Труп Нахмана Лившица обнаружил в половине седьмого утра Охана Лугаси, хозяин маленького магазинчика, пришедший открывать свое заведение. Он поднял жалюзи, перетащил в помещение лежавшие на тротуаре кипы утренних газет и только после этого обратил внимание на лежавшую под окнами соседнего дома кучу тряпья.
     Что-то не понравилось Лугаси, он даже подумал: "Не бомбу ли подложили? Время такое – все может быть!" Мысль эта не помешала ему, однако, подойти ближе и присмотреться. Тогда он понял, что на тротуаре лежит человек – нелепо раскинувший в стороны руки и, без сомнения, мертвый.
     Разумеется, Лугаси вызвал "скорую" и полицию. Врачи констатировали смерть и определили, что произошла она от множественных ушибов и повреждений, связанных, по-видимому, с падением тела с большой высоты. Погибшему "повезло" – упал он не так, чтобы раскроить череп, что существенно упрощало процедуру опознания. Во всяком случае, когда на место происшествия прибыли инспектор Беркович и эксперт-криминалист Хан, оперативная группа уже успела установить личность погибшего. Это был Нахман Лившиц, сорока трех лет, служащий муниципалитета, снимавший квартиру на четвертом этаже. Под ее окнами он и лежал, когда его увидел Лугаси.
     – Выпрыгнул из окна? – спросил Беркович эксперта. – Вон, гляди, второе окно справа. Это его квартира. Окно открыто.
     – Похоже, что так, – сказал Хан. – Вопрос в том, сам он выпрыгнул или ему помогли.
     – Сейчас увидим, – заявил Беркович и направился к подъезду.
     Дверь в девятую квартиру оказалась заперта. Столпившиеся за спиной инспектора соседи погибшего давали советы, но ни у кого не оказалось запасных ключей. Лившиц вел уединенный образ жизни, вечера проводил дома, к соседям заглядывал редко, а к себе почти никогда не звал. Эту информацию Беркович получил, не задав ни одного вопроса. Толстуха из десятой квартиры говорила не переставая, и пока слесарь, вызванный Берковичем, возился с замком, сообщила о соседе такие подробности, что, будь инспектор кинорежиссером, он непременно задумал бы создать о Лившице крутой супербоевик. Когда женщина заявила, что "этот тип" наверняка работал на палестинскую службу безопасности, Беркович перестал прислушиваться. Слесарь закончил работу, дверь распахнулась, и инспектор вошел в квартиру, взглядом остановив рванувшихся было за ним любопытствующих соседей. Эксперт Хан, успевший уже отправить тело в морг, вошел следом и закрыл за собой дверь.
     В квартире было аккуратно прибрано, каждая вещь располагалась на своем месте – наверняка не случайном, а именно там, куда задумал ее поместить хозяин. Здесь было три комнаты – салон, спальня и нечто вроде кабинета или библиотеки: комната, в которой стоял стол с компьютером и стеллажи с книгами.
     Постель в спальне была заправлена – похоже, что хозяин этой ночью вообще не ложился. Окно закрыто, причем не только на защелку – шторы были опущены, отчего в комнате царил призрачный полумрак. В салоне же створки большого окна были раздвинуты до предела, Беркович выглянул и посмотрел вниз: прямо под окном был мелом очерчен на асфальте контур человеческой фигуры.
     – Погляди, – сказал инспектор Хану. – На подоконнике могли остаться следы обуви. А может, он одеждой за какой-нибудь угол зацепился...
     – Знаю, – пробормотал эксперт, приступая к работе. Беркович тем временем обошел квартиру еще раз и вернулся в салон с ощущением, что самоубийство Лившица не было спонтанным. Он все привел в порядок и только после этого шагнул в пустоту. Где-то должна быть предсмертная записка. Если самоубийца был педантом, он просто обязан был оставить на видном месте свидетельство о том, что расстается с жизнью в здравом уме и твердой памяти. Никаких записок ни на видных местах, ни даже в ящиках столов не оказалось.
     – Ничего нет, – заявил Рон Хан.
