Ночью началась гроза, молнии освещали спальню странным голубоватым сиянием, а гром гремел так, будто где-то неподалеку давала залп пушечная батарея. Беркович проснулся и долго лежал, прислушиваясь к тому, как стучали по оконному стеклу капли дождя, превратившиеся в струи, а скоро – в потоки. Шестимесячный Арик тоже проснулся, но не из из-за грохота небесной канонады – ребенку нужно было поменять памперс, что Беркович и сделал, не желая будить жену, спавшую, несмотря на грозу, и видевшую, наверное, очень интересный сон.
     Утром Беркович промок, пробежав несколько метров от машины до входа в управление. Не успел он повесить на вешалку плащ, с которого стекали струйки воды, как зазвонил телефон, и голос дежурного по управлению Хаима Зальцмана сказал:
     – Инспектор, вы не могли бы присоединиться к оперативной группе Дымшица? Эксперт Хан уже предупрежден.
     – Что случилось? – спросил Беркович.
     – Похоже, убийство. Улица Бограшов, там обнаружено тело Идо Кашмиэля с пулевой раной в голове.
     – Прямо на улице?
     – Нет, в квартире. Он там живет. На третьем этаже.
     Зальцман не умел докладывать четко, его каждый раз приходилось переспрашивать, из-за этой своей особенности он никак не мог продвинуться по службе и, похоже, навсегда застрял в должности сменного дежурного, несмотря на свои неполные пятьдесят лет.
     – Спускаюсь, – сказал Беркович и посмотрел в окно: дождь, похоже, прекратился, но надолго ли? Лучше взять плащ – пусть и мокрый.
     Эксперт сидел на заднем сидении и мрачно молчал. Берковичу тоже не хотелось разговаривать, так что первыми словами они перебросились, лишь войдя в квартиру погибшего ночью Идо Кашмиэля, строительного подрядчика. Тело Кашмиэля лежало в салоне в метре от журнального столика, рядом валялся опрокинутый стул. Пистолет, из которого был произведен роковой выстрел, валялся на полу – он мог выпасть из руки Кашмиэля, а мог быть подброшен убийцей, вероятности того и другого события вряд ли можно было оценить, не произведя тщательного осмотра тела. Этим занялся Хан, а Беркович подошел к стоявшему у двери патрульному, сержанту Михаэлю Дымшиц.
     – Кто обнаружил тело? – спросил Беркович.
     – Арон Мозес, – тихо, будто покойный мог услышать, сообщил сержант. – Сосед по дому, живет этажом ниже. Хотите с ним поговорить?
     – Позже, – сказал Беркович. – Он поднялся, потому что услышал выстрел?
     – Нет, выстрела он не слышал. А может, слышал, но не обратил внимания – вы же помните, какая ночью была гроза. По его словам, он говорил с Кашмиэлем вчера вечером и обещал утром зайти. Зашел и...
     – Понятно, – кивнул Беркович и вернулся к телу.
     – Все, в общем, ясно, – сказал Хан, поднимаясь с колен. – Пуля попала в левую часть лба и застряла внутри. Смерть наступила мгновенно. Стреляли с близкого расстояния – максимум полметра, судя по следам пороха.
     – Самоубийство? – спросил Беркович.
     – Может, да, может, нет. На рукоятке пистолета следов нет, а на руке Кашмиэля нет перчатки. Платка, в который он мог обернуть рукоятку, тоже не видно. С другой стороны, положение тела, правой руки и лежащего на полу оружия показывает, что Кашмиэль мог выстрелить в себя сам.
     – Дверь в квартиру была не заперта, – заметил Беркович. – Сосед утром поднялся и вошел, когда Кашмиэль был уже мертв. Кстати, когда он умер?
     – Предварительно могу сказать: между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи.
     – Если в квартире был посторонний, он должен был наследить, ведь шел ливень.
     – Не обязательно, – возразил Хан. – Убийца мог прийти до начала дождя – ведь гроза началась после полуночи.
     С этим Беркович не мог не согласиться, но все-таки внимательно осмотрел пол в гостиной. Следы здесь, конечно, были, но, похоже, только сержанта Дымшица и самого Берковича. Закончив осмотр, инспектор вернулся к журнальному столику и начал перекладывать лежавшие на нем бумаги. Здесь были многочисленные письма из банков, счета, доверенности, накладные – типичная канцелярия строительного подрядчика. Одно только...
     – Похоже, у Кашмиэля были большие неприятности, – сказал Беркович, показав Хану несколько бумаг. – Смотри, банк требует немедленного возврата долга – пятьсот сорок тысяч шекелей. А вот письмо из кредитной компании – тут тоже долг очень велик. И еще: ты заметил, что на столике слой пыли? И на всех деревянных поверхностях. Кашмиэль либо не жил здесь довольно долгое время, либо не подходил ни к одному предмету мебели, иначе оставил бы следы.
