Сара Мельхиор почувствовала себя плохо незадолго до того, как нужно было поехать в детский сад за сыном. Это была не боль, скорее какое-то онемение во всем теле, слабость, а потом вдруг начались судороги, прошло каких-то три минуты, показавшиеся Саре, впрочем, такими же долгими, как вечность, а она уже ощущала себя полной развалиной, не способной даже добраться до телефона, чтобы вызвать "скорую" или позвонить на работу мужу.
     Еще минута ушла у женщины на то, чтобы открыть дверь и упасть на лестничной площадке около лифта. Здесь ее и обнаружил сосед, вышедший из своей квартиры с двумя мусорными пакетами. Соседа звали Иосиф, с семьей Мельхиоров он был знаком со времени их вселения в этот девятиэтажный дом, знал хорошо и Сару, и ее мужа Гиля, и с их сыном Авнером тоже не раз играл в "крестики-нолики". Увидев Сару, лежавшую ничком перед распахнутой дверью, Иосиф растерялся и потратил несколько драгоценных минут впустую, пытаясь дотащить женщину до дивана – причем тащил он ее почему-то в свою квартиру, а не в ее собственную, куда дотащить было и ближе, и логичнее.
     "Скорую" он наконец вызвал, но было поздно – когда приехали санитары, Сара умирала, до больницы ее довезли уже мертвую, что и было зафиксировано в соответствующем документе.
     В отдел по расследованию убийств это дело попало на следующий день, после того, как в институте судебной медицины Абу-Кабир было произведено вскрытие, установившее, что смерть наступила от острого пищевого отравления синтетическим ядом, принятым внутрь примерно за полтора-два часа до того, как Иосиф обнаружил Сару на лестничной площадке.
     О своих ощущениях, кстати, она успела рассказать, пока Иосиф укладывал ее на диван и суетился, пытаясь влить ей в рот побольше воды, что, кстати, только усугубило мучения Сары и приблизило ее конец, о чем Иосиф, разумеется, не догадывался.
     Дело сначала оказалось у молодого инспектора Пинхаса Каспи, и он все вроде бы сделал правильно: опросил свидетелей – точнее, конкретно Иосифа Финкеля, потому что, кроме него, никто в то утро Сару живой не видел, поговорил с ее мужем, банковским служащим Гилем Мельхиором, никакой интересной информации не сообщившим. Еще, разумеется, полицейские обыскали квартиру в поисках яда, но не нашли ничего даже близко напоминавшего то соединение, которое проглотила Сара. Финкель даже изъял из буфета початую коробку конфет, вообразив, что яд мог быть в каком-нибудь шоколадном батончике, но эксперт Хан, лично обработавший все доставленные материалы, утверждал, что ни один из них никогда не подвергался воздействию какого бы то ни было яда или иного токсина.
     Причин для самоубийства у Сары не было никаких – с мужем она жила в согласии и мире уже восемь лет, сыну их Авнеру недавно исполнилось пять, работу она бросила, когда родился ребенок, муж зарабатывал вполне достаточно, чтобы не только кормить семью, но и выплачивать деньги за квартиру, и еще откладывать на разные накопительные программы.
     Во время допроса Гиль Мельхиор был настолько подавлен и огорошен случившимся, что никаких полезных для расследования сведений получить от него не удалось. Он утверждал, что жена вовсе не находилась в депрессии (это подтверждал и семейный врач в поликлинике), что в то утро она вела себя, как обычно – то есть, встала около семи, чтобы отправить мужа на службу, а сына – в детский сад (Гиль подвозил Авнера на машине, а потом ехал в свой банк), и, скорее всего, легла, чтобы еще поспать – так она обычно делала.
     В общем – никаких зацепок. Несколько дней инспектор Каспи безуспешно возился с этим делом, ни до чего путного не додумался, женщину между тем похоронили, и нужно было принимать какое-то решение – прекращать расследование в связи с отсутствием состава преступления или продолжать в связи с тем, что состав преступления в этом деле таки присутствует.
     За советом инспектор Каспи отправился к своему шефу – комиссару Борису Берковичу, славившемуся своей здоровой интуицией, помогавшей ему порой в самых безнадежных делах находить почти невидимый конец ниточки, потянув за который впоследствии удавалось распутать целый клубок преступлений.
     Беркович о деле Сары Мельхиор, конечно, слышал и с основными показаниями и экспертным заключением был знаком. Дело это его не очень интересовало, поскольку женщина, скорее всего, покончила с собой, а о причинах самоубийств можно рассуждать очень долго и безо всякого результата – понять психику людей, находящихся в пограничном состоянии, порой просто невозможно.
