Млечный Путь
Сверхновый литературный журнал, том 2


    Главная

    Архив

    Авторы

    Редакция

    Кабинет

    Детективы

    Правила

    Конкурсы

    FAQ

    ЖЖ

    Рассылка

    Приятели

    Контакты

Рейтинг@Mail.ru




Мэри Луиза  Моулсуорт

Человек, который кашлял

    По рождению и корням своим я немец. И фамилия у меня Шмидт. Но по образованию я такой же англичанин, как и «Deutsche», а по наклонностям вообще скорее первый, чем второй. Свою жизнь я практически поровну делю между обеими странами и тешу себя надеждой, что на обоих языках изъясняюсь без малейшего чужеземного призвука.
     Сейчас я считаю своей резиденцией Англию: здесь мой «домашний очаг». Но еще пару лет назад я обитал в Германии, лишь изредка наведываясь по делам в Лондон. Не стану называть город, в котором я проживал, это не имеет значения. А, кроме того, я собираюсь рассказать о таких необычных событиях, что лучше вообще не упоминать реальных имен и названий.
     Работал я в крупной и авторитетной инженерно-технической фирме. Полученная профессиональная подготовка и несомненные приметы одаренности не только помогли мне добиться прочного положения в коллективе, но и создали (замечу без лишней скромности, вполне заслуженно) репутацию надежного, знающего и быстро растущего специалиста. Однако я был еще довольно молодым и не настолько мудрым, как сам себя считал. Потому-то и наломал дров в том деле, о котором и хочу сейчас рассказать.
     Наша компания занималась, в основном, патентами. Как считали некоторые, в ущерб всему остальному. Но сын ведущего партнера был человеком в своем роде выдающимся, и его престарелый отец почти всегда разрешал герру Вильгельму – дадим ему, скажем, фамилию Моритц – делать то, что тот считал нужным. И надо признать, что чаще всего герр Вильгельм действовал правильно. Он отличался осмотрительностью, к тому же ему содействовал второй партнер, герр Герхардт, еще более осторожный и намного более опытный.
     Сами патенты и законы, их регулирующие, вещи довольно мудреные. Те, кто не сталкивался с этим, и представить себе не могут, какие осложнения здесь могут возникнуть и в какие дебри при этом случается попасть. Чтобы благополучно довести патентный корабль до порта назначения, требуется исключительная сообразительность в сочетании с осмотрительностью, но, пожалуй, больше всего – умение держать язык за зубами. Что ж, болтуном я никогда не был и к тому же, занимаясь серьезными делами, не расхаживал с таким видом, будто вот-вот взорвусь от переполняющих меня тайн, что, на мой взгляд, так же опасно, как и болтливость. Во время поездок, которые частенько выпадали на мою долю, никто из встречавшихся мне в пути и предположить не мог, что у меня в голове прячется что-то еще, кроме обычного для молодого человека интереса к окружающей обстановке. Однако много раз, если что-то в поведении попутчиков вызывало у меня подозрения, мне случалось проводить бессонные ночи в поезде или укладываться спать в гостинице, пряча под подушкой заряженный револьвер. Потому что время от времени – конечно, не по моей вине – наши секреты просачивались-таки наружу. И когда, не дай Бог, эти секреты были связаны с заказами или контрактами правительства, то мы, говоря попросту, буквально садились в лужу, а если этого порой и удавалось избежать, то лишь благодаря энергичным усилиям и здравому смыслу моих начальников.
     Однажды утром, а было это в конце ноября, меня пригласили в личный кабинет герра Вильгельма. Я обнаружил там его и герра Герхардта у стола, сплошь заваленного листами бумаги, на которых виднелись цифры, расчеты и красиво исполненные чертежи.
     – Лутц, – сказал герр Вильгельм. Вообще-то, крещен я как Людвиг, то есть Луис, но он знал меня с детства и нередко называл уменьшительным именем. – Лутц, мы собираемся доверить вам задание чрезвычайной важности. Готовьтесь отправиться завтра в Лондон.
     – Хорошо, – ответил я. – Буду готов.
     – Садитесь в прямой экспресс до Кале. Пожалуй, это лучший маршрут, особенно в этот сезон. Ночь проведете в поезде и как раз успеете на пароход, так что в Лондоне будете уже к вечеру. Ночью хорошо отдохнете и утром на свежую голову возьметесь за работу.
     Я поклонился в знак согласия, но рискнул высказать свое предложение:
