Как ни странно, зимнюю рыбалку я любил больше летней. В первую очередь, наверное, потому, что зимой нет комаров. Да и людей, кстати, меньше. Летом только найдешь заводь поуютней, а туда уже и другие рыбаки прутся, и просто «туристы», и катера туда-сюда по озеру шныряют…
     А у меня катера не было. Зато был снегоход, старый, советских еще времен «Буран». Еще и поэтому, конечно, я больше любил рыбачить зимой – куда захотел, туда и поехал. Машинка была хоть и древняя, но вполне надежная. Техника меня вообще уважает, впрочем, как и я ее.
     Но по большому счету все равно, какая это рыбалка, летняя или зимняя. Что для той, что для этой у меня были два общих закона. Первый: обязательно сообщать домашним точное место, куда я направляюсь. Второй: всегда заряжать перед рыбалкой мобильник и никуда-никому с него на озере не звонить; телефон там необходим лишь для случаев экстренной связи, а с разряженным аккумулятором он даже для грузила не подойдет.
     Законы – они на то и законы, чтобы их соблюдать. А за нарушение оных, как известно, следует неизбежное наказание. И надо же было мне умудриться нарушить их сразу оба!
     Я с себя вину не снимаю, хотя, если разобраться, главной причиной всех бед стал все же Мартышкин. Ну, начальничек мой – Морошкин Сергей Николаевич. Ведь прекрасно же знал, что с вечера пятницы до вечера воскресенья в феврале-марте (самое лучшее для зимней рыбалки время – дни уже длинные, и лед еще прочный) меня ни для кого нет! Так нет же, загрузил в самый конец пятницы отчетами заболевшей Светки Чикшовой, словно нельзя этого было сделать утром!.. И нужны ему, конечно же, эти отчеты были к утру понедельника… Еще и поиздевался, гад: «Возьмите домой, посидите в выходные не спеша, в спокойной обстановке». Нет, ну не гад ли? Мартышкин – он Мартышкин и есть.
     Разумеется, ничего я домой брать не стал, сделал все на работе. Но рабочий день закончился для меня не в семнадцать ноль-ноль, как положено в пятницу, а без пятнадцати девять вечера. И, разумеется, на ночь глядя я никуда не поехал. Так-то, обычно, я приходил домой в пятницу около шести, ставил телефон на зарядку и начинал собираться. Потом быстренько ужинал и в семь – начале восьмого уже отчаливал. Гараж у меня возле дома, на самом берегу озера, так что в восемь обычно я был уже на месте. Это если уезжал куда подальше, километров за двадцать-тридцать. А если поближе, в Горелую бухту или за Крутой мыс, то еще и до темноты успевал порыбачить. Но в темноте мне тоже нравилось – я тогда поплавок или вовсе снимал, или поднимал к самой удочке, а поклевку просто чувствовал рукой.
     Даже если погода выдавалась не очень, мне не было страшно. Я ставил палатку, маленький такой куполообразный шатер, прямо над лункой, разжигал внутри «Шмель» – тепло и уютно, знай лови. А надоест – на поролоновый матрасик – брык! – и сопи в обе дырочки. Но чаще я ночевать выбирался на берег. Если тепло и не было ветра, то даже палатку не ставил – разводил костер и ложился рядом на еловый лапник. В лесу такая благодать, такой воздух! За четыре-пять часов высыпаешься так, что дома бы и суток не хватило.
     Впрочем, речь сейчас не о том. Ведь в тот раз у меня все получилось не так, все пошло сикось-накось. Домой я пришел поздно, уставший, расстроенный. Думал: ехать, не ехать? Решил все же отправиться с утра, перекусил чуток, покидал вещи в рюкзак, чтобы утром не волохаться, поставил будильник на пять часов и завалился спать. А про мобильный забыл!
     Утром встал, вспомнил, что не зарядил телефон, но времени терять было жалко, да и заряда оставалось еще пятьдесят процентов, на два дня должно было хватить. Но, как бы там ни было, один из своих законов я все же нарушил.
