– По-моему, у Арика температура, – сказала Наташа рано утром, когда инспектор Беркович только встал и собирался принять душ.
     Беркович приложил губы ко лбу сына и решил, что жена преувеличивает. Ребенок был теплее обычного, это верно, но ведь он спал под теплым одеялом.
     – Вроде бы ничего особенного, – сказал он и отправился в ванную. Вернувшись, он обнаружил жену с цифровым градусником в руке.
     – Тридцать семь и девять! – воскликнула Наташа. – Я же говорила! Надо показать Арика врачу.
     – Ты думаешь, что есть смысл выносить ребенка на улицу в такую погоду? – спросил Беркович, прекрасно понимая, что Наташа все равно не успокоится, пока не узнает точно, что происходит с сыном. Приехав на работу, он позвонил жене на сотовый телефон, но аппарат был отключен – должно быть, Наташа уже была в кабинете врача и не хотела, чтобы звонки прерывали медицинский осмотр.
     По мнению Берковича беспокоиться было не о чем, но он все равно думал о больном ребенке, когда позвонил сержант Соломон и попросил присоединиться к его оперативной группе.
     Ехать пришлось довольно далеко, и на место инспектор Беркович прибыл только через полчаса. По дороге он несколько раз звонил Наташе, но ее телефон все еще был отключен.
     В квартире на втором этаже старого дома инспектор обнаружил не только сержанта Соломона, но и эксперта-криминалиста Рона Хана, приехавшего несколько минут назад и проводившего осмотр женского тела, лежавшего в ванне с уже остывшей водой. На кафельном полу рядом с ванной лежал черный от копоти электрический нагреватель с обугленной спиралью.
     – Бедняжка погибла от удара током, – сказал Хан, поздоровавшись с Берковичем. – Вряд ли тут есть для тебя дело. Обычное бытовое разгильдяйство. Нагреватель стоял на полке. Очень опасное место. Женщина, видимо, захотела переключить клавишу регулятора мощности, сделала неостородное движение и...
     – Понятно, – кивнул Беркович, отворачиваясь. Погибшей было лет двадцать пять, у нее было красивое точеное лицо, но плоская фигура, о таких женщинах говорили обычно: "Вот телеграфный столб". – Родственникам сообщили? У нее есть муж?
     – Нет, – вмешался в разговор сержант Соломон. – Шошана Леви жила одна, мужа у нее не было, а ребенок есть. Четыре года, мальчик. Он в детской комнате, с ним играет Лея.
     Лея Карпин была стажеркой, в полицию она пришла сразу после армии и хотела заниматься проблемными детьми. Беркович изредка встречал девушку в коридорах управления, но еще не имел возможности познакомиться.
     Настроение инспектора, и без того неважное с самого утра, испортилось еще больше. Эксперт между тем выпустил из ванны воду и приказал появившимся в коридоре санитарам уносить тело.
     – Ты со мной? – спросил он Берковича, выходя в салон. – Больше здесь делать нечего.
     – Поезжай, – отозвался инспектор. – Я подумаю, как поступить с ребенком.
     – Жаль мальчика, – кивнул Хан и направился к двери. Похоже, трагедия не произвела на него особого впечатления. Да, женщина погибла по собственной глупости и небрежности, да, остался ребенок, но ведь не она первая, не она, к сожалению, последняя.
     Закрыв за полицейскими входную дверь, Беркович направился в детскую и остановился на пороге. Лея сидела посреди комнаты на маленьком стульчике и наблюдала, как темноволосый мальчик пытался сложить из больших деревянных блоков высокую башню. Кубики падали, но упорства ребенку, видимо, было не занимать, и он заново начинал строительство.
     – Ему сказали? – спросил Беркович у Леи.
     Девушка покачала головой.
     – Не знаю, как быть, – сказала она. – Я выяснила, что у Шошаны есть родная тетя, живущая в Беэр-Шеве. Это единственная родственница, ей уже сообщили. Можно отправить ребенка к ней...