     – Если, как я понял, мне предстоит дело исключительной важности, то не лучше ли будет отправиться пораньше? Я бы мог… Да, я бы мог в ускоренном порядке уладить запланированные на предстоящие два дня дела и выехать уже сегодня вечером.
     Герр Вильгельм взглянул на герра Герхардта. Тот покачал головой.
     – Нет, – возразил он, – это должно быть только завтра.
     И объяснил почему.
     Нет необходимости вдаваться в подробности доверенного мне задания. Да и вряд ли это заинтересовало бы читателей. Достаточно сказать, что дело касалось патента на некое весьма примечательное, даже необычное изобретение, которое, по общему мнению, правительства обеих стран могли бы совместно использовать. Но для того, чтобы все обеспечить надлежащим образом, нашей фирме следовало сотрудничать с английской компанией первого ряда. В эту компанию – назовем ее «Блюстоун энд Фэгг» – я и должен был отправиться с исчерпывающими объяснениями. Моим начальникам потребовалось полчаса или даже больше, чтобы скрупулезно растолковать мне мельчайшие детали и убедиться, что я все усвоил правильно. В общем-то, это оказалось нетрудно, потому что технически я был подкован основательно, к тому же сама идея, как часто бывает с серьезными изобретениями, оказалась по своей сути довольно проста, а чертежи выполнены превосходно. После того, как разъяснения и инструкции были даны, я стал собирать пронумерованные листы. Однако, к моему удивлению, герр Герхардт отложил в сторону два самых важных чертежа, без которых все остальное становилось непонятным, а значит и бесполезным.
     – Учтите, Людвиг, – сказал он. – Эти два листа мы сегодня же пошлем отдельно заказным письмом в адрес «Блюстоун энд Фэгг». Они получат их за день до вашего прибытия вместе с извещением о том, что вы приедете.
     Я почувствовал себя обиженным. Подобные меры предосторожности обычно принимались тогда, когда поручения давались не таким надежным людям, каким я себя считал. Однако протестовать не осмелился и только вежливо поинтересовался:
     – Вы считаете, это необходимо? Уверяю вас, с того момента, как вы доверите мне эти бумаги, я ни за что не расстанусь с ними ни днем, ни ночью. А что, если на почте случится задержка? Вы ведь говорите, что действовать надо быстро. Или, скажем, письмо украдут по дороге? И так иногда бывает. И тогда моя миссия окажется бесполезной.
     – Мы не сомневаемся в вашей смелости и надежности, дорогой Шмидт, – сказал герр Герхардт. – Но в этом случае мы вынуждены соблюдать чрезвычайную осторожность. Я не хотел бы вас пугать, такие задания и без того вызывают естественную напряженность и тревогу. Однако будет, наверно, лучше, если вам станет известно, что у нас есть причины для серьезных опасений. Мы подозреваем, что какие-то слухи обо всем этом, – он постучал пальцем по бумагам, – дошли до тех, кто постоянно следит за подобными вещами. Так что никакие меры предосторожности лишними не будут.
     – И все же, – повторил я, – стоит ли доверять почте?
     – Мы не доверяем почте, – ответил герр Герхардт. – Но даже если эти чертежи скопируют, они окажутся совершенно бесполезными. Да и вряд ли это произойдет. Предположим, мерзавцы, о которых идет речь, узнают о вашей поездке. А они наверняка скорее узнают об этом, чем о письме, даже если у них есть сообщник в почтовом ведомстве. Так вот, они достаточно сметливы, чтобы угадать правду: мы используем старый масонский прием. Два отдельных чертежа бесполезны без ваших бумаг, а ваши бумаги ничего не стоят без листов номер семь и тринадцать.
     Я склонил голову, признавая его правоту. Тем не менее, как я уже говорил, почувствовал разочарование и некоторую обиду. Герр Вильгельм это заметил и решил меня подбодрить.
     – Все в порядке, мой мальчик, – сказал он. – На вашем месте, Лутц, я тоже с огромным удовольствием помчался бы в Лондон, имея при себе полный комплект документации, в полной готовности отразить нападение любого, кто попытается его захватить. Но герр Герхардт гораздо рассудительнее нас с вами.
     Пожилой человек улыбнулся.
     – Нисколько не сомневаюсь, что и вы, и Людвиг охотно ввязались бы в драку. Но вряд ли дело дойдет до таких простых и грубых приемов, как открытое ограбление. Так что, Лутц, постарайтесь не завязывать дружбы с попутчиками, но в то же время и не держитесь слишком уж отчужденно и настороженно. Вы меня понимаете?
