– Наташа, – сказал жене старший сержант Беркович, – в твоем положении вредно волноваться. И уж тем более – по такому поводу. Мне нравится такая литература, тебе – нет, разве это причина для того, чтобы нервничать?
     – Конечно! – воскликнула Наташа и бросила на стол книгу, купленную мужем. – Я видеть не могу эти страшные оскаленные морды на обложках. У этих книг отрицательная энергетика, они на тебя плохо влияют, разве ты этого сам не замечаешь?
     – По-моему, – рассудительно сказал Беркович, – книги о вампирах влияют на меня положительно. Прочитав один-два рассказа, я прекрасно засыпаю. Конечно, Брэм Стокер писал об этой нечисти лучше, чем современные авторы...
     – Лучше? – пожала плечами Наташа. – Из человека выпускают кровь, как можно писать об этом лучше или хуже?
     – Писать можно обо всем, разве нет? Важно – как. Давид Зильбер, говорят, писал хорошо, хотя я, например, придерживаюсь иного мнения. Но это уже вопрос вкуса.
     – Зильбер? – удивилась Наташа внезапной перемене темы. – Какой Зильбер?
     – Замечательный писатель, автор исторических романов с криминальным сюжетом.
     – Первый раз слышу это имя, – сказала Наташа.
     – Естественно, – кивнул Беркович. – Он выпустил всего одну книгу в середине семидесятых годов. Роман назывался "Крестоносцы" – сюжет ясен из названия. Был успех, продали около десяти тысяч экземпляров, собирались сделать перевод с иврита на английский, но... Автор запретил не только переводить роман, но даже делать второе издание. Видимо, немного свихнулся, во всяком случае, так считали родственники. Мог хорошо заработать, но не захотел. Впрочем, у него был другой источник дохода – он был химиком, создавал новые духи и делал это замечательно. "Лунный свет", к примеру, и "Звезда" получили высшие призы на международных конкурсах.
     – Так ты о том Зильбере говоришь? – сказала Наташа. – Известная личность, хотя духи его не в моем вкусе.
     – Он хорошо зарабатывал, – продолжал Беркович, – Литература для Зильбера была хобби и не более того. Умер он на прошлой неделе, и в его архиве нашли распечатки рукописей двенадцати неизданных романов. Домочадцы утверждают, что романы великолепны. Это Сенкевич и Фейхтвангер в одном лице.
     – Ну, ты преувеличиваешь... – протянула заинтересованная Наташа.
     – Марик Дашевский, филолог из Тель-Авивского университета, с родственниками согласен. Во всяком случае, теперь рукописи будут изданы, все ожидают большого успеха, особенно Игаль Зильбер, племянник покойного. Дело в том, что по завещанию права на рукописи отходят именно к этому молодому человеку. И запрет на публикацию снимается, согласно тому же завещанию, после смерти автора.
     – Первый раз слышу о писателе, не желавшем прижизненной славы.
     – Меня это тоже поразило, но мне объяснили. Видишь ли, он считал писательство игрой, а создание духов – делом жизни. Известности ему хватало, он считал, что слава писателя только повредит его славе как парфюмера.
     – А почему ты это рассказываешь? – с подозрением спросила Наташа. – Со смертью Зильбера что-то нечисто?
     – Умер он в результате несчастного случая. Споткнулся, спускаясь по лестнице, – у Зильбера вилла в Нетании, два этажа, довольно крутые ступени. Он покатился и проломил голову о каменную вазу, стоявшую внизу. Мгновенная смерть. Дело было ночью, грохота от падения никто не слышал, все спали. Тело обнаружили утром.
     – А кто еще был в ту ночь на вилле? – спросила Наташа.