     Потом я пошел на кухню взбодриться кофейком и увидел, что пакет с едой, который жена собрала мне вчера как обычно, к шести вечера, так и остался лежать на столе, в холодильник я его сунуть не сподобился. А ведь она говорила, что запекла мне курочку… В общем, от огорчения я даже кофе не стал заваривать, хлебнул чаю, запихнул пакет в рюкзак и пошел. То, что я поеду к Собачьей косе, это примерно в двадцати пяти километров от дома, я жене сказал еще с вечера.
     День обещал быть чудесным, у меня даже немного улучшилось настроение. Еще не рассвело, но небо было ясным-ясным: почти черным еще, в звездах, на западе, и синим, а у линии горизонта и вовсе сказочно-аквамариновым, на востоке. Туда-то, на восток, и мчал меня верный «Буран».
     Да, снегоход оставался мне, как всегда, верным. Подвел на сей раз его я. Проехав уже километров пятнадцать, я вспомнил вдруг, что не заправился… Непруха в тот раз не отходила от меня ни на шаг!
     Я подъехал к берегу, отломил от деревца прутик и сунул его в бензобак. Результат «кустарных» измерений совсем меня расстроил. В лучшем случае, мне хватало бензина, чтобы только-только вернуться домой. Предстояло решить: возвращаться, заправляться и снова ехать назад и дальше, куда собирался, или остаться рыбачить здесь? Место было, откровенно говоря, не ах. Но и терять столько времени, которого и без того было немного, мне очень не хотелось. И я решил остаться, невольно нарушив тем самым и другой свой рыбацкий закон.
     Надо ли говорить, что и дальше все пошло кувырком? Часа три я сидел над лункой, но вытащил лишь одну плотвичку, меньше ладони длиной. Потом, около десяти, позвонил Мартышкин и начал зудеть насчет долбаных отчетов, которые вчера, уходя домой, я выслал ему почтой. Теперь он то ли не мог открыть свой ящик, то ли сами файлы, я так толком и не понял. В конце концов, потеряв терпение, я напомнил начальнику, что вообще-то я на озере, что у меня может разрядиться телефон, и что отчеты ему нужны были только к понедельнику. В конце концов я обнаглел окончательно и посоветовал Мартышкину – если уж он не может справиться со своей почтой, а отчеты ему понадобились прямо сейчас, – поехать в офис и взять их с моего компьютера. Мартышкин наконец от меня отвязался.
     Начало припекать солнышко. На дворе была все-таки середина марта, а погода, как посулила с утра, так и выдалась замечательной. Хоть в чем-то повезло. Мне. Не повезло несчастной курочке… Мало того, что я продержал ее вечер и ночь в душном пакете на столе, так и теперь не догадался выложить пакет в тенечек, на снег. До двух часов дня, пока у меня основательно не заурчало в животе, моя «птица счастья» так и пролежала внутри рюкзака на самом солнцепеке. В результате, когда я ее наконец вынул, курочка дохнула на меня вполне красноречивым, но вовсе не аппетитным укором. Хорошо, что оставались еще хлеб, сыр, тушенка, печенье, супы в пакетах… Но для супа нужно было разводить костер, кипятить воду, а я собирался перекусить по-быстрому, чтобы хоть чего-то наловить до темноты – на тот час к первой плотвичке добавилась лишь еще пара таких же. Костром я собирался заняться вечером.
     Но даже холодной тушенки мне так и не удалось отведать! Опять позвонил Мартышкин. Этот гад приехал-таки в офис и теперь не мог найти в моем компьютере отчеты. Я почти охрип, диктуя ему в сотый раз путь к папке, и лишь на сто первый выяснилось, что он ищет их на компьютере Светки Чикшовой. Дескать, это же она их должна была делать, вот он почему-то и решил, что я их тоже стану делать на ее компе! Ну, не дурак?.. Короче говоря, мой телефон окончательно разрядился. Теперь, если что…
     А «если что» не заставило себя ждать слишком долго. Оно грянуло так стремительно, что я и глазом моргнуть не успел. Только что было ясно и солнечно, как вдруг налетел такой ветер, так замело-запуржило, что в буквальном смысле не стало видно ни зги. Я побросал все в рюкзак, в том числе, чисто машинально, и несчастную курицу, по едва уже заметным следам добрел до «Бурана» и стал вспоминать, в какую сторону носом я его ставил. Ведь если бы я поехал не туда и заглох, то через два-три дня стал бы пахнуть не лучше той курицы.
