– По-моему, это какой-то кошмар, – сказала Наташа, отвернувшись от телевизора и пытаясь привлечь внимание мужа. Беркович сидел, углубившись в чтение какого-то скучного документа и не обращал внимания на то, что показывали в новостях. Документ, конечно же, был скучным, иначе с чего бы на лице комиссара застыло выражение глубокого безразличия?
     – Это кошмар! – повторила Наташа, повысила голос и тронула мужа за локоть.
     – А? – сказал Беркович, подняв наконец взгляд от страницы с мелким текстом на иврите. – Что ты сказала?
     – Я говорю, что эта "Дорожная карта" – прямой путь в пропасть, – заявила Наташа, кивнув в сторону телевизионного экрана, на котором министры правительства Шарона один за другим объясняли ведущему в студии Гади Сукенику почему они проголосовали за документ, не сулящий стране ничего хорошего.
     – Господи, – сказал Беркович, поморщившись, – и ты уже тоже заговорила лозунгами! Вот что значит – смотреть подряд все новости и слушать все комментарии.
     – А что – разве нет? – поумерив пыл, спросила Наташа.
     – Не знаю, я не политик, – вздохнул Беркович. – По-моему, это обычный демагогический документ. Пошумят и забудут. Есть заботы поважнее.
     – Поважнее? – подняла брови Наташа. – Поважнее страны? Нашему сыну, между прочим, здесь жить. И служить в армии.
     – Ну да, через шестнадцать лет. За это время...
     – Да ничего за это время не изменится! – воскликнула Наташа. – И арабы будут такими, как сейчас, и мы тоже.
     – Ну вот, – удовлетворенно произнес Беркович, отложив в сторону бумаги, – а ты говоришь – "Дорожная карта". Да хоть сто таких карт – пока не придет естественный срок, все это – демагогия...
     – Естественный срок придет лет через сто...
     – Значит – через сто, – сказал Беркович.
     – А что это ты читал с таким безразличным вниманием? – Наташа решила переменить тему, поняв, что не дождется от мужа возмущения по поводу принятой правительством "карты".
     – А... – протянул Беркович. – Результат обследования тела... Тебе это неинтересно. По сравнению с судьбой страны...
     – Издеваешься? – с недобрым огоньком в глазах спросила Наташа. – Тело, говоришь? Раз тело – значит, убийство? Да?
     – Не обязательно убийство, – пожал плечами Беркович. – В восьми случаях из десяти, кстати, люди погибают не от рук убийц, а по причине собственной халатности. Но это... Да, тут убийство, сомнений нет. Вот только совершенно непонятно – за каким чертом преступник...
     Беркович замолчал и принялся скреплять листы протоколов и запихивать их в пластиковый пакет.
     – Ну, – нетерпеливо сказала Наташа. – Я же тебя знаю: если бы ты не хотел мне рассказывать, в чем дело, то вообще не раскрыл бы рта. А если уж начал – договаривай.
     – М-да, – буркнул Беркович. – В двух словах: человека убили турецким ятаганом, хотя могли убить обычным ножом, и это было бы куда легче и естественней.
     – Естественней? – удивилась Наташа.
     – Ну... Я имею в виду, что если у тебя под рукой стилет, то ты же не станешь влезать на стремянку, снимать со стены шпагу и втыкать ее в неприятеля, верно? Это как-то... ненормально.
     – Ты можешь рассказать по порядку? – спросила Наташа. – От свидетелей ты требуешь четких показаний, а сам перескакиваешь с пятого на десятое.
     – Извини... Вчера вечером в салоне своей виллы был убит Ниссим Кармон, ювелир, он работал в одной из фирм "Алмазной биржи". В восемь вечера он был жив и здоров – его видели жена и дочь, они уходили в кино на "Матрицу", Ниссим сидел в салоне у окна и любовался закатом, он обожал смотреть на закаты, если у него было для этого время. Через три часа Хана и Эстер вернулись и обнаружили Ниссима мертвым – он сидел в том же кресле, и из его груди торчала шпага восемнадцатого века.
     – Откуда...
     – Вот именно! На стенах салона висели шпаги – их там восемнадцать, я пересчитывал. Не то чтобы Кармон коллекционировал оружие, но шпаги любил и покупал их в антикварных магазинах, когда бывал по делам в Европе. Висели шпаги довольно высоко – чтобы дети или гости не могли дотянуться. Кармон понимал, что шпага – не только красивая вещь, но еще и оружие. Можно, например, случайно уколоться...
