08.01.01.
Как эта глупая луна
На этом глупом небосклоне
А.С.Пушкин, «Евгений Онегин», гл. 3,V.
Здесь луна не на «небосклоне», а на «небовершине» – светила, когда я обратил на неё внимание, сквозь тучи, а сейчас за окном раскаты грозы. Нас здесь «не ждали», всё перепутали, пришлось «проявить твёрдость», но, в конце концов, всё уладилось и я ложусь спать в прекрасном номере и в предвкушении завтрашних чудес.
00ч.55м.
08.01.01.
Не зная, как его понять,
Мечтанья страшного значенье.
гл. 5, XXIV
Этот эпиграф относится к тому существу, коего я испугался сегодня утром, первый раз погрузившись в Индийский океан с маской. Выглядело оно так: кроваво-малиновая, как бы светящаяся изнутри пяти-лучевая звезда диаметром с четверть метра, с чёрными иголками, как у морского ежа. Лежало оно в водорослях на глубине не более 1,5 метров.
… А океанские волны разбиваются о коралловые рифы начала отмели метрах в 200 – 300 от берега. Я до них ещё не добрался.
… И одно из самых удивительных сегодняшних зрелищ - белки, ловко бегающие по пальмам и экзотическим деревьям.
15ч.25м.
08.01.01.
Она по-Русски плохо знала,
Журналов наших не читала…
гл. 3, XXVI
Поясню – речь у Пушкина идёт, видимо, о торговой братии городка Нуса Дуа на юге Бали.
Но! Несмотря на это (отсутствие наших газет и журналов), на главной торговой улице есть почти всё, как на Одесском привозе. Даже товары «от Версаче», даже традиционные куклы индонезийского кукольного театра, каких и в Одессе не сыщешь! И народ торгующий – вежливый и даже робкий: продавец, ошибшись со сдачей на 10000 рупий (около 1 доллара) не в свою пользу, пробежал за нами метров сто и стал робко домогаться справедливости. Доказать её было трудно – мы брали несколько вещей (в том числе и барабанчик «гендан» из телячьей кожи), меняли их, торговались на сложной смеси плохого английского и хорошо понятных жестов, деньги несколько раз переходили из рук в руки. Вероятно, именно поэтому он был робок. Но настойчив. И мы, осознав свою ошибку, вернули ему 10000 рупий. Он благодарно кланялся…
22ч.45м.
09.01.01.
…наши свежие мечтанья
истлели быстрой чередой
гл. 8, XI
Здесь Александр Сергеевич имел в виду двухдневное стремление добраться до места «бурунов кипенья». От кромки пляжа это, думаю, метров 300 – 400. Я пошёл пешком, но в шлёпанцах. Сначала шёл по песку, потом пошли заросли морской осоки (т.е. каких-то водорослей, напоминающих осоку), потом среди них появились песчаные промоины-ямы, потом – снова травяной газон (глубина везде не более 1,5 – 2 метров) и, наконец, под ногами захрустели кораллы, а на грудь стали накатываться океанские волны. Погода стояла тихая, волны были ленивыми и невысокими, так что удавалось устоять под их напором. Вокруг сновали «байдарочники», ловящие волну, и никто на меня, стоящего по пояс в воде в 300 метрах от берега, внимания не обращал.
На обратном пути (вода очень прозрачная) видел довольно много морских ежей (ура крепким подошвам тапочек!), а на расстоянии метров 100 – 150 до берега здорово испугался – отливное течение было настолько быстрым, что плыть против него просто невозможно и единственным способом добраться до берега был пеший – упор ногой и шаг. Но тут у меня сорвался шлёпанец с правой ноги (правда, он быстро всплыл и я его поймал), так что невольно пришлось поплыть. Течение сносило меня назад, вставать я не решался из-за боязни острых кораллов и морских ежей и, вероятно, выглядел очень комично (барахтающийся на отмели бородатый мужик со шлёпанцем в руке), поскольку капитан проплывавшей мимо прогулочной лодки не обратил на мои барахтанья ни малейшего внимания, а сидевшие в ней пассажиры только улыбались, глядя на столь забавную картинку. Через две минуты я решился встать на ноги, обул шлёпанец и с достоинством побрёл к выдающемуся в океан молу, где сидели двое англичан. По камням мола бегали в огромных количествах мелкие крабы, похожие на пауков. Я так их и назвал – «Пауки!» Англичане покивали мне, услышав это странное для них местное название краба, и я, наконец, вышел на берег.