     Проехал я с километр-два, не больше. Лицо покрылось коркой льда, глаза едва разлеплялись. Впрочем, их можно было вообще не открывать – в той ситуации смысла в зрении не было. Разве что заметить перед самым столкновением дерево, если бы я вдруг вырулил к берегу. Хотя, если бы мои глаза были закрыты, я не увидел бы это…
     Впереди и чуть справа по курсу в сплошной снежной каше словно открылось окно. Там светило солнце и совсем не было ветра. В последнем я убедился, когда заехал в этот «оазис». Правда, остановился сразу, на это у меня ума хватило. Пятачок солнечного безветрия был примерно метров тридцать-сорок в диаметре. И в центре его зияла во льду полынья. А в ней… Сначала я подумал, что уже замерзаю и любуюсь предсмертным видением. Потому что в полынье барахталась шикарная блондинка. Полностью обнаженная. Нет, «барахталась» – не то слово. Она изящно и томно «боролась со смертью». Хваталась за кромку льда страстно и нежно, грациозно срывалась назад в воду, падая непременно на спину, чтобы продемонстрировать мне все свои неоспоримые достоинства.
     Голос у нее соответствовал внешности.
     – Ах, спасите меня!.. – пропела она не хуже оперной дивы.
     Я даже зааплодировал. Ну, да. Не бросился никого спасать, а просто захлопал в ладоши. Даже не снимая рукавиц. Я ведь не полный идиот, чтобы купиться на такое!
     Кстати, совсем забыл сказать. У меня есть еще один, третий закон. Правда, он годится не только для рыбалки, он, так сказать, универсальный, на все случаи жизни. Звучит этот закон так (то есть, звучал, но об этом чуть позже): «Не верь красивым обещаньям!»
     Другое дело, если бы девушка была одетой. В шубу или утепленную куртку, шапку-ушанку, короче, в то, в чем ходят на рыбалку. Потому что в другом одеянии по озеру в десяти километрах от ближайшего жилья зимой (март – это тоже не лето) не ходят. А уж голыми – тем более. Тогда бы я, может, ей еще и поверил. Ну, и если бы не солнце и отсутствие ветра именно тут, возле полыньи. А уж если б еще это была не блондинистая фотомодель, а неказистый мужик, я бы и секунды не стал раздумывать – кинулся бы на помощь.
     Так же я лишь воспользовался отсутствием ветра, чтобы закурить. Обычно я не курю, позволяю себе побаловаться табачком лишь на природе. Ну, а в тот момент, признаться, захотелось по-настоящему. Что я и сделал.
     Девица в очередной раз маняще взмахнула сиськами и обиженно замурлыкала:
     – Что же вы меня не спасаете? Спасите – и я ваша!
     Не знаю почему, но я вдруг вспомнил о протухшей курице. И уж тем более не знаю, отчего вдруг ляпнул:
     – А курочки не хочешь?
     Глаза у блондинки так и засверкали. Девка враз перестала тонуть.
     – Хочу, – говорит. И аж облизывается.
     Я снял с плеч рюкзак, достал моток капронового шнура с огроменным, на сома, крючком и подцепил к нему курицу.
     – Лови! – бросил я наживку в самый центр полыньи и успел заметить, что курица пролетела сквозь прекрасную утопающую, словно та была всего лишь миражом.
     Собственно, а чем еще она могла быть? Именно что миражом, наведенной галлюцинацией или еще чем-то подобным.
