Инспектор Хутиэли зашел к своему коллеге и приятелю инспектору Берковичу вскоре после обеда.
     – Как работается? – спросил он.
     – Плохо, – хмыкнул Беркович. – Никак не могу расколоть Шулю Маршанскую. Прямых улик ни одной, косвенных сколько угодно, мне-то все очевидно, но признаваться она не желает.
     – А что эта женщина натворила? – заинтересованно спросил Хутиэли.
     – Утопила соседскую кошку, можете себе представить!
     – Господи, – возмутился Хутиэли. – Что за ерундой ты занимаешься?
     – Не скажите... Соседи Моршанской подали жалобу, и теперь хочешь-не хочешь, приходится принимать меры.
     – Кошек не нужно держать дома, вот и все меры, – пробормотал Хутиэли. – Но пришел я к тебе не для того, чтобы говорить о кошках или собаках.
     – О чем же?
     – Полчаса назад звонили из аэропорта и сообщили о том, что при прохождении паспортного контроля задержан Ефим Горелик.
     – Не понял, – нахмурился Беркович. – Какой еще Горелик? Он же две недели в камере сидит, завтра я передаю в суд обвинительное заключение!
     – Вот и я так же удивился, – хмыкнул Хутиэли. – Однако документы у задержанного именно на Ефима Горелика, тридцати двух лет. Фотография в паспорте соответствует личности предъявителя.
     – Он не только фальшивые деньги изготавливал, но еще и документы подделывал?
     – Не исключено. Только не идиот же он – изготовить фальшивку на собственное имя! В общем, ты вел дело Горелика, тебе и с новым претендентом на это имя разбираться.
     – Ну спасибо, – пробормотал Беркович. – Только фантомов мне не хватало для хорошей жизни.
     Задержанного доставили час спустя. Это оказался высокий мужчина с широкими скулами и пронзительным взглядом серых глаз – ничего общего с тем Гореликом, что уже две недели дожидался в камере слушания своего дела. Беркович внимательно изучил заграничный паспорт, рассмотрел фотографию – все было вроде бы нормально, хотя, конечно, вывод о том, фальшивка ли это, делать придется не ему, а эксперту Хану, которого сейчас не было на месте – обед у него почему-то начинался тогда, когда остальные сотрудники управления уже собирались по домам.
     – В чем, собственно, дело? – воинственно спросил задержанный. – Я спрашиваю в десятый раз, и никто не дает мне вразумительного ответа.
     – Если вы действительно Ефим Горелик, то полиции от вас нужно признание в том, что вы изготовляли фальшивые деньги, которыми расплачивались в магазинах.
     – Я? – удивился задержанный. – Почему я должен признаваться в том, чего не делал?
     Действительно, почему он должен был в этом признаваться? Около трех недель назад некий Ефим Горелик уже был задержан – и тоже при прохождении паспортного контроля в аэропорту. Это был невысокий мужчина, довольно тучный для своих лет, с короткой бородкой и бакенбардами. В том, что он изготовлял фальшивые деньги, Горелик признался на первом же допросе и предъявленную ему готовую продукцию узнал. Улики против него были косвенными, как и против убийцы соседской кошки, фамилия фальшивомонетчика стала известна благодаря оперативным разработкам, но в лицо этого человека никто не видел, а если и видел – ведь он расплачивался фальшивыми деньгами, – то не запомнил. Во всяком случае, с опознанием Горелика изначально возникли проблемы, и если бы он сам не признался, у обвинения возникли бы значительные трудности. Признание задержанного сильно облегчило Берковичу жизнь. Правда, Горелик наотрез отказался показать, куда спрятал свою машинку для тиражирования фальшивок, но инспектор надеялся, что до суда тот изменит свое решение.
     Вот только второго Горелика не хватало для полного счастья.
