– Боря, – сказала Наташа, открыв газету на странице, где была помещена фотография Орны Амихай, с гордым видом шествовавшей между двумя полицейскими, в одном из которых нетрудно было узнать инспектора Берковича, – Боря, она действительно застрелила своего мужа?
     Беркович с трудом отвлекся от телевизора – шла прямая трансляция баскетбольного матча европейской Супралиги, до финального свистка оставались считанные секунды, а тель-авивский "Маккаби" все еще вел с минимальным отрывом.
     – Да, – сказал Беркович рассеянно. – Во всяком случае, она в этом призналась.
     – Не понимаю, Боря, – с досадой сказала Наташа. – Что значит "призналась"? Я не первый год за тобой замужем – что-то не помню, чтобы ты арестовывал людей только по их собственному признанию.
     Финальный свисток возвестил победу "Маккаби", и Беркович наконец пропустил в сознание слова, сказанные женой.
     – Улик, к сожалению, тоже достаточно, – сказал он. – Следы пальцев Орны на пистолете, кровь на платье...
     – А мотив? – продолжала настаивать Наташа. – Тут написано, что Орна обожала своего мужа! Он ей ни разу не изменил за двадцать лет брака!
     – Ну, за двадцать лет никто ручаться не может, – возразил Беркович, – а в последнее время Симха действительно с другими женщинами не общался.
     – Вот видишь!
     – Деньги – гораздо более существенный мотив, чем ревность, – объяснил Беркович.
     – Деньги? – удивилась Наташа. – Но в статье написано, что больших денег у Симхи Амихая никогда не водилось.
     – Не водилось, – согласился Беркович. – Писатель он был весьма средненький. Я его раньше, конечно, не читал, но сейчас пришлось – просто ради интереса. Так себе автор, хотя написано бойко. Амихай всегда едва сводил концы с концами – Орна работала в банке, зарплата у нее тоже не из высоких... Но вот что я выяснил на первых же допросах. Во-первых, согласно авторскому праву, все гонорары от переизданий романов Амихая должна после его смерти получать жена.
     – Ты сам сказал, что это такие деньги...
     – Вот тут ты ошибаешься! Я говорил с литературным агентом Амихая. Ты знаешь, что, как только в печати появились сообщения об убийстве писателя, все тиражи его книг были вмиг сметены с прилавков? Сейчас допечатывают пять романов, которые при жизни Амихая не могли распродать. А заказов – это я узнал у директора сети Стеймацки – столько, что его жена, конечно, станет богатой женщиной. Как тебе такой мотив?
     – Разве кто-то мог гарантировать, что после смерти Симхи начнется такой ажиотаж вокруг его книг?
     – К сожалению, – сухо сказал Беркович, – это легко было просчитать. Кстати, даже литературный агент Амихая как-то сказал ему – и жена с сыном присутствовали при разговоре: "Раскрутить вас можно, но только если вы станете мучеником. Мучеников читатель любит". Вот так.
     – Я вижу, – сказала Наташа, – ты вполне уверен в своем выводе.
     – Суд покажет, – неопределенно сказал Беркович.
     – Правда, – добавил он, – с деньгами Орна не рассчитала. Вряд ли она получит хоть шекель из гонораров мужа – убийца не имеет прав на наследство убитого.
     – Она это знала?
     – По ее словам – нет. Услышала только от меня уже после ареста. Но...
     – Но ты в это не веришь, – закончила Наташа.
     Беркович действительно не очень верил в то, что Орна была настолько наивна. Уж книги собственного мужа она, вероятно, читала, в одном из романов, самом, кстати, нудном по сюжету, убийца прокололся как раз на том, что рассчитывал стать наследником жертвы, отсидев в тюрьме положенный срок.
     – Не читала я этой книги, – печально сказала на допросе Орна Амихай. – Я вообще ни одной книги Симхи не читала. Скучно.
     Допрос проходил на следующее утро после разговора Берковича с Наташей, и инспектор был во власти не только собственных сомнений, но и сомнений жены.
     – А вот ваш сын Рони утверждает, что вы обожали творчество мужа, – сказал Беркович, заглядывая в лист протокола.
