– Напрасно ты так говоришь, – обиженно сказала Наташа. – Эдик не шарлатан, он многим помог, а если что-то у него не получается, так ведь и обычные врачи не всем помогают. Медицина не всесильна.
     – Замечательный аргумент! – воскликнул Беркович. – То же самое могут сказать о себе астрологи. Да, предсказания далеко не всегда сбываются, но ведь и футурологи ошибаются очень часто!
     – А что, разве не так?
     Разговор происходил вечером, когда старший инспектор вернулся с работы после многочасового допроса подозреваемого в совершении вооруженного ограбления. Хотелось тишины и отдыха, а Наташа, будто нарочно, принялась рассказывать о том, как знакомый экстрасенс снял мучившую ее уже второй день головную боль.
     – А что, разве не так? – повторила Наташа. – Разве футурологи не ошибаются, а обычные врачи все могут? Конечно, Эдик – не господь Бог. Мику он, например, не спас, хотя там был явный сглаз.
     – Мика? – переспросил Беркович. – Это еще кто такой?
     – Михаэль Бош, ты его не помнишь? Он был моим соседом, когда я еще не была за тобой замужем, квартира рядом с маминой.
     Беркович не помнил Мику, а время, когда он не был еще женат, казалось таким далеким! Правильнее было промолчать, но Берковича злило, когда при нем превозносили успехи телепатов, ясновидцев и прочей шушеры, дерущей деньги с простого народа. От жены он и вовсе не ожидал, что лечить головную боль она отправится к экстрасенсу.
     – А что было делать, – сказала Наташа, – если таблетка не подействовала? Помнишь, я позавчера была с Ариком у мамы? Голова жутко разболелась, таблетка не помогла, а когда мы с Ариком выходили, встретили Мику. Он на меня посмотрел, покачал головой и сказал: «Пойди к Эдику, поможет». И ведь помог!
     – Ну и ладно... А что случилось с Микой? – спросил Беркович, чтобы поддержать разговор.
     – Завтра похороны, – сообщила Наташа. – Мама только что звонила, сказала. Представляешь? У него был сглаз. Началось это три месяца назад. Почувствовал себя плохо, пошел к врачу, тот послал на анализы, ты же знаешь, нынешние врачи сами ничего не понимают, только на анализы и смотрят, а не на человека. И все, мол, в порядке. А Мике становилось хуже. Опять пошел к врачу, а тот опять сказал: «Ничего у вас нет, анализы нормальные».
     – Анализы – вещь объективная. – вяло сказал Беркович.
     – А собственные ощущения, конечно, субъективны, – возмутилась Наташа. – Есть болезни, в которых медицина бессильна. От сглаза никакой медик не вылечит, а экстрасенс...
     – Так ведь Мика все равно умер?
     – Потому что было уже поздно! Если бы Мика сразу пришел к Эдику, а не тратил время на врачей, все было бы иначе!
     – Это Эдик так говорит? – поинтересовался Беркович.
     – Это так и есть, – отрезала Наташа.
     – Допустим, – сказал Беркович. – Но ведь сглаз, как я понимаю, не болезнь, а причина. Кто-то на кого-то плохо посмотрел, и тот заболел. Болезнь-то вполне реальна, верно? Почему же нормальный врач...
     – Если сглаз, то нормальный врач может ничего не обнаружить, как у Мики. У человека боли, видения, слабость, но все это не имеет физической природы, понимаешь? Это болезнь тонкого тела, на астральном уровне. И только экстрасенс...
     – Ничего не понимаю, – пожаловался вслух Беркович. – Боли, видения, слабость – и все на астральном уровне?
     – Да, потому что от сглаза.
     – От сглаза, – повторил Беркович. – Ладно. А кто сглазил? Ведь если этот человек может взглядом убить того, кто ему не нравится, то он опасен, ты согласна?
     – Конечно! – воскликнула Наташа. – Но как ты можешь его наказать? Арестовать? За что? За взгляд?
     – За взгляд не арестуешь. И еще доказать надо, что человек заболел именно от взгляда. Но твой... как его... Эдик, да? Он ведь может сказать, кто Мику сглазил? И если Эдик действительно экстрасенс, то почему он не повлияет на негодяя через астрал, не сыграет роль Фемиды?