     – Ронит – это его жена, дочь Лимор и племянник Игаль. Дочь разведена, детей нет. Племянник имеет квартиру в Тель-Авиве, но сейчас там ремонт, и он около месяца жил на вилле дяди. В том, что Зильбер оказался ночью на лестнице, нет ничего необычного – он нередко вставал среди ночи и поднимался в кабинет, чтобы написать главу или хотя бы несколько предложений. В ту ночь была гроза, и произошел перебой в подаче электроэнергии. Час с четвертью район вилл оставался без света. А Зильбер как раз в это время писал свой новый роман – естественно, на компьютере. Свет погас, и он, видимо, решил, что лучше пойти спать. Спальня на первом этаже. На лестнице темно. В общем, не повезло человеку...
     – Ты считаешь, что его столкнули? – спросила Наташа.
     – Это одна из версий, – уклончиво отозвался Беркович. – Жена утверждает, что слышала в полусне, как муж встал с постели и вышел. Ничего необычного в этом не было, и она спокойно заснула, проспав до утра. Спальня дочери – соседняя с родительской. Лимор вечером приняла снотворное, потому что после развода у нее бессонница. Спала до тех пор, пока ее не разбудил приезд "скорой помощи". Племянник тоже спал без задних ног и даже не слышал ударов грома.
     – И ты, конечно, думаешь, что племянник столкнул дядю, поскольку был заинтересован в его смерти.
     – Хм... В принципе, да. Он ведь был уверен, что, издав дядины романы, заработает кучу денег. Сам Зильбер говорил племяннику, что тот на его рукописях станет миллионером. В конце концов Игаль мог в это поверить.
     – А что, у него были финансовые проблемы? – поинтересовалась Наташа.
     – Сколько угодно. Он игрок. Играл одно время в казино "Оазис", но там в долг не поиграешь, и он перешел на карты. Игаль и сам не отрицает, что долгов у него набирается тысяч на триста. Не может он представить и надежных доказательств того, что всю ночь провел в постели и ничего не слышал. Более того, тапочки Игаля, стоявшие у его кровати, оказались влажными, будто он наступил в мокрое. Где может быть лужа на вилле?
     – Ну, он же не идиот, чтобы выходить в тапочках под дождь? – недоверчиво сказала Наташа.
     – Нет, конечно. Сам Игаль утверждает, что замочил тапочки утром, когда умывался – это было, по его словам, еще до того, как он вышел в холл и обнаружил дядю мертвым у основания лестницы.
     – Но ты этому не веришь...
     – Есть сомнения, – кивнул Беркович. – Из головы Зильбера натекла струйка крови, и видно было, что кто-то на эту струйку наступил. Если это сделал племянник и в темноте не заметил, то утром он, конечно, обнаружил следы крови на подошве, понял, чем это грозит, и протер тапочки мокрой тряпкой.
     – Но он не мог знать, что ночью начнется гроза, свет выключится, будет темно...
     – Заранее знать, конечно, не мог, но когда это произошло, решил воспользоваться случаем.
     – Ты его задержал?
     – Игаля? Нет, деться ему все равно некуда, не станет же он скрываться, бросив рукописи дяди, – единственное, ради чего стоило убивать. Мне нужно найти хотя бы одну прямую улику...
     – И ты думаешь об этом, читая книги про вампиров? – ехидно спросила Наташа.
     Беркович поставил книгу на полку и отправился в ванную, посчитав разговор законченным. Весь следующий день старший сержант был занят на допросах по нескольким мелким делам, не представлявшим никакого интереса, – жуликов в Тель-Авиве в последнее время развелось слишком много, попадались они на мелочах, работа с ними была не интересной, и вечером Беркович вернулся домой с головной болью.
     – Боря, – сказала Наташа, подавая мужу тарелку с его любимым борщом, – я сегодня была в парикмахерской.
     – Поздравляю, – рассеянно отозвался Беркович. – Как поживает Роза?
     – Я ездила не к Розе, а в салон "Оранж", что в Нетании.
     – Куда? – поразился Беркович. – Зачем было ехать в такую даль... А, понял, – прервал он себя, – у моей жены возник зуд расследования. Ты решила посмотреть на виллу Зильбера, не так ли?
