– Сегодня ты обязан вернуться вовремя, – твердо сказала Наташа, собирая со стола остатки завтрака. – Если Тюрины придут, а тебя не окажется дома, я их выпровожу, вот и все.
     Тюрины – Игорь и Света, старые знакомые Берковича – обещали прийти в шесть. С Игорем Беркович познакомился восемь лет назад, когда оба работали в большом супермаркете, раскладывали по полкам товары, и нынешний инспектор Тель-Авивской уголовной полиции думать не думал о полицейской карьере. Потом, когда Беркович поступил в полицейскую школу, они стали видеться реже, Игорь женился, Света ревниво относилась к приятелям мужа. А Наташа почему-то Игоря невзлюбила – то ли за манеру разговаривать, не глядя на собеседника, то ли ни за что, бывает же так – не пришелся человек, и все тут. И спорить не имеет смысла. Беркович не спорил.
     – Конечно, я вернусь вовремя, – сказал он. – Не понимаю, почему ты так настроена против Игоря. Прекрасный парень.
     Наташа отвернулась, и Беркович отправился на работу с тяжелой душой. К тому же, и день предстоял пакостный – сплошные разъезды. Надо было разобраться наконец в противоречиях, возникших в деле Иосифа Омри, подозреваемого в убийстве своей подруги Сары Кандель.
     Убийство произошло позавчера вечером, в восемнадцать часов одиннадцать минут. Время было известно точно, потому что часы на руке убитой разбились и остановились, когда женщина упала на пол, сраженная ударом ножа в шею. Не могло быть и речи о том, что убийца перевел стрелки, сфальсифицировав время нападения. Во-первых, упав, Сара оставалась неподвижна до приезда оперативной бригады – это следовало из расположения тела и ряда других признаков, которые эксперт Хан перечислил, но Беркович не стал запоминать. А во-вторых, на корпусе часиков обнаружились лишь пальцевые отпечатки самой Сары и ничьи больше – не было также признаков того, что кто бы то ни было пытался стереть чьи бы то ни было следы.
     Подозрение сразу пало на Иосифа Омри – соседи и друзья Сары в голос утверждали, что между ними давно пробежала кошка, они ссорились, Иосиф кричал, что убьет подругу. Видимо, в чем-то ее подозревал. В день убийства он пришел к Саре часа в четыре, и соседи слышали громкий разговор за стеной. Никто не видел, как Иосиф выходил. В семь часов вечера возвращавшийся с работы Михаэль Рашевски, сосед с четвертого этажа, обратил внимание на то, что дверь в квартиру Сары чуть приоткрыта, и постучал, чтобы сообщить об этом хозяйке. Никто не отвечал, и Рашевски заглянул в салон. То, что он увидел, заставило его захлопнуть дверь и вызвать полицию со своего сотового телефона.
     Оперативная бригада подняла Иосифа Омри с постели – в половине десятого вечера он почему-то собрался спать. Узнав, в чем его подозревают, Иосиф впал в панику, кричал, пытался бить посуду, утверждал, что Сара была жива и здорова, когда он уходил от нее в половине пятого. На допросе, который инспектор Беркович провел сразу после того, как Омри привезли в управление, подозреваемый точно описал все свои передвижения в тот злополучный вечер. Да, он поругался с Сарой, кричал, оба кричали. Но заняло это немного времени – в половине пятого он уехал, отправился сначала в свое любимое кафе "Золотой голос", где съел шварму, хозяин его хорошо знает и подтвердит. В половине шестого отправился к морю, и в шесть сидел на пляже, дышал воздухом. Взял у служащего раскладной стул, заплатил десять шекелей, служащего зовут Ицик, он из американских евреев, должен подтвердить, что видел Иосифа, они были знакомы не первый день. Иосиф сидел на стуле буквально перед кабинкой, где Ицик держал свой инвентарь, ушел в семь, алиби более чем надежное. От свежего воздуха его разморило, и в половине восьмого Иосиф вернулся к себе домой в Шхунат А-тиква, где его видели соседи, сидевшие во дворе на скамейках. Устал, принял душ и завалился спать, потому что после ссоры с Сарой не то что телевизор смотреть – жить не хотелось. А тут полиция как раз и заявилась...
