Ночные разговоры по радио производят странное впечатление. Диктор, сдерживая зевоту, приглашает всех, кто не спит, рассказывать об интимных сторонах своей жизни, а радиослушатели, для которых два часа ночи – время активной деятельности, стремятся почему-то изложить свои соображения о политике правительства. Да кому нужно правительство, когда нормальные люди спят давно?
     – Конечно, Ави, вы правы, – поддакнул ведущий передачи "Ночной микрофон" Дан Кучинский. – Правительство нам досталось еще то... Спокойной ночи. Есть у нас кто-нибудь еще на линии?
     Голос радиослушателя был странным – глухим, напряженным, как струна, и готовым сорваться на крик:
     – Послушайте, Дан, – быстро, глотая окончания слов, заговорил голос, – меня, наверно, сейчас убьют, я их вижу, а звонить мне больше некому... Я уже звонил домой, но Ора отключила телефон... Левинзон моя фамилия. Эхуд Левинзон. Я вас умоляю... В полицию... Сообщите в полицию... Господи!.. Нет!
     Послышался короткий истерический визг, и связь прервалась.
     Несколько секунд в эфире царило молчание, а потом неуверенный голос ночного ведущего сказал:
     – А теперь послушайте немного музыки. Для вас поет Дуду Топаз.
     – Все, – сказал инспектор Хутиэли и остановил запись. – Кучинский связался с полицией, и Натан, патрулировавший в районе студии, забрал пленку. Что скажете?
     Старший сержант Беркович и эксперт Хан переглянулись.
     – Сколько времени уже идет поиск? – поинтересовался Беркович, взглянув на часы. Было восемь утра. Значит, после ночного эфира прошло чуть меньше шести часов.
     – Поисковые бригады подняли с рассветом, – сказал Хутиэли. – Домой Левинзон не вернулся. Жена в панике – особенно после того, как ей дали послушать запись.
     – Зачем нужно было это делать? – мрачно поинтересовался Хан.
     – Она должна была опознать голос мужа. В конце концов, это мог быть и чей-то розыгрыш!
     – Кто такой этот Левинзон? – спросил Беркович.
     – Хозяин упаковочной фабрики в Петах-Тикве. Живет в Рамат-Авиве. В последнее время у него большие финансовые трудности. Взял у кого-то взаймы большую сумму – это со слов жены. Банк ему денег в долг уже не давал, а не прошлой неделе налоговое управление арестовало счет.
     – Понятно, – протянул Беркович. – Срок возврата прошел, кредиторы насели, денег нет...
     – Да, да, – нетерпеливо сказал Хутиэли. – Левинзон покинул фабрику в семь вечера. Сказал, что едет домой. На студию Левинзон звонил со своего сотового телефона. Операторы "Селкома" утверждают, что разговор велся из района Гуш-Дан, но точнее определить не могут. Представьте себе квадрат поиска...
     – Возьму пленку в лабораторию, – неуверенно сказал эксперт, – может, удастся по частотному спектру или по деталям фона уточнить место, где находился Левинзон.
     – Я с тобой, – попросил Беркович. – Все равно мне пока делать нечего.
     В подвальном помещении, где располагалась криминалистическая лаборатория, было тихо, как на кладбище. Вставили пленку в магнитофон, по шкалам забегали указатели, в окошках замелькали числа.
     – Послушай, – сказал Беркович, – голоса в отдалении, тебе не кажется?
     – Безусловно, – отозвался эксперт. – По меньшей мере три человека. Слов не разобрать, тут фон какой-то...
     – Странный фон, – пробормотал Беркович, – то ли свистит, то ли воет, и все на одной ноте. Ветер?
     – Нет, конечно, это, скорее всего, паразитная радиочастота. Тебе не приходилось слышать в разговорах, особенно по сотовому телефону?
     – Приходилось.
     Подал голос телефон, стоявший на столе эксперта. Хан поднял трубку и, послушав, начал отключать аппаратуру.