     А тут еще звонок из дома – Наташа просила мужа прийти если не пораньше, то хотя бы вовремя, потому что в гости должны были прийти Абрамовичи, Света с Олегом, пара, которая Берковичу очень нравилась, люди, с которыми было приятно провести вечер и поговорить о проблемах, никак не связанных с криминальным миром Тель-Авива и окрестностей.
     Поэтому Беркович не то чтобы слушал Пинхаса Каспи невнимательно, но и особого интереса, на который рассчитывал инспектор, не показал.
     – И что вы намерены делать? – спросил комиссар, перевернув последний лист в распечатке. – Разбираться в причинах самоубийства?
     – Вы, значит, тоже считаете, что Сара покончила с собой? – воспрянул духом инспектор. – Муж ее утверждает, что этого быть не могло!
     – Господи, – сказал Беркович, поморщившись, – что знают нынешние мужья о внутреннем мире своих жен? Он весь день на работе, она весь день занята по хозяйству. Что ее гложет...
     Беркович замолчал – в голову ему пришло неожиданное сравнение с собственной семьей, и он упрекнул себя в том, что так и не позволил Наташе устроиться на работу. Нет, конечно, ничто в ее поведении не вызывало опасений, но ведь и Сара вроде бы вела себя, как совершенно нормальная женщина.
     – Это явно не убийство, – продолжал рассуждать Беркович, заставив себя отвлечься от посторонних мыслей, – поскольку дома Сара была одна и гости к ней не приходили. Или приходили?
     – Нет, – покачал головой Каспи. – Сосед утверждает, что никого утром не видел, но это, конечно, не аргумент. Однако и все соседи, живущие на первом этаже, утверждают, что гостей Сара не принимала. Там две старушки постоянно в окно высматривают, они бы видели...
     – Значит, не убийство, – заключил Беркович. – И не несчастный случай, верно? Если бы Сара по ошибке выпила какую-нибудь гадость, то остатки жидкости вы нашли бы?
     – Это была не жидкость, – возразил инспектор. – Эксперты утверждают, что яд был в очень концентрированной форме. Что-нибудь вроде таблетки или капсулы.
     – Могла она перепутать с каким-нибудь лекарством?
     – Эксперт исследовал все лекарства, которые мы нашли в квартире. Половина вообще не распакована. Другая половина – обычные препараты от давления, бессонницы, желудочных расстройств... Ничего похожего на синтетические яды.
     – Значит, несчастный случай тоже исключается. Остается самоубийство.
     – Да, – с кислым выражением на лице согласился Каспи. – Но нет никаких мотивов. Хорошая семья, замечательный ребенок, отсутствие депрессивного состояния...
     – Других вариантов просто не существует, – сказал Беркович. – Значит, нужно выбрать этот, как бы маловероятен он ни был.
     Почему-то это высказывание Шерлока Холмса не показалось сейчас Берковичу достаточно убедительным.
     – Оставьте материалы, – решил он. – Завтра утром решим, что делать дальше.
     Похоже было, что инспектор Каспи покидал кабинет начальника с видимым облегчением. Беркович придвинул к себе листы распечаток и углубился в чтение, напрочь забыв о том, что до прихода Абрамовичей осталось меньше часа. Звонок мобильного телефона прервал его размышления на самом интересном месте – будто смотришь увлекательный фильм со Шварцнеггером и вдруг ленту останавливают, чтобы показать никому не нужную рекламу.
     – О Господи! – воскликнул Беркович, услышав гневный голос жены. – Забыл! Прости, я тут... Неважно. Буду через четверть часа.
     Он действительно выполнил обещанное, но вечер получился скучным, потому что вместо того, чтобы рассуждать вместе со всеми об усах Амира Переца, Беркович вставлял невпопад не относившиеся к разговору замечания и все время смотрел в одну точку на стене, где не было ничего интересного, кроме маленького пятнышка от убитого еще в прошлом году комара.
     Когда гости ушли, Беркович помог Наташе помыть и убрать посуду, сам уложил спать маленького Арика, а потом, вместо того, чтобы сесть перед телевизором и посмотреть ночные новости, неожиданно сказал:
     – Извини, Наташенька, я на полчаса съезжу в управление. Нужно кое-что проверить...
     – На ночь глядя? – насупилась Наташа. – Утром нельзя?
     – Можно, – кивнул Беркович. – Но лучше сейчас.