     Беркович понимал, конечно, что в данном случае произошла фатальная ошибка, но нужно было разобраться, и он сказал:
     – Возможно, вы действительно ни в чем не виноваты. Если это так, я перед вами извинюсь от имени полиции. Но разобраться необходимо. Скоро сюда придут несколько человек, и будет произведено официальное опознание. Если никто вас не узнает – вы свободны.
     – Бред какой-то, – продолжал возмущаться Горелик-второй. – Я законопослушный гражданин! Я напишу жалобу генеральному инспектору!
     Он продолжал буйствовать и поносить весь личный состав полиции от рядового полицейского до министра до тех пор, пока из коридора не заглянул наконец сержант Мерон и не доложил, что для опознания все готово.
     Комната, в которой производилось опознание, была ярко освещена. Горелика поставили у стены в ряду с пятью отдаленно похожими на него сотрудниками управления. Ввели женщину средних лет – кассиршу одного из супермаркетов, где Горелик расплатился фальшивой пятидесятишекелевой купюрой. Женщина медленно оглядела стоявших у стены мужчин и ткнула пальцем в Горелика:
     – Этот, – сказала она. – Он дал мне фальшивые деньги.
     Вторая кассирша, работавшая в магазине готового платья, Горелика не узнала, но долго смотрела именно на него – что-то в его облике все же показалось ей знакомым. Однако уверенности у нее не было, и утверждать что бы то ни было она отказалась.
     – Ну и что теперь? Когда вы оставите меня в покое? – спросил Горелик, оставшись опять наедине с Берковичем в его кабинете.
     – Если бы обе женщины вас не узнали, то...
     – Одна не узнала! А другая ошиблась, это разве не ясно?
     – А может, наоборот? Одна узнала, а другая засомневалась – все-таки прошло больше месяца... Вот что, – принял решение Беркович, – я задерживаю вас до утра. Основание: подозрение в изготовлении фальшивых денег. Утром примем окончательное решение.
     – Не вы примете, а суд! – воскликнул Горелик-второй, проявив недюжинные познания в процедурных вопросах.
     Отправив подозреваемого в камеру, Беркович попросил привести на допрос первого Ефима Горелика, задержанного три недели назад. Дожидаясь, он еще раз внимательно перечитал обвинительное заключение и не нашел в нем очевидных изъянов. Косвенных улик и признания было достаточно для передачи дела в суд. Появление второго Горелика, конечно, осложняло ситуацию, нужно было убедиться в том, что это просто случайное совпадение. Не такая уж редкая фамилия, да и имя часто встречается.
     – Меня переводят в тюрьму? – спросил Горелик-первый, присев на кончик стула. – Я не против, мне в вашей камере неприятно находиться, тесно и холодно.
     – А что, – усмехнулся Беркович, – вам знакомы камеры в израильских тюрьмах? Приходилось бывать?
     – Вы же знаете, что нет, – вздохнул Горелик. – Вы теперь обо мне все знаете.
     – Не все, – покачал головой Беркович. – На вашей квартире не обнаружено оборудование для изготовления фальшивых денег. Показать, где оно находится, вы не желаете. Почему? Вы же добровольно признались...
     – Да, признался, – кивнул Горелик. – А если покажу станок, срок может стать больше. Вы меня понимаете?
     Беркович понимал. Должно быть, станок был много сложнее, чем это необходимо для изготовления пятидесятишекелевых купюр. Видимо, доллары Горелик тоже подделывал. Действительно, к чему ему увеличивать срок своего заключения? И так достаточно.
     – С другой стороны, – продолжал вслух размышлять Беркович, – кассирши магазинов вас не опознали. Друзья и знакомые ничего о вашей деятельности не знают и свидетельствовать не могут – ни за, ни против.
     – Естественно, я никого не впутывал.
     – Вы никого не впутывали, верно. Вас никто и не подозревал. Почему же тогда вы хотели сбежать за границу? Вас ведь задержали в аэропорту. Цели своей поездки вы толком объяснить не смогли.
     – То, что для меня цель, для вас может быть...
