номерами девять и семнадцать.
     – Состав духов составляет коммерческую тайну, верно? – спросил Беркович.
     – Естественно, – отозвался Хутиэли. – Ты хочешь сказать, что кто-то опустошил содержимое флаконов, чтобы разобраться в химической формуле?
     – Ерунда, – решительно произнес эксперт. – Даже если кто-то это сделал, пользы он не извлечет: состав наверняка запатентован.
     Тело парфюмера уже вынесли из ванной, старший сержант с инспектором внимательно осмотрели все помещения, но не нашли ничего, что указывало бы на возможный визит постороннего.
     Вернулись в управление, и Беркович направился в свой кабинет, чтобы подготовить протокол осмотра. В коридоре ждал вызванный инспектором по телефону менеджер "Элеганта" Арон Бирн, рядом с ним сидела молодая женщина, представившаяся Эстер Сегал – это была личная секретарша Айзенштейна..
     Хутиэли пригласил к себе Бирна, а Беркович пропустил в свой кабинет женщину. Если Эстер и испытывала какие-то чувства в связи со смертью хозяина фирмы, то на ее лице это не отражалось. Холодная женщина, будто мрамор. Статуя.
     – Могли быть у вашего шефа неприятности, о которых знали только вы? – спросил Беркович.
     – Нет... Он так любил жизнь!
     Похоже, что это действительно было так, – подумал Беркович, представив себе Эстер и Айзенштайна после того, как заканчивался рабочий день и в офисе фирмы становилось пусто. Молодая красивая женщина без мужа и неженатый мужчина в расцвете сил... Нормальная ситуация.
     – Скажите, – продолжал он, – у шефа наверняка были враги...
     – Да, наверное, – сказала Эстер. – Он хотел уволить Мордехая, а тот грозился, что Меир... господин Айзенштайн еще пожалеет.
     – Давно это было?
     – На прошлой неделе.
     – А кто этот Мордехай?
     – Мордехай Бен-Лулу, наш главный технолог. Хозяин давно хотел его уволить, они никак не могли сработаться.
     – Понятно, – сказал Беркович. – Духи для выставки отбирал сам господин Айзенштайн или кто-то другой? Главный технолог, например...
     – Хозяин, конечно. Приготовили девять флаконов самых последних духов. Позавчера принесли шкатулку, я передала ее Меиру... хозяину... и он уехал в Тель-Авив.
     – Могло быть так, чтобы один или два флакона остались пустыми?
     – Нет, с чего бы? Я открывала шкатулку – все духи были на месте.
     – Спасибо, – сказал Беркович, отпустил женщину и набрал номер телефона эксперта Хана.
     – Есть информация? – спросил он.
     – Какая информация тебе нужна? – осведомился эксперт. – Если ты все-таки считаешь, что Айзенштайна убили...
     – Ты имеешь в виду, что его повесили? Нет, не думаю. Скорее отравили.
     – Глупости! – убежденно сказал Хан. – Что за фантастическая версия? Кто-то отравил беднягу, а потом повесил?
     – Нет, повесился он таки сам.
     – Будучи отравленным?
     – Послушай, Рон, – сказал Беркович. – Иронизировать будешь потом, а пока ответь на вопрос: что было в двух пустых флаконах?
     – Духи, – отозвался эксперт. – Тебе нужна химическая формула? Это займет много времени.
     – Когда я узнаю результат?
     – Через неделю.
     – Очень долго, – вздохнул Беркович. – А черновой вариант?
     – Борис, – сказал Хан, – я сделаю все, что смогу.
     – И еще, – попросил Беркович, – когда будешь производить вскрытие трупа, исследуй ткани на возможность отравления. Не нужно хмыкать. Это серьезно...
     Положив трубку, Беркович отправился к инспектору и после долгого разговора убедил шефа организовать наблюдение за технологом фирмы "Элегант" Мордехаем Бен-Лулу.
     – Может, я ошибаюсь, – сказал Беркович, – а если нет?
     Вернулся он домой в дурном расположении духа, которое было у него всегда, когда он не мог прогнозировать результат расследования. Что у него было против Бен-Лулу? Ничего, кроме мотива. Допустим, технолог налил какую-нибудь гадость в бутылочку из-под духов. И что? Айзенштайн выпил отраву? Глупости.
     Весь вечер Беркович мрачно просидел перед телевизором, а потом позвонил инспектор Хутиэли и сообщил, что наблюдение за Бен-Лулу ничего не дало – магазины, кинотеатр, любовница, жена... Ничего интересного.
     – Любовница? – встрепенулся Беркович. – Кто она?
     – Эмма Йоселевич, продавшица из "Кастро".