     И уехал. Наташа обиделась, конечно, но ни слова упрека сказано не было. Вернулся домой Беркович чуть позднее полуночи и тихо лег рядом с уже спавшей женой. По идее, ему уже было ясно, что именно произошло в квартире у Сары Мельхиор, но предстояло еще получить надежные доказательства, а сделать это ночью Беркович не мог, хотя и очень хотел. Он еще раз, перед тем, как уснуть, вспомнил описание обыска у Мельхиоров и сказал себе: "Да, это так и было". Если бы инспектор Каспи сразу обратил бы внимание на эту деталь... И если бы задавал соседям другие вопросы...
     Утро вечера мудренее.
     Утром Беркович поехал не в управление, а на улицу Игаля Алона, где в глубине квартала стояла желтая девятиэтажка. Две старушки – на самом деле женщинам вряд ли было больше шестидесяти, но вели они себя так, будто приближались к вековому юбилею – выглядывали, как обычно, из своих окон на первом этаже. Вот так же они смотрели и в тот день...
     – Никто, значит, к Мельхиорам не приходил? – задал сначала Беркович все тот же вопрос.
     – Никто, – ответили обе, не глядя друг на друга.
     – А как вы определяете, кто в какую квартиру идет? – поинтересовался Беркович. – На человеке ведь не написано, верно?
     – Почему же? – снисходительно объяснила одна из старушек. – Именно написано. Мы всех знаем, кто приходит.
     – В то утро незнакомых не было, – подтвердила вторая.
     – А знакомые, – продолжал спрашивать Беркович, – почему вы решили, что никто не шел к Мельхиорам?
     – Потому что мы всех знаем, – терпеливо объяснила старшая из старушек. – Приходила Эмма, это к Варзагерам, второй этаж. Приходил Шай, это приятель Амоса с седьмого этажа. Был еще Натан, он к матери шел, она над нами живет, на втором этаже. И все.
     – Точно все?
     – Точно, – дуэтом отрезали старушки, а та, что помоложе, добавила:
     – Можно сказать, кто к Саре не приходил, но это ведь вас не интересует.
     – Кто НЕ приходил? – удивленно переспросил Беркович.
     – Ах, Дора, – поморщилась старшая, – к чему эти сплетни?
     – Нет-нет, – быстро сказал Беркович, – мне интересно. Так кто НЕ пришел к Саре?
     – Биньямин, – неохотно сообщила старшая, – это дружок Сары. Он к ней часто приходит, когда дома никого нет. С девяти до двенадцати – в это время Гиль всегда в банке.
     – Биньямин, – повторил Беркович. – Кто это?
     – Послушайте, господин полицейский, – решительно сказала младшая, – не надо трогать Биньямина, мало ли какие у него отношения с Сарой. В тот день его не было, это я могу точно сказать, и Далия подтвердит.
     – Не было, – подтвердила Далия.
     Задав несколько наводящих вопросов, Беркович быстро выяснил, что некий Биньямин Шапиро, хозяин магазина теле– и радиотоваров, повадился ходить к Саре еще с прошлого года. Муж, конечно, ничего не знал, мужья вообще все такие неосторожные, вот у Далии, к примеру, когда был жив... Впрочем, неважно.
     – Мы, конечно, все видели, но это их личное дело, правильно? – сказала младшая старушка, которую, как оказалось, звали Офрой.
     – Вы уверены, что в то утро Биньямин не появлялся? – несколько раз переспросил Беркович.
     – Да, да и еще раз да! – твердо утверждали старушки.
     В конце концов Берковичу пришлось отступить – версия его трещала по швам и фактами, на которые он так надеялся, не подтверждалась. Он попрощался со свидетельницами и направился к машине. Мысль, пришедшая ему в голову, когда он услышал вопивший из окна дома напротив телевизор, заставила Берковича вернуться.
     – А посыльные в дом не заходили? – спросил он. – Или почтальон? Или телевизионный мастер?
     – Мастер приходил, – подтвердила Далия, не задумавшись ни на секунду. – Телевизионный. К Фурманам, на пятый этаж.
     – Почему вы думаете, что к Фурманам? – напряженно спросил Беркович.
     – Потому что знаем, – обиженно сказали обе старушки. – Офер нам еще вечером сказал, что придет мастер – телевизор чинить, так чтобы мы ему сказали, в какую квартиру подниматься.
     – И вы сказали?
     – Конечно.
     – Долго он там чинил?
     – Да целый час, наверно, – припомнила Офра.
     – Спасибо, – сказал Беркович.
     На пятый этаж он пошел пешком – хотел обдумать информацию, да и спортом заняться не мешало, говорят, подъем на один этаж по лестнице равнозначен километровой пробежке. На звонок из квартиры Офера Даниэли выглянул молодой парень лет семнадцати. Может, это был сам Офер, а может, его сын.
     – Мастера из телемагазина вызывали? – спросил Беркович.
