В небольшой комнате стояли продавленный диван, небольшой столик и пластмассовая табуретка. Тело убитого лежало на диване, из-под головы натекла небольшая лужица крови. Эксперт – сегодня дежурил молодой, но очень добросовестный Вадим Певзнер – складывал свои приспособления, а полицейский фотограф возился с аппаратурой.
     – Удар по затылку острым предметом, – сообщил эксперт. – Что-то вроде отвертки. Смерть наступила практически мгновенно.
     – Когда это произошло? – спросил старший сержант Беркович.
     – Видишь ли, в комнате натоплено, это ухудшает возможности для...
     – Знаю, – прервал Беркович, – но приблизительно?
     – Не ранее трех часов назад, скорее что-то около часа. Собственно, измерения температуры тела ни к чему: его же убили после представления, а минут через пять тело обнаружили, так что и без экспертизы все ясно.
     – Да, – согласился Беркович, – вот только убийца испарился, будто призрак.
     – Мы с ним, – Певзнер кивнул на труп, – тебе еще нужны? Если нет, я заберу тело на экспертизу.
     – Валяй, – кивнул Беркович и присел к столику. Дожидаясь, пока унесут убитого, старший сержант приводил в порядок мысли и первые впечатления.
     Дмитрий Маргулин, сорока трех лет, репатриировался с женой и сыном в девяносто втором из Донецка. Два года спустя ушел из семьи и с тех пор жил один. По профессии полиграфист, но работы по специальности не нашел и работал сторожем. Иногда подрабатывал тем, что играл на аккордеоне – это было давнее увлечение, в свое время Маргулин закончил музыкальную школу, дальше учиться не стал, но играть любил, особенно когда платили – на свадьбах, вечеринках, детских утренниках.
     Особенно много заказов было на новый год – не еврейский, конечно, а, как говорили в Израиле, календарный. Нынешний, девяносто девятый, не составил исключения. В "русском клубе" давали по шесть представлений в день – сначала артисты из Ашдода, их сменили ребята из Хайфы, а потом играла группа из Беэр-Шевы. Маргулин аккомпанировал на аккордеоне клоунам, волшебникам и дрессированным собачкам. Три представления подряд, а потом его сменял Олег Рубин, и так было четыре дня, сегодня – пятый. Для Маргулина – последний.
     Отыграв, как и раньше, три представления, Маргулин удалился в предоставленную ему комнатку. Когда уборщица Ира Гаммер вошла, чтобы протереть пол, вопль ее был слышен, кажется, даже в полиции на противоположном конце города.
     Импрессарио Игорь Будницкий быстро навел порядок, удалил посторонних и вызвал полицию. Во всем, что успели рассказать Берковичу возбужденные Будницкий, Гаммер и Рубин, была, пожалуй, одна только неувязка, но из-за нее дело представлялось необъяснимой загадкой.
     Когда тело убитого унесли, Беркович положил на стол блокнот, выглянул в коридор, где толпилось человек двадцать под бдительным наблюдением патрульного полицейского, и сказал:
     – Игорь Наумович, войдите, пожалуйста.
     Будницкий выглядел совершенно разбитым, и его можно было понять. Зрителям придется вернуть деньги, убытки неизбежны, а кто их компенсирует, не полиция же?
     – Давайте повторим для протокола, – сказал Беркович, открыв блокнот и списав из удостоверения личности данные первого свидетеля. – Итак, вы стояли за кулисами...
     – Я стоял за кулисами, – забубнил Будницкий. – Представление закончилось, Маргулин ушел со сцены...
     – Вы с ним говорили? Может, он кого-нибудь ждал?
     – Я с ним не говорил. Собственно, я видел его мельком, я ведь стоял у противоположной кулисы... Через минуту-другую мимо меня прошла Ира с ведром, я ей еще сказал, чтобы она протерла в коридоре, там клоуны пролили воду... Потом подошел Рубин, спросил о чем-то, и тут мы услышали крик...