Так «истлели» мои мечтанья достичь прибоя.
… А сейчас за окном тропический ливень, абсолютно не освежающий (слава гостиничному кондиционеру!), но шумом своим успокаивающий и клонящий ко сну…
14ч.42м.
10.01.01.
Прекрасны вы, брега Тавриды,
Когда вас видишь с корабля…
Отрывки из путешествия Онегина
Думается, что если бы Александр Сергеевич увидел берега Аюнга, реки, протекающей с севера на юг Бали, особенно каньон в джунглях севернее Сангеха, да ещё не с корабля, а с надувной лодки, которая несётся от одного каменистого порога к другому, не менее каменистому, между отвесными берегами высотой метров 50, заросшими бамбуком, кокосовыми пальмами, гигантскими «лопухами», каковые берега и заросли нередко прорезаются водопадами, некоторые из которых с неизбежностью окатывают вас струёю не ледяной, а приятно-тёплой воды, массирующей шею и плечи не хуже опытного костоправа (давление 2 – 3 атмосферы), и при этом не заслоняют пеленой брызг порхающих над водами синих и чёрных бабочек и птиц, гортанно выкрикивающих то ли приветствия, то ли проклятья, где вдруг, за стремительным поворотом русла, на камнях оказываются не злые пираты или кровожадные аборигены, а вполне миролюбивые балийки, пришедшие за 5 километров по тропке в джунглях, сквозь заросли, на ветвях которых живут зелёные змеи, для того, чтобы за каких-то 3 доллара угостить вас баночкой местного пива или колы, а за другим поворотом стены каньона сближаются до расстояния 10 – 15 метров, река резко ускоряет свой бег, а вы ныряете в эти чистые струи и плывёте по сумрачному коридору, звонко отражающему ваши восторженные вопли, где, наконец, ваш славный капитан – весёлый парень с символическим именем Ньюмен, не раз снимавший застрявшую между камней среди беснующихся потоков лодку, в последний момент действительно спасает вас от верной гибели у величественного водопада – уступа в течении реки высотой метров 10 - ловко подрулив к площадке, на которой уже другие улыбчивые балийки быстро спускают воздух из надувных внутренностей вашей лодки и выносят её саму и всё её содержимое (спасательные жилеты, каски, вёсла) на головах по каменным ступеням наверх каньона, туда, куда вы едва доплетаетесь налегке после своего водного приключения и где вас уже ожидают ваши фотографии, запечатлевшие героическую борьбу и вашу победу над водной стихией, вкусный «ланч», после которого новенький джип быстро доставит вас до отеля – он, Александр Сергеевич, написал бы другие строки.
Впрочем, я полагаю, в параллельных мирах Эверетта наверняка найдётся этот пока неизвестный пушкинский шедевр…
18ч.38м.
11.01.01.
То были тайные преданья
Сердечной, темной старины.
гл. 8, XXXVI
Нет, не могу согласиться с Александром Сергеевичем в одном слове (если, конечно, он описывает здесь танец кечак, исполнение которого сегодня мы видели в Батубулане с 18.30 до 19.30). А именно, не соглашаюсь со словом «сердечной». Всё это действо вокруг странного светильника – как бы обрубка дерева с горящими концами ветвей – было и шумным, и красочным, и пластичным, но уж никак не сердечным!.. Где почувствовал сердечность Поэт – право, не знаю. Может быть он имел в виду действительно древний ритуальный танец по мотивам «Рамаяны», но я видел его в постановке В. Шписа, осуществлённой в 30-е годы. Техника – если бы удалось сравнить танцы сегодняшние с танцами времён Поэта – конечно, осталась, а вот сердечность – увы! И ещё. Я всё время ждал, когда же «девушки в трансе» начнут плясать на тлеющих углях, но так и не дождался. Оказывается, это можно увидеть только в Блахбатухе, да и то не каждый день, а в Батубулане этого не показывают никогда. Постигшее меня в связи с этим разочарование отнюдь не компенсируется моментами сладких провалов в сон под магические ритмы кечака. Да и не вполне знакомый мне диалект балийского не позволял насладиться красотой древнего текста. А вот заполнившие весь зрительный зал японцы, кажется, были вполне довольны.
23ч.21м.
12.01.01.