     – В общем, – продолжал Беркович, – Хана и Эстер обнаружили тело и вызвали полицию – "скорую" вызывать было уже бесполезно, Ниссим к тому времени был безнадежно мертв.
     – Ты сам ездил? – спросила Наташа.
     – Нет, поехали инспектор Баренбойм с Ханом.
     – Если там был Хан, – рассудительно сказала Наташа, – значит, экспертиза прошла без замечаний.
     – Конечно. А что там было, собственно, замечать? Из груди убитого торчала шпага, снятая со стены – место, где она раньше висела, легко было определить: только оно и было пустым. Все остальные шпаги были на своих местах. Но чтобы снять шпагу со стены, нужно было взять скамеечку, встать на нее... А в это время Кармон сидел и ждал, пока убийца возьмет оружие? Чушь! А между тем, Кармон сидел в кресле и даже не думал вставать, судя по позе.
     – Значит, убийца был ему хорошо знаком, – сделала логический вывод Наташа.
     – Глупости, – раздраженно сказал Беркович. – Даже если они были друзьями детства... Была же для убийства причина! И значит, Кармон предполагал, что этот человек может быть опасен. Да и в любом случае – по словам и жены, и дочери Ниссим никому не позволял трогать оружие. Но даже не в том главное. На журнальном столике рядом с креслом лежали три ножа – три, понимаешь? Три узких длинных стилета, тоже старинные, они были в красивой прозрачной пластиковой коробочке – убийца не мог их не видеть. Открыть коробочку, достать стилет и... Пять секунд – я сам отмерял время. Но убийца не обращает на стилеты никакого внимания, он лезет за шпагой...
     – Коробочка с ножами стояла рядом с креслом, – рассуждала Наташа. – А в кресле сидел Кармон. Убийца не мог достать нож, Кармон помешал бы...
     – А влезать за шпагой не помешал? К тому же, никаких проблем с ножами быть не могло. Гости часто ими пользовались – чтобы почистить яблоко, например, или наточить карандаш...
     – Действительно, непонятно, – вздохнула Наташа. – А мотив? Почему этого Кармона убили? И как убийца вошел? Если Кармон ему сам открыл...
     – Ну да, если он открыл сам, то был знаком с убийцей... Нормальное рассуждение, но не проходит. Дверь была открыта, войти мог кто угодно.
     – Как открыта? Почему?
     – Да они никогда не закрывали дверей на ключ или запор, пока не ложились спать! В том квартале многие так поступают – все, мол, кругом свои... Это ни о чем не говорит – войти мог кто угодно, но стал бы Кармон ждать, пока неизвестный будет снимать со стены шпагу?
     – Нет...
     – Ну вот. А что до мотивов, то они были у десятка человек – Кармон многим наступил на мозоль, одни хотели свести с ним счеты из-за дел с бриллиантами, другие – из-за дележа наследства, его же двоюродные братья наверняка не горюют, узнав, что Ниссим умер... Но улик нет. По словам соседей, к вилле в тот вечер не подъезжала никакая машина, а пешком в том районе ходят так редко, что любой прохожий был бы заметен, это точно.
     – И что ты хочешь сказать? – удивилась Наташа. – Что этого Кармона убил призрак? Войти мог кто угодно, но никто не входил. Убить можно было ножом, но убили почему-то шпагой. Кармон легко мог схватить убийцу за руку, но не тронулся с места... Где логика?
     – Где-где... – поморщился Беркович. – Логику я и ищу. Целый день сегодня Баренбойм возился с этим делом – соседей допрашивал, родственников, жену, дочь... Масса материала, а толку... Я вот взял кое-какие документы, чтобы вечером подумать. И тоже впустую.
     Беркович встал и спрятал пакет с бумагами в сумку, с которой он в последнее время ездил на работу.
     – Все, – сказал он. – Забыли о Кармоне. И о "Дорожной карте" тоже. Давай найдем какой-нибудь легкий фильм. Что там сейчас на канале "Израиль плюс"?
     – "Молодые львы", какая-то серия.
     – О Господи, опять полиция... Не нужно. А по киноканалам?
     Он начал переключать каналы один за другим, но везде были или триллеры, или фантастика, или восточные единоборства, наводившие на Берковичу скуку.
     – Пошли лучше спать, – предложила Наташа, и Беркович с видимым облегчением выключил телевизор.
