– Я вполне допускаю, что Саша мог покончить с собой, – мрачно сказал Марик Тростановский, отвечая на вопрос инспектора Берковича. – Переезд очень трудно ему дался. Там он был на хорошем счету, лучший программист уважаемой компьютерной фирмы. А здесь? Жена его бросила через месяц после приезда и дочку с собой забрала, языка он не знал, работы не было...
     – О языке и работе потом, – прервал Беркович посетителя. – А вот жена – это могло быть причиной. Почему она его бросила?
     – У Саши все могло стать причиной! – воскликнул Марк. – Он был очень чувствительной натурой. Весь на нервах. Я его много лет знал – еще по институту.
     – Так что же его жена? – напомнил вопрос Беркович.
     – Майя? Она предала Сашу. Оказывается, она еще за полтора года до переезда в Израиль завела любовника, и они договорились, что как только окажутся в Тель-Авиве, то каждый оставит свою семью.
     – Тот мужчина тоже был не свободен? – спросил Беркович.
     – Хорошее выражение: "Не свободен"! – хмыкнул Тростановский. – Впрочем, именно так и было. Майя ушла от Саши и Олю забрала, а Миша бросил Любу. Каждый оставил своей бывшей половине письмо – мол, так и так, создаем новую семью, подаем на развод... Очень романтично, особенно через месяц после репатриации, когда вообще не знаешь, на каком ты свете!
     – Как перенес Александр измену жены? – спросил Беркович. – Ведь после того события прошел год прежде чем он покончил с собой.
     – Плохо перенес, а вы как думали? – вскинулся Тростановский. – Вы лучше Майю об этом спросите!
     – Спрашивал, – сказал Беркович. – Она утверждает, что виделась с бывшим мужем только у адвоката и в раввинатском суде, когда развод оформляла. Никакой вины за собой не чувствует.
     – Еще бы, – передернул плечами Тростановский. – Женщины все такие...
     Беркович не был в настроении обсуждать характеры женщин, сбежавших от мужей к любовниками. Фактом оставалось одно: Александр Майер, тридцати одного года, программист, разведенный, житель Тель-Авива, покончил с собой, повесившись на кухне в своей съемной квартире. В том, что имело место именно самоубийство, сомнений у инспектора не было – эксперт Рон Хан сделал вполне однозначное заключение. Проблема была в другом. Через неделю после похорон Александра, когда закончился траур, Майя пришла в полицию и потребовала передать ей драгоценности, оставшиеся от бывшего мужа.
     Драгоценности, по ее словам, были немалые – старинные кольца, колье, серьги на общую сумму не меньше трехсот тысяч шекелей. Женщина говорила правду – из таможенного управления сообщили, что супруги Майер действительно вывезли из России и ввезли в страну перечисленные Майей ценности, представлявшие семейную реликвию. В процессе развода ничего из этого Майе не досталось, поскольку не было нажито супругами в процессе совместной жизни – ценности принадлежали Александру, получил он их от матери и позволял жене надевать в редких случаях, а потом прятал в шкатулку.
     Завещания Александр не оставил – не считать же завещанием предсмертную записку, содержавшую несколько слов: "Больше не могу жить. Не вините никого в моей смерти. Не надо было ехать".
     Бывает. Майер не первый, кто не нашел себя на исторической родине. И не последний, к сожалению.
     Поскольку завещания не было, то ценности, не доставшиеся Майе при разводе, должны были отойти Ольге, дочери – единственной законной наследнице покойного. Однако прежде всего пресловутую шкатулку нужно было найти, и именно с этим-то и возникли проблемы. Описанной Майей шкатулки не оказалось на квартире Александра, никто из его знакомых шкатулку не видел, никому на хранение он ее не передавал. Может, он переложил драгоценности из шкатулки в коробку или просто завернул в газету? Нет, никаких свертков, оставленных Александром, ни у кого из его друзей не было.