Под сень черёмух и акаций
От бурь укрывшись наконец,
Живет, как истинный мудрец…
гл.6, VII
А здесь прав, - и глубоко прав! – Александр Сергеевич, когда считает источником мудрости того, кто смог укрыться от бурь. Не буду мелочным и забуду о черёмухе и акации (где-то же их видел Поэт!), которые не могут расти – и не растут! – на океаническом пляже в Джимбаране. А сам мудрец (вернее, великое их множество, превосходящее своим числом на квадратный метр даже количество полевых мышей в монгольской пред-Гоби в районе Чойбалсана) живёт прямо у кромки прибоя. Это краб, точнее – крабик, поскольку его размеры колеблются от нескольких миллиметров до сантиметра. Если посмотреть метров с 5 – 10, то можно увидеть их в огромных количествах, стремительно снующих на отдельных участках пляжа, что вызывает попервоначалу безотчётный страх: как же пройти по этой серой, кажущейся сетчатой от мельтешащих перед глазами крошек, плоскости, не наступив на них и не подвергаясь опасности атаки неизвестно чем вооружённых паукообразных созданий? Но все опасения, слава Богу, оказываются досужими! Как только вы начинаете движение к этой стае, крабы-пауки не разбегаются, не нападают на вас, а мгновенно (поверьте, это не преувеличение!), повторяю – мгновенно! – зарываются в песок. Или создают впечатление, что именно так они и поступают. Но о сомнениях чуть позже. Мелкие исчезают и вовсе бесследно, а чуть покрупнее оставляют на поверхности песка маленькую лунку, похожую на оспину. Правда некоторые (интересно – трусливые или ленивые?) всё же пытаются просто убежать или демонстративно не реагируют на ваше приближение (до известного, разумеется, предела!). Это даёт возможность рассмотреть их подробнее, каковое рассмотрение совершенно не добавляет желания коснуться их пальцем. Что же можно разглядеть с расстояния полуметра (ближе они не подпускают и, как бы ни была ленива конкретная особь, при попытке ещё уменьшить расстояние между нею и вами, она всё же молниеносно ввинчивается в песок)? Вы сразу обращаете внимание на огромные (по сравнению с размерами самого хозяина) глаза-бусины, каждый из которых независимо вращается на жгутике, прикрепляющем его к телу краба. И сразу становится ясным – так вот почему они видят вас издалека и заранее укрываются от «бурь» обоюдно нежелательных контактов!
… Посмотришь на это маленькое чудо, постоишь, невольно прислушиваясь к мерному рокоту и шорохам прибоя, полирующего и уплотняющего пляжный песок 365 дней в году без перерывов и выходных, и подумаешь: « А верно ли, что крабы скрываются именно в песке? Ведь для них каждая песчинка – это огромный камень, и искать безопасности под их нагромождением, тяжёлым, ненадёжным, подвижным под ударами струй и прибойных фонтанов, затопляемым потоками морской воды, вытесняющей живительный воздух – риск, граничащий с безумием! Так что же происходит с крабами «на самом деле»? Может быть, они действительно мудры и мудры настолько, что предпочитают только создавать видимость «закапывания в песок», а сами просто ныряют в одним им известные щёлочки пространства-времени и спокойно пережидают опасность в параллельном мире?»
Кто может уверенно ответить на этот вопрос? Только смельчак, рискнувший ковырнуть пальцем эту маленькую лунку-оспину на джимбаранском берегу. Но я таких смельчаков не видел…
22ч.50м.
13.01.01.
Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы…
гл. 7, IV
Разумеется, вряд ли эти забавные эпикурейцы слышали имя Эпикура, произнесённое в их присутствии (гораздо чаще, чем цитаты из Пушкина, им приходится слышать классический фольклор – «Во, блин, дают!»), но незнание ими имени собственной сути никак на её проявления не влияет. Они действительно добрые ленивцы, вальяжно восседающие на головах статуй и ветках деревьев. До той, разумеется, поры, пока не представляется случай стянуть у зазевавшегося посетителя весь пакетик с резаными фруктами, специально продающимися для их услаждения, но только из рук этих огромных квазиобезьян, приезжающих толпами, чтобы демонстрировать свои условные рефлексы: увидел лапку – протяни один кусочек фрукта. Что бы хоть как-то заставить этих «переобезьян» понять истинные потребности аборигена, приходится их учить – чуть кто из них замешкался – хвать! – и не то что кусочка, а и всего пакетика он больше не увидит. Я уж не говорю о золотых цепочках, серёжках в девичьих ушах и цветных бусинках в их косичках. (Кстати, косичек у девушек очень много, и что за беда, если одна из них лишится бусинки-заколки!)