     – А вы что, из магазина? – удивился парень. – Вы вроде из полиции...
     – Я-то из полиции, – нетерпеливо сказал Беркович, – но вы можете ответить на вопрос?
     – Вызывали, – сказал парень, – только он так и не пришел. Я уже два раза звонил. Сначала обещали в понедельник, потом в четверг, теперь говорят – в воскресенье.
     Сара Мельхиор умерла в понедельник, – вспомнил Беркович.
     – Спасибо, – сказал он, – вы очень помогли. Я пришлю к вам инспектора, чтобы он записал ваши показания, хорошо?
     Не дожидаясь ответа, комиссар сбежал по лестнице.
     В магазин, хозяином которого был Биньямин Шапиро, комиссар отправился в сопровождении инспектора Каспи, сам он решил остаться в стороне, а Пинхасу подробно объяснил задачу. Шапиро оказался мужчиной в самом расцвете лет, разве что без пропеллера за спиной, энергии его хватило бы на всех сотрудников и уж наверняка – на нескольких женщин.
     – Кто ходит по вызовам чинить аппараты, купленные в вашем магазине? – спросил Каспи.
     – Арон, а что, он в чем-то провинился? – в голосе Шапиро Беркович, не участвовавший в разговоре, но стоявший рядом, услышал испуг.
     – Позовите Арона, пожалуйста, – сказал Каспи, не отвечая на вопрос.
     Как и ожидал Беркович, комплекцией телевизионный мастер напоминал хозяина, хотя и был чуть повыше, всего на два-три пальца. На вопросы Арон отвечал охотно, ему было даже интересно посотрудничать с полицией, никакой вины за собой он не чувствовал, говорил уверенно, не оглядываясь в сторону Биньямина Шапиро, который покусывал губы и выглядел все более озабоченным.
     Нет, в понедельник Арон в шестнадцатый дом не ездил, нет, и вызова не получал, и тем более не откладывал со дня на день, нет у него такой привычки. Кто ездил в понедельник? Он и ездил, как обычно, но не в тот дом, это точно, вот поглядите на список.
     Беркович и Каспи поглядели – дом шестнадцать по улице Ласков в списке не значился.
     – А вы? – обернулся Беркович к Шапиро, молча следившему за действиями полицейских. – Может, вы там были вместо Арона?
     – Я не занимаюсь починкой, – обиженно сказал Биньямин, будто его обвинили в торговле живым товаром.
     – Но вас там видели, – настаивал Беркович. – Две свидетельницы готовы показать в суде, что вы приехали утром в понедельник, на вас была фирменная одежда телевизионного мастера – точно такая, какую носит Арон...
     – Чепуха!
     – Со свидетельницами мы устроим очную ставку, но, думаю, это лишнее. О вашем романе с госпожой Мельхиор знают, кажется, все, кроме мужа.
     – Чепуха! – повторил Шапиро.
     – Возможно, – вздохнул Беркович. – Поедете с нами, поговорим у меня в кабинете. Кстати, вы совершили непоправимую ошибку.
     – Какую еще ошибку? – пробормотал Биньямин.
     – Вы угостили Сару конфетой, Сара при вас сняла обертку и выбросила в мусорное ведро, а конфету съела, она ведь любила сладости. Вы знали, что произойдет дальше, и потому торопились уйти. О конфетной обертке вы забыли, а мы ее нашли, конечно. С отпечатками пальцев. Достаточно теперь сравнить... Эй, что с вами?
     Шапиро покачнулся и упал бы на пол, если бы его не подхватил инспектор Каспи.
     – Я... – бормотал Биньямин, – я не хотел...
     – Ну конечно, – вздохнул Беркович. – Чего вы точно не хотели, так это продолжения романа с Сарой. А она настаивала, собиралась, видимо, уйти к вам от мужа... Я вас понимаю: женщины иногда бывают такими назойливыми. Понять я вас могу, но оправдать...
     – Слишком легко сейчас любой человек может получить доступ к самым тяжелым ядам, – сказал комиссар эксперту Хану несколько часов спустя, когда допрос Шапиро закончился и подозреваемого увели в камеру. – И слишком легко составить яд из совершенно безвредных препаратов. Я сам видел рецепт в интернете...
     – И что, – насторожился Рон, – ты составил яд и дал кому-то попробовать?
     – Нет, конечно! – возмутился Беркович. – Но сама возможность...
     – Да, – мечтательно сказал Хан, – легкая возможность покончить со своими врагами...
     – Или любовницами...
     – Или любовницами, – согласился Хан, – такая возможность вдохновляет, верно?
     – Кого как, – сухо сказал Беркович.
    
     Следующая глава