     – Боря, – грустно сказала Наташа, – ты шутишь? Ты так и не принял эту историю всерьез.
     – Почему же? Просто у меня сейчас голова не варит, спать хочется. Если ты мне завтра расскажешь все еще раз, я, может быть, даже поверю, что здесь действительно имело место преступление.
     Назавтра у Берковича был день отгула, проснулся он поздно, Наташа успела отвести Арика в садик, вернуться и приготовить мужу завтрак перед тем, как самой отправиться на работу.
     – Ну, давай, – бодро предложил Беркович, намазывая хлеб маслом, – выкладывай подробности про Мику. С чего у него началось, как развивалась симптоматика. Только побольше деталей.
     – Но я не знаю... – смутилась Наташа. – Тебя действительно интересуют детали? Тогда позвони Эдику, он будет доволен.
     – Я подумаю, – пробормотал Беркович, но, позавтракав, набрал номер, продиктованный Наташей.
     Голос у экстрасенса оказался неожиданно теплым и дружелюбным, и Беркович проникся к собеседнику симпатией, сам того от себя не ожидая.
     – Бедный Михаэль, – сказал экстрасенс. – Я ничего не смог сделать. Вас интересует, как развивалась болезнь? Сглаз проявляет себя по-разному, все очень индивидуально. У Михаэля началось с усиливавшихся болей в затылке. Потом стали болеть грудная клетка и ноги. Симптоматически это было похоже на спазмы, но стандартные препараты не помогали. Михаэль обратился в поликлинику, но анализы, конечно, ничего не показали. И не могли показать – это же сглаз. Боли, правда, прекратились, но появились галлюцинации.
     – Что-то конкретное?
     – Нет, хаотические видения. Врач в поликлинике сделал все, что мог, но беда в том, что он не мог ничего. Жена ведь сказала вам, что врач ничего и не обнаружил? Типичный случай сглаза с нетипичной симптоматикой.
     Положив трубку, Беркович посидел несколько минут в раздумье, а потом набрал знакомый номер. Эксперт Хан оказался на рабочем месте, и это было хорошо. Объясняться с незнакомым сотрудником у старшего инспектора не было времени.
     Рассказав Хану историю болезни Михаэля Боша, Беркович спросил:
     – Тебе это ничего не напоминает?
     – Напоминает – и очень, – озабоченно отозвался Хан. – Я не понимаю другого – кто дал разрешение на захоронение тела, не сделав патологоанатомического исследования?
     – Если мы оба говорим об одном и том же, то у врача, засвидетельствовавшего смерть, не было оснований не выдать свидетельство. Он наверняка фиксировал остановку сердца от сильнейшей недостаточности. А анализы, что Бош делал в поликлинике, были нормальными. Я сейчас позвоню и все разузнаю, конечно, но сначала хотел посоветоваться с тобой. Ты имеешь в виду случай Перцевича?
     – А что еще? – сказал эксперт. – Идеальное убийство. Когда похороны?
     – В четыре. Думаешь, успеем?
     – Это от тебя зависит, – сказал Хан. – Как только оформишь бумагу...
    
     * * *
     Идеальное убийство, о котором говорил эксперт, произошло в Соединенных Штатах, но убийцей был израильтянин Эмиль Перцевич, и потому дело оказалось, в конце концов, у Берковича, который, ознакомившись с материалом, отправил файл в архив, поскольку к тому времени преступник покончил с собой, повесившись в камере американской тюрьмы. Он так и не дождался судебного слушания, сдали нервы.
     А так «хорошо» было задумано... Перцевич, автор криминальных историй, переехал в Америку из Израиля, не найдя на исторической родине поклонников своего литературного таланта. В Балтиморе писатель женился, но вскоре жена умерла от сердечного приступа, и Перцевич получил страховку в полмиллиона долларов, оформленную (как своевременно!) за несколько месяцев до скоропостижной кончины супруги.
     Через год Перцевич, переехав из Балтимора в Сиэтл, женился вторично. Вторая жена не знала деталей смерти первой, иначе, вероятно, почувствовала бы опасность. Как бы то ни было, на ее имя также был оформлен полис на полмиллиона долларов. И чуть больше года спустя бедная женщина скончалась от сильной сердечной недостаточности.