Впрочем, вспоминая характеристику Поэта, манки действительно равнодушны и к щелчкам фотоаппаратов (если без вспышек), и к бесцеремонному разглядыванию своих анатомических подробностей и совершенно счастливы, когда удаётся, почёсывая левой лапой свой животик, в правой держать кусочек лакомства, только что добровольно отданный этой глупой по сравнению с ними, манки, громадной обезьяной без хвоста, но в юбке с кушаком. (Такая одежда - обязательный атрибут для посетителя храма, приехавшего в Улувату в легкомысленных шортах, и, подобно еврейской кипе, выдаваемой всякому непокрытому у стены плача в Иерусалиме, выдаются здесь всякому приезжему служителями при входе).
Да и как можно не быть равнодушным к этой человечьей суете в таком волшебном месте – храме Пура Улувату, шедевре мастера XVI в. Дваджендра, каковой храм обустроен на скалистом мысу, высотой метров 50 над кипящим внизу белоснежно-зелёно-сине-фиолетовым океаническим прибоем!…
Вот и выходит, что манки мудрее человека – днём они тешат бренное тело деликатесами от глупых и невежественных в своей массе туристов, а ночью… Ночью, когда по всей округе на десятки километров не остаётся ни одного бесхвостого двуногого, они внемлют шуму океана и слушают таинственные шёпоты из пагоды Дваджендры, растворяясь в бездне пространства тропической тьмы…
22ч.21м.
14.01.01.
Ей-ей! не то, чтоб содрогнулась,
Иль стала вдруг бледна, красна…
гл. 8, XIX
Здесь Александр Сергеевич пытается вместо меня выразить впечатления от местности вокруг вулкана Батур (1717 метров над уровнем моря). И, надо сказать, что это ему удалось. Я тоже удивился, увидев вершину вулкана в шапке из облаков именно тому, что, хотя он и действующий (последнее извержение было в 1998 году), местность не только не содрогнулась при моём появлении, не изменилась в цвете (обычные тропические цвета – насыщенно-зелёный у леса, голубой у озера, чёрный у горы), но и вовсе ничем не напоминала лунный пейзаж. Хотя с того места, где я стоял, кальдера была видна великолепно – прямо передо мной резкий спуск на дно, справа – голубое вулканическое озеро, и в центре всего – три вулканических конуса: большой и два маленьких у него на боку. Если мысленно убрать зелёный цвет жизни, то можно себе представить и лунные и марсианские кратеры. Можно, впрочем, считать всю эту картину и многократно увеличенным кусочком коралла. Здесь фантазия находит подобия и в мире малом, и в большом, и в аква- и в мега-косме…
Чем вспомянуть ещё эту дальнюю поездку? Художественными мастерскими Убуда? Духотой таинственной буддийской пещеры Гоа Годнах? Пыльным романтизмом Санура? Пожалуй, чуть подробнее нужно рассказать о долине Тегалиланга, где рисовые поля образуют такую совершенную и прекрасную художественную картину, что этот пейзаж по праву можно назвать визитной карточкой изобразительного искусства Бали. Жаль, что видишь его только с шумной дороги, а в единственном месте, где построена специальная видовая площадка и где хотелось бы восхищённо помолчать в одиночестве минут 10 хотя бы, тебя всё это время держат в перекрестье взглядов торговцы сувенирами, которые атакуют тут же, как почувствуют – созерцание закончено и клиент сейчас уедет. Интенсивность атаки определяется пониманием, что судьба отвела этим коммерсантам для успеха (или неудачи!) не более нескольких минут, тех минут, когда ошалевший от красоты пейзажа турист щёлкает затвором своего фотоаппарата, надеясь остановить мгновения и сделать их вечными (что, конечно, технически удаётся, но, вырванные из контекста жизни и запечатленные на плёнке, мгновения увядают быстрее, чем случайная травинка, прилипшая к сандалии); эти же минуты могут превратиться в дни, а то и недели безбедной жизни для атакующих «солдат сувенирного бизнеса» при успехе их атаки. Я вышел из схватки почти без потерь – 10000 рупий у них и две резные птицы у меня в руках…
17ч.47м.
15.01.01
Двуногих тварей миллионы…
гл. 2, XIV
Чтобы быть точным, здесь я возражу Поэту в двух словах – во-первых, не только двуногих, а во-вторых – не миллионы, конечно, да и ни к чему нам эти иностранные слова, скажем просто, по-русски – тьмы и тьмы!
Итак, сегодня у меня произошло контактное знакомство со следующими тварями: рыбами на коралловом рифе (во множестве и многообразии цветов, форм и размеров), черепахами, орлами, мангустами (бесконтактно!), упырями (большие летучие мыши), питоном, обезьянами, боевыми петухами (бесконтактно!), песчаными крабами и ракушками-имисами (по-английски shell, по-балийски imis). Все контакты окончились бескровно для обеих сторон. Ощущения были разными – от приятно удивившей мохнатой шёрсткой на груди огромной летучей мыши, до холодной тяжести питона на плечах, весьма лениво пытавшегося меня придушить (это совсем не больно и не страшно, поверьте!). Что же касается самого удивительного и яркого впечатления, то оно осталось не от черепашьего острова с его туристической суетой, усталыми от постоянного тисканья тварями и так и не воплотившегося ожидания встречи с гигантской черепахой в открытом океане (зато с совершенно неожиданной встречей на пути к черепахам – кладбище разбитых кораблей, лениво гниющих и ржавеющих на коралловой отмели).
Самое яркое впечатление дня – колония ракушек-имисов на пляже Джимбарана. Когда очередная огромная волна, накатившись на пологий песчаный берег, медленно уползает обратно в океан, она смывает тонкий слой песка. И вот оказывается, что под ним – множество мелких ракушек. Из более крупных представителей этой мелочи (размером где-то до 1,5 – 2 сантиметра), говорят, варят замечательный суп (ни подтвердить, ни опровергнуть не могу – не пробовал), а мелкие имеют эстетическое предназначение - если их мысленно увеличить до «смотрибельного размера», они окажутся точными копиями фирменного знака знаменитой нефтяной компании «Шелл». Но пока они не пошли в кастрюлю (крупные) или на рекламный щит, ракушки живут в полосе прибоя и проявляют при этом удивительные способности – точно так же, как уже упоминавшиеся крабики, они умеют очень быстро зарываться в песок как только схлынет волна. Как это возможно физически – я не понимаю! Но это факт – сам видел и свидетельствую. При этом понятно, что, в отличие от крабов, они не уходят в пространственно-временные щели, а просто буравят мокрый песок. Но и без «пространственно-временных щелей» вас не покидает ощущение чуда – для того, чтобы с такой скоростью буквально проваливаться сквозь землю, они, вероятно, должны обладать способностью замедлять ход времени. Ничего более правдоподобного для объяснения этой картины – тающих в песке имисов – я придумать не могу.
Неужели причиной такого их поведения является неутолимый аппетит балийцев, которые для приготовления кастрюли имисового супа бесстрашно и неутомимо охотятся за бедными имисами по всему побережью острова?…
22ч.27м.
16.01.01
По тайной воле Провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им во след идут…
гл. 2, XXXVIII
Что они такое, и о чём я размышлял на великолепном пляже Джимбарана вослед за Поэтом – об этом позже.
А пока – два эпизода. С утра мы случайно забрели в какую-то близлежащую деревню и увидели идиллическую картинку: корову, которая лёжа лениво щипала траву, бегающих вокруг кур и петухов, огромных свиней, лежащих в лужах чёрной грязи. И всё это – в окружении банановых и кокосовых пальм…
Такую картинку, изображённую кистью на полотне, любой худсовет счёл бы безвкусной эклектикой и не позволил бы выставить ни на одной советской художественной выставке.
Второй эпизод. Полчаса назад я, наконец, увидел экваториальные звёзды. Прямо в зените сиял в полном великолепии Орион, кажущийся чуть меньше «нашего», а немного севернее как горсточка жемчуга поблескивали Плеяды, украшенные соседством крупной и красивой планеты – вероятно, Сатурна. Все остальные части небосвода были покрыты тучами, извергавшими время от времени полыхание зарниц…
А теперь – главное. Целый день я наблюдал океанические волны и размышлял о причинах, порождающих пиршество прибоя. Его мерный рокот, рассыпающийся на шипенье и шорох, до сих пор звучит у меня в ушах.
То, что тайная воля Провидения не обошла своим вниманием их восхождение, созревание и падение, конечно, очевидно. Но как её выразить на понятном языке? И вот к чему я пришёл. Картина, разумеется, гораздо сложнее, чем та схема, которую я сейчас изложу, схема не учитывает многих факторов, среди которых одним из важнейших является ветер, сдувающий верхушки водяных горбов и сбрасывающий их клочьями пены на скат набегающих на берег волн. Но ведь не научный же трактат я пишу – можно и пренебречь строгостью! А суть картины бешено кипящего прибоя, взметающего со дна песок, и, с шипеньем и свистом смешивающего его с воздушной пеной, которая уже через мгновенье успокаивается и ждёт «идущей во след» первой вторую волну, такова.
В области прибоя сходятся два водных потока – с океана и с берега. Первый существует за счёт энергии волн, приходящих из океана (гонимы ли они ветром, приливом, течением, колебаниями земной коры или чем-то ещё – не важно), а второй – следствие «падения вниз», к «уровню океана», той части воды, которая по инерции проскочила «нулевую отметку» и поднялась по отлогому пляжу вверх. В зоне прибоя эти потоки сталкиваются, причём с различными скоростями. «Вскипание» возникает на той линии, где импульсы обоих потоков оказываются равными. Непосредственной причиной возникновения зоны турбулентности является то, что зависимость скорости от расстояния имеет в этой точке две не дифференцируемые особенности – точки излома на кривых скорости «океанической» и «пляжной» воды, которые и порождают бифуркации.
Осенившую меня идею я тут же изобразил на песке в виде графика V=f(x), но рассерженный моим любопытством океан немедленно слизнул этот рисунок длинным белым пенным языком…
Что оставалось мне? И я в очередной раз покорился магии эксперимента - погрузил своё бренное тело в бифуркационную среду, надеясь на этот раз не столько постичь что-то новое, но, скорее, в ответ на недвусмысленное предупреждение океана, желая смыть с себя грехи излишнего любопытства и… насладился нежностью и теплотой удовлетворённого моим смирением водного континента.
22ч.28м.
17.01.01
Мы помним горькую утрату,
Внимая новый шум лесов.
гл.7, III
Эта весьма глубокая мысль Александра Сергеевича выбрана эпиграфом для впечатлений сегодняшнего дня отнюдь не случайно. Но о ней, и связанных с ней моих размышлениях – позже. (Возникшее намеренье отложить связное продолжение поддержал только что раздавшийся за окном удар грома и звон тропического ливня, звон, который не умолкал для нас ни в один день нашего здесь пребывания).
Вероятно, нужно было начинать отчёт о сегодняшнем дне проще. Взять в эпиграф другую пушкинскую мысль:
Копыта, хоботы кривые,
Хвосты хохлатые, клыки,
Усы, кровавы языки,
Рога и пальцы костяные
(гл.5, XIX)
Здесь Поэт перечисляет многое из того, что пришлось сегодня увидеть, и с чем, как это ни странно, удалось соприкоснуться.
Утром мы, под водительством доброго нашего знакомца Ведана, который оставил сегодня ради нас свою торговлю сувенирами в арендуемой им возле гостиницы лавочке, и, взяв напрокат у своего приятеля хороший джип «Пантера», отдался в наше распоряжение всего за 300000 рупий, поехали на север, в район Убуда, где на лесистой возвышенности расположен слоновий парк. Городская среда побережья постепенно сменилась деревенскими улочками, а потом и рисовыми полями, весьма живописными для глаз стороннего наблюдателя, но «на самом деле» являющимися весьма тяжёлым рабочим местом для многочисленных крестьян, которые на буйволах или с помощью мини-тракторов обрабатывают эту тропическую житницу. В одной из деревень наблюдали забавнейшую для нас картинку: по улице шёл крестьянин в юбке и вёл за собой на верёвке огромную свинью. Это было очень похоже на выгуливание собачки, но, разумеется, таковым не было. Какие-то хозяйственные заботы, нам неизвестные и непонятные, но своей формой очень нас развеселившие. Этот бытовой парадокс: для них – труды, для нас – забава, свидетельствует только о том, что смысл окружающего мира задаётся наблюдающим его Разумом и не содержит никакой истины, кроме субъективной…
Слоновий парк – образцовое туристическое учреждение, где гостям разрешается почти всё: кормить, трогать, садиться на покорных слонов, любоваться искусно сооружённым тропическим дизайном и, разумеется, покупать сувениры по цене от 1 до 10000 долларов за штуку (последняя относится к огромному слоновому бивню, покрытому великолепной объёмной резьбой).