     Может, покойный положил деньги в банковский сейф? Но тогда – в какой банк? Будь это известно, Беркович мог обратиться к прокурору с требованием вскрытия сейфа и изъятия вклада. Но что делать сейчас, когда не известно было решительно ничего?
     Может, собираясь свести счеты с жизнью, бедняга Александр выбросил шкатулку в Яркон или в Средиземное море или просто в мусорный бак на ближайшей улице? Он был на это способен, судя по рассказам его знакомых. "Так не достанься же ты никому!" Вполне нормальное решение для самоубийцы.
     – Ну хорошо, – сказал Беркович Тростановскому, – с женой все более или менее понятно. Никакой шкатулки или другого предмета ваш друг вам на хранение не оставлял...
     – Нет, – покачал головой Марк. – Вы об этом уже три раза спрашивали.
     – Два, – механически поправил Беркович. – И буду спрашивать еще. Случается, что человек только на десятый раз вспоминает: "Ах, как же я забыл?" Память – штука сложная...
     – Но Саша мне действительно ничего не оставлял, – сказал Тростановский. – А в чем, собственно, дело?
     Беркович промолчал. О том, что именно лежало в шкатулке, не знал из знакомых Майера никто – это было следствием уже установлено. Ни Майя, ни Александр вовсе не афишировали, какое богатство привезли с собой в Израиль. Жили очень скромно, да и могли ли жить иначе, если Майя мыла подъезды, а Саша ходил из фирмы в фирму, пытаясь устроиться? Он был хорошим программистом, но в фирмах требовались программисты не хорошие, а специфические: знатоки конкретных программ или интернетовские дизайнеры.
     – Ну хорошо, – повторил Беркович, – давайте подойдем к делу с другой стороны. Вы были другом Александра. По специальности вы тоже программист. Кстати, почему вам удалось найти в Израиле работу, а Александру – нет?
     – Я веб-дизайнер, – сообщил Тростановский, – а Саша был системщиком. Разные на самом деле специальности. Впрочем, сейчас и в нашей фирме трудности, так что я не уверен, что доработаю до конца месяца.
     – Вот как? – сказал Беркович. – Сочувствую. Но вернемся к Александру. Попробуйте поставить себя на его место. Представьте, что вы спрятали где-то небольшую вещь. И решили покончить с собой.
     – Я... – вскинулся Тростановский.
     – Не вы – Александр. Вы – то есть, Александр, – должны оставить сообщение о том, где эту вещь спрятали. По идее, конечно. Иначе она пропадет и никому не достанется.
     – Ну и не достанется, – сказал Марк. – Если я собираюсь, как вы сказали, покончить с собой, какая мне разница, достанется что-то кому-то или нет?
     – Возможен и такой вариант, – согласился Беркович. – Но давайте проработаем другие версии. Какое сообщение вы оставили бы на месте Александра?
     – Какое... – протянул Тростановский. – Не на бумаге – это точно. Честно говоря, я удивляюсь тому, что свое предсмертное письмо Саша написал на бумаге...
     – Письмо было в компьютере, – сообщил Беркович. – Файл так и назывался "Мое предсмертное письмо", написан в программе "Ворд-2000".
     – А, тогда другое дело, – почему-то успокоился Тростановский. – Но послушайте, если вы нашли в компьютере это письмо, то с таким же успехом можете найти и сообщение, которое ищете. У вас же есть программисты...
     – Естественно, – кивнул инспектор. – Все, что могли, они сделали. В компьютере нет никаких текстовых файлов, содержащих нужную информацию. Ни открытых файлов, ни запечатанных, секретных и прочих. Потому я вас и спрашиваю – вы лучше других знали Александра...
     – Лучше других, – с горечью отозвался Марк. – Мне и в голову прийти не могло, что он так с собой поступит.
     – Давайте думать, – настойчиво проговорил Беркович. – Как еще мог Александр сообщить о местоположении некоего предмета? На бумаге он писать не стал бы, по вашим словам. В компьютере ничего нет...
     – Ваши эксперты плохо искали, – упрямо сказал Тростановский. – Только в компьютере и может быть эта информация. Никак иначе. Если нет в текстовом файле, то, возможно, зашифровано в названии.
