– Не такой уж крупный у него бизнес, – сказал инспектор Хутиэли. – Два ювелирных заводика – один в Герцлии, другой в Бейт-Шеане. Не вижу смысла в угрозах. Может, он ошибается?
     – Нет, – вздохнул старший сержант Беркович. – К сожалению, ему действительно угрожают. Вот уже неделю Владимир Лейбзон каждый день получает анонимные письма, отпечатанные на лазерном принтере. Посланы из разных почтовых отделений – от Эйлата до Хадеры.
     – Ты считаешь, что это не шутка?
     – Если бы Лейбзон был коренным израильтянином, я, возможно, так бы и подумал, – признался Беркович. – Но он из России. Приехал два года назад и уже имеет неплохой бизнес. В России у него связей практически не осталось – во всяком случае, он так утверждает.
     – Все равно не понимаю, – покачал головой Хутиэли. – Зачем письма писать, если этот Лейбзон не понимает, чего от него хотят. Повтори – что там написано.
     – "Жить тебе осталось неделю, ничто тебе не поможет. Даже если ляжешь на дно, все равно достанем. Мы еще будем плясать на твоих похоронах", – перевел Беркович на иврит текст послания, отпечатанного по-русски. – Подписи нет.
     – Я бы на месте Лейбзона плюнул и забыл, – решительно сказал Хутиэли.
     – Я же говорю, инспектор, вы плохо знаете русских, – не согласился Беркович. – Лейбзон все воспринимает очень серьезно, потому и заявил в полицию.
     – Но что мы можем сделать? – удивился Хутиэли. – Приставить охрану? Ты же сам говоришь, что у него есть охранник, чем поможет еще один?
     – Я думаю, это отвлекающий маневр, – сказал Беркович. – Лейбзон полагает, что все его передвижения отслеживают те, кому он почему-то пришелся не по нраву. Он бы уехал на время из Израиля, но об его отсутствии сразу станет известно. Поэтому Лейбзон решил, во-первых, заявить в полицию – пусть автор писем считает, что начато официальное расследование. Возможно, это заставит его чуть умерить пыл. А тем временем Лейбзон намерен действительно уехать, оставив вместо себя двойника.
     – Господи, еще один Саддам Хусейн выискался! – воскликнул инспектор.
     – Вы бы говорили иначе, если бы видели Лейбзона, – возразил Беркович. – Кто бы ни хотел его гибели, он наверняка уверен, что скрыться Лейбзон не сможет. Слишком примечательная внешность, двойника никаким гримом не создашь.
     Беркович вытащил из пластиковой папки и положил перед инспектором большую цветную фотографию. Хутиэли поднял брови и присвистнул. Владимир Лейбзон стоял у входа в здание Иерусалимского муниципалитета на площади Сафра. Рост бизнесмена не превышал метра шестидесяти, фигура напоминала бочонок, а крючковатый нос делал Лейбзона похожим на странную птицу, не способную взлететь.
     – Да уж, – усмехнулся инспектор, – грим тут не поможет. Если бы Саддам Хусейн обладал такой комплекцией и таким носом, у него тоже были бы проблемы с двойниками. Не понимаю, – прервал Хутиэли сам себя, – ты сказал, что он намерен обзавестись двойником. Где он отыщет такого, как сам?
     – В том-то и дело, – оживился Беркович. – Лейбзон нашел такого человека! Живет в Араде, работает на фабрике пластмассовых изделий, холост. Приехал из Москвы, как и Лейбзон. Зовут Михаил Бердник.
     Беркович вытащил из папки еще одну фотографию и положил рядом с первой. Бердника сфотографировали у каменного забора, на котором висел плакат "Народ с Голанами". Сходство с Лейбзоном было поразительным: та же нелепая фигура, такой же орлиный нос, волосы только были другими – светлыми в отличие от почти черных волос бизнесмена.
     – Игра природы, – хмыкнул Хутиэли. – И что же? Этот господин согласился сыграть роль Лейбзона?
     – Конечно, – кивнул Беркович. – Ему хорошо заплатили. Лейбзон не назвал мне точной суммы, но намекнул, что речь идет о четырех нулях. Таких денег Берднику не заработать за годы. А тут – всего за неделю, пока Лейбзон будет отсиживаться в Австрии.