     – Прекрасно понимаю, – заметил я. – Постараюсь как следует выспаться сегодня ночью, чтобы легче было бодрствовать в пути.
     Бумаги тут же были упакованы. Те, что предназначались для меня, положили в легкий черный саквояж с очень надежным замком, который и раньше не раз бывал моим компаньоном. А на следующий день вечером я отправился в путь экспрессом, о котором мы договорились. Так, во всяком случае, я тогда полагал. Однако впоследствии мне так и не удалось найти свидетелей того, что я сел на нужный поезд, так как провожать меня никто не пошел. Было решено, что мне лучше уехать как можно незаметнее, ведь даже в таком большом городе, как наш, членов и сотрудников старинной и уважаемой фирмы «Моритц» знали практически все.
     Билет я взял, не регистрируя багажа, потому что не прихватил с собой ничего, кроме саквояжа и чемоданчика, которые легко нес в руках. Уже смеркалось, пассажиров на станции было немного, особой суеты не наблюдалось. Я занял место в пустом отделении вагона второго класса и спокойно ждал отправления поезда. За пару минут до этого ко мне присоединился еще один мужчина. Меня это немного раздосадовало, потому что в моем положении путешествовать с одним соседом хуже всего. Я предпочел бы многолюдье, на худой конец, трех-четырех попутчиков. Но когда я садился, одни отделения были пусты, а в других находилось всего по одному или по два человека. Что ж, сказал я себе, надо было дождаться отправления, а уж потом выбирать место.
     Я попытался как следует рассмотреть попутчика, но он как раз наклонился, выглядывая из окна, так что лица его не было видно. «Может, он поступил так нарочно?» – подумал я, проявляя вполне естественную в моем положении подозрительность. Это так подействовало мне на нервы, что я решил поискать другое место. И тут раздался странный звук. Мой попутчик закашлялся. Отвернувшись от окна, он пригнулся, закрыл лицо руками и кашлянул снова. Такого необычного кашля я еще никогда не слышал. Больше всего он походил на квохтание курицы. Кашлянув еще раза два, он, похоже, переждал подступающий спазм, потом резко выпрямился, еще раз выглянул в окно и, открыв дверь, выскочил наружу с таким возгласом, словно вдруг увидел старого друга.
     И почти тут же, к моей радости, поезд тронулся, так что вышедшему едва ли хватило бы времени снова сесть в этот или другой вагон.
     «Теперь, – подумал я, – пара спокойных часов мне обеспечена. До М. остановок нет, а туда мы прибудем уже в девять часов. Если и там никто не сядет, значит, до утра я в полной безопасности. А потом останется только узловая станция, а дальше без остановок до Кале».
     Разумеется, я выбрал вагон для курящих, так что с облегчением снял свою накидку и закурил сигару, радуясь, что избавился от попутчика. До самого М. мне никто не мешал. Стоянка там продолжалась недолго, и, к счастью, моего одиночества никто не нарушил. Очевидно, в эту ночь желающих попасть в Кале было очень мало. Я собирался бодрствовать до утра, однако мое подсознание, не чувствуя никакой угрозы, видимо, посчитало это излишним, так что через час после М., а может, и раньше, я и не заметил как уснул.
     Видимо, спал я очень крепко, потому что, проснувшись, никак не мог вспомнить, где нахожусь. Только постепенно сообразил, что не лежу дома в уютной постели, а сижу в холодном, слабо освещенном железнодорожном вагоне. Я сказал – холодном, да, здесь действительно было очень холодно. Но когда я окончательно пришел в себя, то первым делом подумал о драгоценном саквояже. Меня вдруг охватил ужас: вдруг его украли? Но нет, он оказался при мне, даже во сне я локтем прижимал его к телу. Но в чем дело? Поезд стоял. Что это за станция? Какое-то мрачное, пустынное место, ни шума, ни веселой суеты, только пара носильщиков неторопливо прохаживалась вдоль пути с угрюмым и сонным видом «ночных дежурных». Узловая? Не может быть. Я взглянул на часы. Только полночь! Конечно же, это не узловая. Туда мы должны прибыть около четырех часов утра.