     – Ах, – пожала плечами Орна, – Рони еще молод, что он понимал в наших отношениях? Я любила Симху, а романы его ненавидела! А Рони казалось, что любовь – это такое... Если любишь человека, то любишь и то, что он делает.
     – И вы убили Симху, несмотря на любовь? Неужели деньги оказались важнее?
     – Вам это трудно понять, инспектор? – криво усмехнулась Орна. – Мы с Симхой любили друг друга, но жить в бедности мне казалось унизительным. Если бы он стал работать... Ему предлагали... В редакции, например... У нас были бы деньги... Но Симха говорил, что его призвание – литература... Господи, какая это литература?.. В конце концов, я не выдержала.
     – А что вы скажете о показаниях соседей? Они видели, как к вам в тот вечер приходил гость – молодой человек в костюме.
     – Наверно, это не к нам, – пожала плечами Орна. – Мы же не одни в доме, шестнадцать квартир...
     – Где вы взяли пистолет? – спросил Беркович после паузы.
     – Это пистолет мужа. Я всегда знала, где он лежит. И решила – если Симха меня действительно любит, пусть хоть своей смертью обеспечит меня на оставшуюся жизнь... Никто не говорил, что я не смогу получить его денег...
     Странно: Беркович жалел эту женщину. Жалел, хотя и знал, что убийство она совершила не в состоянии аффекта, а хорошо продумав. Если бы не пустяк (она стерла с рукоятки пистолета отпечатки своих пальцев, но по неопытности не довела работу до конца – один отпечаток все же остался), обвинение оказалось бы в затруднительном положении. В конце концов, признание – не доказательство...
     – Подпишите здесь, – сказал Беркович, протягивая Орне бланк протокола допроса.
     Отправив женщину в камеру, инспектор задумался. Через час должен был прийти Рони Амихай – сын убитого и убийцы. Беркович не очень-то понимал, о чем станет спрашивать. Все вроде бы выяснено еще вчера, на первом допросе. Рони учился в колледже в Тверии, жил там в общежитии, домой приезжал не часто, в вечер убийства ездил в Бейт-Шемеш на день рождения школьного приятеля. Правда, так и не доехал – при въезде в Иерусалим образовалась транспортная пробка, в центре города произошел теракт, и улицы были закрыты для движения. Проторчав в пробке два часа и поняв, что никуда не успевает, Рони пересел на автобус, шедший в сторону Тверии, и вернулся в интернат – об этом есть показания куратора.
     На вчерашнем допросе Рони, в основном, только плакал, Берковичу пришлось выписать еще одну повестку, но инспектор не предполагал получить от сына Симхи хоть какую-нибудь новую информацию.
     "Рони очень впечатлительный, – сказала Орна, и эта запись была в протоколе. – Он обожал книги отца... в отличие от меня. Он их все читал запоем и приятелям давал. Рони говорил, что отец – гениальный писатель".
     М-да... Гениальный, как же. "Вот странное дело, – подумал Беркович. – Сын обожает книги отца, жена обожает мужа, но убивает его, чтобы вылезти из нищеты. Впрочем, не так уж они плохо жили, если снимали квартиру в престижном районе Тель-Авива, а сына отправили учиться в известный колледж. Нет, деньги, о которых говорит Орна, – не убедительный мотив".
     Но тогда... Не сошла же она с ума, когда взяла в руки пистолет мужа и нажала на курок?
     В ожидании Рони Амихая Беркович еще раз перечитал протоколы, в ушах у него все время звучали слова Наташи: "Я вижу, ты уверен в своем выводе". Он не был уверен. Более того...
     Беркович придвинул к себе телефон и набрал номер дорожной полиции Иерусалима. Мысль, пришедшая ему в голову, тоже не выглядела убедительной, но все-таки... Почему не проверить?
     В дверь заглянул сержант Бирман и сообщил, что явился по повестке некий Рони Амихай.
     – Пусть войдет, – сказал Беркович.
     Со вчерашнего вечера Рони немного приободрился – во всяком случае, он не рыдал в ответ на любой вопрос инспектора. Молодой человек будто ушел в себя, что было, конечно, более чем естественно.
     – Вы знаете, – спросил Беркович, – что стали богатым человеком? Отцовские гонорары принадлежат вам, как воспреемнику авторских прав.