     – Не будем спорить, – прервал Горелика Беркович. – Только что вы сказали фразу, которая навела меня на мысль... Сейчас вас отведут в камеру, а часа через два я, пожалуй, хотел бы опять с вами повидаться и тогда поговорить начистоту.
     – Какая мысль? Что значит начистоту? – забеспокоился Горелик.
     – Поговорим потом, – отмахнулся инспектор и вызвал конвойного.
     После того, как Горелика увели, Беркович достал из сейфа папку с материалами по делу о фальшивых шекелях и вытащил удостоверение личности подозреваемого. Ни у кого не возникало сомнений в том, что это подлинный документ. Какие сомнения? Человек не возражал, что это именно он и есть!
     С удостоверением в руках Беркович спустился в лабораторию судебной экспертизы и нашел своего друга Рона Хана сидевшим в задумчивости над какой-то грязной перчаткой.
     – Погляди-ка, – сказал инспектор, положив на стол удостоверение личности Ефима Горелика, – это подлинник или подделка?
     – А, Горелик, – оживился Хан. – Этот фальшивомонетчик? Почему ты решил, что документ может быть фальшивым? Вот если бы Горелик выдавал себя за честного человека...
     – Ты проверь, а потом я тебе кое-что скажу, – сказал Беркович и опустился на стул.
     Хан взял в руки документ и вышел из кабинета. В его отсутствие Беркович успел прочитать лежавший на столе номер "Едиот ахронот", не нашел там ничего интересного и принялся разглядывать грязную перчатку, принадлежавшую, видимо, какому-то преступнику.
     Хан вернулся больше часа спустя и сказал с порога:
     – Ты был прав, Борис. Удостоверение фальшивое. Прекрасно сделано, и я даже могу сказать – кем именно. Есть такой...
     – Сейчас это неважно, – прервал друга Беркович. – Понятно, что первый Горелик – не тот, за кого себя выдает. Но он взял на себя обвинение. Не значит ли это, что за ним может числиться что-то более серьезное?
     – Вот ты куда клонишь... – задумчиво сказал Хан. – Ты, конечно, проверял в архиве его пальцевые отпечатки?
     – Естественно. На учете в полиции он не состоял. Из этого следует...
     – Ты имеешь в виду убийство Шапошникова?
     – Хорошо, когда понимают с полуслова, – улыбнулся Беркович. – На месте убийства пальцевых отпечатков не обнаружено, это верно. Но есть несколько клочков материи. Если я дам тебе кое-что из одежды первого Горелика, ты мог бы...
     – Давай! – оживился Хан. – Это не проблема!
     На следующее утро в кабинет Берковича вошел инспектор Хутиэли.
     – Я слышал, ты разобрался с этими двумя Гореликами? – спросил он. – Кто из них фальшивомонетчик?
     – Второй, тот, у кого были подлинные документы. А первый стал жертвой случайного совпадения.
     – Значит, он невиновен?
     – Напротив, он виновен и еще как! Месяц назад он убил нового репатрианта по фамилии Шапошников, нанеся ему восемь ударов ножом.
     – Вот как? – поразился Хутиэли. – Почему же он...
     – Он хотел сбежать из страны и выправил себе фальшивый паспорт на имя Ефима Горелика. Это была роковая случайность – Горелика мы искали по делу о фальшивых шекелях. Убийцу взяли в аэропорту, но обвинили вовсе не в том, в чем он действительно виновен. Вот он и рассудил – лучше отсидеть за фальшивки, чем за убийство. Ведь если бы он начал отпираться, мы бы провели расследование, обнаружили, что паспорт фальшивый...
     – Понятно, – кивнул Хутиэли. – Одному преступнику повезло, другому нет. Следствию повезло больше.
     – Вы считаете, что это везение? – насупился Беркович.
     – Не обижайся, – улыбнулся Хутиэли. – Я лишь хотел сказать, что везет тем, кто умеет думать, вот и все.
    
     Следующая глава