     – Там нет предсмертной записки? – поинтересовался Хан. – Это нам бы очень облегчило жизнь.
     – Нет, – покачал головой Беркович. – Знаешь, я, пожалуй, поговорю с соседом, обнаружившим тело. Он знал Кашмиэля и может сообщить недостающую информацию.
     Арон Мозес сидел у себя на кухне и завтракал – перед ним стояла тарелка с огромным куском пиццы.
     – Какое несчастье! – воскликнул Мозес, пригласив Берковича сесть, но не предложив даже стакана колы. – Я в себя не могу прийти!
     – Вы хорошо знали Кашмиэля? – спросил инспектор.
     – Прекрасно знал! Прекрасно! Лет десять. Замечательный человек. Правда, в последнее время ему не везло. Страшно не везло. Страшно! Год назад жена сбежала с любовником. Он так мучился! А потом начались неприятности. Вы знаете, инспектор, строительный бизнес – как ловушка. Попался – и все. Квартиры сейчас не очень-то покупают, а он взял большие суммы в долг. Я не знаю, сколько, Идо не говорил, но – большие. И с него начали требовать. А что он мог отдать? Вы знаете, инспектор, он был даже вынужден скрываться! Последний месяц он не жил дома...
     – А где? – спросил Беркович.
     – Понятия не имею, он не говорил, я не спрашивал. А вчера вечером Идо позвонил, сказал, что приехал ненадолго, утром уедет, скорее всего, навсегда. Ну, я понял, что он решил свалить из Израиля – подальше от банков и кредиторов. Он сказал, чтобы я утром пришел попрощаться, ну я и поднялся. Было часов восемь, Идо обычно встает рано... Дверь была не заперта, а он лежал и...
     Мозес мрачно замолчал.
     – Может быть, вы слышали вчера вечером какой-нибудь шум из квартиры Кашмиэля? – спросил Беркович. – Может, к нему кто-то приходил? Может, они там спорили? Ведь квартира соседа прямо над вами...
     – Нет, – мотнул головой Мозес. – Ничего не слышал. Может, кто-то и приходил, но шума не было.
     – Спасибо, – сказал Беркович и вернулся в квартиру Кашмиэля, где эксперт Хан уже завершил осмотр тела.
     – Похоже, у него была причина покончить с собой, – сказал инспектор. – Но равно были мотивы и для убийства. Большие долги. Кредиторы его искали, и он скрывался. Около месяца его не было дома, вчера он вернулся, а сегодня собирался опять куда-то смотаться. Похоже, деньги он брал не только в банках, но и на сером рынке, а там народ крутой, ты знаешь. Могли и убить.
     – Это облегчает задачу, не так ли? – спросил Хан.
     – Конечно, – согласился Беркович. – Документы сохранились, найти, у кого именно из "серых" кредиторов Кашмиэль брал деньги, труда не составит. Правда, есть один момент... Убийца должен был прийти сюда до начала дождя, верно?
     – Конечно, мы уже говорили об этом.
     – Да. А выстрел раздался после полуночи, когда уже гремела гроза.
     – Согласен, – кивнул Хан.
     – Значит, минимум час Кашмиэль находился в квартире с убийцей. Чем они занимались? Нет грязной посуды, окурков. В салоне полный порядок. Сосед никаких громких разговоров не слышал. Они что, сидели тут тихо и обсуждали долг Кашмиэля, а потом убийца достал пистолет и выстрелил?
     – Кстати, о пистолете, – оживился эксперт. – Пока тебя не было, я созвонился с Шулей из отдела регистрации. Судя по номеру на оружии, это пистолет Кашмиэля, и у него есть разрешение.
     – Вот видишь! Убийца должен был знать, где хозяин квартиры хранит оружие...
     – Не обязательно, – пожал плечами Хан. – Ты же только что сказал: Кашмиэль скрывался и только вчера вернулся домой. Оружие у него наверняка было с собой. Он мог положить его где-то... Скажем, на журнальном столике.
     – Из этого следует, – заметил Беркович, – что предполагаемый убийца изначально не собирался убивать. Иначе принес бы с собой оружие.
     – Тоже не обязательно. У него могло быть оружие, но он увидел пистолет Кашмиэля и решил воспользоваться. А потом протер рукоятку.
     Беркович вынужден был согласиться с тем, что это вполне вероятно. Эксперт разрешил унести тело, и санитары положили погибшего на носилки. Когда за ними закрылась дверь, Беркович опустился на колени и еще раз внимательно осмотрел пол. Затем перешел к журнальному столику, но не стал заново перекладывать бумаги, а только осмотрел блестящую полированную поверхность.
