– Могу себе представить, бедные дети, – пробормотала Наташа, когда Беркович после ужина рассказал жене о том, чем занимался весь день.
     – И не надо тебе это представлять, – сказал он. – А ребенку такое увидеть – врагу не пожелаю.
     Регину Штольц, тридцати четырех лет от роду, нашла мертвой ее дочь Сима, двенадцати лет, когда утром вошла в кухню, чтобы поздороваться с матерью, быстро позавтракать и бежать в школу. От криков Симы проснулся Шимон, одиннадцати лет, который обычно вставал минут за пятнадцать до начала занятий и бежал в школу, не позавтракав, потому что не любил есть с утра. Дети стояли над телом матери, кричали от ужаса и не знали, что делать – им казалось, что мама спит на полу и не хочет просыпаться. На крики прибежала соседка Далия Мазор, шестидесяти двух лет, которая сразу вызвала «скорую». В полицию позвонили парамедики, убедившись, что женщина мертва уже не меньше девяти-десяти часов, и подумав, что причина смерти может оказаться криминальной. Детей, естественно, увели к соседям – Далия хотела отправить их в школу, но Сима с Шимоном наотрез отказались. Сначала все-таки думали, что с Регина умерла от сердечного приступа, и потому сержант Штемлер опрашивал соседей без особого старания, а к детям и вовсе с вопросами приставать не стал, Далия ему объяснила, что Регина – мать-одиночка, муж ее умер от рака два года назад, и вот теперь снова такой удар для бедных детей. Когда умер Бенци, все так Регину жалели, помогали чем могли, такая была красивая пара, и дети вот… что же с ними теперь будет?
     Старшего инспектора Берковича вызвали, когда вскоре после полудня был получен предварительный результат судмедэкспертизы. Рон Хан сам позвонил старому приятелю и сказал:
     – Не ты ведешь дело Штольц? Кто? Сержант Штемлер? Вряд ли он справится – это отравление. Очень сильный яд, я тебе сейчас перешлю мейлом формулу.
     – Зачем мне формула? – буркнул Беркович. – В чем был яд? Что она съела?
     – Торт она ела, больше ничего. Я думаю, яд начал действовать минут через десять, а еще минут через двадцать все было кончено. И кстати – позвать на помощь она не могла, потому что были парализованы органы дыхания.
     Перед тем, как выехать на место, Беркович внимательно прочитал отчет сержанта Штемлера – да там и читать было почти нечего: прибыл, увидел, опросил… Сам сержант сменился с дежурства и уехал домой, вообразив, видимо, что смерть женщины произошла, скорее всего, от естественных причин, а если и придется что-то расследовать, то можно заняться этим завтра с утра.
     На месте Беркович обнаружил раскрытую настежь дверь квартиры, в салоне – всех соседей от первого этажа до четвертого, у стола сидел и дожидался разрешения на захоронение господин из «хевра кадиша» – время-то уже было за полдень, а похоронить покойницу нужно до захода солнца. Беркович объяснил, что похороны сегодня не состоятся, соседей попрошу разойтись, пусть останется только Далия Мазор, а если кто-то понадобится, то их позовут, и где, скажите, пожалуйста, дети?
     Далия, худая и, несмотря на возраст, гибкая, как тростинка, объяснила, что дети пока у нее дома, с ее внуками, не нужно их лишний раз…
     – Нет-нет, – сказал Беркович, – я не собираюсь… Вы мне пока сами расскажите. Вы давно знакомы с Региной?
     – С тех пор, как они с Бенци здесь поселились, лет, значит, уже двенадцать. Молодая пара, купили квартиру со вторых рук…
     – Родственники у них есть?
     – Никого, в том и беда. Родители Бенци погибли в аварии, а родители Регины давно развелись, отец из страны уехал, никто не знает где он, а мать умерла годом раньше Бенци, она в Хайфе жила, так что я с ней и не знакома…
     Где-то в квартире мог быть, по идее, тот самый торт, кусок которого отправил Регину в могилу. В отчете сержанта торт не упоминался. Если бы он стоял на столе – в салоне или кухне – Штемлер об этом непременно упомянул бы.
     – Вы не знаете, кто-нибудь приходил вчера вечером к Регине? – спросил Беркович.
     Если убийца принес торт с собой, то мог и унести остатки, зачем ему очевидная улика?
     – Нет, – отрезала Далия. – Никто не приходил.
     – Почему вы так уверены? – удивился старший инспектор.