     Иосиф Омри так детально описывал все, что делал и где был, что сначала у Берковича и сомнений не возникло в правдивости показаний. Он послал сержанта Ковнера проверить показания и был немало озадачен, когда подтвердился единственный эпизод: соседи действительно видели, как Омри в половине восьмого вернулся домой. Однако и хозяин "Золотого голоса", и служащий на пляже утверждали, что в глаза не видели Иосифа. Да, они его хорошо знают и если бы он действительно приходил, то запомнили бы его – никаких сомнений.
     – Что вы на это скажете? – спросил Беркович. – Возможно, придумаете другое алиби?
     – Как? Почему? – Омри изобразил на лице глубокое возмущение, ладони его, лежавшие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. – Но я ел шварму у Меира! Я ему заплатил двадцать шекелей, и он мне дал три шекеля сдачи. Эти три шекеля – как сейчас помню – я дал Ицику за стул и добавил семь шекелей. Он мне еще сказал: "Иосиф, ты только в воду не ходи, сегодня волны высокие, днем девочка утонула". Откуда я мог узнать про девочку?
     Про девочку Омри мог узнать и по радио. Однако возмущение его и ужас выглядели настолько естественными, что Беркович решил сам расспросить свидетелей. Этим он и занялся с утра, после того, как получил от жены наставление ни в коем случае не опаздывать к приходу не очень для нее желанных гостей.
     В десять утра в кафе "Золотой голос" посетителей было мало.
     – Ко мне начинают ходить после полудня, – объяснил хозяин. – Если бы вы пришли часа в четыре, инспектор, или еще позже, то увидели бы – яблоку негде упасть.
     – Значит, много народа? – переспросил Беркович. – И потому вы могли и не обратить внимание на Иосифа Омри?
     – Не запомнить Иосифа? – возмутился Меир. – У меня профессиональная память! Я могу перечислить всех знакомых посетителей – кто был и когда. Марк из вон того дома приходил, например, в пять десять, сидел до шести...
     – А Иосиф Омри? Когда он пришел и когда ушел?
     – Да не было его вообще, я уже сказал вашему сержанту!
     – А два дня назад?
     – Два дня назад был. Но довольно поздно – часов в семь, обычно Иосиф приходит раньше, в шестом часу.
     – Так, может, он и позавчера тоже...
     – Сбить меня с толку хотите, инспектор? Я же сказал – позавчера Иосиф не приходил. Эй, Гай, – крикнул Меир парню, перетаскивавшему из подсобного помещения коробки с напитками, – ты видел позавчера Иосифа Омри?
     – Нет, – буркнул Гай, не останавливаясь. – А что?
     – Ничего, – сказал Меир и демонстративно пожал плечами.
     На пляже разговор повторился. Ицхак Давидзон прекрасно знал Иосифа Омри, видел его несколько дней назад, когда тот приезжал со своей Сарой. А позавчера – нет, не было его. Ни в шесть, ни в семь, а позднее Ицхак начал собирать свое хозяйство, погода была не из приятных – ветер, волны, девочка вот днем утонула...
     – Вы об этом и Иосифу сказали? – спросил Беркович.
     – Иосифу? – удивился Давидзон. – Как я ему мог это сказать, если он не приходил?
     Попросив свидетеля поставить подпись под своими показаниями, Беркович вернулся в управление и попросил привести Омри, сидевшего в камере предварительного заключения.
     – Нет у вас алиби, – сказал инспектор. – Никто не видел, как вы уходили от Сары в половине пятого. Вы ушли в начале седьмого, убив подругу. В "Золотом голосе" вы не были, на пляже – тоже.
     – Был! – закричал Омри. – Не убивал я Сару! Не убивал!
     У него началась истерика, он бился лбом о стол, кричал, размазывая по лицу слезы, допрос стал бесполезным, и Беркович отправил подозреваемого обратно в камеру. Посидев немного в задумчивости, инспектор спустился в лабораторию судебной экспертизы.
     – Ну что? – встретил его эксперт Хан. – Признался твой Омри?
     – Нет, – покачал головой Беркович. – И если он не гениальный артист, то я поверить не могу в то, что он врет. Какой смысл говорить, что ел шварму у Меира, если ты знаешь, что Меир этого не подтвердит?
     – Ну откуда Омри мог это точно знать? Он ведь часто бывал в этом кафе, хозяин его видел чуть ли не ежедневно. Наверно, Омри надеялся, что Меир скажет что-нибудь вроде: "Да, кажется, приходил, было много народа". И на пляже то же самое. Людное место, свидетель мог запутаться в датах и времени. Опровергнуть алиби эти двое не могли – по мнению Омри, – и уже одно это могло послужить аргументом в его пользу.