     – А потом? – полюбопытствовал Хутиэли. – Что будет потом, когда Лейбзон вернется?
     – Он надеется, что за неделю полиция вычислит и задержит анонима, – сказал Беркович.
     – Вот как... – протянул инспектор. – Ты сам сказал только что, что это невозможно.
     – Если пользоваться только письмами, то конечно, – сказал Беркович. – Но Лейбзон полагает, что автор писем может осуществить угрозу. И тогда полиция схватит преступника на месте.
     Хутиэли с изумлением воззрился на старшего сержанта.
     – О чем ты, Борис? Лейбзон подставил человека, будучи уверен, что того могут убить?
     – Я не утверждаю, что этот господин обладает выдающимися моральными качествами. Скорее наоборот. Но в его действиях нет ничего противозаконного. Он нанял человека, тот согласился. А убьют его или нет... Вы только что сами сказали, что это чья-то шутка. Пройдет неделя, ничего не случится, разве что придут новые угрожающие письма, а потом Лейбзон вернется... Кстати, Бердник получил деньги вперед.
     – Значит, речь все-таки идет об охране со стороны полиции, – резюмировал инспектор. – Нужно постоянное наблюдение, иначе, если что-то действительно произойдет...
     – Вот именно, – кивнул Беркович. – Собственно, я все это рассказываю для того, чтобы попросить...
     – Сам, что ли, хочешь стать телохранителем? – удивился Хутиэли.
     Беркович кивнул.
     – Видите ли, инспектор, эта история кажется мне излишне театрализованной. Лейбзон действительно боится. У него есть какой-то план противостояния анониму, и я не уверен, что этот план – законный. Вот почему я бы хотел...
     – Понятно, – буркнул Хутиэли. – У тебя, кажется, есть неиспользованные отгулы? По-моему, ровно семь дней.
     – Да, но... Я хотел съездить с Наташей в Эйлат.
     – Сейчас твоей жене вредно трястись в автобусах, – усмехнулся инспектор. – А официально дать тебе поручение охранять этого клоуна я не могу. Не такая важная шишка. Так что выбирай.
     – Хорошо, – вздохнул Беркович. – Беру отгулы.
     Собственно, ни на что большее он и не рассчитывал. А Наташе действительно не стоило сейчас, на восьмом месяце беременности, ездить в такую даль – Эйлат может и подождать.
     Дома он сказал, что получил задание охранять русского безнесмена, и потому несколько дней будет как бы на казарменном положении. Возможно, вернется ночевать, а возможно – нет.
     Бердник переехал на виллу своего нанимателя глубокой ночью, а через два часа Лейбзон покинул Израиль рейсом компании "Аркиа". Беркович приехал в Рамат-Авив в девять утра, когда самолет, на котором летел бизнесмен, подлетал к Вене. Вилла располагалась в новом районе за университетом, и на повороте путь старшему сержанту преградил полицейский патруль.
     – В чем дело? – спросил Беркович, предъявляя удостоверение.
     – Убийство, – сказал сержант, проверявший документы.
     – Убийство? – насторожился Беркович. – Где? Кого убили?
     – Вы не в курсе? – удивился патрульный. – Я думал, вы по этому делу и приехали, во всяком случае, звонили из Управления и назвали вашу фамилию.
     – Убитый – Владимир Лейбзон?
     – Точно так, – сказал сержант и отошел к машине.
     У виллы стояли еще две полицейских машины, прибывшие, похоже, совсем недавно – эксперт Рон Хан вытаскивал из багажника свой чемоданчик, а фотограф освобождал из футляра камеру. Лейбзон (тьфу ты, конечно, это был не Лейбзон, а бедняга Бердник) лежал на земле перед входной дверью. Одна пуля попала ему в голову, другая в спину. Телохранитель Лейбзона стоял над телом хозяина и выглядел растерянным.
     – Когда это произошло? – резко спросил Беркович.
     – В восемь двадцать. Мы с хозяином в это время всегда выезжали на фабрику. Все как обычно. Метрах в десяти дальше по улице стоял мотоцикл, и водитель сразу открыл огонь из пистолета. Видимость была хорошая...