     – Окно довольно высоко над полом, – заметил Беркович. – Чтобы влезть, он должен был подставить стул.
     – Не обязательно, – пожал плечами эксперт. – Он мог упереться вот тут руками и перемахнуть вот так...
     – Эй! – воскликнул Беркович. – Ты хочешь показать, как это было на самом деле?
     – Не бойся, – улыбнулся эксперт. – Я еще не настолько вошел в роль. Для физически здорового человека не было проблемы выпрыгнуть в это окно и не оставить следов.
     – Конечно, – согласился Беркович. – Но порядок в квартире меня смущает. Ты бы стал наводить марафет, если бы собирался покончить с собой? И еще: нет записки, это тоже странно.
     – Ты думаешь, что здесь кто-то был, а потом, покончив с Лившицем, все прибрал и удалился? Не исключено, я займусь отпечатками пальцев.
     – А я опрошу соседей, – сказал Беркович. – Среди них есть несколько человек, так и рвущихся давать показания.
     Часа полтора спустя, вернувшись в управление, инспектор поспешил в лабораторию судмедэкспертизы. Рон Хан встретил Берковича словами:
     – Нет там иных следов, кроме хозяйских. Да и хозяйских немного – он недавно пыль протирал и полы мыл. Просто мания какая-то у человека – наводить порядок.
     – Да, это все говорят, – подтвердил Беркович. – Лившиц жил один и каждый день после работы убирал в квартире. Соседки по этому поводу иронизировали... но это к делу не относится. Чего я только не наслышался, Рон! Начиная с того, что Лившиц брал взятки, и кончая тем, что он работал на Мосад.
     – Из чего следует, что верной информацией соседи не обладают, – заметил Хан.
     – Конечно. Все – сплошные домыслы, естественные, поскольку никто толком Лившица не знал, хотя и жили они в одном доме около трех лет. Но это, так сказать, общая информация – точнее, ее отсутствие. А конкретно... Этой ночью никто к Лившицу не приходил, и никто не выходил из его квартиры. Так что гость, выбросивший хозяина в окно, исключается.
     – Откуда ты можешь это знать? – удивился Хан.
     – Очень просто. Алона Тиршиц, живущая на первом этаже, всю ночь ждала, когда вернется с дискотеки ее шестнадцатилетний сын. По ее словам, она с полуночи сидела у окна или ходила по квартире, прислушиваясь к каждому шороху. Спать легла в пять утра, когда сын наконец вернулся. С полуночи до пяти никто в дом не входил и никто не выходил, в этом она уверена.
     – Предвижу вопрос, который ты сейчас задашь...
     – Тогда ответь!
     – Лившиц умер в интервале между двумя и пятью часами ночи. Точнее я тебе вряд ли скажу, ночь была очень теплая, и температура...
     – Понятно, – перебил Беркович. – Но именно в это время Алона не спала. Никто не входил и не выходил. Но тогда никто и не падал! Она наверняка услышала бы, если бы с четвертого этажа упал человек. Это не под ее окнами, но все-таки...
     – Да, это странно, – нахмурился Хан. – Странно, но объяснимо психологически. Она ждала определенных звуков: шума подъезжающей машины, стука двери... Звук от падения тела совсем другой. Сосредоточенная на своем, Алона могла не обратить внимания.
     – Верно, – кивнул Беркович. – Когда состоится вскрытие?
     – Сегодня к вечеру, – сказал эксперт. – Я тебе сразу сообщу. Чего ты, собственно, ждешь? Разве не очевидно, что Лившиц погиб от удара о землю?
     – Очевидно, – согласился инспектор.
     Поднявшись в свой кабинет, Беркович нашел в компьютерной базе данных куцую информацию о Нахмане Лившице: оказывается, три года назад в полиции было заведено дело на этого человека. Подозревали Лившица в связах с торговцами наркотиками. Будто бы он получал от кого-то упаковки с таблетками "экстази" и сбывал среди работников муниципалитета. Сведения не подтвердились – очевидно, кто-то из завистников решил своим доносом испортить Лившицу карьеру. Преуспел доносчик частично – вот уже три года Лившиц не получал повышения по службе, которого, по его мнению, заслуживал.