     – Инспектор, – сказал Беркович, стараясь не спугнуть возникшую идею, – а этот Айзенштайн... у него была любовница? Я говорил днем с его секретаршей, и мне показалось, что они...
     – Да, тебе правильно показалось. Но в последнее время у Айзенштайна появилась другая любовница, некая Айрис Коэн. Собственно, тут ничего удивительного нет – все, с кем я говорил, утверждают, что Айзенштайн менял женщин, как перчатки.
     – Это очень важно! – воскликнул Беркович. – Здесь разгадка этого дела, я уверен.
     – Борис, – устало сказал Хутиэли. – Ты думаешь, что дамы довели его до петли?
     – Боря, ты будешь спать сегодня? – спросила Наташа, когда муж положил трубку.
     – Да, – рассеянно сказал он и посмотрел на часы: была половина первого ночи.
     Помедлив, он набрал домашний номер эксперта, и Хан немедленно поднял трубку.
     – А, Борис! – воскликнул он. – От тебя не скроешься даже в пустыне. Нет, по содержимому флаконов ничего нового не скажу. Кроме одного, пожалуй: духи в одном из пустых флаконов были менее концентрированными – пока их не вылили, конечно.
     – А отпечатки? – спросил Беркович. – Ими ты занимался?
     – Конечно, в первую очередь. Я думал, тебя это не интересует. На всех флаконах пальцы Бен-Лулу и Айзенштайна. На трех кроме того еще и пальцы секретарши, как ее... Сегал.
     – Понятно, – пробормотал Беркович и, положив трубку, отправился спать. Уснул он сразу, и ему снились духи, издававшие тошнотворный запах, похожий на запах падали.
     Утром он отправился на фабрику "Элегант" и заперся с технологом Бен-Лулу в его кабинете.
     – Говорят, хозяин решил вас уволить? – сказал Беркович.
     – А, – махнул рукой Бен-Лулу, – он меня увольняет каждый месяц, это у него традиция. На самом деле меня унесут с фабрики только ногами вперед.
     – Скажите, а Эстер Сегал, секретарша...
     – Я ничего плохого о ней не скажу, – насупился технолог.
     – Я и не прошу. У нее образование химика?
     – Да, она раньше работала в моем отделе, великолепный парфюмер. Но... между ней и хозяином началось это... Короче, она предпочла находиться с ним рядом и перешла к нему секретаршей. Правда, он ее кинул, как многих... Обратно я ее не возьму, – неожиданно жестким голосом завершил фразу Бен-Лулу.
     – Не потому ли, что вы уверены в том, что это именно она убила Айзенштайна? – спросил Беркович.
     – Что вы сказали? – вскинулся Бен-Лулу.
     – Вы ведь ее с самого начала подозревали, верно?
     Бен-Лулу долго смотрел Берковичу в глаза.
     – Ну хорошо, – вздохнул он. – Если вы уже подумали об этом, то все равно раскопаете. Эстер действительно прекрасный химик. Когда у нее с хозяином начались неприятности, я заметил, что она стала по вечерам появляться в лаборатории, где мы работали над новыми духами. Я спрашивал, что ей нужно, она говорила, что не хочет забывать свою прежнюю профессию... Вчера, узнав, что хозяин повесился, я заподозрил неладное и тщательно обследовал рабочее место Эстер, вещества, которые она заказывала, посмотрел химические журналы, которые она брала из библиотеки Тель-Авивского университета... Полиция ни за что бы не догадалась, я уверен. И она была уверена тоже. Эстер создала чрезвычайно летучую смесь, которая испаряется буквально в считанные секунды. В принципе смесь не ядовита, но вызывает ужасный приступ депрессии, достаточно вдохнуть, и ты готов. Хочешь на стенку лезть, так тебе плохо. Это проходит быстро, и если человек владеет собой, то никаких побочных эффектов не остается.
     – Откуда вы знаете? – поднял брови Беркович.
     – Я... Я сам попробовал. Ужасно!
     – Значит, она просто хотела, чтобы Айзенштайну стало плохо, – сказал Беркович. – Чтобы он почувствовал то же, что она. Верно?
     – Видимо, так. Не думаю, что она хотела его убить. Просто нервная система Айзенштайна оказалась слабой... Эстер заменила флакон, когда я передал ей коробку.
     – Там было два пустых флакона...
     – Духи из второго она забрала себе. Это были "Сладкие ночи", ее любимые...
     – Я бы не хотел, чтобы с Эстер обошлись слишком сурово, – сказал Бен-Лулу, когда Беркович начал прощаться. – Она сама себя казнит, я уверен.
     – А я не уверен, – вздохнул Беркович и вспомнил взгляд госпожи Сегал. Если бы взгляд можно было подшить в дело, это наверняка была бы важная, если не главная улика.