     – Вы видели мою квартиру? Это первая квартира в доме, как войдешь – налево. Окна на улицу, всех видно – кто входит и выходит. Я весь вечер сначала сидела на улице у входа, а потом у окна, спать пошла в первом часу, а в это время Регина ведь уже была…
     – Да, Регина умерла раньше, – кивнул старший инспектор. – Часов в десять примерно.
     – До десяти точно никто к ним не приходил.
     – Вы могли не обратить внимания, заговорились с кем-нибудь.
     – Глупости. Хотите, перечислю всех, кто входил и выходил? В начале восьмого приехал с работы Шмуэль, это с четвертого этажа, в половине…
     – Вы специально замечали время? – недоверчиво спросил Беркович.
     – А зачем у меня часы на руке? – возмутилась Далия. – Я люблю точность. Я всю жизнь работала в бухгалтерии, каждую агору считала, ни разу не ошиблась.
     – Хорошо, – согласился Беркович, отметив про себя, что надо, конечно, опросить и других соседей. – Извините, я сейчас…
     Оставив Далию в салоне, он прошел на кухню и открыл дверцу холодильника. Конечно, торт стоял здесь. Но, к удивлению Берковича, не один – в холодильнике, собственно, кроме тортов, и не было ничего, а тортов было шесть штук, и все разные: с кремом и без, с глазурью и без, непочатые и… Да, от одного торта, стоявшего на верхней полке, отрезан был довольно большой кусок. Его-то, видимо, Регина и съела. Странно. Отрезала кусок, откусила, а торт успела спрятать в холодильник, прежде чем почувствовала недомогание?
     Беркович позвонил Хану, сообщил о находке, услышал «сейчас же пришлю человека, ты до торта не дотрагивайся» и вернулся в салон, где Далия дожидалась его возвращения в той же позе, в какой он ее оставил: склоненной над столом и подперевшей голову руками.
     – В холодильнике, – сказал он, – только торты. Шесть штук. Странно, правда?
     Далия сложила руки на тощей груди и удивленно посмотрела на Берковича.
     – Что странного? – сказала она. – Регина этим подрабатывала. Она получала пособие от Института национального страхования, но это такая мелочь… Торты она замечательно готовила. И довольно дешево. Клиенты всегда… Послушайте, – прервала она себя, – вы ведь не станете докладывать в налоговое управление… Я бы не хотела…
     – Не стану, – сказал Беркович, подумав, что Далия так и не впустила пока в сознание мысль о смерти соседки: какой смысл сейчас скрывать, был ли у покойницы источник дополнительного заработка?
     – Точно? – переспросила Далия и, увидев кивок старшего инспектора, продолжила:
     – Я тоже у нее торты покупала по разным поводам… а бывало, и без повода тоже. Очень вкусно!
     – Там один торт в форме шляпы, – сказал Беркович. – Я даже подумал сначала, что это настоящая шляпа, ткнул пальцем…
     Далия коротко рассмеялась, но, вспомнив, где находится, поджала губы.
     – Да, – сказала она, помолчав. – Регина умела… Не часто, это все-таки гораздо труднее, чем обычный торт, возни больше, но если специально заказывали… Как-то она сделала торт в форме самолета, представляете? Это Орит заказывала, она тогда окончила курсы стюардесс и собиралась в первый полет. Шляпа, говорите? Это Гилель, он напротив живет, студент, на магистра учится. То есть, на адвоката, но и на магистра, кажется, тоже.
     – Зачем ему…
     – А он поспорил с кем-то! Про политику. Да, вспомнила! Если, мол, Абу-Мазен до осени не вернет себе власть в Газе, то Гилель съест свою шляпу. Осень уже началась, так что… Правда, у Гилеля и шляпы не было, просто выражение такое… Но обещание надо выполнять, верно? Вот он и заказал Регине… Господи, – скорбно произнесла Далия, – бедная Регина…
     – Скажите, – Беркович быстро перевел разговор на другую тему, – я так понял, что Регина жила с детьми одна, ни с кем не ссорилась…
     – Наоборот! – воскликнула Далия. – Ее все любили!
     – И никто к ней вчера не приходил…
     – Никто, – твердо сказала Далия.
     – Ну, хорошо, – вздохнул Беркович. – Я вас больше не задерживаю. Присмотрите за детьми, хорошо? Социальные работники ими займутся, а пока…
     – Социальные работники! – с возмущением сказала Далия. – Эти…
     Продолжать она не стала, но и без того было ясно, что она думает о социальной службе.