     На этот раз эксперты из страховой компании подошли к делу более дотошно, чем их коллеги в первом случае. Никаких сомнений в причине смерти не было, вскрытие не выявило в организме покойной следов яда (Перцевич только пожал плечами, узнав об этом). Странным показалось другое: обе женщины за несколько недель до смерти обращались к врачам с жалобами на боли в груди и ногах, а потом и на что-то, напоминавшее галлюцинации. Обе женщины прошли в свое время амбулаторное обследование – анализы крови и томография мозга не показали отклонений от нормы, и врачи в обоих случаях прописали успокоительные средства.
     Если бы Перцевич не пожадничал и ограничился одним убийством, все сошло бы ему с рук, но второй случай вызвал подозрения, и эксперты, в конце концов, доискались до причины. Оказалось, что, будучи сотрудником биохимической лаборатории, Перцевич участвовал в разработке вещества, которое не было предназначено для употребления человеком – речь шла о защите растений от вредителей, – но эксперименты на животных показали: после двух-трехнедельного регулярного приема вещество, получившее название бирканодал, вызывает неожиданную остановку сердца. В мертвом организме этот яд очень быстро – за несколько часов – разлагается, так что при вскрытии никаких его следов обнаружить не удается.
     Идеальное убийство, ничего не скажешь. Не сумев прославиться на криминальных историях, Перцевич воплотил одну из них в реальность: уже после его ареста американский следователь догадался попросить, чтобы ему перевели с русского на английский книжки, изданные Перцевичем за свой счет в России и Израиле. В рассказе «Идеальное убийство» история смерти двух жен автора была описана достаточно детально – лет за пять до реальных событий. Но кто же читал книги, выпущенные тиражом в двести экземпляров?..
    
     * * *
     – Если бы не экстрасенс, описавший мне симптомы, Боша сегодня похоронили бы, и на этом все бы закончилось, – мрачно сказал Беркович эксперту Хану, когда друг поднялся в кабинет старшего инспектора. – Ты, конечно, ничего не обнаружил?
     – Результаты анализов я получу только завтра, – пожал плечами Хан, – но, скорее всего, так и будет: яд уже распался.
     – И что же мы имеем? – продолжал рассуждать Беркович. – Идеальное убийство? Никаких улик?
     – Что ты успел узнать о Боше? – поинтересовался Хан. – Если нет улик, остается спросить: кому была выгодна эта смерть.
     – Он был поваром, – сказал Беркович. – Один из трех поваров в китайском ресторане на улице Герцля. Жил один, никогда не был женат. Он сосед моей тещи, жил на одном с ней этаже. Теща – мать Наташи – говорит, что Бош почти не готовил дома, питался обычно на работе.
     – Вещество это, кстати, довольно горькое на вкус, – напомнил Хан.
     – Порошок?
     – Жидкость. Цвет желтоватый. В большой концентрации, кстати, использовать бессмысленно. Точнее, к смерти-то приведет все равно, но врач сразу заподозрит неладное, потому что внешние признаки будут аналогичны смерти от цианистых соединений. В том-то и хитрость этого «идеального убийства», что яд нужно давать жертве понемногу в течение нескольких недель.
     – Как при отравлении мышьяком?
     – Примерно.
     – Тогда, – оживился Беркович, – ресторан – идеальное место для такого убийства. Особенно китайский. Острой еды достаточно. Вкус отравы легко скрыть, верно?
     – От хорошего повара? – усомнился Хан. – Бош мог и почувствовать, что вкус отличается. Он же сам готовил, и если кто-то успевал каждый день... Кстати, этот кто-то должен был быть вхож на кухню. Должен был быть там своим человеком, на которого не обращают внимания. Должен был иметь доступ к тарелкам, из которых ел Брош.
     – Другой повар? – вслух подумал Беркович. – Или официант? Кто-нибудь из хозяев ресторана? Вряд ли это мог быть обычный посетитель.
     – Конечно, – согласился Хан. – Но это твоя проблема – работа с подозреваемыми.
    
     * * *
     Яша Бош, двоюродный брат покойного, вошел в кабинет старшего инспектора с видом человека, пришедшего в музей посмотреть картины абстракционистов. Оглядел стены, где не было не только картин, но даже простенького постера, и лишь после этого обратил внимание на Берковича.
     – Садитесь, – предложил старший инспектор. – Есть несколько вопросов. У Михаэля были враги?