     – Да? – равнодушно переспросил Рони, но в глазах юноши промелькнул хищный блеск, не ускользнувший от внимания инспектора. – А я думал, что деньги получит мама...
     – Скажите, – Беркович неожиданно переменил тему, – почему и вы, и ваша мать не говорите о том, что вы – приемный сын?
     Рони встрепенулся и впервые посмотрел Берковичу в глаза.
     – Зачем? – взволнованно произнес он. – Какая разница? Папа с мамой хотели, чтобы об этом не знал никто. Зачем вы... Откуда вы узнали?
     Узнал Беркович элементарно – из справки, представленной Министерством внутренних дел в ответ на запрос о том, сколько лет прожили в браке супруги Амихай и когда родился их сын Рони.
     – Узнал... – неопределенно отозвался инспектор. – Скажите, знали ли вы, где отец держал пистолет?
     – Конечно... В ящике письменного стола. Это и мама знала.
     Упоминание о маме Беркович счел в данном случае неуместным и задал следующий вопрос:
     – В тот вечер вы провели два часа в пробке, верно?
     Рони молча кивнул.
     – И пересели на обратный автобус, – продолжал Беркович. – Если автобусы ходили, то, значит, пробка уже рассосалась?
     – Ну... – протянул Рони. – Я не знаю. В Иерусалим въезда не было, а из города...
     – Из города тоже. Трассу открыли одновременно в обоих направлениях.
     – Не знаю... Просто я понял, что не успеваю и решил вернуться обратно.
     – Вернулись вы последним автобусом, – сказал Беркович. – Это означает, что выехать из Иерусалима вы должны были часа через два после того, как открыли движение. Что-то не стыкуется в ваших показаниях.
     – Не знаю... – повторил Рони. – Я не смотрел на часы.
     – А вот если вы выехали из Тверии не в Иерусалим, а в Тель-Авив, – продолжал инспектор, – то вполне могли доехать до дома и вернуться обратно. У вас сохранились автобусные билеты? – задал Беркович неожиданный вопрос.
     – Нет, – покачал головой Рони.
     – Естественно, – сказал Беркович. – Я вам расскажу, как было дело. О теракте в Иерусалиме вы услышали по радио, когда собирались ехать к другу. И о пробках тоже сказали по радио в очередной сводке. Тогда вы переменили маршрут, решили, что сама судьба подсказывает вам... Поехали в Тель-Авив и явились к отцу – точнее, к отчиму, – когда вас никто не ждал. Любви к нему вы никогда не испытывали... И вы слышали, как и Орна, что говорил литературный агент. В общем, план у вас созрел давно, и вы только ждали подходящего момента.
     – Да вы что... – Рони начал медленно подниматься, но Беркович жестом приказал ему опуститься на стул.
     – Вы объявились в доме приемных родителей, когда вас не ждали, застрелили Симху, на выстрел прибежала Орна, вы сунули оружие ей в руку, а потом небрежно стерли отпечатки. Ваша приемная мать была в невменяемом состоянии – вы-то отлично понимали, что Орна в любом случае станет вас выгораживать: она вас обожает, готова ради вас на все. А вы...
     – Глупости, – мрачно сказал Рони. – Что вы выдумываете? Отцовских романов начитались?
     – Не нужно дерзить, – спокойно сказал Бервович. – Признание Орны мне с самого начала показалось подозрительным. И то, что она якобы не знала, что гонорары мужа ей не достанутся... Знала, конечно, это подтвердил литературный агент. Но главное, на чем вы прокололись: вас видели соседи. Правда, они не уверены в том, что видели именно вас: человек, на которого они обратили внимание, был в костюме, а вы никогда костюмов не носили.
     – Конечно! – воскликнул Рони. – Терпеть не могу...
     – Но в тот вечер вы действительно были в костюме, – закончил Беркович. – В том, что висит в вашем шкафу в общежитии.
     – Вы!..
     – Да, провели обыск, – кивнул Беркович. – Так что, сознаетесь сами или мне продолжить?
     – Ты была права, – сказал жене инспектор вечером, вернувшись домой с дежурства. – Она не убивала мужа. Симху Амихая убил пасынок.
     – Я это с самого начала подозревала, – пожала плечами Наташа. – Но ты же меня никогда не слушаешь.
    
     Следующая глава