     – Понятно, – сказал Беркович. – Почему вы думаете, что убийца не мог убежать незамеченным?
     – Но ведь со сцены единственный выход! И я стоял на дороге. И мимо меня никто не проходил! И на сцене тоже никого не было, артисты разошлись по своим уборным, это на втором этаже, и я бы видел, если бы кто-нибудь из них спустился. Это уже потом набежала толпа...
     – Понятно, – повторил Беркович. – Скажите, Игорь Наумович, вы давно знали Маргулина? Были ли у него враги?
     – Я о нем мало знаю – как-то он пришел, предложил свои услуги, я его послушал, сказал: если что, позову. Ну и звал время от времени. Сейчас вот тоже.
     – Подпишитесь здесь, пожалуйста, – сказал Беркович. – И позовите Ирину Гаммер, если не трудно...
     У уборщицы дрожали пальцы, она то и дело всхлипывала и по три раза повторяла одно и то же.
     – Никто в комнату не заходил. Никто не заходил. Никто, ни одна живая душа. Я подтирала пол, и дверь все время была перед моими глазами. Все время я видела эту дверь, все время, пока сама не вошла и...
     Она начала было плакать, но взяла себя в руки.
     – Но ведь сам Маргулин должен был войти, верно? – сказал Беркович. – Уж этого вы не можете отрицать.
     – Я ничего не отрицаю! – испуганно воскликнула женщина. – Я ничего не говорю!
     – Вы находились в коридоре с того момента, когда закончилось представление?
     – Почти. Ну, может минута прошла или две.
     – Значит, в эти две минуты Маргулин вернулся к себе и кто-то мог войти с ним, а потом и выйти незамеченным?
     – Не знаю. Мог. Нет, не мог – ведь у выхода из коридора стоял Игорь Наумович!
     Беркович попросил уборщицу расписаться в протоколе и позвал Олега Рубина. Второй аккордеонист был моложе Маргулина, но такой же рослый. Держался он спокойно, но по слегка дергавшемуся глазу можно было догадаться, чего это спокойствие ему стоило.
     – Вы видели Маргулина, когда пришли на смену? – спросил старший сержант.
     Рубин покачал головой.
     – Я вошел из зала на сцену, Димы там уже не было, – глухо проговорил он, подбирая слова, будто забыл их значение. – Положил инструмент и подошел к Будницкому.
     – Кто был в коридоре, кроме уборщицы?
     – Никого.
     – Что вы сделали после того, как услышали крик?
     – Ну... как что... Мы с Будницким побежали, дверь была открыта, ну... увидели Диму. Тут навалило столько народа, что...
     – Может, вы знаете – были ли у Маргулина враги?
     – Понятия не имею, – пожал плечами Рубин. – Знакомы мы давно, лет шесть. Приходилось вместе играть. И сторожить тоже вместе приходилось. Нет, не знаю...
     Рубин покачал головой, подписал бланк протокола и вышел. Через час Беркович имел показания еще пяти человек – клоуна, дрессировщицы собачек, злого волшебника и двух гимнастов. Ничего нового старший сержант не узнал. Все утверждали, что сразу после представления Маргулин покинул свое место в кулисе, а потом они его не видели, поднялись к себе и спустились, услышав крик. Никто из них не мог быть убийцей, потому что у всех было железное алиби – они вместе ушли со сцены и вместе спустились. Разве что артисты сговорились провести полицию, но эта версия представлялась Берковичу чрезвычайно маловероятной. Правда, если все остальные версии и вовсе окажутся фантастическими – не мог же убийца на самом деле испариться! – то придется вернуться к этой, но удовольствия от подобного варианта развития событий Беркович не испытывал.
     – Вы что-то еще хотели мне сказать? – обратился он к дрессировщице Асе Варзагер, когда артистка уже подписала бланк протокола.
     – Я? – нахмурилась девушка. – Н-нет...
     – Извините, – вздохнул Беркович, – Значит, вы все время думали о чем-то своем...