     Тогда что мы здесь делаем и что это за «здесь»? Может, что-то непредвиденное потребовало срочной остановки? В этот миг мое ухо уловило странный звук, прилетевший откуда-то издалека. Или он мне только почудился? Кашель, похожий то ли на карканье, то ли на кудахтанье – кашель моего внезапно исчезнувшего попутчика, вызвавшего у меня инстинктивную антипатию. Я выглянул из окна – прямо напротив находился слабо освещенный, как и все вокруг, станционный буфет, и в его дверях мелькнула и исчезла внутри знакомая фигура. Я был совершенно уверен, что узнал человека, который кашлял.
     – Хватит! – сказал я сам себе. – Не надо фантазировать. Наверняка с этим парнем все в порядке. Он просто угодил в ту же дыру, что и я. Но какого черта мы здесь торчим?
     Я прихватил саквояж и выпрыгнул из вагона, чуть не сбив с ног медленно проходящего мимо носильщика.
     – Сколько еще мы здесь будем стоять? – окликнул его я. – Когда мы отправимся до …? – я назвал узловую станцию.
     – До узловой? – уточнил он на таком странном немецком, какого я никогда не слышал. Да и был ли это немецкий? Или я понял его благодаря неожиданно обнаружившимся у меня сверхъестественным способностям? – До узловой не будет поезда четыре или пять часов, – и он назвал точное время. Потом, как-то нехотя, забрал из вагона мой чемодан и накидку и уложил их на платформе. При этом он смотрел на меня без интереса – так, словно я пробыл здесь уже по меньшей мере неделю.
     – Пять часов не будет поезда? Вы с ума сошли! – воскликнул я.
     Он покачал головой, что-то пробормотал и, как мне показалось, указал на здание буфета. Подхватив свои вещи, я поспешил туда, надеясь найти более надежного служащего. Но там никого не оказалось, кроме толстяка в белом фартуке, протиравшего стойку, и… Да, конечно, в углу виднелась фигура того, кого я про себя называл «человек, который кашлял».
     Я обратился к повару или официанту – уж не знаю, кем он там был. Но он только покачал головой, заявив, что ничего не знает о поездах, и фактически дал мне от ворот поворот, предупредив, что сейчас закрывается.
     – И куда же прикажете мне податься на ночь? – сердито спросил я, хотя, разумеется, этот индивидуум в фартуке никак не мог нести ответственность за ситуацию, в которой я очутился.
     Он посоветовал пойти в «Ресторан», тот еще открыт, это в двух шагах отсюда, надо выйти прямо со станции и потом немного пройти направо, туда, где горят огни.
     Понятно, что ничего другого мне не оставалось. Я направился к выходу, и в тот же миг молча сидевший в углу незнакомец встал и последовал за мной. Станция, очевидно, засыпала. Проходя мимо носильщика, я спросил его:
     – Первый поезд до узловой отходит в…? – и повторил названное им время.
     Он кивнул и снова назвал точное время отправления. Я побрел по дороге, освещенной тусклыми фонарями. Вскоре я заметил, что человек, сидевший в буфете, держится всего в нескольких шагах позади. Это меня немного встревожило, и я пару раз украдкой посмотрел назад. Когда я обернулся еще раз, то он исчез, и я решил, что он отправился куда-то в другое место.
     «Ресторан» оказался едва ли более приветливым, чем станционный буфет. Здесь тоже царил полумрак, и один или два официанта выглядели полусонными и странно молчаливыми. Но тут нашлась какая-никакая, а печка, и я устроился возле нее за маленьким столиком и заказал кофе, который, как я надеялся, и согреет меня, и прогонит сонливость.
     Мне молча подали заказанное. Я выпил кофе и почувствовал себя немного лучше. Однако само это место выглядело таким мрачным и неприветливым, таким необычным и даже таинственным, что мною овладело какое-то раздражение и желание поскорее отсюда уйти. Если эти угрюмые люди не хотят говорить, то и я не стану, совсем по-детски решил я. И, как это ни странно звучит, и в самом деле не проронил ни слова. Думаю, что все-таки уплатил за кофе, хотя и не совсем в этом уверен. Знаю, что не задал вопроса, который следовало бы задать: как называется этот город? А ведь, судя по размерам станции и количеству тусклых фонарей, которые я видел, добираясь до «Ресторана», маленьким он не был. Однако с той ночи и до сей поры я так и сумел его определить и, боюсь, никогда не сумею.