     – А они опровергли, причем очень уверенно, – возразил Беркович.
     – Не собираюсь давать тебе советы, – сказал Хан, – но почему бы не расспросить посетителей кафе – там наверняка есть люди, которые приходят каждый день в одно и то же время.
     – Рабочий в кафе тоже не видел Омри, – вспомнил Беркович. – Но ты прав, я попробую прийти в "Золотой голос" в шесть часов и расспросить завсегдатаев, если таковые найдутся.
     Он вспомнил, что обещал быть дома не позднее шести, и нахмурился. Находиться одновременно в двух местах Беркович не мог. Как и Иосиф Омри.
     – Что-нибудь не так? – осведомился Хан.
     – Нет-нет, все в порядке, – сказал Беркович. – Извини, пришла в голову одна мысль.
     Попрощавшись с экспертом, он поднялся на этаж, где находился кабинет начальника следственного отдела.
     – Это очень серьезно, – хмуро проговорил майор Даган в ответ на просьбу подчиненного. – Нужны чрезвычайно основательные аргументы, а у вас их нет.
     – Нет, – согласился Беркович. – Но если этого не сделать, дальше в расследовании не продвинуться. Мне как раз основательные аргументы и нужны.
     – Хорошо, попробую, – нехотя согласился майор. – Если что-то получится, я вам позвоню.
     Даган ясно дал понять, что если результат окажется отрицательным, то отвечать придется именно Берковичу. Впрочем, инспектор и не рассчитывал на иной исход разговора. Он вернулся к себе в кабинет и заново перечитал протоколы. Действительно, какие у него основания предполагать, что Омри не врет? Честное выражение лица и очень естественная реакция – реакция человека невиновного, когда ему предъявляют чудовищное обвинение. А если это все же гениальная игра?
     Майор позвонил вскоре после полудня.
     – Результат в твоем компьютере, – сухо сообщил он. – И не благодари. Я такого наслушался от банковских начальников...
     Файл действительно оказался в папке с делом Омри. На запрос полиции получен ответ: Ицхак Давидзон положил на свой счет вчера днем двадцать тысяч шекелей, на столько же – и тоже вчера – вырос счет Меира Шалома, что, кстати, позволило хозяину "Золотого голоса" закрыть минус.
     Через полчаса Беркович вошел в помещение кафе и направился к стойке.
     – Послушайте, Меир, – сказал он, не оставляя хозяину времени на раздумье, – если вы вспомните, кто просил вас заложить Иосифа Омри, то избавитесь от обвинений в лжесвидетельстве. Хотите в тюрьму? Я вам это устрою.
     Меир побледнел и опустился на высокий стул.
     Из кафе Беркович поехал на пляж, а оттуда, с подписанными показаниями, вернулся в управление. Вызвав из камеры Иосифа Омри, инспектор сказал:
     – Должен перед вами извиниться. Вы действительно не убивали Сару.
     – Господи... – протянул Иосиф. – Полиция извиняется... Должно быть, небо скоро упадет на землю...
     До него неожиданно дошло то, против чего он сопротивлялся вторые сутки.
     – Но кто? – воскликнул он. – Кто? Кто убил?
     – Попробуйте сами ответить, – сказал Беркович. – У вас есть враг, хорошо знавший вас и ваши привычки? Знавший, например, о ваших скандалах с Сарой?
     – Нахум, – пробормотал Иосиф. – Нахум Шварцман.
     – Да, – кивнул Беркович. – На него показали и Шалом, и Давидзон. Шварцман заплатил им, чтобы они не подтверждали вашего алиби.
     – Значит, он...
     – Похоже, что да. Пришел к Саре после вашего ухода, убил ее, а когда услышал о вашем аресте, посетил места, где вы обычно бываете... В общем, провел работу, которую буквально часом позже провела полиция. И успел подкупить свидетелей.
     – Негодяй! – закричал Иосиф.
     – Расскажите мне, в чем причина его ненависти к вам, – попросил Беркович.
     – Да что тут непонятного? Он был с Сарой, пока мы с ней не познакомились...
     Час спустя Беркович позвонил домой и сказал жене:
     – Наташа, ты представляешь, я таки действительно вернусь сегодня вовремя.
    
     Следующая глава