     – А... – протянул Яша. – Это вы про сглаз, да? Мика действительно был у экстрасенса, ему посоветовали...
     – Так были у вашего брата враги, желавшие ему смерти?
     – В смысле: люди, которые могли его сглазить? Нет, не думаю. С чего бы? Он ведь работал в солидном ресторане, был на хорошем счету, его продвигали, год-два, и Мика стал бы шеф-поваром.
     – Значит, завистники у него, скорее всего, были, – заключил Беркович. – Другие повара, например.
     – Да что вы! Хаим и Ури? Прекрасные люди!
     Перед разговором с Яковом Беркович навел справки: Хаим Брайтер и Уриэль Каспи работали с Бошем пять последних лет, отношения между поварами были деловыми, вне работы они не встречались, личных конфликтов, как утверждали опрошенные официанты и шеф-директор ресторана, не было. «Все хорошо, прекрасная маркиза...»
     – Хорошо, – сказал старший инспектор. – Врагов у него не было. А приятели? Кто-то, с кем Михаэль проводил время?
     – Гена Штыпель, его давний друг, еще с Союза. И Марик Заферман, они здесь познакомились. Да вы их видели на кладбище. Гена – шомер, у него нет образования, так что и работы приличной. А Марик работает в солидной химической фирме...
     Беркович вспомнил: Марк был мужчиной лет тридцати пяти, чуть старше покойного, полноватый, с залысинами. Химик? Конечно, это еще не основание для подозрений...
     – У Михаэля не было стычек с Марком? – спросил Беркович. – Может быть, женщина...
     – А! – воскликнул Яша. – Вам уже сказали? Но это давняя история, Белла их обоих кинула.
     – Кто такая Белла?
     – Какое это имеет значение? – пожал плечами Яша. – Оба они влюбились в одну девушку. Поссорились, долго не разговаривали. А Белла выбрала третьего, не знаю уж кого. Потом Мика с Мариком помирились, чего уж там, оба оказались в дураках.
     Зазвонил телефон, и Беркович поднял трубку. Звонил Хан, голос его был мрачен:
     – Ты прав, это бирканодал. Тот самый препарат. Прямых следов распада он в организме не оставляет, но существуют косвенные признаки. Каждый из них сам по себе ни о чем не говорит, и потому патологоанатомы не обращают на них внимания. Но в совокупности... Причем, если знаешь, какие именно признаки искать... В поликлинике, ясное дело, никто и не думал в этом направлении. А экстрасенс – подавно. И судмедэксперты по делу Перцевича не проводили этого исследования, им тоже в голову не пришло... Заключение пришлю чуть позже.
     – Марк, значит, химик, вы сказали? – спросил старший инспектор у Яши, положив трубку. – Поедем, покажите мне его.
    
     * * *
     – Ничего, – рассказывал Беркович Хану, вернувшись в управление после разговора с Марком Заферманом. – Парень действительно химик, но занимается бытовой химией, ничего похожего на хорошую лабораторию, где можно было бы синтезировать хоть какие-то сложные соединения, там в помине нет.
     – Может, он бывал в Штатах или раньше был знаком с Перцевичем?
     – Я уже думал об этом. В Штатах он точно не был. А в Израиль приехал уже после того, как Перцевич эмигрировал.
     – Но ты понимаешь, что, скорее всего, убийца Боша был знаком с Перцевичем? Слишком редкий яд. Убийца очень рисковал, используя именно его.
     – Разве? – не согласился Беркович. – В чем он видел риск? Ты прав: яд слишком редкий, а смерть от сердечной недостаточности выглядит очень естественной. Откуда убийце было знать, что я читал дело Перцевича и знал предварительные симптомы? Один шанс из...
     – Мне эти симптомы тоже были знакомы, – заметил Хан.
     – Да, потому что ты тоже работал по тому делу! Любой другой следователь не обратил бы внимания.
     – Согласен, – кивнул Хан. – Убийца почти не рисковал. Но тогда ты должен сначала не мотив искать, а...
     – Кто из работников ресторана или приятелей Боша был знаком с Перцевичем, – заключил Беркович.
     – Вот именно.
     – Из работников ресторана – никто, – удрученно сказал старший инспектор. – Никто из поваров, официантов или подсобных работников не выезжал в Штаты за эти годы, а когда Перцевич жил в Израиле, у него была только идея и сюжет идеального убийства, но не было яда.