     Утром, приехав на работу, он вызвал к себе в кабинет инспектора Баренбойма.
     – Я не собираюсь вмешиваться в расследование, – сказал комиссар, – уверен, вы и сами справитесь. Но я вчера вечером почитал материалы, и у меня появилось несколько вопросов. Вот, к примеру. Когда поступил звонок в полицию?
     – В двадцать три четырнадцать – вот тут написано.
     – Я вижу, что тут написано! Вам не показалось это немного странным?
     – Что тут странного? – удивился Баренбойм. – Хана и Эстер вернулись домой...
     – Когда? Они были в кино. Фильм начался в восемь. Идет два часа с четвертью, я узнавал. От кинотеатра до дома им ехать минуты три. Где они были целый час и почему? Это раз. Они могли вернуться домой сразу, верно? Соседи видели, как их машина подъезжала к вилле, но никто не засек время – это никого не интересовало. Во всяком случае, если верить показаниым, которые вы записали.
     – Да, – согласился Баренбойм. – Машину видели, но это было так обычно, что никто не удосужился посмотреть на часы...
     – А Хану с Эстер вы не спрашивали?
     – Спрашивал, конечно. Говорят, что вернулись домой не сразу, потому что сначала поехали в каньон.
     – Что-нибудь купили?
     – Нет, ничего.
     – Кто-нибудь их там видел?
     – Но... Я не думал, что Хане и Эстер нужно доказывать свое алиби! Вы предполагаете, что они могли...
     – Вряд ли, – покачал головой Беркович. – Даже если у них был мотив, то они бы не решились, это же каким нужно было обладать хладнокровием... На глазах любимого отца и мужа. К тому же, почему шпага? И Эстер, и Хана прекрасно видели лежавшие на столике ножи.
     – Но тогда почему вас смущает, комиссар, то, что женщины ездили в каньон?
     – Я просто ищу смысл... – пробормотал Беркович. – Если убийца использовал шпагу, значит, в этом был смысл. Если Хана и Эстер не вернулись домой после фильма, значит, в этом тоже был какой-то смысл – почему они отправились в каньон так поздно, ведь обе были в тот день свободны и могли сделать все покупки днем...
     Баренбойм с сомнением смотрел на Берковича – рассуждения комиссара не казались ему хоть как-то обоснованными.
     Отпустив инспектора, Беркович запер кабинет и спустился в цокольный этаж – в лабораторию своего старого приятеля Рона Хана. Эксперт прохаживался по длинному коридору и курил, хотя на стене уже вторую неделю висел плакат, запрещавший курение в общественных местах.
     – Нарушаешь? – спросил Беркович.
     – А... – махнул рукой Хан. – Хотел бы я посмотреть на того, кто будет здесь брать штрафы за курение в неположенном месте. На работе он долго не удержится.
     – Это точно, – успехнулся Беркович.
     – Ты что-то хотел спросить? – поинтересовался Хан.
     – О деле Кармона. Смерть наступила в результате удара шпагой, это точно?
     – Конечно. Разорвана аорта, Кармон умер практически мгновенно.
     – Отпечатков пальцев на оружии нет?
     – Странный вопрос, Борис. Если бы были, то я все написал бы в протоколе.
     – Значит, убийца был в перчатках...
     – Нет, – сказал Хан. – То есть, возможно, конечно, что на нем и были перчатки, но рукоять шпаги он протирал салфеткой – знаешь, такие, с лебедем на коробке, Баренбойм нашел коробку на журнальном столике. Почему ты спрашиваешь, это ведь есть в протоколе!
     – Потому и спрашиваю. Эфес протерли салфеткой и куда ее дели? В салоне использованных салфеток нет. Убийца унес ее с собой? А что еще он унес?
     – Ничего, – нахмурился Хан. – Ты же знаешь, никаких следов ограбления. Просто сидел человек, смотрел на закат, а кто-то подошел...
     – Сначала полез за шпагой, а Кармон даже не обернулся?
     – Да, это странно...
     – Это просто невероятно! – воскликнул Беркович. – Погоди-ка... Кармон смотрел на закат и даже не обернулся... Черт! Он же действительно смотрел на закат!
     – Ну и что? – с недоумением спросил Хан, но комиссар уже шел по коридору в сторону лифтов.
     Поднявшись в кабинет, он еще раз перечитал некоторые страницы из дела Кармона и, обругав себя за невнимательность, позвонил инспектору Баренбойму. Минут через десять они мчались в машине с мигалкой в сторону Рамат-Авива, и Баренбойм звонил по мобильному телефону Хане Кармон.