     – Названия всех файлов слишком коротки, чтобы в них можно было зашифровать достаточно большую информацию.
     – Тогда... – Тростановский задумался. – Нет, это должно быть именно в названиях файлов. Знаете, я вспомниаю такой эпизод, это еще в России было... Он мне на день рождения поздравление написал в виде акростиха. Знаете, что это такое?
     – Когда текст получается, если читать первые буквы каждого слова?
     – Вот именно. Если расположить файлы определенным образом, то из первых букв их названий можно составить текст. Так он мне и написал на день рождения. Файлы нужно было расположить по датам. Получилось: "День рождения – лучший праздник".
     – Да? – удивился Беркович. – Это у какого же файла название начинается с мягкого знака?
     – Текст был написан по-английски, – объяснил Тростановский.
     – Понятно. Да, возможно, вы правы, – согласился инспектор. Это действительно была интересная мысль, ее следовало немедленно проверить, и Беркович отпустил Марка, который покинул кабинет с удовлетворенным вздохом.
     – За кого ты меня принимаешь? – возмутился Рон Хан, когда Беркович сразу после ухода Тростановского позвонил в лабораторию и изложил идею поиска. – Мы с ребятами уже располагали файлы в любой мыслимой последовательности. И по датам, и по расширениям, и по темам... Ничего не получается. Пытались даже тексты внутри некоторых файлов располагать аналогичным образом... Нет, Борис, если не знать ключа, то возиться с этой задачей можно вечность. Или привлечь к работе десятки шифровальщиков.
     – Все должно быть проще, – сказал Беркович. – Не мог же Майер рассчитывать, что его задачку будут раскалывать десятки шифровальщиков!
     – Когда собираешься на тот свет, – буркнул Хан, – то вполне можешь оставить живым нерешаемую задачу.
     – Смысла нет, – не согласился Беркович. – Решение должно быть простым, чтобы до него мог додуматься не гениальный программист. И решение должно быть достаточно сложным, чтобы до него не додумался первый же, кто сядет за клавиатуру.
     – Противоречие! – оживился Хан. – Обожаю противоречия. Я бы искал акростих, расположив файлы по датам.
     – Это ты уже делал, – напомнил Беркович.
     – Делал, – сказал Хан. – Но я располагал файлы по датам их появления на диске. Это, так сказать, поверхность. А если расположить по датам реального создания файлов?
     – То есть?
     – Он мог в тот или иной день создать некий файл, дату создания записать в самом файле, а переписать на диск в окончательном виде совсем в другой день, чтобы запутать программиста, который... Боря, я должен это проверить!
     – Позвони, когда закончишь, – сказал Беркович.
     Хан явился в кабинет инспектора через час. Вид у эксперта был торжествующим.
     – Так и оказалось! – сообщил он. – Вот читай.
     На листке бумаги было написано:
     "Лина Аминова, подруга Майи, Ашдод".
     – Какая еще Аминова? – нахмурился Беркович. – Что-то я не помню, чтобы у бывшей жены Майера была такая подруга, я ведь ее расспрашивал.
     – Спроси еще, – посоветовал Хан.
     – Лина? – переспросила Майя, когда Беркович позвонил ей и задал вопрос. – Мы с ней давно не виделись, она была мне подругой в России, но мы поссорились и не общались. Потому я вам ее и не назвала. А что такое?
     – Спасибо, – сказал Беркович и положил трубку.
     Лина хранила полученный от Саши сверток в шкафу – он просил не открывать, она и не открывала. О смерти Саши Лина не слышала – думала, что он приедет и заберет сверток, как обещал по телефону.
     – Действительно, очень красивые вещи, – сообщил Беркович Хану, вернувшись под вечер из Ашдода. – Теперь у Ольги Майер будет хорошее приданое.
     – Жаль Александра, – вздохнул Хан. – Лучше бы он сам подарил дочери на свадьбу эти драгоценности...
    
     Следующая глава