     – Нашли труп Левинзона, – сказал эксперт. – Поехали.
     Хутиэли ждал сотрудников в машине. Водитель включил сирену, едва выехали из ворот управления.
     – Машину обнаружил дорожный патруль на сорок восьмом шоссе. Она лежит в овраге, глубина метров двадцать... Все сгорело.
     Ехать предстояло полчаса, и Хутиэли из машины связался с бригадой, работавшей дома у погибшего бизнесмена. Инспектор поинтересовался, что было надето на Левинзоне вчера вечером, что у него было с собой.
     Машина бизнесмена, "тойота", когда-то синяя, а теперь прогоревшая насквозь, лежала вверх колесами. Беркович спустился следом за инспектором по крутой тропинке – вокруг валялись части кузова, пепел, в метрах от остова лежал обуглившийся труп.
     Эксперт склонился на телом, осторожно перевернул его. Беркович отвернулся – смотреть на то, что осталось от лица, было невозможно.
     – Два ножевых удара – в грудь и шею, – сказал Хан. – Оба, в принципе, смертельны. Потом уже тело, видимо, посадили в машину и столкнули в овраг.
     – Это действительно Левинзон? – спросил инспектор.
     – Скорее всего. Сохранилась прядь волос – русые, как на фотографии. Кольцо-печатка с инициалами "Э.Л." Бумажник сгорел практически полностью, но часть удостоверения личности сохранилась, можно разобрать окончание фамилии "...нзон". Инспектор, я думаю, нужно избавить его жену от процедуры опознания, она может не выдержать.
     – Зачем нужно было поджигать машину и сбрасывать в овраг? – спросил Беркович, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну, убили человека, оставили бы в машине, и все дела...
     – Хотели скрыть следы, это же ясно, – с легким раздражением сказал инспектор. – Возможно, хотели затруднить опознание, они же не знали, что Левинзон звонил на радио.
     – Убили Левинзона не в машине, – продолжал рассуждать Беркович. – Он ведь не сидел за рулем, когда говорил с радиоведущим.
     – Звука мотора на пленке нет, – подтвердил Хан. – Нет, кстати, и звука моторов проезжавших машин. На шоссе было пусто.
     – Получается, что он вышел из машины и ждал убийц? В два часа ночи на пустом шоссе? А увидев людей, начал звонить на радио, потому что не мог дозвониться домой? Где логика? – недоумевал Беркович.
     – Ничего странного, – заявил инспектор. – Он ждал одних, а появились совсем другие, тогда он и понял, что произойдет...
     – Это возможно, – согласился Беркович. – Допустим, он должен был встретиться с кем-то, кто обещал ему денег, а вместо знакомого человека увидел других, они отрезали ему путь к машине... Но я не понимаю, зачем нужно было договариваться о встрече в два часа ночи на пустынном шоссе?
     – Вернемся в управление, – решительно сказал Хутиэли. – Нужно допросить вдову и руководство фабрики, найти кредиторов Левинзона, возможно, тогда станет ясно, в каком направлении действовать.
     К месту, где, сорвав дорожное ограждение, машина свалилась в овраг, подъехал автокран. На шоссе образовалась пробка, водители выходили из машин, собралась толпа.
     – Ну все, – недовольно сказал Хутиэли. – Сейчас еще и репортеры нагрянут... Поехали отсюда.
     По дороге в управление продолжали обсуждать единственную пока версию – убийство из-за огромного долга. Хутиэли принялся перечислять возможные варианты, эксперт иногда возражал, иногда поддакивал, а Беркович, считая разговор беспредметным, смотрел в окно, еще и еще раз прокручивая в памяти каждое слово из ночного телефонного разговора. Старший сержант был уверен, что именно здесь должна быть разгадка, но... "Меня, наверно, сейчас убьют, я их вижу"... Кого он увидел? Чьи еще голоса записались на пленке? Если бы удалось разобрать слова... И этот странный звук, будто свист...