     Что-то было не так с кофе? Или что-то было не так со мной? На этот вопрос я тоже не могу ответить. Все, что я помню, – это ощущение расползающейся по телу непреодолимой вялости, умственной, моральной и даже физической. Пока одна часть моего сознания слабо сопротивлялась первому приступу сонливости, что-то, казалось, нашептывало: «Да ну, ерунда! Впереди еще несколько часов. Твои бумаги в сохранности. Если кто-то попробует их взять, ты тут же проснешься».
     Туманное понимание того, что вещи стоят на полу у ног, – а саквояж действительно касался моей лодыжки, – необыкновенным образом усыпило мою совесть. Я застыл в оцепенении, сохраняя лишь какие-то смутные остатки сознания и находясь во власти запутанных, хаотичных сновидений, которые не остались в памяти.
     Потом я проснулся, причем неожиданно, как бы рывком. Что-то меня разбудило – какой-то звук. Когда он вновь долетел до моих навострившихся ушей, я понял, что временами слышал его и раньше, покуда спал. Это был тот самый необычный кашель!
     Я осмотрелся. Да, он был здесь! Всего лишь в двух-трех ярдах от меня, по другую сторону очага, который, о чем я забыл упомянуть как о еще одной особенности этой необыкновенной ночи, представлял собою не привычную для Германии, где я вроде бы находился, печь, а открытый камин с решеткой.
     Между тем, когда я засыпал, его, этого человека, здесь не было, я мог бы в этом поклясться.
     «Должно быть, он тайком пробрался сюда после меня, – подумал я, – так что, судя по всему, я не мог бы заметить или узнать его, если бы его не выдало квохтание».
     Мои опасения вернулись с новой силой, и первым делом, естественно, я подумал о своем ответственном задании. Я нагнулся. Моя накидка и чемодан оказались на месте, а вот саквояж… Саквояжа не было. Да и положение других вещей, как я сразу понял, изменилось: они уже не стояли так близко от меня. Меня охватил ужас. Теряя голову, я огляделся вокруг – и тут мой молчаливый сосед вдруг наклонился в мою сторону. Могу поклясться, что в этот момент у него в руке ничего не было, но точно так же могу поклясться, что, когда заглядывал под маленький круглый столик, за которым сидел, саквояжа не было и там. Однако когда тот человек с легким кудахтаньем, причиной которого, несомненно, стало резкое движение, встал с места, саквояж обнаружился у него в руке!
     Он что, фокусник? Ученик всемирно известных иллюзионистов Маскелайна и Кука? Причем даже вернуть мне мою исчезнувшую собственность он ухитрился так ловко, что не позволил рассмотреть свое лицо! Я не видел его тогда – я никогда его так и не увидел!
     Он невнятно проговорил, что, по-видимому, я ищу саквояж. На каком языке он это произнес, не знаю, более того, я даже не разобрал толком его речь, и лишь его действия помогли мне уловить смысл сказанного.
     Я машинально выразил благодарность, хотя уже начинал воспринимать его как злобного призрака, охотящегося за мной. Я мог только надеяться, что чудо-замок не поддался усилиям соглядатая, но жаждал поскорее остаться один, чтобы в этом убедиться.
     Одна мысль заставила меня преодолеть дремоту и сосредоточиться. Как долго я проспал? Я вынул часы. О Господи! Приближался тот час, когда, как мне сказали, должен был отправляться первый утренний поезд. Я вскочил, подхватил свои вещи и пулей вылетел из «Ресторана». Если бы я не заплатил за кофе раньше, то совершенно точно не стал бы для этого задерживаться. Правда, я в любом случае не смог бы этого сделать: платить было просто некому! Ни в помещении, ни у выхода не было ни души – кроме, разумеется, человека, который кашлял.
     Когда я уже покинул «Ресторан» и торопливо шагал по дороге, раздался звук колокола, причем не одиночный удар, а медленный перезвон. Он звучал чрезвычайно мрачно. Разумеется, я так и не узнал, что это означало. То ли таким образом собирали работников какой-то фабрики, то ли мне это померещилось, как и многое другое в эту странную ночь.
     Рассвет еще не наступил, только где-то на горизонте уже зарождался неясный проблеск. Тем не менее, повсюду стояла тьма. Оступаясь, я изо всех сил продвигался по унылым улицам, подгоняемый отвратительным желтым светом уличных фонарей. До станции было недалеко, но мне казалось, что путь стал длиннее, чем был тогда, когда я шел к «Ресторану», причем дорога вдруг пошла в гору, хотя на пути сюда я не заметил никакого уклона. Кошмар этой ночи давил на меня все сильнее. Временами вещи казались неподъемными, и меня охватывал панический страх, что я никогда не доберусь до станции и опоздаю-таки на поезд.