     – Пригласите соседа из второй квартиры… как его…
     Беркович открыл блокнот, но Далия решила сама:
     – Даниэль вам ничего не скажет, – заявила она, – он вчера вообще дома не ночевал. Лучше я вам Катрин позову с третьего этажа, они с Региной были подругами.
     – Да, позовите, – благодарно кивнул Беркович.
     Когда Далия ушла, он медленно обошел квартиру, внимательно все осмотрел, обнаружил второй холодильник в детской комнате, вот, значит, где Регина хранила обычные продукты. В дверь позвонили, но это была не Катрин, а полицейский, приехавший забрать торт на экспертизу. Когда он уходил, с третьего этажа спустилась Катрин – полная противоположность Далии: крупная полная женщина лет сорока.
     Беркович хотел усадить соседку на диване, но она села к столу – видимо, привыкла сидеть именно здесь, когда забегала к Регине поболтать или обсудить женские проблемы. Что-то не давало Берковичу покоя, ему почему-то казалось, что он пропустил что-то, когда ходил по комнатам. Или, наоборот, что-то увидел, но не обратил внимания. Что? Он пытался вспомнить, и потому разговор с Катрин сначала получился каким-то вялым. Обычные вопросы, стандартные ответы…
     – Вы часто бывали у Регины?
     – Часто. Почти каждый день. Мы, можно сказать, дружили.
     – У нее были враги?
     – Нет. Наоборот, ее все любили. Золотая была женщина. Как это все ужасно. Сначала мать, потом муж, теперь сама… Судьба такая, так на роду написано.
     – Подруги у нее были, кроме вас?
     – Нет…
     – Она пекла торты на продажу. Значит, приходили клиенты?
     – Конечно. Но посторонних она никогда… Все знакомые. Или по рекомендации.
     – Часто? Я имею в виду: часто ли у Регины заказывали торты?
     – По разному. Бывало – раз в неделю. Бывало – несколько тортов в день. Как у кого какое-то событие…
     – Вчера, – сказал Беркович, – Регина приготовила шесть тортов, они в холодильнике. Но никто пока за ними не пришел, а ведь вряд ли она пекла торты на неделю вперед, верно?
     – Почему не пришел? – удивилась Катрин. – Утром все приходили, хотели забрать, но полицейский, что тут был, всех прогнал.
     Черт, – подумал Беркович. Уж этот Штайнер! Шкуру спущу! Разве можно так работать?
     – А как их теперь найти? – сказал он. – У Регины была книга записей? Наверняка была.
     – Не знаю… – неуверенно произнесла Катрин. – Это же все знакомые… Что-то она записывала на листках, кого-то помнила так…
     – Понятно, – вздохнул Беркович, отметив в памяти, что надо будет поискать листки с записями. И, конечно, найти хозяина надрезанного торта. Хотя… Если Регина приготовила торт для продажи, то почему отрезала кусок? Если пекла для себя, то почему кусок оказался отравленным? Может, кто-то принес торт с собой, оставил… И Регина лишь через день решила попробовать? Ведь вчера не приходил никто. Странно все это. Может, женщина покончила с собой?
     Будто прочитав его мысль, Катрин сказала:
     – О смерти Регина никогда не думала, ей же надо детей поднять…
     – Да, конечно, – кивнул старший инспектор. – Скажите, Регина сама ела торты, которые готовила? То есть, я хочу сказать…
     – Готовила ли она для себя? – поняла вопрос Катрин. – Ну, конечно! Вчера, например. Пробовала новый рецепт. Хороший торт получился, с заварным кремом, и сверху вишенки.
     – Так, – сказал Беркович. – Пойдемте.
     Он повел женщину в кухню и открыл холодильник.
     – Этот? – спросил он.
     – Тот самый, – кивнула Катрин. – Видите, порезанный. Мы еще днем с Региной попробовали по кусочку.
     – И вы… хорошо себя чувствуете? – осторожно спросил Беркович.
     – Конечно. Отличный торт. А что?
     Беркович промолчал. Никто из свидетелей не знал, что Регину отравили. Пусть пока и не знают.
     Но если Катрин тоже ела этот торт… Интересно, что скажет Рон? Впрочем, судя по всему, скажет, что торт замечательный, и яда в нем нет. Но, черт возьми, как же тогда…
     – Спасибо, Катрин, – сказал Беркович. – Вы мне очень помогли. Я составлю протокол, завтра пришлю подписать, хорошо?