     Могло это обстоятельство стать причиной самоубийства? Вряд ли. Что же тогда?
     Пожалуй, следовало бы поговорить с коллегами Лившица в муниципалитете. Придя к этой мысли, Беркович немедленно приступил к ее реализации. Здание муниципалитета размещалось на большой площади с фонтанами, и инспектор провел здесь остаток дня. Поговорил с людьми, хорошо знавшими Лившица, записал их показания, мало добавившие к портрету этого человека, что уже сложился в мыслях инспектора. Гибелью коллеги были потрясены все, и все в один голос утверждали, что Нахман никогда не говорил о самоубийстве, никогда даже не думал об этом. Он не мог покончить с собой, это так на него не похоже! И почему? Никаких причин! Да, его не повышали по службе из-за того нелепого скандала. Но именно сейчас начальник отдела готовил приказ о переводе Лившица на должность руководителя группы обслуживания. Знал ли об этом Лившиц? Конечно! И рад был безмерно.
     Выйдя из здания муниципалитета, Беркович долго стоял перед фонтаном, струи воды успокаивали и позволяли мыслям течь так же вольно. Мыслей, впрочем, было немного. Одну из них инспектор прокручивал по дороге к дому, где жил Лившиц. Беркович не стал входить в подъезд, а подсел к группе стариков-пенсионеров, расположившихся за столиком перед магазинчиком Лугаси. Говорили, разумеется, о смерти Лившица, и Беркович с трудом отбился от града вопросов, на которые не собирался отвечать.
     – Послушайте, – сказал он наконец. – Вы живете в соседних домах, верно?
     – Конечно, – нестройно ответили старички.
     – Просыпаетесь рано...
     – Я всегда встаю в пять, а сегодня встал в половине шестого, было еще темно, – заявил мужчина лет семидесяти.
     – Возможно, вы можете сказать, какие машины и когда проезжали по улице до половины седьмого?
     – Я в окно не смотрел, но было очень тихо.
     – Около пяти вернулся домой сын Алоны с первого этажа, – напомнил Беркович.
     – Не знаю, – покачал головой пенсионер, – я встал позже. Примерно в шесть приехала развозка, вывалила газеты. Они всегда в это время приезжают. А чуть раньше... Да, проехала машина, остановилась. Двигатель не выключали. Минуты через три-четыре машина уехала. Потом все было тихо, а в половине седьмого пришел Лугаси и начал с грохотом поднимать жалюзи.
     – Вы видели машину, которая останавливалась рядом с домом?
     – Нет, – с сожалением сказал пенсионер.
     Беркович встал и поблагодарил старичков за содействие.
     Хан позвонил, когда инспектор сидел в своем кабинете и пытался изложить на бумаге выводы, к которым успел прийти.
     – Множественные внутренние травмы, – сообщил эксперт. – Собственно, все, как ожидали.
     – Скажи-ка, могли быть эти травмы результатом побоев, а не падения с высоты?
     – Ну... – протянул Хан. – Почему бы нет? Но на самом-то деле побоев не было, а было падение...
     – На самом деле, – заявил Беркович, – были именно побои, которые кто-то хотел изобразить, как результат падения. Лившиц не ночевал дома – отсюда неразобранная постель. Он встретился с кем-то – я думаю, из тех, с кем он был когда-то связан. Видимо, дело о наркотиках не нужно было прекращать так быстро... Возможно, он решил "завязать" в связи с новым служебным назначением. Как бы то ни было, Лившица избили до смерти, а потом привезли в машине и бросили под окном его квартиры. Один из соседей слышал, как подъезжала машина...
     – Вполне правдоподобно, – подумав, сказал Хан. – Даже очень. Значит, это было убийство?
     – Бесспорно, – заявил Беркович. – Придется поднять дело трехлетней давности. Уверен: там мы найдем разгадку, это уже рутина...
    
     Следующая глава