     – И не думала, – возразила Наташа. – Я хотела послушать, что говорят о смерти Зильбера женщины в салоне красоты.
     – Ну-ну, – заинтересованно сказал Беркович. – И что же ты услышала? Женщины тоже считают, что Зильбера столкнули?
     – Это не обсуждается, – отмахнулась Наташа. – Но что меня поразило: все сочувствуют Игалю и возмущаются действиями полиции – твоими, дорогой Боря.
     – Но я ведь не...
     – Всем известно, что полиция подозревает Игаля! А женщины уверены, что он ни при чем. Знаешь кого они считают виновным? Жену! Ронит Зильбер ходит в "Оранж", ее там хорошо знают и считают жуткой женщиной. Она ненавидела мужа...
     – Знаю, – поморщился Беркович. – Он ей все время изменял, а не уходила она он мужа только из-за его денег. Но убить... К тому же, Зильбер свою жену тоже терпеть не мог. Настолько, что специально оговорил в завещании – Ронит получала только виллу и ничего больше.
     – Вилла дорогая, – настаивала на своем Наташа. – Если ее продать...
     – Погоди-ка, – прервал жену Беркович. – Пожалуй, в этом кое-что есть.
     Он замолчал и до самой ночи не желал больше говорить о семействе Зильберов. Наташа не мешала мужу думать и была горда тем, что помогла расследованию. Эта Ронит... Наташа видела ее мельком, когда сидела под феном. Действительно неприятная женщина, голос визгливый, такая убьет и не поморщится...
     На следующий вечер Беркович вернулся домой раньше обычного и сказал с порога:
     – Ты была права. Племянник ни при чем.
     – Вы ее арестовали? – спросила Наташа.
     – Да, – кивнул Беркович.
     – И она созналась в убийстве собственного мужа?
     – Какого мужа? – удивился Беркович. – Она разведена!
     – Кто разведен? – не поняла Наташа. – Ронит оставалась женой...
     – При чем здесь Ронит? – нетерпеливо сказал Беркович. – Я говорю о Лимор Зильбер, их дочери.
     – Ничего не понимаю, – пробормотала Наташа.
     – Женщин мы вообще во внимание не принимали, – сказал Беркович. – Мы думали: или несчастный случай, или виноват племянник. А когда ты сказала о том, что Ронит могла продать виллу... Понимаешь, я подумал: кому отойдет все состояние Зильбера, кроме виллы и рукописей? Дочь не была упомянута в завещании вообще, но если относительно жены и племянника есть четкие указания, то все остальное по закону отходит к дочери – других претендентов на наследство нет.
     – Но... Лимор спала, ты сам сказал, что это доказано!
     – Доказано, что она приняла снотворное. Но когда? До грозы или после? На этот вопрос экспертиза ответа не дала, потому что перед ней такой вопрос и не ставился. Я попросил Рона – это наш лучший эксперт, – и он сегодня проверил выводы... В общем, лекарство она приняла не раньше часа ночи.
     – Это еще не улика, – упрямо сказала Наташа, не желавшая расставаться со своей версией.
     – Улика, хотя и косвенная. Но мы нашли и прямую. Лимор наступила на струйку крови, а не Игаль, и не заметила этого. На подошвах ее тапочек обнаружены следы, так что...
     – Но ей-то зачем было убивать отца? – поразилась Наташа. – Неужели из-за этого проклятого наследства? У нее тоже были денежные проблемы?
     – Представь себе. Точнее, не у нее самой, а у ее бывшего мужа, которого она продолжала любить так сильно, что столкнула с лестницы собственного отца... Муж ее бросил, а она... Нет, женщины – странные существа, – заключил Беркович.
     – Не более странные, чем мужчины, – заявила Наташа. – Разве так трудно понять, что ради любви женщина готова на все?
    
     Следующая глава