     Несмотря на холод, крупные капли пота покрыли мой лоб. Я прилагал отчаянные усилия, заставляя себя двигаться вперед. И кошмар все-таки отступил. Я обнаружил, что выбегаю на станцию, когда… Да, поезд уже тронулся! Я рванулся к нему, забросил вещи и запрыгнул в отделение. Оно оказалось пустым и даже второго класса – точно таким же, какое я занимал раньше. Может быть, это оно и было.
     Поезд постепенно наращивал ход, но почти сразу, пока еще за окном мелькали станционные строения, еще одна странность поразила меня – необычная тишина и безжизненность окружающего. Я не видел ни души, не было даже носильщиков, наблюдающих за нашим отбытием с обычным для них будничным, туповатым интересом. Казалось, я находился здесь в полном одиночестве, а поезд шел так бесшумно, так угрюмо, словно вез мертвецов и двигался под воздействием какой-то сверхъестественной силы…
     Хотите – верьте, хотите – нет, но я уже в третий раз за прошедшие сутки уснул. Я не мог этому противостоять. Какая-то потусторонняя сила воздействовала на меня в эти мрачные часы, я в этом уверен. Однако с наступлением дня морок, похоже, рассеялся. Когда я снова проснулся, то впервые после отъезда почувствовал себя полностью нормальным, свежим и энергичным, все мои чувства работали наилучшим образом.
     Тем не менее, первым моим ощущением было изумление, почти ужас. Отделение было почти заполнено! Кроме меня, здесь находилось по меньшей мере пять или шесть пассажиров – вполне приличных, ничем не примечательных людей, не вызвавших у меня никакой тревоги. Со вздохом невероятного облегчения я обнаружил свой драгоценный саквояж рядом в углу, там, куда я его и поставил. Он был скрыт от посторонних глаз. Наверняка никто не мог его тронуть, не разбудив меня.
     Вовсю светило солнце. Интересно, сколько же я проспал?
     – Простите, – поинтересовался я у соседа, жизнерадостного на вид соотечественника, – вы не скажете, как скоро мы прибываем на узловую? Мне обязательно надо поспеть к вечернему рейсу почтового парохода в Кале, а я сбился в расчетах из-за непредвиденной задержки. Просидел целую ночь на станции из-за того, что сел в обычный поезд вместо экспресса.
     Сосед удивленно взглянул на меня. Похоже, он решил, что я либо сошел с ума, либо не протрезвел как следует. Правда, я тешил себя надеждой, что не выгляжу алкоголиком.
     – Как скоро мы прибываем на узловую? – переспросил он. – Да мы миновали ее три часа назад! Сейчас уже восемь часов. Мы, уважаемый господин, все сели на поезд именно на узловой. Вы, если не ошибаюсь, сидели здесь в одиночестве, – он оглянулся на других пассажиров, и кое-кто из них подтвердил его слова. – Крепко же вы спали, если даже шум и суета на станции вас не потревожили. А что касается почтового парохода в Кале… – он разразился громким хохотом. – Думаю с этим рейсом у вас не будет никаких трудностей! Мы все надеемся попасть на сегодняшний рейс.
     Совершенно сбитый с толку, я воскликнул:
     – Тогда… Тогда какой это поезд?
     – Экспресс, само собой. Все мы, кроме вас, сели на него на узловой, – пояснил он.
     – Экспресс? – повторил я. – Экспресс, который отправляется из… – я назвал свой город, – в шесть часов вечера?
     – Совершенно верно. Так что вы все-таки сели в нужный поезд, – снова засмеялся он. – Где, по-вашему, мы могли бы сесть, если не на узловой? Вы же не имели удовольствия ехать в нашей компании от М., верно? А М. вы проехали в девять часов вчера вечером, если память мне не изменяет.
     – Но тогда, – уточнил я, – это курьерский поезд, который не делает остановок между М. и Узловой, так?
     – Совершенно верно, – подтвердил он, после чего, видимо, окончательно уверясь, что я все-таки не в своем уме, а то и гораздо хуже, взялся за газету, предоставив мне возможность предаться своим лихорадочным размышлениям.
     Неужели, все это происходило во сне? Нет, не может быть! Каждый шаг, каждое ощущение, даже вкус выпитой чашки кофе, – все до сих сохранялось у меня в памяти… Да и странный выговор служащих в том странном городе я не мог забыть. Я до сих пор содрогался при воспоминании о пробуждении в холодном «Ресторане», я вновь и вновь слышал квохчущий кашель.