     – Вы не ответили?
     – Я не ожидал нападения именно в этот момент, – напряженно сказал охранник.
     – Понятно, – вздохнул Беркович. – Номер мотоцикла...
     – Заляпан чем-то, – сказал охранник. – Мотоцикл "Хонда". Водитель в черной кожаной куртке, шлем...
     – В общем, стандартный джентльменский набор – ищи теперь по всему Израилю, – буркнул Беркович.
     – Похоже, что стреляли из "беретты", – сообщил эксперт Хан. – Точно скажу после вскрытия.
     – Из пистолета, – согласился охранник. – Какой был пистолет или, может, револьвер – не разглядел, далеко...
     Вернувшись в управление после бесплодного допроса охранника и соседей, не видевших самого убийства, а только слышавших выстрелы, Беркович позвонил в Вену. Лейбзон только что прилетел и разбирал чемодан в номере гостинцы "Плаза". Услышав о смерти Бердника, бизнесмен, похоже, потерял дар речи.
     – Черт, – сказал он наконец после долгой паузы. – Так это правда?.. Как я вовремя смылся!
     – Очень вовремя, – сухо сказал Беркович. – Сколько вы заплатили Бердинику за его смерть?
     – Послушайте, старший сержант! – возмутился Лейбзон. – Разве я мог предположить...
     – Могли, если спешно покинули страну. Ведется расследование, и я хочу знать, кого вы подозреваете. Только не нужно повторять, что у вас нет никаких подозрений.
     – Есть, – сказал Лейбзон, помолчав. – Только к бизнесу это не относится.
     – Допустим. В чем тогда дело?
     – Политика, – неохотно сказал Лейбзон. – В девяносто шестом я сдуру согласился участвовать в одном деле... Предвыборные технологии.
     – Допустим, – повторил Беркович. – Пожалуйста, в двух словах. Подробнее поговорим, когда вы вернетесь. Сейчас я хочу знать конкретные имена – в каком направлении нам вести расследование? Хочу напомнить – убит человек, и этим человеком могли быть вы.
     – Да... – Лейбзон шумно вздохнул. – До сих пор не могу... В Москве есть компьютерная фирма "Геликон", в девяносто шестом я там работал.
     – Вы? – удивился Беркович.
     – Представьте. Ювелирным бизнесом я занялся в Израиле, обнаружил для себя эту нишу. А в России был неплохим программистом. Попробуйте такую фамилию – Щепетнев. Тогда он был у нас начальником отдела охраны. А я слинял и унес кое-какие дискеты. Очень, мне казалось, важные кое для кого. Я не собирался никого шантажировать. То есть, не собирался в тот момент. Взял на всякий случай. Только год спустя понял, насколько эта информация опасна – и прежде всего для меня. Тогда...
     – Да-да, я слушаю, – сказал Беркович, потому что Лейбзон замолчал и только шумно дышал в трубку. – Вы уехали в Израиль, я правильно понял?
     – В Израиль... Да, уехал, а те дискеты... Я их отформатировал. Но ни Щепетнева, ни его людей убедить в этом было невозможно. Я думал, что после отъезда меня оставят в покое – ну кому я там мог помешать? А оказалось... Я это сразу понял, когда начал получать письма. Щепетнев обожал такие фокусы... Тогда и нанял Бердника. Я не думал, что все так обернется, клянусь вам!
     – Кстати, – сказал Беркович, – как вы Бердника нашли? Достаточно сложно отыскать человека, способного вас заменить – очень примечательная внешность. А у вас это заняло день или два.
     – Нет, – вздохнул Лейбзон. – Даже часа это не заняло. Мишу я знал еще там... Познакомились на одной тусовке и оба поразились нашему сходству. Миша даже как-то предложил поучаствовать в телевизионной программе, там двойников показывали. Я отказался – это было незадолго до моего отъезда, только светиться мне не хватало! Миша уехал через год после меня. В Израиле мы практически не общались, но я знал его адрес.