     – К тете Саре не поеду, – неожиданно заявил мальчик, продолжая водружать один кубик на другой. – Она плохая, я ее не люблю.
     – Здесь тебе будет скучно, Шай, – сказала Лея. – Мама уехала по делам, вернется не скоро...
     – А я люблю быть один, – сказал Шай. – Когда мама уходит на работу, я охраняю дом.
     – Вот как? – удивился Беркович. – Разве ты не ходишь в детский сад?
     – Нет, – Шай закончил наконец строительство и осторожно отошел от неустойчивой конструкции. – Я не люблю детский сад. Там меня бьют.
     – Умный мальчик, – сказала Лея Берковичу, – но очень неконтактный. Типичный интраверт. В детском коллективе таких не любят.
     Беркович вспомнил, каким сам был в детстве – не в четырехлетнем возрасте, конечно, а чуть постарше. Пожалуй, он тоже предпочел бы охранять дом, а не посещать детский сад. Его никто там не бил, но Беркович до сих пор помнил, что весь день до прихода матери думал только о том, как вернется домой и будет играть в своем углу с любимыми игрушками.
     Заметив колебания Берковича, Лея сказала:
     – Не волнуйтесь об этом, инспектор. Я займусь ребенком, это ведь моя работа.
     – Я хотел бы вас кое о чем спросить...
     – Да, конечно, – сказала Лея и поднялась.
     Они вышли в коридор, и девушка прикрыла дверь в детскую.
     – Кто позвонил в полицию? – спросил инспектор. – Если Шошана с сыном были дома вдвоем...
     – Соседка. Она зашла поболтать...
     – Разве дверь не была заперта?
     – Нет, вы же знаете, инспектор, многие не любят запирать входную дверь. Она вошла, стала звать Шошу и нашла ее в ванной.
     – И, конечно, подняла крик, – заметил Беркович. – А мальчик ведет себя, будто ничего не случилось.
     – Почему же? Когда сержант вызвал меня, Шай был просто в невменяемом состоянии. Плакал, рвался к маме... Мне с трудом удалось его успокоить.
     – Ну... – с сомнением произнес Беркович. – Я не знаток детской психологии, но если бы я знал, что моя мать умерла, то вряд ли стал бы строить дом из конструктора.
     – Я сказала Шаю, что мама уехала.
     – Думаете, он поверил? Он же наверняка видел мать в ванной, когда соседка подняла крик.
     – Поверил, конечно. Для ребенка его возраста смерть – понятие абсолютно чуждое.
     – Надеюсь, – вздохнул инспектор. – Хорошо, делайте, как считаете нужным.
     Он вернулся в ванную комнату и еще раз внимательно осмотрел полку, на которой стоял нагреватель перед тем, как Шошана неосторожным движением смахнула его в воду. Ему и при первом осмотре показалось, что сделать это было чрезвычайно трудно, а сейчас он убедился в том, что, стоя в ванной, дотянуться до электроприбора мог бы только человек очень высокого роста с длинными руками. Разве только встать на скамеечку. Пластиковая скамеечка действительно стояла в ванне – должно быть, Шошана сидела на ней, чтобы не погружаться в воду по шею. Но зачем женщине делать то, что, как она понимала, было опасно?
     А если... Дверь в квартиру была не заперта, войти мог кто угодно. Вошел, услышал плеск воды в ванной, обнаружил там Шошану и, прежде чем женщина успела предпринять что-либо в свою защиту, сбросил в воду стоявший на полке электроприбор. Если находиться не в ванне, а рядом, то сделать это достаточно просто – нужно всего лишь потянуть за провод, который тянулся от нагревателя к розетке.
     Беркович поднял обугленный электроприбор, водрузил на полку и попробовал потянуть за шнур. Нагреватель заскользил по гладкой поверхности, перевернулся в воздухе и грохнулся на пол рядом с ванной. Инспектор повторил свой эксперимент, на этот раз сильно дернув за провод. Прибор упал на пол с еще большим грохотом, и в ванную заглянула обеспокоенная шумом Лея.