     Ася покачала головой. Берковичу действительно показалось, что дрессировщица видела больше, чем сказала – она все время хмурилась, шевелила губами, что-то ее явно смущало, возможно, какая-то незначительная деталь. Старший сержант уже имел дело с такими свидетелями. В конце концов они проговариваются, и чаще всего в их сомнениях нет никакого смысла, но ведь бывает и иначе, не Асе, молоденькой девушке двадцати лет, об этом судить.
     – Может, вы все-таки что-то видели и не придали значения? – спросил Беркович.
     – Нет, – решительно сказала Ася. – Ничего я не видела.
     – Ну хорошо, – вздохнул Беркович. – Всего вам хорошего...
     Оставшись один, он внимательно перечитал протоколы. Старший сержант точно знал, что кто-то из тех, кого он сейчас допрашивал, убил Маргулина. Иначе быть не могло, не сваливать же убийство на призрака! И кто-то наверняка сказал нечто, выдал какую-то деталь... Кто?
     Беркович попытался восстановить ход событий, начиная с того момента, когда представление закончилось и Маргулин ушел к себе, а артисты поднялись наверх. В это время Будницкий уже стоял в коридоре, уборщица тащила ведро с водой, а Рубин поднимался на сцену из зала. Кто же из них врал? Уборщица, утверждавшая, что никто к Маргулину не входил? Будницкий, утверждавший, что никто не проходил по коридору? Или все-таки кто-то из артистов? Та же Ася, например, чувствовавшая себя явно не в своей тарелке. Хотела же она – точно хотела! – что– то сказать. Ничего она, понимаешь, не видела. А если...
     Беркович выглянул в коридор – Ася Варзагер торопилась к выходу, держа на поводках четырех милых пудельков.
     – Ася! – крикнул старший сержант. – Можно вас на минуту?
     Девушка нерешительно вошла, собаки принялись обнюхивать Берковичу ноги.
     – Вы сказали, что ничего не видели, – напомнил старший сержант. – Может, что-то слышали, если я вас правильно понял?
     Ася смотрела в пол и о чем-то размышляла.
     – Понимаете, – сказала она, – это ведь могло быть и случайно..
     – Что именно?
     – Когда Дан и Руди прыгали через обруч, Дима обычно играл туш. Все дни, и сегодня тоже. Первые два представления. А на третьем он сыграл польку.
     – Ну и что? – не понял Беркович. – Какая разница, что он сыграл?
     – Польку обычно в этом месте играл Олег... Но этого ведь не могло быть, верно?
     – Вы хотите сказать... – нахмурился Беркович.
     Он замолчал, не закончив фразы.
     – Давайте мы это зафиксируем, – сказал старший сержант минуту спустя. – Может, это и не имеет значения, а может...
     Домой к Рубину Беркович явился в тот же вечер после того, как навел кое-какие справки и еще раз проанализировал ситуацию.
     – Вы это неплохо придумали, – сказал он. – Мотив для того, чтобы расправиться с Маргулиным, у вас был: вы обокрали в прошлом году фабрику, которую охраняли в паре с ним, Маргулин об этом знал и шантажировал вас, верно? Вы пришли сегодня после второго представления, на вас не обратили внимания, да и потом никто не вспомнил, что уже видел вас в тот день. Прошли к Маргулину, убили его, взяли аккордеон и заняли место в кулису. Там ведь полумрак, со сцены виден только силуэт аккордеониста, все думали, что это Маргулин... А после представления сделали вид, что поднялись на сцену из зала. Там было много людей, никто опять не обратил внимания. Вы подошли к Будницкому и стали ждать, когда обнаружат тело. Алиби действительно безупречное, и мне бы ни за что не догадаться, если бы вы не сделали единственную ошибку.
     – Какую? – не удержался от вопроса Рубин. – Вы сыграли полечку, и собачкам это не понравилось, – объяснил Беркович.
    
     Следующая глава