     – Смущает меня эта тишина, – сказал он эксперту. – Если бы Кашмиэль несколько часов находился в квартире с убийцей, они бы наверняка повздорили, и порядка здесь тоже было бы меньше.
     – Убийца мог навести порядок уже после того, как Кашмиэль умер, – высказал предположение Хан.
     – Мог. Но если он хотел, чтобы мы приняли смерть Кашмиэля за самоубийство, почему протер рукоятку?
     – Как почему? – удивился эксперт. – На ней же были отпечатки его пальцев.
     – Да-да. Но он должен был вложить пистолет в ладонь убитого, чтобы оставить следы пальцев Кашмиэля!
     – Теоретически ты прав, Борис, – вздохнул Хан. – Но убийца вряд ли был так спокоен и вдумчив, как сейчас ты. О том, чтобы стереть свои отпечатки, он позаботился, а о том, чтобы оставить следы Кашмиэля, мог просто забыть.
     – Мог, – согласился Беркович. – А почему поверхность журнального столика вся покрыта пылью, и только со стороны дивана, пыли нет, будто здесь лежал лист бумаги, а потом его забрали?
     – Вопрос странный, – рассердился эксперт. – Эти двое наверняка занимались бумагами. Удивительно не это, а то, что они не наследили на всей поверхности столика.
     – Так я и говорю! – воскликнул Беркович. – И еще. Если утром Кашмиэль собирался уезжать, то где билет? Я осмотрел бумаги, проосмотрел документы – ничего.
     – Билет можно купить и на автобусной станции...
     – От кредиторов он мог скрыться только за границей. На самолете. Где билет?
     Беркович еще раз окинул внимательным взглядом салон. Кроме журнального столика, дивана и двух кресел здесь стояли телевизор на тумбочке, полированная стенка с баром и стойка с компакт-дисками. На полке, висевшей над телевизором, стояли десятка два книг в ярких обложках. Беркович подошел и начал по одной снимать книги с полки и перелистывать их.
     – Что ты делаешь? – поинтересовался эксперт.
     – Сам толком не знаю... – протянул Беркович и подхватил на лету выпавший из одной из книг лист бумаги. – Ага, вот!
     Он развернул лист, прочитал написанное и протянул бумагу Хану. Это был текст, написанный от руки:
     "Я больше не могу. Весь в долгах. Не держите зла. Прошу: похороните по-человечески". Подпись, дата и время.
     – Час ночи, – пробормотал эксперт. – Черт побери! Но почему он положил записку в книгу?
     – Это не он положил, – сказал Беркович.
     – А кто? – недоумевал Хан. – И если Кашмиэль покончил с собой, то кто протер пистолет? И зачем?
     – Сейчас узнаем, – заявил инспектор и пошел из квартиры. Вернулся он через несколько минут, ведя под руку понурого соседа. Беркович протянул Мозесу записку Кашмиэля и сказал:
     – Здесь наверняка есть ваши следы. Вы думали, что мы не найдем эту бумагу?
     – Ни о чем я не думал! – взорвался Мозес. – Я только хотел, чтобы этот подлец ответил за смерть Идо! Если бы не он, Идо не наложил бы на себя руки!
     – Вы имеете в виду Сильвана Магена? – спросил Беркович, поднимая с журнального столика одну из лежавших там расписок.
     – Да!
     – Понятно... – вздохнул инспектор. – Вы поднялись к Кашмиэлю, увидели его мертвым, пришли в страшное возбуждение и...
     – Я понял, что Идо убил себя из-за того, что у него не было денег! Я знал, что больше всего Идо взял у Магена. С банком еще можно договориться, с Магеном – нет. Это такой негодяй...
     – И вы решили представить дело так, будто Идо не покончил с собой, а стал жертвой убийцы. Протерли рукоятку пистолета, спрятали письмо...
     – Почему вы его спрятали? – подал голос эксперт. – Не надежнее ли было унести с собой?
     – Я хотел скорей от него избавиться, – пробормотал Мозес. – Оно жгло мне руки.
     – По сути, – сказал Хан, когда полчаса спустя сидел с Берковичем на заднем сидении полицейского автомобиля, мчавшегося в управление, – по сути Маген довел Кашмиэля до самоубийства и остался чист. Я вполне понимаю этого соседа, хотя он и пытался направить следствие по ложному пути.
     – Тоже мне борец за справедливость, – буркнул инспектор. – Чего он добился? Да и действовал глупо, я даже на минуту подумал, что он – убийца.
     – Ты оставишь Магена в покое?
     – Это не по моей области, – сказал Беркович. – Передам материалы инспектору Бранноверу, это по его части. Смотри-ка, опять ливень!
    
     Следующая глава