     – Не обращайте внимания, – успокоил девушку инспектор. – Я тут провожу кое-какие опыты.
     Лея скрылась, и Беркович сделал третью попытку. Теперь он очень медленно потянул за шнур, полагая, что на этот раз нагреватель наконец упадет так, чтобы оказаться в ванне, а не рядом с ней. Однако и эта попытка не удалась – разве что грохота от падения прибора на пол было чуть меньше.
     "Странно все это", – подумал инспектор. Ни стоя, ни, тем более, сидя в ванной, Шошана не могла случайным движением сбросить нагреватель, разве что он изначально стоял на самом краю полки, причем так неустойчиво, что упал бы от малейшего сотрясения воздуха. Очень маловероятное событие. Судя по расположению полки, женщина вовсе не была такой беспечной, как предположил Беркович. Включая нагреватель, Шошана наверняка убедилась в том, что стоит он устойчиво. Или в это утро на нее нашло затмение? Конечно, это возможно...
     Неизвестный, проникший в квартиру, мог потянуть за провод, но тогда прибор упал бы не в ванну, а на пол. Чтобы сбросить нагреватель в воду, неизвестный преступник должен был встать на край ванны... Чепуха, ванна была идеально чистой, никаких следов, которые указывали бы на то, что кто-то влезал на ее край в грязной обуви. Не доказательство, конечно, следы убийца мог бы потом стереть.
     Но все равно версия такого убийства выглядела чрезвычайно маловероятной. Ведь некто должен был точно знать, что Шошана в ванной, что нагреватель включен, что женщина не поднимет крик – иначе это слышали бы соседи, звукоизоляция здесь аховая, до Берковича явственно доносились голоса из соседней квартиры. Слов, конечно, не разобрать, но это и не важно.
     А если Шошана не успела крикнуть? Может, она знала убийцу?
     Странная мысль мелькнула в голове инспектора. Он даже поморщился, отгоняя ее, но, бросив еще один взгляд на электроприбор, все же заставил себя вернуться к этой нелепой мысли и повторить эксперимент. На этот раз получилось – нагреватель, перевернувшись в воздухе, упал в ванну.
     Постояв минуту и приняв наконец решение, Беркович вышел из ванной комнату и открыл дверь в детскую, где Лея метала стрелы в мишень, а мальчик наблюдал за ней, восклицая "Есть!" при каждом удачном попадании.
     – Шай, – мягко сказал инспектор, – мама тебя утром очень обидела?
     – Она меня ударила! – воскликнул Шай, не оборачиваясь. – Мне было больно!
     – И тогда ты потянул за провод, чтобы нагреватель упал на маму и ударил ее?
     – Да, – согласился мальчик. – Какие были искры! Фейерверк!
     Лея подняла на Берковича взгляд, полный ужаса.
     – Господи! – прошептала девушка. – Это...
     Инспектор кивнул.
     – Есть только один способ столкнуть прибор в воду, – сказал он. – Нужно потянуть за шнур, но не так, как это сделал бы взрослый человек – на уровне своей груди, а снизу, на уровне груди ребенка.
     – Но зачем? – Лея не могла прийти в себя. – Шай, почему ты...
     – А почему она меня ударила? – крикнул мальчик. – Она злая, я не хочу ее!
     Беркович отступил из детской в коридор и прикрыл за собой дверь.
     Вернувшись в управление, он долго сидел за своим столом и лишь к полудню вспомнил, что так и не дозвонился до Наташи. Набрав номер, он услышал бодрый голос жены:
     – Все в порядке, Боря! Это просто вирус. Я уже дала Арику лекарство, температура упала, он спит.
     – Наташа, – сказал Беркович, – дай мне слово, что никогда не ударишь Арика.
     – О чем ты? – не поняла жена. – Что с тобой, Боря? Как я могу ударить ребенка?
     – Бывает... – пробормотал он. – Иногда ведь себя не контролируешь. Просто дай слово, хорошо?
    
     Следующая глава