     – Конечно, – сказала Катрин и добавила: – Послушайте, я не понимаю… При чем здесь полиция? Далию допрашивали, теперь меня… Протокол зачем-то. Что-то не так с Региной? Сказали, сердечный приступ. Нет? И похороны откладываются.
     – Это не ко мне вопрос, – уклончиво сказал Беркович. – Молодая женщина неожиданно умирает… Надо разобраться. Так вы говорите, у нее не было ни врагов, ни друзей…
     – Ну… Не считать же Инбаль, она уж месяца два как уехала.
     – Инбаль? – насторожился Беркович. – Это кто?
     – Инбаль Кедми, – пояснила Катрин. – Они с Региной знакомы с детства. Жили рядом, вместе учились торты печь…
     – Вот как! – не удержался от восклицания Беркович. – Инбаль тоже печет?
     – Не хуже Регины, – подтвердила Катрин.
     – Где она живет? Когда вы ее видели в последний раз?
     – Спокойно, старший инспектор! – подняла руки Катрин. – Инбаль два месяца назад уехала в Австралию. Какой-то у нее там родственник, не знаю точно.
     – Два месяца, – разочарованно протянул Беркович.
     – А отношения у них были сложные, – продолжала Катрин, что-то вспоминая. – То они ссорились, то мирились, то опять… Инбаль на Регину была, конечно, зла.
     – Зла? Почему?
     – Так ведь это Инбаль сначала с Бенци встречалась, они собирались пожениться, а Регина его отбила. Говорит, не хотела, но… В общем, так получилось. Они тогда даже подрались. Учтите, я это со слов Регины говорю, мы-то с ней позже познакомились, когда она с Бенци сюда переехала. Несколько лет они с Инбаль не разговаривали, а потом помирились, но все равно ссорились иногда. Торты Инбаль отлично печет, не хуже Регины.
     Выпроводив Катрин, Беркович еще раз прошел по комнатам, пытаясь вспомнить, о чем же он подумал… что привлекло внимание… нет, не вспомнилось. Он поговорил и с другими соседями, не выяснил ровно ничего, о чем уже не знал бы, запер квартиру и вернулся в управление, решительно не представляя, что делать дальше.
     Не заходя в кабинет, старший инспектор спустился в лабораторию к Хану и застал приятеля созерцающим стоявший на столе рядом с компьютером торт – тот самый, с надрезом. Сейчас, впрочем, торт был разрезан на восемь равных частей, пара кусков лежала отдельно, и видно было, что с ними поработали – не зубами, впрочем.
     – Терпения не хватило? – встретил Берковича Хан. – Я бы тебе прислал заключение минут через десять.
     – Терпения у меня никогда не было, – согласился старший инспектор. – Ну что – яда в торте нет?
     – Откуда ты знаешь? – удивился Хан. – Мы только что закончили анализ.
     – Дедукция, – усмехнулся Беркович. – А если честно – соседка, ее Катрин зовут, вместе с Региной пробовала этот торт вчера днем. Жива и здорова. Никаких признаков отравления. Правда, в холодильнике стоят еще пять тортов…
     – Хочешь, чтобы я проверил каждый? – вздохнул Хан.
     – Нет, остальные торты сделаны на заказ, никто их не пробовал. И к тому же, не стала бы Регина травить собственных заказчиков и себя заодно.
     – Глупо, да, – согласился Хан. – Получается, никаких зацепок?
     – Шесть тортов, – пробормотал Беркович. – Почему мне с самого начала не дает покоя эта цифра – шесть? С чем-то она у меня ассоциируется, и не могу вспомнить – с чем.
     – Вспомнишь в свое время, – сказал Хан. – Не напрягайся, ты же знаешь, это бесполезно.
     – Да… – бормотал Беркович. – Шесть тортов… Один надрезанный. Один в форме шляпы. В форме… Черт!
     – Вспомнил?
     – Нет, – с сожалением сказал Беркович. – То есть, да, вспомнил, откуда у меня в памяти шестерка. Но это совсем не…
     – Так откуда? – нетерпеливо спросил Хан.
