Перед старшим сержантом Берковичем сидел подтянутый худощавый мужчина лет сорока с живыми печальными глазами. Говорил он медленно, но не потому, что ему приходилось подбирать слова – казалось, что посетитель вкладывает в каждую фразу особенную, одному ему присущую силу. Посетителя звали Антоном Равдиным, представился он как психотерапевт и продемонстрировал Берковичу документ, выданный на его имя Всемирной Академией Информатизации. Документ разрешал владельцу проводить публичные психотерапевтические сеансы.
     – Я прошу полицию, – говорил Равдин, – оградить меня от претензий этого человека.
     – Но ведь Бреннер действительно умер после посещения... – вставил Беркович.
     – После этого не значит вследствие этого! – произнес Равдин сентенцию, известную каждому юристу.
     – Да, конечно, – согласился Беркович.
     Речь шла о трагедии, произошедшей девять дней назад. Антон Равдин, психотерапевт с большим стажем, ученик Кашпировского (так он, во всяком случае, говорил о себе сам), разъезжал по городам Израиля и проводил сеансы публичной психотерапии. Все было вполне легально – Равдин платил налоги, доходов не скрывал и всегда имел при себе пухлую папку с письмами от благодарных клиентов. Беркович пробежал глазами несколько опусов – люди писали, как после сеанса у них проходили боли, зарубцовывались язвы, а у одного деда даже исчезла седина. Не было сказано, впрочем, исчезла ли седина вместе с волосами, или волосы только изменили цвет.
     По словам Равдина, ни разу в его практике не случалось, чтобы кто-либо из людей, сидевших в зале, пожаловался на ухудшение состояния. Но девять дней назад, после того, как Равдин провел сеанс в клубе Бат-Яма (присутствовало около семидесяти человек, в основном, пенсионного возраста), одному из зрителей стало плохо. Психотерапевт еще не успел уйти со сцены, когда ему сообщили, что в фойе клуба упал и не подает признаков жизни старичок лет семидесяти, пришедший на сеанс с племянником.
     – Вызовите скорую! – приказал Равдин, не желавший связывать свое имя со случаем, способным подорвать его репутацию.
     Скорая, однако, не помогла. Парамедики только констатировали смерть. Племянник умершего был в шоке. "Я привел дядю лечиться, – повторял он, – а этот человек его убил!"
     На самом деле Арон Бреннер скончался, как сказано было в акте судебно-медицинской экспертизы, от черепно-мозговой травмы, не совместимой с жизнью. Иными словами, выходя из зала, Бреннер споткнулся и, падая, ударился виском об острый угол деревянного барьера. Смерть наступила практически мгновенно.
     После похорон племянник Бреннера Яков Шульман явился к Равдину и заявил, что засудит его, если тот не заплатит за причиненное горе. "Но я-то при чем?" – искренне возмутился психотерапевт. "А при том, – сказал Шульман, – что своими пассами и установками вы так возбудили дядю, что он не соображал, что делал! У него начали трястись руки, а ноги подгибались. По-моему, он даже и не видел ничего перед собой. Вот и споткнулся. Если бы не вы, дядя был бы жив, и вы мне за это ответите!"
     – Сколько же хочет с вас слупить господин Шульман? – поинтересовался Беркович.
     – Он требует сто тысяч шекелей, – мрачно сообщил психотерапевт. – Это неприкрытый шантаж, и я требую вмешательства полиции.
     – А что, – сказал Беркович, – разве ваш сеанс не мог подействовать на Бреннера именно таким образом? Дрожь в руках, плохая ориентация и все такое. Я слышал, что даже у вашего учителя Кашпировского подобные случаи происходили.
     – Чушь! – презрительно воскликнул Равдин. – Злобные наветы. Вы видели письма? Хоть в одном из них есть намек на то...
     – Ну, даже если такие письма к вам приходили, – покачал головой Беркович, – вы ведь не стали бы их коллекционировать, верно?
     – Я вижу, что добиться понимания в израильской полиции так же трудно, как вылечить больного раком! – заявил Равдин. – Значит, вы считаете, что этот негодяй имеет право меня шантажировать?
     – Нет, конечно, – сказал Беркович. – Вашу жалобу я принял к рассмотрению. Поговорю с этим Шульманом и уверен, что он не станет подавать на вас в суд.
     – Но будет продолжать требовать деньги?
     – Предоставьте это полиции, – твердо сказал Беркович.
     Когда Равдин вышел из кабинета, старший сержант несколько минут сидел, потирая пальцами виски – неожиданно разболелась голова, и у Берковича возникло впечатление, что случилось это не без прямого или косвенного воздействия господина психотерапевта.
     Почему действительно старику не могло стать плохо именно в ходе сеанса? Даже наверняка так и произошло, племянника можно понять. Конечно, требовать от психотерапевта денег Шульман не имел права, это шантаж. Но в суд-то он вполне мог обратиться, и никто заранее не скажет, какое будет принято решение. Во всяком случае, много шансов за то, что Равдину запретят выступать публично, вот он и паникует. Что ж, и его понять можно.
     Понять, конечно, можно обоих, но истину-то сейчас уже не восстановить! Бреннера похоронили неделю назад, факт смерти от несчастного случая зафиксирован, а сейчас уже не докажешь, отчего бедняга оступился – то ли по чистой случайности, то ли у него действительно тряслись руки и подгибались ноги. Племянник тоже хорош – не смог поддержать дядю! Будь он более внимательным, несчатье не случилось бы.
     Беркович вздохнул и потянулся к телефону.