     Хутиэли с Ханом перешли на крик, машина проезжала мимо аэропорта, на посадку заходил "Боинг", и крылья его на мгновение заслонили солнце, а низкий рокот двигателей заложил уши.
     Беркович, как зачарованный, проводил самолет взглядом и спросил:
     – Рон, ты когда летал за границу в последний раз?
     – В прошлом году, – отозвался эксперт, – был с женой в Париже. А почему ты спрашиваешь?
     – Я вспомнил звук. Тот непонятный свист на пленке. Это не паразитная частота. Это самолет. Так звучит двигатель, работающий в холостом режиме. Вспомни... Ты выходишь на летное поле, идет посадка, неподалеку стоят другие самолеты...
     – Черт, – сказал эксперт. – Действительно, похоже. Но этого не может быть, Борис! На шоссе нет самолетов.
     – Ты можешь сказать точно, это свист двигателя или нет?
     – Могу, – кивнул Хан. – Нужно сопоставить звуковые спектры. Но ты прекрасно понимаешь, что это не мог быть самолет...
     – О чем вы спорите? – недовольно сказал Хутиэли. – Разве это сейчас важно?
     – Я думаю, что это и есть ключ к делу! – заявил Беркович.
     Через час он повторил свои слова, сидя за столом в лаборатории Хана. Сравнение звуковых характеристик показало однозначно: во время звонка Левинзона на студию издали слышался звук работавшего на холостом ходу самолетного двигателя.
     – Но он не был в то время в аэропорту! – удрученно воскликнул Хутиэли, услышав сообщение Хана.
     Беркович придвинул телефонный аппарат и набрал номер справочной аэропорта имени Бен-Гуриона.
     – Мне нужны названия рейсов, вылетевших прошедшей ночью в интервале от двух до трех часов, – попросил он. Выслушав ответ, Беркович повернулся к инспектору.
     – Только один рейс, – сказал он. – В два сорок на Бухарест.
     – Бухарест? – недоуменно переспросил Хутиэли. – При чем здесь Бухарест? Что тебе пришло в голову?
     – Я вам скажу, инспектор, когда увижу списки пассажиров, улетевших этим рейсом! – твердо сказал Беркович.
     – У Левинзона действительно были очень серьезные финансовые трудности, – рассказывал Беркович инспектору и эксперту несколько часов спустя, – и он решил избавиться от кредиторов, сбежав за границу. Это оказалось не просто: счета в банке у него уже были арестованы, из страны его бы не выпустили. Тогда он решил инсценировать свою смерть и бежать, воспользовавшишь чужими документами. На фабрике Левинзона работало около сотни иностранных рабочих, в том числе нелегалы, приехавшие туристами, – в основном, румыны. Среди них Левинзон отыскал одного, который был на него похож – рост, комплекция, овал лица, цвет волос... Фамилия этого человека Кудряну, срок его визы закончился, и он должен был вернуться домой. Левинзон договорился с ним о встрече – может, сказал, что заплатит, а потом доставит в аэропорт на своей машине? Встретились они, скорее всего, около восьми часов – кстати, товарищи Кудряну утверждают, что их приятель собрался в аэропорт именно в это время, хотя было еще рано. Левинзон заколол румына, забрал у него документы, переодел в свою одежду... Но в машине остались следы крови, да и труп могли опознать. Поэтому пришлось инсценировать пожар. И не в два часа ночи это произошло, а гораздо раньше, часов в десять, на шоссе уже практически не было движения. Потом Левинзон отправился в аэропорт – скорее всего, на такси, это ведь теперь можно проверить, – и позвонил на радио, когда вышел на летное поле для посадки в самолет. Нанес, так сказать, последний штрих на полотно...
     – И если бы не тихий свист двигателя, – закончил Беркович, – эта инсценировка могла удасться!
    
     Следующая глава