     – Понятно, – протянул Беркович. Все-таки он плохо понимал этого человека. Добро бы Лейбзон не знал Бердника лично, просто нанял человека на смертельно опасную роль. Но – знакомого! Можно сказать, приятеля... Беркович не мог поверить, будто Лейбзон действительно считал, что угрозы несерьезны. Не стал бы он так спешно удирать в Европу.
     – Насколько я понимаю, – сухо сказал Беркович, – вы бы предпочли, чтобы Бердника и похоронили под вашим именем. Ведь иначе...
     – Было бы хорошо, – с готовностью отозвался Лейбзон, и старшему сержанту захотелось отвесить ему хорошую оплеуху. – Но ведь полиция не разрешит, верно?
     – И не только полиция.
     – Понимаю. Видимо, мне лучше пока не возвращаться.
     Пообещав связываться с Лейбзоном в случае необходимости, Беркович положил трубку. Полученная информация, конечно, проливала определенный свет на мотив преступления, но вовсе не облегчала поиск убийцы. То, что убийство заказное, было ясно с самого начала. Щепетнев этот наверняка в Израиле не появлялся, прислал кого-нибудь, а может, нанял на месте...
     Весь день до вечера старший сержант занимался сбором информации – звонил в Москву, потом обсуждал возможные действия с инспектором Хутиэли и опять звонил в Россию, теперь уже не только в столицу, но еще и в Санкт-Петербург, где Щепетнев, как выяснилось, жил с девяносто восьмого. Если верить питерским коллегам, Щепетнев занимался посреднической деятельностью – закупал и перепродавал за рубеж деловую древесину, неплохо на этом зарабатывал и давно "забил на политику", как выразился майор Сухой, который, проявив оперативность, за несколько часов накопал на Щепетнева материал, достаточный для того, чтобы сделать определенные выводы.
     Получалась ерунда. Получалось, что не нужен был Щепетневу этот Лейбзон. Оба перестали заниматься политикой. Если Лейбзон от греха подальше уехал в Израиль, то и Щепетнев покинул Москву, оборвав связи и занявшись более спокойным и, главное, наверняка прибыльным делом.
     Беркович вернулся домой поздно вечером, голова гудела, мысли, которых и без того было немного, разбрелись по темным углам подсознания, осталась одна: спать, спать... Но пришлось еще рассказывать что-то Наташе, и Беркович не помнил – что именно. То ли он действительно излагал, уткнувшись лбом в теплый бок жены, всю свою дневную эпопею, то ли – кажется, это так и было – пересказывал сюжет фантастического романа, почему-то пришедший на память. Там тоже одного героя убили вместо другого, а потом тот, кого убили, отомстил своему двойнику, такое возможно было только в фантастике, но Беркович, засыпая, почему-то был уверен, что и в жизни может произойти нечто подобное, иначе с чего бы все это вдруг вспомнилось?
     Утром он, конечно, уже не помнил ничего, да и не думал, что нужно что-то вспомнить – сначала поехал на виллу Лейбзона, потом в морг Абу-Кабира, после этого позвонил в Вену, хотел убедиться, что Лейбзон никуда не смылся. В полдень на электронный адрес Берковича поступило несколько файлов из России – разрешенные для оперативной разработки материалы по Щепетневу. Ничего толкового. Если этот человек и сохранил зуб на Лейбзона, то ничем свою ненависть не проявлял.
     Поиск мотоциклиста (этим занималась группа сержанта Горелика) тоже не привел ни к какому результату. Впрочем, этого и следовало ожидать. В два часа дня, кое-как перекусив питой с салатом, Беркович сидел перед экраном компьютера и пытался составить план дальнейших мероприятий по делу. Со Щепетневым явно не получалось. Значит, был кто-то еще, желавший убрать Лейбзона. И сам Лейбзон, конечно, должен был это знать. Скрыл? Почему? А если все-таки говорил правду?
     Если говорил правду, значит, не было никого, кто бы действительно хотел его смерти и, главное, мог организовать убийство. Но ведь убийство произошло! И угрожающие письма были на самом деле. Противоречие.
     Позвонил эксперт Хан и сказал, что тело Бердника можно выдать родственникам для захоронения.
     – Нет у него родственников в Израиле, – сообщил Беркович.