     – В серванте у Регины стоят красивые чайные сервизы и шесть коричневых черепах – одна другой меньше. Или одна другой больше – это как смотреть. Я подумал тогда – почему шесть и почему черепах? У моей бабушки стояли семь слоников, я на них часто пялился в детстве, а однажды самого маленького слоника взял в руки, он упал, у него отломился хобот, и с тех пор слоников стало…
     – Шесть, ну и что? – спросил Хан, потому что Беркович неожиданно замолчал, глядя перед собой невидящим взглядом.
     – Шесть коричневых черепашек, – сказал Беркович. – Коричневая шляпа. Шоколад.
     – Шоколад? – не понял Хан.
     – Ну да… Извини, я должен съездить… Перешли мне на компьютер заключение, хорошо?
     – Эй, куда ты? – воскликнул эксперт, но Берковича в комнате уже не было.
     Полчаса спустя он стоял в салоне Регины перед сервантом, на верхней полке которого выстроились в ряд шесть черепашек. Если их изначально было семь, то не хватало, скорее всего, самой маленькой – размером, видимо, с обычное круглое печенье. По виду черепашки казались сделанными из крашеного дерева – как Ганеша, стоявший на полке в салоне у Берковичей, Наташа как-то купила его, чтобы оберегал дом от напастей.
     Беркович отодвинул стекло и взял в руки самую большую черепаху. Она оказалась на удивление легкой, под пальцами было не дерево, а… Конечно же, шоколад! Беркович осторожно переломил черепаху пополам – пирожок, конечно, давно затвердел, все-таки два месяца прошло, но его еще вполне можно было откусить. И прожевать. И проглотить. А потом…
     Пробовать Беркович не стал. Аккуратно сложил черепашек в пакет и вернулся в управление.
     – Вот, – сказал он Хану, – проверь-ка это. Я думаю, что в этих черепахах нет яда. Я хочу знать, сделаны ли они по тому же рецепту, что тот кусок торта, которым отравилась Регина. Это возможно проверить?
     – Конечно, – пожал плечами Хан. – Пойдешь к себе или подождешь?
     – Подожду, – сказал Беркович и присел на стул.
    
     * * *
     – Так оно, скорее всего, и было, – рассказывал Беркович Наташе вечером, когда Арончик уже спал, а звук в телевизоре был отключен, чтобы герои сериала не бубнили над ухом. – Эта Инбаль… Она ненавидела бывшую подругу за то, что та отбила у нее любимого человека. Искала способ отомстить, но так, чтобы не попасться – сидеть в тюрьме у нее не было никакого желания. И дождалась. Ее пригласили в Австралию. Край света, попробуй дотянись. Тем более, что план она придумала, по ее мнению, идеальный. Приготовила «подруге» перед отъездом сувенир – семь тортиков в виде черепах, покрытых шоколадной глазурью. Издали кажется, что черепахи сделаны из дерева. Рассудила так: есть их Регина сразу не станет, захочет полюбоваться, поставит в сервант (может, они вместе и поставили, когда Инбаль пришла прощаться). Но пройдет какое-то время… неделя… месяц… Инбаль уже будет в Австралии… А Регина захочет попробовать на вкус черепашку. С какой начнет? Естественно, с самой маленькой. В ней-то и был яд.
     – Ужас какой, – пробормотала Наташа. – Послушай, а если бы Регина съела не самую маленькую черепаху, а среднюю? Или самую большую?
     – Ничего бы не случилось, конечно, – согласился Беркович. – Но, распробовав, Регина разве удержалась бы? Ну, добралась бы до самой маленькой не сразу, а еще через неделю. Результат один.
     – Полетишь в Австралию арестовывать Инбаль? – спросила Наташа. – Купи там бумеранг.
     – Бумеранг, – вздохнул Беркович, – можно и в Тель-Авиве купить. Не полечу я в Австралию. Какие у меня доказательства? Улики? Отпечатки пальцев? Показания свидетелей? Ничего.
     – Но ведь доказано, что Регина умерла, съев именно эту черепаху!
     – Да, Рон подтвердил идентичность состава и способа приготовления. Но это все, что у меня есть. Достаточно, чтобы вызвать Инбаль свидетельницей по делу. А для обвинения…
     Беркович покачал головой, и Наташа не стала настаивать. Уж она-то знала мужа: завтра он напишет запрос в Интерпол и не отстанет от австралийских коллег, пока не добьется своего.
     Седьмая черепашка снилась ей всю ночь, она высовывала голову из-под шоколадного панциря, хлопала глазами и кричала, как пирожок в кэрроловской «Алисе»: «Съешь меня! Съешь меня!»…