     – Мы с комиссаром зададим пару вопросов...
     Хана и Эстер сидели в салоне на диване, обе надели черные платья – похороны Ниссима еще предстояли, и женщины не хотели видеть никого, кроме ближайших родственников, присутствие полицейских напоминало им о том, что муж и отец умер насильственной смертью. Хана смотрела в пол, а Эстер – куда-то в сторону, обе отвечали на вопросы с неохотой, им хотелось побыть одним.
     Все это Беркович прекрасно понимал, он прошел к закрытому окну, в комнате работал кондиционер, было прохладно, но комиссар раздвинул створки, и с улицы ворвался жаркий воздух.
     – Что вы делаете? – спросила Эстер.
     – Хочу посмотреть, правильно ли я понял... – сказал Беркович. – Напротив – это вилла Шая?
     – Да, – сказала Эстер.
     – А куда вы дели стрелу? – спросил Беркович. – Туда же, куда положили салфетку?
     Эстер подняла на комиссара испуганный взгляд, а Хана неожиданно разрыдалась и начала раскачиваться, закрыв лицо обеими руками.
     – Если вы выбросили стрелу с мусором – вряд ли вы поступили иначе, ведь времени у вас было немного, – то ее еще можно найти, – продолжал Беркович. – Конечно, работа не из приятных. Но мусорные баки уже несколько дней не вывозят – вы же знаете, забастовка... Так что...
     Хана зарыдала еще громче, а Эстер повернула к Берковичу бледное лицо и спросила:
     – Как вы догадались?
     – Он смотрел на закат, – пробормотал Беркович, – а вы вернулись домой сразу после фильма, что вы забыли в каньоне поздно вечером?..
     Наташе он рассказал об окончании дела не сразу – после ужина, уложив Арика спать, они вместе посмотрели новости, потом какой-то фильм, названия которого не запомнили, и лишь когда телевизор выключили, Беркович сказал:
     – А Кармона убили вовсе не шпагой. Я же говорил, что шпага – это так не естественно.
     – Расскажи, – потребовала Наташа.
     – Напротив виллы Кармонов живет – на такой же вилле – племянник Ниссима Шай. Беспутный парень, спортсмен, мастер по стрельбе из лука. И мотив для убийства дяди у него есть – давняя ненависть, еще родители ненавидели друг друга. А тут еще деньги – Ниссим отказался оплачивать долги племянника... В общем, дело было так. Кармон сидел в кресле у открытого окна и смотрел на закат. Шай на своей вилле подошел к окну и увидел эту благостную картину. Он и не продумал толком своих действий – просто взял спортивный лук и пустил стрелу. Попал точно в сердце – с расстояния метров тридцати это сделать для него было довольно просто.
     – Но ведь Кармона убили шпагой, – удивилась Наташа.
     – Стрелой. Когда женщины вернулись домой из кино и увидели мертвого Ниссима со стрелой в груди, они сразу поняли, что случилось. И дальше действовали тоже не очень-то думая о последствиях. Эстер сняла со стены шпагу, вытащила стрелу, вонзила лезвие, протерла рукоять салфеткой. Стрелу и салфетку выбросили в мусорный бак на улице.
     – Зачем?! – не выдержала Наташа.
     – Господи, да чтобы выгородить Шая! Обе женщины души в нем не чаяли, в отличие от Ниссима. Им нужно было, чтобы полиция не догадалась, чем именно было совершено убийство. Ведь тогда вину Шая можно было бы считать доказанной!
     – Но почему шпага? Ты же сам говорил – на столе лежали ножи...
     – Слишком короткие и узкие, рана от стрелы была и глубже, и шире. Шпага подходила, нож – нет.
     – Теперь их посадят за соучастие? – помолчав, спросила Наташа.
     – За сокрытие улик, – поправил Беркович. – Нет, не посадят, хотя неприятностей у них будет много. А Шая Баренбойм уже задержал.
     – Стрелу нашли?
     – Нет, ты же знаешь, забастовка сегодня закончилась, мусор вывезли раньше, чем мы с Баренбоймом сообразили в чем дело.
     – Вы с Баренбоймом, – иронически сказала Наташа. – Идея вам обоим пришла в голову?
     – Идея, – пробормотал Беркович, – вообще в голову сама не приходит. Ее обычно приходится тащить, а она упирается...
    
     Следующая глава