     – А тот, другой приятель? Как его... Трудное имя.
     – Геннадий Штыпель? Говорил я и с ним. Старый друг Боша, они в Харькове в детстве в одном дворе жили. Здесь ему не повезло: жена с ребенком его бросила, приличной работы он так и не нашел, работал охранником на минимальной зарплате. Единственная его страсть...
     Беркович запнулся.
     – Да? – сказал Хан. – Я правильно догадался?
     – Я только сейчас вспомнил, – пробормотал Беркович. – Нет, я не про страсть. Страсть – женщины, он не пропускает ни одной юбки, его и жена поэтому бросила. Не думаю, что он имеет у женщин успех – при его-то зарплате. Нет, я вспомнил другое. У него на полках детективы. Много.
     – И книги Перцевича?
     – Точно – нет. Я бы обратил внимание. Российские – Донцова, Акунин, Доценко... Еще кто-то. Но в Штатах Штыпель не был ни разу, зарплата не позволяла, да и знакомых у него там нет. И мотива никакого.
     – У лучших друзей, – философски заметил Хан, – подчас бывают такие мотивы, что ни за что не придумаешь... Скелеты в шкафу...
     – Да, – пробормотал Беркович, – я знаю. Просто в голову не пришло. Штыпель... Его я стал бы подозревать в последнюю очередь.
     – Значит, – резюмировал Хан, – последняя очередь наступила.
    
     * * *
     – Это был яд? – поразилась Наташа.
     – Конечно. Я об этом подумал, когда ты рассказала о симптомах. Яд из редких: сначала действует на периферическую нервную систему, потом начинаются галлюцинации, а заканчивается все остановкой сердца. Если, конечно, принимать препарат регулярно. Значит, искать нужно было кого-то в окружении Михаэля, человека, кто мог бы его медленно травить. Убийство почти идеальное. Помнишь Перцевича, который отравил двух жен в Америке? Если не знаешь симптоматики, ни за что не определишь, что человек отравлен. Сердце остановилось – и все.
     – Но зачем он это сделал? Лучший друг!
     – Женщина, – сказал Беркович. – Геннадий решил, что жена изменяла ему с Михаэлем. Она, видишь ли, часто бывала в ресторане, где Михаэль был поваром. Геннадий пару раз видел их на улице. А потом она ушла от него, и Геннадий был уверен, что именно Михаэль свел ее с тем типом, к которому... Друга он возненавидел, но делал вид... Очень мстительный тип, но трус. Он так бы и ненавидел бывшего друга, и так же делал бы вид, но его подвела любовь к детективам.
     – Он был знаком с Перцевичем?
     – Представь себе – нет! Но читал его книги и как-то написал любимому автору. Перцевич жил уже в Штатах и успел совершить два убийства. Первое сошло ему с рук, никто ни о чем не догадался. Он полагал, что и на втором убийстве заработает, и тут получает письмо от почитателя. С откровенными признаниями – любимый автор, все такое... Лесть на таких людей, как Перцевич, действует наподобие наркотика. Похоже, Штыпель был вообще единственным, кто поддался его литературным чарам. Да еще и описал свои проблемы, и как он ненавидит бывшую жену и бывшего друга...
     – Ты хочешь сказать, что Перцевич...
     – Представь себе. Прислал Штыпелю бандероль. Попросил написать, когда «эффект будет достигнут». Письмо Рахимов по глупости сохранил, теперь оно в материалах дела.
     – Он признался?
     – Конечно, – небрежно отозвался Беркович. – Я же сказал: он трус. Начитавшись детективов и особенно – своего любимого автора, вообразил, что убийство может быть идеальным. А тут бандероль с бутылочкой. Любимый автор уверяет, что догадаться невозможно. Штыпель был в этом уверен, пока я не позвонил в дверь. Увидев полицейского, так перепугался, что мне понадобилось несколько минут, чтобы получить признание.
     – Ужасно, – вздохнула Наташа. – Значит, это все-таки был не сглаз?
     – Господи, сглаз! Твой экстрасенс, может быть, приятный мужчина, но в ядах смыслит не больше врача в поликлинике.
     – Почему мой? – возмутилась Наташа. – Но головную боль он мне снял! Значит, хороший специалист.
     Беркович не стал спорить.