     – Но кто-то должен быть, – сказал Хан. – Друзья, которые могли бы о нем скорбеть, враги, которых его смерть обрадовала бы... Кто его хоронить будет, в конце концов?
     – Враги, – пробормотал Беркович. – Враги с удовольствием...
     Он положил трубку и сжал ладонями виски. Вчера ночью он рассказывал Наташе историю. Какой-то сюжет. Там тоже были враги, которые с удовольствием хоронили одного из двойников, когда друзья... Да, друзья сожалели о другом человеке.
     Нелепая идея. Но ведь никто, похоже, не хотел смерти Лейбзона. И почему, назначив срок – неделю, убили его... то есть, не его, а Бердника... убили все-таки на девятый день, причем именно тогда, когда двойник уже занял место оригинала? Зачем ждали? Чтобы попугать перед смертью?
     Беркович долго сидел, глядя на экран компьютера, и складывал по-новому элементы мозаики. Придя к определенному решению, старший сержант связался с полицейским участком Арада, где жил Бердник, и долго говорил с неким майором Нахмани. Попросил оформить сведения официально и положил трубку. Информация, которую он ждал, поступила по электронной почте в восемь вечера, и только тогда Беркович вспомнил, что за весь день ни разу не позвонил Наташе. Набрав номер, он сказал:
     – Наташенька, ты помнишь, я тебе рассказывал вчера историю с двойниками? Так там все правильно.
     – Не сомневаюсь, – отозвалась Наташа. – Ты сегодня домой вернешься?
     – Обязательно. И расскажу, чем дело закончилось.
     – Не люблю фантастику, ты же знаешь, – сказала Наташа. – Лучше скажи, разогревать ужин или подождать?
     – Разогревай! И фантастика, между прочим, ни при чем.
     – Хитрая комбинация, – увлеченно говорил Беркович полчаса спустя, сидя на кухне и глядя, как Наташа вынимает из духовки курицу-гриль. – Представь: два похожих человека – Бердник и Лейбзон. Убить хотят Бердника, но так, чтобы никто не подумал, что именно его нужно отправить на тот свет. Что они делают? Забрасывают угрожающими письмами Лейбзона, зная, что он с Бердинком знаком и непременно подумает о нем как о возможной подставке. Лейбзон попадается на крючок – ему действительно есть кого опасаться, так он, по крайней мере считает. Договаривается с Бердником за довольно крупную сумму и улетает в Вену, надеясь, что все обойдется. А Бердника тут же убивают, якобы спутав его с Лейбзоном.
     – Ничего не поняла, – заявила Наташа. – Почему "якобы"?
     – Да потому, что убить хотели именно Бердника, его и убили, а полицию заставили разрабатывать версию, будто Бердника убили по ошибке, а на самом деле хотели убить Лейбзона! Мы и искали тех, кто мог бы покушаться на Лейбзона. И искали бы до посинения, если бы не мое подсознание, вспомнившее этот американский роман... Когда я понял ошибку и начал искать врагов не у Лейбзона, а у Бердника, тут-то все и стало ясно.
     – Тебе – может быть, – сказала Наташа, – но не мне.
     – Неважно, – махнул рукой Беркович и отрезал себе куриную ножку. – Бердник уже здесь, в Израиле, связался с криминальными элементами. Торговля наркотиками. Заработать, понимаешь, хотел, не прилагая усилий. Потом испугался, решил завязать. Но это не та компания, от которой легко отделаться. Да и знал уже Бердник слишком много. Как, впрочем, и они о нем – в частности, о существовании похожего на Бердника человека. Внешность у обоих действительно примечательная... Вот они и придумали, как Бердника убрать, но чтобы никто не понял, что убрали именно его.
     – Должно быть, я сегодня тупая, – вздохнула Наташа. – Того убрали или не того? Ты извини, Боря, я себя что-то плохо чувствую, пойду лягу. Только не рассказывай мне на ночь фантастических рассказов, хорошо? Вчера мне плохой сон приснился – будто у нас родилась двойня, и оба инопланетяне, только один с Марса, а другой с Юпитера.
     – Глупости, – возразил Беркович. – Какая двойня? У нас будет сын, и тебе это известно лучше, чем мне!
    
     Следующая глава