     Однако мне необходимо было сосредоточиться и подготовиться к доверенным мне важным переговорам. Для этого надо было на время отрешиться от бесполезных попыток разобраться во всем случившемся.
     Мы благополучно доехали до Кале, судно стояло уже под парами, переправа через Канал прошла великолепно. Я оказался в Лондоне точно к намеченному сроку.
     Сразу после прибытия я поспешил на тихую улочку в стороне от Стрэнда, где привык снимать жилье в подобных обстоятельствах. Я нервничал, потому что пока что у меня не было возможности внимательно просмотреть документацию. Саквояж открывали на таможне, но слова «личные бумаги» остановили служащего. И вот теперь первый же взгляд на вынутые из саквояжа аккуратно пронумерованные листы успокоил меня: к моему неописуемому восторгу, все оказалось нетронутым.
     На следующее утро я уже находился на пути к дому номер… ну, скажем, 909 на Блэкберн-стрит, где располагалась контора фирмы «Блюстоун энд Фэгг». Я никогда раньше там не был, но найти ее оказалось легко, и я не ощутил никаких сомнений при виде бросившейся мне в глаза таблички сбоку от входной двери. На ней было написано «второй этаж», однако, когда я миновал цокольный и попал на первый, то решил, что ошибся. Потому что здесь, в приоткрытой двери, стоял в высшей степени респектабельно выглядевший джентльмен, который при виде меня поклонился с понимающей улыбкой.
     – Герр Шмидт? – произнес он. – Да, несомненно! А я как раз вас и ожидаю.
     Я почувствовал легкое удивление и невольно окинул взглядом входную дверь. Там не было никакой таблички, и, похоже, ее недавно покрасили. Мой новый знакомый заметил этот взгляд.
     – Все в порядке, – сказал он. – У нас в конторе сейчас работают маляры. Мы пользуемся этими помещениями временно. Я ждал вас, чтобы вы не тратили силы, поднимаясь на второй этаж.
     Заходя вслед за ним внутрь, я краем глаза зацепил на площадке вверху раздвижную лестницу, которой обычно пользуются маляры, и явственно почувствовал запах краски. Обширное помещение сразу за дверью выглядело пустым и голым, но в подобных обстоятельствах это казалось естественным. Там никого не было, но мне почудилось, что за перегородкой из матового стекла, отделяющей часть помещения, сидит какой-то человек. Дальняя комната, куда провел меня мой сопровождающий, выглядела более уютной. Здесь нас встретил молодой человек. Он вежливо поклонился.
     – Мистер Фэгг, мой младший партнер, – бодро представил его тот, кто меня встретил. – А теперь, герр Шмидт, если не возражаете, перейдем прямо к делу. Время не ждет. Документация готова?
     В ответ я открыл саквояж и выложил его содержимое. У обоих мужчин лица стали деловыми, даже суровыми. Пока я объяснял положение вещей, было видно, что они все схватывают на лету.
     – А теперь, – заключил я, дойдя до определенной точки, – предъявите мне, пожалуйста, листы номер семь и тринадцать, которые вы уже получили заказным письмом, и тогда я представлю вам полные объяснения. Без них, разумеется, все, что я уже пояснил, останется, так сказать, всего лишь предисловием.
     Хозяева переглянулись.
     – Разумеется, все это понятно, – проговорил, наконец, старший из них. – К полному комплекту требуется ключ. Но я ожидал, что вы его предъявите сами и немедленно. Пока что… Фэгг, поправьте меня, если я ошибаюсь… Пока что мы ничего не получали по почте, верно?
     – Совсем ничего, – ответил младший. Ответ прозвучал вполне естественно. Отчего же меня вдруг пронзило дурное предчувствие? Может, что-то смутило во взглядах, которыми они обменялись? Видимо, так. В любом случае, несоответствие между тем, что они не получили нужных бумаг, и тем, что все-таки знали точный час моего прибытия, который был указан в сопроводительном письме, и даже обратились ко мне по фамилии, почему-то поразило меня не сразу, а только несколько часов спустя.
     А тогда я почувствовал такую растерянность, что подавил возникшее было недоверие, которое посчитал смешным и нелепым.
     – Ничего не понимаю, – только и сказал я. – Это действительно очень плохо. Все зависит от листов номер семь и тринадцать. Мне необходимо немедленно телеграфировать своим начальникам, чтобы они обратились за разъяснениями в почтовое ведомство.