От слонов мы устремились к рептилиям(это километрах в 20) – змеи, лягушки, игуаны, крокодилы, вараны и т.п. И опять всё организовано так, что и усы, и «кровавы языки» и даже «пальцы костяные» их живых обладателей одновременно являются и экзотическими игрушками для любопытствующих туристов. Мы не стали исключением из правил и подержали на руках или потрогали таких существ, от встречи с которыми где-нибудь в джунглях или болотах волосы мгновенно встали бы дыбом, пятки засверкали бы с околосветовой скоростью, а потрясённое сознание хранило бы в памяти мгновения этой встречи всю оставшуюся жизнь. Но парк есть парк, и сознание того, что «фирма гарантирует» питало нас наглостью и равнодушием при любых контактах с этими умопомрачительно чуждыми гадами…
По дороге я выяснил у Веданы, что балийские белки – тупайя – очень любят кокосовые орехи. Это – честно! – меня потрясло: почти наши белки здесь живут во множестве и прекрасно себя чувствуют не на сибирских морозах, а в горячей тропической мокроте. Воистину, Господь всемогущ, и может совместить что угодно с чем угодно. Была б на то его воля…
Ну, а теперь – к смыслу главного эпиграфа. По пути мы не раз встречали огромные деревья, которые Ведана называл «баньяна», а наши гостиничные служащие – «бериньин» (beringin). Когда однажды мы остановились под сенью одного из них, то я увидел, что «на самом деле» у дерева не один, а множество стволов, что они могут образовывать целую рощу, срастаясь и расходясь в вышине, и что с огромной кроны свешиваются нити и пучки «лиан», настолько прочных у крупных деревьев, что на них можно повиснуть и кататься, как на верёвках. Но оказалось, что это вовсе не лианы – симбиотические спутники бериньина, а его воздушные корни, которые, при достижении земли, могут укорениться и образовать очередной новый ствол. Таким образом дерево превращается в рощу, причина меняется местами со следствием и, следовательно, время для различных стволов и корней течёт, с их точки зрения, в разных направлениях.
Вероятно именно поэтому мы с Александром Сергеевичем ощутили «горькую утрату» наших представлений о том, что такое ветвление (прежний образ: пучок корней прошлого, ствол настоящего и ветвистая крона будущего) и начали размышлять о «новом шуме лесов», понимая при этом, что и новая картина: встречный причинно-следственный поток корней, ветвей, стволов и кроны – не последний этап в осознании причудливой картины мироздания…
23ч.21м.
18.01.01
… ласковая Муза
Мне услаждала путь немой
Волшебством тайного рассказа!
гл.8, IV
О! Поэт знал толк в этом деле! Помнится, во время путешествия в Эрзерум его однажды так «обработали», что он не удержался от соблазна поведать об этом читателям. Не удержусь и я. Речь пойдёт о балийском массаже. Его предлагают на каждом пляже, в каждом отеле. Я почему-то до сегодняшнего дня не мог решиться на эту процедуру. А зря! Сегодня я понял, чего себя лишал все эти дни. Когда в очередной раз я услышал пронзительный крик: «Масс-а-а-ж!!» на джимбаранском пляже и решился попробовать такой местной экзотики, то был вознаграждён за это великолепной работой уже немолодой, по-рязански могутной (очень похожа на монгольских «семёновок») балийки. Она мяла и ломала меня около получаса молча и сосредоточенно. Путь был действительно немой, но в моём расслабленном и затуманенном сознании сложилась волшебная картина тайного рассказа. Я в полудрёме ощутил и тяжесть вчерашнего питона, и цепкость игуаны, но не равнодушно-холодную, а по доброму сильную и глубокую, и что-то ещё, невыразимое словами, всплывшее, вероятно, из глубин подсознания и оставшееся в активной памяти как нечто успокоительно волшебное – то ли туман над вечерней рекой, то ли грибной шорох листопада. Мне казалось, что нечто подобное должен испытывать и шумевший в 10 метрах от меня океан, по поверхности которого катилась столь же упругая, как и на моей спине, волна. Волнение моей мускулатуры было вызвано работой рук массажистки-балийки, которая улыбалась мне всякий раз, когда я приоткрывал обыкновенно зажмуренные от удовольствия глаза. Не знаю почему, но пик наслаждения я испытал тогда, когда почувствовал – пальцы моих ног и пятки превратились в клавиши какого-то невероятного инструмента, партия которого вызывала необыкновенно лёгкий восторг…
А ещё сегодня я, видимо настроенный массажем на музыкальное восприятие окружающего мира, насладился симфонией красок предгрозового океана. Вы помните картину Дубовского «Притихло»? Так вот, картина, открывшаяся передо мной, столь же отличалась от неё, как отличается звучание симфонического оркестра от шепелявого граммофона. Зелёный, с пенными кружевами, цвет воды у берега, переходил в серо-стальной, с прожилками коричневого, смыкавшегося на далёком горизонте с ватно-свинцовыми тучами. Ветра практически не было, но мириадные потоки фотонов, прихотливо и непредсказуемо менявшие свою частоту, преломляясь и отражаясь в других, водных потоках, невидимо струящихся в толще огромных, но ленивых волн, вызывали ощущение неслышимой басовой симфонии, шедевра того самого «тишизма», который оказался недоступным альтисту Данилову, но который является сутью и принципом музыки сфер.