     Курица плюхнулась в полынью почти без брызг, на соревнованиях по прыжках в воду она бы заработала высокий балл. И – сразу натянулся в моих руках шнур. Я был к этому готов, поэтому мгновенно уперся ногами в плотный снег и откинулся назад. Впрочем, я приготовился куда к более серьезной борьбе. А так уже через каких-то пару минут я вытягивал из полыньи сома. Не сома даже – сомика, вряд ли он достигал и полутора метров в длину. Но все-таки! Какая-никакая, а добыча. В тот момент я даже забыл, что сам только что едва не стал добычей этой милой рыбки.
     Между прочим, блондинка исчезла сразу же, как только сом заглотил наживку. Разом стихла и метель. Я вытащил неудачливого рыбака – точнее, «людака», раз он пытался ловить людей – из полыньи и направился уже было к нему, как вдруг замер от вспыхнувшего в мозгу озарения.
     Ведь это же чушь, бред, что какая-то безмозглая рыбина сумела провернуть такое! Даже если допустить, что этот сом и впрямь почему-то оказался разумным и сумел навести на меня морок, то уж вызвать снежный ураган он бы никак был не в силах! А метель только что пуржила вовсе не призрачно, в этом-то я вполне успел убедиться.
     Я развернулся уже в прыжке и ринулся к снегоходу. Но, поравнявшись с ним, махнул рукой и побежал дальше – останавливаться было чересчур страшно.
     Этот страх меня и спас. Задержись я возле «Бурана» – оно бы меня достало. Оно достало и так, но схватило почему-то не за голову, а за рюкзак. Как я сумел выпрыгнуть из лямок – до сих пор ума не приложу!..
     Я обернулся, лишь когда достиг берега. Как раз чтобы успеть попрощаться с верным «Бураном» – оно как раз тянуло снегоход в полынью.
     Что это было? Не знаю. Издалека оно показалось мне огромной черной змеей с большой головой в форме клина, а вблизи я его, к счастью, не видел. Возможно, это была разновидность местной «Несси», и змеей выглядела ее шея. Может быть, выбрались на «людалку» инопланетяне, правда, непонятно тогда, почему они «людачили» из-под воды. Не знаю. Да, откровенно говоря, и знать не хочу. Больше я с этим встречаться точно не желаю, увольте.
     А вот почему это было? Почему случилось именно со мной? Думаю, из-за нарушенных мною законов. Как ни смешно это звучит. Потому что за несоблюдение законов непременно должно сдедовать наказание. Иначе это уже не законы, а так, рекомендации. В любом случае, это мне стало хорошим уроком.
     Я быстро зашагал в сторону дома. Ничего, по такой погоде двенадцать-тринадцать километров – ерунда. Да хоть и двадцать. Пусть у меня на это уйдет и десять часов – не страшно. Самое страшное в моей жизни осталось за спиной, в этом я был почему-то уверен. Да и чего было бояться теперь? Волков? А зачем их бояться, таких милых песиков? Тем более, шел я все же не по лесу, а по озеру, хоть и совсем рядом с берегом. Голод меня тоже не страшил – без еды можно протянуть очень долго. Жажда мне вообще не грозила – кругом была сплошная вода, пусть и в виде снега. Холод? Усталость? Всегда можно было остановиться, развести костер, отдохнуть и погреться.
     Единственное, чего мне было тогда искренне жаль – снегохода. Не из-за каких-то там сентиментальных чувств, а только лишь оттого, что на нем бы я мигом добрался домой. А так-то, чего его жалеть? Он все равно бы мне потом не пригодился. На рыбалку я был больше не ходок. Оказавшись на месте приманенной рыбины, я понял, что ничего в этом хорошего нет.
     Но как я мог купиться на такое? Пусть и сообразил быстро, но все равно. Как можно было так лохануться, приняв за наживку блондинку? Она была всего лишь приманкой, сделанной откровенно нелепо, чтобы только привлечь мое внимание. А настоящая наживка была выбрана правильно – обыкновенный сомик, даже не очень крупный. Что может быть в нем подозрительного?
     И вот тогда-то я понял, что мой третий закон нуждается в срочной корректировке. Из обещаний, которым нельзя верить, непременно нужно было убрать «красивых»!
     Так что теперь он звучит так: «Не верь обещаниям». Любым. Точка.