     – Но у ваших начальников должны быть дубликаты, – доброжелательно подсказал Фэгг. – Их-то можно отправить.
     – Надеюсь, – сказал я, хотя вновь почувствовал смутную тревогу.
     – Они должны выслать их сюда безотлагательно, – продолжал он.
     Я ответил не сразу. Сначала я собрал бумаги.
     – А тем временем, – добавил Фэгг, показывая на саквояж, – все это вам лучше оставить здесь. Мы сразу же положим документацию в сейф. Это лучше, чем ходить с нею по Лондону.
     Возразить мне было нечего. Я уже собирался поставить саквояж на стол, но в этот миг из первого помещения до моего слуха долетел весьма примечательный звук – слабый квохчущий кашель! Я надеялся, что они не заметили, как я вздрогнул. Я отвернулся, как бы раздумывая над предложением Фэгга, которое, должен признаться, почти готов был принять. Разумеется, для меня было бы большим облегчением знать, что документы находятся в сейфе в полной безопасности. Но теперь проблеск ужасной правды, казалось, изменил все вокруг.
     – Спасибо, – ответил я. – С удовольствием избавился бы от такой ответственности, но, к сожалению, мне не разрешено передавать документацию до официального подписания соглашения.
     Лицо у молодого человека помрачнело. Он заговорил напористее.
     – Не знаю, как относитесь к этому вы, мистер Блюстоун, – произнес он, – но мне кажется, что этот молодой джентльмен берет на себя слишком много. Как вы считаете, сэр, ваши руководители будут довольны, когда узнают о вашем оскорбительном поведении?
     Однако старший партнер только снисходительно, хотя и с оттенком высокомерия улыбнулся. Это было проделано очень артистично. Он махнул рукой.
     – Пустое, дорогой мистер Фэгг, мы вполне можем с этим согласиться. Несомненно, герр Шмидт, вам следует отправить депешу немедленно, и тогда… если прикинуть… да, тогда мы получим дубликаты листов семь и тринадцать первой почтой утром в четверг.
     – Совершенно верно, – ответил я с поклоном и взял уже запертый саквояж. – Ждите меня здесь в это же время в четверг утром.
     Затем я удалился, сопровождаемый тем же вежливым джентльменом, который меня встретил.
     Должен признаться, что содержание моего телеграфного послания отличалось от предложенного старшим партнером. И, наверно, он был бы сильно удивлен тем, что позже в тот же день я отправил, теперь уже по адресу фирмы «Блюстоун энд Фэгг», еще одну депешу такого содержания: «Вынужден задержаться до утра четверга. ШМИДТ».
     Я сделал это после того, как из дома пришел ответ на мою депешу. До утра четверга я успел получить также письмо от герра Вильгеьма и воспользоваться услугами одного известного детектива, в сопровождении которого и предстал в назначенное время перед домом номер 909. Однако услуги моего сопровождающего не понадобились. Птички упорхнули, предупрежденные предателем из нашего лагеря, от которого и просочились к ним сведения о новом патенте. Вычислить того невезучего мерзавца оказалось нетрудно. А вот смекалистых негодяев, которые его подкупили и выдали себя за членов почтенной фирмы «Блюстоун и Фэгг», и след простыл…
     Переговоры прошли успешно. Полученный опыт определенно прибавил мне ума. Есть надежда, что владельцы дома 909 по Блэкберн-стрит тоже впредь будут осторожнее, сдавая свободные помещения во временную аренду. У них, кстати, тоже возникли смутные подозрения, когда съемщики за свой счет вдруг покрасили двери.
     Не стоит и говорить, что на втором этаже, в подлинной конторе, листы 7 и 13 были получены своевременно.
     Однако я так никогда и не узнал, что же на самом деле произошло со мной в ту необыкновенную ночь. Что это было – сон или пророческое видение? Или все это происходило в реальности? Вдруг я действительно каким-то необъяснимым образом покинул родной город раньше, чем намеревался, и отправился в путь не скорым поездом, а обычным?
     А может, искусный мошенник просто сумел меня загипнотизировать в каких-то своих, гнусных целях?.. Не знаю. Иногда я даже спрашиваю себя: а уверен ли я, что действительно повстречал на своем жизненном пути того странного незнакомца? Человека, который кашлял…
    Поставьте оценку: 
Комментарии: 
Ваше имя: 
Ваш e-mail: 

     Проголосовало: 1     Средняя оценка: 5




Error: