– Если это инспектор, – сказала Наташа, поворачиваясь на другой бок, – я выключу телефон.
     – А если это премьер-министр? – сквозь сон пробормотал старший сержант Беркович, поднимая трубку.
     – Если бы премьер-министр звонил своим избирателям в час ночи, никто не стал бы голосовать за него на выборах, – возразила Наташа.
     – Борис? – услышал Беркович знакомый голос эксперта Хана. – Извини, что так поздно, но меня тоже подняли с постели. Убийство на улице Карлебах. Мы за тобой едем.
     – Одеваюсь, – сказал Беркович, окончательно проснувшись. – Это не инспектор и не премьер-министр, – объяснил он жене, – но все равно придется ехать.
     Четверть часа спустя полицейская машина подкатила к подъезду шестиэтажного дома, где Берковича и Хана ждал патрульный Охайон, первым приехавший по вызову.
     – Третий этаж, – сказал он. – Убитый в салоне, убийца в спальне.
     – Что, – поразился Беркович, – убийцу взяли?
     – Он и не думал убегать, – пожал плечами Охайон. – Да и кто бы его отпустил? Правда, неизвестно, кто из троих – убийца, но это уж не моя проблема.
     – Ничего не понял, – искренне заявил Беркович.
     В квартире был полный порядок – типичное жилище старого холостяка, привыкшего, что каждая бумажка лежит на своем месте. В огромном салоне действительно находился труп – мужчина лет пятидесяти лежал на диване, и по его виду нельзя было сказать, что человек умер насильственной смертью. Эксперт склонился над телом, поднял веки, приоткрыл рот, понюхал, поморщился и сказал:
     – Цианид. Кстати, где посуда, из которой он пил?
     Охайон кивнул на круглый стол, стоявший посреди салона. Здесь лежали игральные карты и стояли три бокала с соком. Четвертый бокал был опрокинут, жидкость пролилась на полированную поверхность.
     – Играли в карты? – спросил Беркович у Охайона.
     – Да, – кивнул патрульный. – Утверждают, что каждую пятницу играют в преферанс. Сегодня тоже. Форман встал посреди игры, взял бокал со столика у окна, выпил и умер. Живые – в спальне.
     Живые действительно оказались в спальне – трое мужчин в возрасте сорока-пятидесяти лет. Уважаемые люди – во всяком случае, если судить по их собственным рассказам. Через час, допросив каждого по очереди, Беркович имел представление о произошедшем.
     Квартира принадлежала биржевому брокеру Иегуде Амору, сорока трех лет, холостому. Его приятели Ариэль Форман, менеджер, Хаим Визель, писатель, и Игаль Бен-Дор, художник, приезжали сюда еженедельно и играли в преферанс. Сегодня все было, как обычно. Сели за стол в десять. В полночь сделали перерыв – приготовили салаты с питами, поставили тарелки на столик у окна, там же стояли и бутылки с соками, откуда каждый наливал сам. Все были на виду у всех. И каждый в разное время покидал свое место, чтобы взять питу или налить сока в бокал. Форман взял сок, вернулся к столу, сделал несколько глотков, после чего буквально через минуту глаза у него закатились, он начал хрипеть и умер прежде, чем приехала скорая.
     – Мог ли кто-нибудь положить яд в бокал Формана? – этот вопрос Беркович задавал каждому и слышал один и тот же ответ:
     – Нет! Бокал стоял перед Ариком, он из него пил все время, а потом в него же и налил сок.
     – Значит, – терпеливо продолжал Беркович, – никто, кроме самого Формана, не мог отравить питье.
     – Получается так, – удрученно сказал хозяин квартиры Иегуда Амор, которого Беркович допрашивал последним.
     – Вы подтверждаете, что каждый из вас все время видел всех остальных?
     – Ну... Не все время, безусловно. Выходили в туалет, на кухню. Но в пределах салона – да, все видели всех. Если вы хотите сказать, старший сержант, что кто-то у всех на виду отравил питье Арика, то это, извините, чепуха. Это невозможно. Я бы видел!
     – Но ведь вы играли, внимание было приковано к картам...
     – Конечно, – кивнул Амор. – Но Арик сам наливал себе сок! Кто его мог отравить? Кто?
     – Вот и я спрашиваю – кто? – вздохнул Беркович. – Хорошо, идите пока, подождите в салоне.
     Когда хозяин вышел в салон, где присоединился к гостям, мрачно сидевшим за столом в обществе патрульного Охайона, в спальню вошел эксперт Хан.
     – Я закончил, – сказал он, – тело унесли. Отравление цианидом. Но я почти уверен, что в бокале, из которого пил Форман, яда не было. Анализ покажет точно, но я думаю, что прав.
     – Как же, в таком случае, он отравился? – удивился Беркович.
     – Не знаю. Возможно, яд в бутылке, и он пил из горла? Но это настолько маловероятно... Кстати, на столе стоят три бутылки – сок, кока-кола и минеральная вода. Открыта только бутылка с соком.
     – О Господи, – простонал Беркович. – Полный бред, тебе не кажется? Никто не мог отравить бокал Формана, потому что все были на виду друг у друга. Яда в бокале нет. Пить из бутылки он не стал бы, это действительно чепуха!
     – Не кричи, – устало сказал эксперт. – Наверняка здесь есть простое решение.
     – Конечно, – кивнул старший сержант. – Настолько простое, что его не видно даже в микроскоп. Ну хорошо, ты иди, я пока останусь. Хочу задать этим господам еще несколько вопросов.
     – Желаю удачи, – пробормотал Хан.
     Допросив каждого по второму разу, Беркович составил для себя характеристики подозреваемых и убитого – разумеется, поверхностные и не прояснившие картину преступления. За время работы в полиции он, как ему казалось, научился хорошо понимать отношения между людьми – по взгляду, по тону голоса, даже по движению бровей определять, что думает человек о собеседнике или о третьем лице, не присутствующем при разговоре. Иегуда Амор произвел на старшего сержанта неплохое впечатление. Если бы пришлось выбирать из трех кандидатов в убийцы, Беркович непременно отбраковал бы кандидатуру хозяина квартиры – Амор был взволнован, конечно, но ровно настолько, насколько был бы взволнован невинный человек, в квартире которого произошло убийство.
     Игаль Бен-Дор, художник, показался Берковичу личностью, способной на подлость, на обман, даже на шантаж, но вряд ли этот человек стал бы убийцей – он был слишком труслив для этого. Писатель Хаим Визель был, пожалуй, наиболее подходящей кандидатурой – вот кто мог вспылить, наброситься с кулаками, ударить между глаз, не подумав о последствиях. Да, но – подложить цианид в питье... Тоже вряд ли, не тот темперамент.
     И тем не менее, кто-то из них...
     Если говорить об отношениях между этими людьми, то, как показалось Берковичу, они лишь внешне и с первого взгляда были дружескими. Объединяло эту четверку, скорее всего, лишь общее увлечение – преферанс. Они играли давно, привыкли, для всей компании игра стала уже своеобразным наркотиком, без которого они не могли обойтись. Старались поменьше разговаривать друг с другом, потому что за многие годы накопилось множество претензий, противоречий, упреков, скрытой вражды – все это по капле Беркович выдавливал из игроков во время разговора, и каждый из них проговаривался. Визель, оказывается, когда-то дал в долг Бен-Дору крупную сумму и получил обратно лишь половину. Не ведь убит был не Бен-Дор, а Форман, к которому, похоже, претензии были у каждого, но все по мелочам. Наверняка кто-то из них ненавидел Формана, если подложил ему яд... куда?
     Проблема вернулась к своему началу, и Беркович, вздохнув, отправился в салон, чтобы еще раз осмотреть место преступления.
     – Подождите с гостями в спальне, – предложил он Амору, и тот недовольно дернулся – ему хотелось спать, он не желал находиться в компании убийцы, все это было написано у него на лице, но Беркович сделал знаку патрульному, и мужчины молча отправились в спальню. Беркович остался в салоне один.