Я не услышал её, но понял, что пространство, где её звучание физически оглушило бы меня, было совсем рядом, в соседней веточке эвереттовского ветвления, и был рад тому, что ни один из воздушных корешков метафизического бериньина не соединил нас…
21ч.23м.
18.01.01
На небе синем и прекрасном…
Отрывки из путешествия Онегина
Увы! Поэт, по свойственной его натуре склонности, слегка преувеличивает. Но около 23 часов, когда я вёл наблюдения, тёмно-синим, почти чёрным под вуалевой дымкой был только сектор неба от зенита и к югу градусов на 60 – 70. Остальное – плотная пелена туч, освещаемая всполохами зарниц. Но мне, в течение, может быть, 10 минут удалось (с помощью как всегда вежливого и услужливого балийца) сориентироваться и увидеть – может быть, я в этом не уверен, но очень хочу надеяться, что не ошибаюсь! – Южный Крест. Вот ориентиры: от левой руки через правую ногу Ориона отложить 3 – 4 равных отрезка и увидеть четыре звезды на высоте 20 – 30 градусов над горизонтом. Эту трапецию я и посчитал Южным Крестом. И пусть Гринвичи, Пулково и ГАИШи докажут, что я не прав! Смирюсь и посыплю голову пеплом, а пока – пока я считаю себя Человеком Который Видел Южный Крест.
Уверен, что подавляющее большинство моих эвереттовских двойников не могут похвастаться даже тем, что имеют счастье заблуждаться в этом вопросе.
23ч.40м.
19.01.01
Дни мчались; в воздухе нагретом
Уж разрешалася зима;
гл. 8, XXXIX
Да, увы! – но прав Александр Сергеевич. Дни мчались, мчались – и промчались. Сегодняшнее прощание с океаном подарило чудесный день (впервые без дождя!), ощущение необыкновенной лёгкости лежания на медленных волнах (я даже вздремнул – без преувеличения!), порхание тропической бабочки в такт лёгкой ряби, какой-то необычайно вкусный салат «из морских продуктов» (ой, боюсь, «брусничная вода …»), пучок воздушных корней бериньина, и, разумеется, пакеты с невиданными в Москве тропическими фруктами – манготинами, салаками, рамбутинами и маккисами…
В душе запахло снегом… Но пусть пространство «разрешается» зимой, нагретый воздух растворён даже в дыхании Борея – это термодинамический факт.
Спасибо Бали, и до встречи – здесь ли, «там» ли – во множестве Вселенных возможны любые встречи.
20ч.58м
20.01.01
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог…
гл. 1, XXVI
И я винюсь… За что Судьба подарила мне этот январь за экватором, Южный Крест над горизонтом (сегодня я его увидел точно), эту странную культуру, где в каждом доме – храм для трёх воплощений Бога – Брахмы, Шивы и Вишну, но где привечают и толстого, с огромным животом, Будду и других богов не забывают, каждый день выставляя у ворот дома корзиночку с кусочками гастрономических изысков для того, чтобы и боги отведали вкусненького, это разлитое в воздухе тепло, этих улыбчивых людей? Не знаю. Но благодарю Того, кто ведёт мою Судьбу. Он добр ко мне…
00ч.48м
|
Главная