     Яков Шульман не захотел являться в полицию и имел на это полное право, поскольку против него еще не было возбуждено дело. Договорились, что Беркович придет к нему домой после работы для разговора в неофициальной обстановке. Обстановка действительно оказалась неофициальной – удобное кресло, крепкий вкусный чай с российским печеньем, Шульман вовсе не был похож на наглого шантажиста, он оказался молодым, лет тридцати, человеком приятной внешности и с открытым взглядом.
     – Значит, этот негодяй пожаловался в полицию? – воскликнул Шульман, выслушав старшего сержанта. – Вы думаете, я шантажист? Нет! Но Равдин по сути убил дядю Арона, а кроме него, у меня в Израиле никого не было. С женой мы развелись еще в Союзе, а дядя Арон овдовел вскоре после репатриации... Впрочем, это неважно. Я обязательно подам в суд, таких людей нужно наказывать!
     – Когда у вашего дяди начались эти... гм... явления – после окончания или во время сеанса?
     – Минут за десять до конца. Я сразу обратил внимание и хотел вывести дядю из зала, но это было невозможно – люди сидели даже в проходе. Но как только сеанс закончился...
     – Если вы видели, в каком состоянии был дядя, почему не поддержали его?
     – Я его поддерживал! Но когда мы выходили из зала, мне пришлось его отпустить, мы просто не прошли бы вместе в дверь. Тут он и споткнулся о порог...
     – Понятно, – сказал Беркович. – Я бы вас просил, Яков, не требовать от Равдина денег. Это действительно шантаж, уголовное преступление. Если у вас есть к нему претензии, обращайтесь в суд.
     – Обязательно обращусь! – воскликнул Шульман и поднялся, показывая, что достаточно уже пообщался с представителем полиции.
     – Вы жили с дядей вместе? – задал Беркович последний вопрос.
     – Нет, конечно! Слава Богу, дядя был состоятельным человеком, в отличие от меня, через год после приезда он купил квартиру в Рамат-Авиве.
     – Вот как? – удивился Беркович. – Он занимался бизнесом?
     – Нет, бизнесом занимался мой другой дядя, брат Арона Самуиловича. В начале девяностых дядя Сема действительно заработал много денег на каких-то махинациях, а потом... ну, его убили, деньги достались дяде Арону, и он поспешил от греха подальше свалить в Израиль.
     – Вы приехали вместе?
     – Нет, чуть позже – несколько месяцев спустя.
     – Понятно, – кивнул Беркович.
     Вернувшись домой, он долго сидел в задумчивости перед телевизором, не отвечая на настойчивые расспросы жены.
     – Наташа, – сказал он наконец, – ты была когда-нибудь на сеансах Кашпировского?
     – Нет, – покачала головой Наташа. – Видела по телевидению. На меня это не действовало, хотя я очень хотела.
     – А в клубе Бат-Яма ты была?
     – Конечно, я ведь жила неподалеку, – сказала Наташа. – А почему ты спрашиваешь?
     – Да вот... Неделю назад там выступал некий Равдин со сеансом а-ля Кашпировский. И одному старичку стало плохо. Руки-ноги... Выходя из зала, он споткнулся о порог, упал, ударился головой о барьер и помер.
     – Кошмар! – воскликнула Наташа. – Я помню этот барьер. Такая деревянная стойка, если выходишь из зала, то справа. Но...
     – Но что? – спросил Беркович.
     – Ты говоришь, он споткнулся о порог?
     – Да, у него, по словам племянника, подгибались ноги...
     – Там нет порога, Боря, – сказала Наташа, – ты что-то путаешь.
     – Нет порога? – заинтересованно спросил Беркович. – Ты уверена?
     – Я много раз была в этом зале на концертах. Это сейчас ты меня редко выводишь на люди, а тогда я не пропускала ни одного гастролера.
     – Намек понял, – пробормотал Беркович. – На следующей неделе непременно пойдем в театр.
     Утром, прежде чем поехать в управление, Беркович отправился в Бат-Ям. Здание клуба было построено лет двадцать назад на деньги некоего Залмана Кучика, о чем извещала огромная надпись над входом. Фойе оказалось просторным, а за барьером, ставшим причиной смерти Арона Бреннера, оказался небольшой бар – стойка и несколько столиков. В зал вели две двери, и Беркович убедился, что Наташа была права – споткнуться здесь было невозможно, разве что о собственную ногу.
     Или о чужую.
     Приехав в управление, Беркович явился к инспектору Хутиэли и рассказал о вчерашнем визите психотерапевта и последовавших за этим событиях.
     – Ты думаешь, что виноват племянник? – спросил Хутиэли.
     – Он соврал, когда сказал, что дядя споткнулся о порог. И еще: он утверждал, что не мог поддержать дядю, когда они проходили в дверь, потому что дверь слишком узкая. Это тоже ложь, там и три человека пройдут запросто.
     – Но зачем ему нужно было давать подножку собственному дяде? – удивился инспектор.
     – Наследство, – сказал Беркович. – Дядя, похоже, привез из России большие деньги. Яков Шульман – единственный наследник.
     – Вот оно как... – протянул Хутиэли. – Но зачем тогда он наехал на психотерапевта? Сидел бы тихо, никому бы и в голову не пришло, что со смертью его дяди дело нечисто!
     – Жадность, – мрачно сказал Беркович. – Почему не попробовать еще и с Равдина получить какую-то сумму? Наверняка он не собирался доводить дело до суда – надеялся договориться с психотерапевтом, ведь тому совершенно не нужна такая реклама!
     – Но он должен был понимать, что его могут поймать на лжи.
     – Да? Кто бы его поймал, если бы Равдин не обратился в полицию? А этого Шульман как раз ожидал меньше всего. Он еще не отвык от российских разборок. Кто там сейчас обращается к властям, если имеет дело с шантажистом? Себе дороже. Обычно договариваются...
     – Обычно договариваются, – повторил Хутиэли и покачал головой.
    
     Следующая глава