     Итак, – подумал он, – четверо сидят за столом. Форман встает, наливает себе сок в бокал, возвращается, делает глоток... В бокале яда нет, но Форман падает замертво на глазах у трех остальных игроков. Могло ли быть, чтобы кто-то из тех, кто оставался за столом, пока Форман ходил за соком, отравил... что? Свой бокал Форман брал с собой. Больше ничего перед ним не было. Карты. Пепельница...
     Беркович резко повернулся и пошел в спальню.
     – Может, вы все-таки позволите нам поспать? – раздраженно сказал Визель. – Если так уж необходимо, чтобы никто не покинул квартиру, мы можем расположиться в спальне и салоне.
     – Минуту, – прервал Беркович. – Скажите, господин Визель, Форман курил?
     – Да, – сказал писатель. – Два раза пытался бросить, но...
     – Кто еще из вас курит?
     – Игаль, – Визель кивнул в сторону художника.
     – Какие сигареты курил Форман?
     – "Мальборо", а какое это имеет значение?
     – А вы, господин Бен-Галь? – повернулся Беркович к
     художнику. – Какой сорт курите вы?
     – Тоже "Мальборо", – помедлив, ответил Бен-Галь и бросил настороженный взгляд на Визеля. Тот, однако, не понял предупреждения и сказал удивленно:
     – Нет же, ты обычно куришь "Кент", Иегуда их все время для тебя держит...
     – "Кент" я курил раньше!
     – При обыске, – напомнил Беркович, – вы предъявили пачку "Мальборо".
     – Так я же говорю...
     – Скажите, господин Визель, – обратился Беркович к писателю, – вы человек наблюдательный, изучаете жизнь, пишете книги... Перед тем, как Форман пошел за соком или сразу после того, как вернулся, он курил?
     – Да, – твердо сказал Визель. Он сидел спиной к Бен-Галю и не мог видеть, что тот делает ему какие-то знаки.
     – Свои сигареты?
     – Естественно... Хотя... Вы правы, старший сержант! У него кончилась пачка, и Игаль дал Арику сигарету. Арик закурил и пошел наливать сок.
     – Дурак! – закричал Бен-Галь. – Что ты несешь? Не давал я ему никакой сигареты! Где она? Где?
     – Вот именно, – сказал Беркович. – Где она? Думаю, что Форман уронил ее на пол, вы подняли и выбросили в окно. Или еще куда-нибудь. В любом случае, мы ее найдем – за окном или в квартире, больше ведь ей некуда деться.
     – Не понимаю, – заявил Амор, – о чем вы толкуете?
     – Господин Бен-Галь прекрасно меня понимает, – сказал Беркович. – Яд был в сигарете. Вы курите "Кент", но сегодня принесли "Мальборо" – специально для Формана, чтобы дать ему, когда у него кончатся свои. А когда он начал корчиться и внимание Амора и Визеля было приковано к умирающему, вы подняли с пола окурок и... Ну, это понятно.
     Бен-Галь попытался подняться, но тяжелая рука патрульного Охайона опустилась ему на плечо, и художник застыл, спрятав голову в ладонях.
     – Господи! – воскликнул Визель. – Игаль, как ты мог?..
     ...Беркович вернулся домой в седьмом часу утра, когда Наташа собиралась на работу.
     – Что-то ты нынче рано, – пробормотала она, отвечая на поцелуй. – Забыл что-нибудь?
     – Забыл тебя поцеловать! Выпью чаю и завалюсь спать.
     – Как? – удивилась Наташа. – А допросы? Горячие следы и все такое?
     – А, – отмахнулся Беркович. – Все закончил. Убийца в камере. Представляешь, он подсунул другу отравленную сигарету, потому что тот, оказывается, не дал ему в долг денег!
     – Я бы тоже таких травила, – сказала Наташа. – Терпеть не могу жадин.
    
     Следующая глава