Разбуженный стуком сетчатой двери, Ли Ричардсон какое-то время продолжал сидеть с закрытыми глазами, затаив дыхание, не двигаясь и отчаянно стараясь не упустить свой сон и запечатлеть его в памяти, пока он еще не рассеялся.
     – Ты здесь, Ли? – услышал он голос Алексея Питова.
     – Да, здесь. Который час? – спросил он. И добавил: – Я всхрапнул. И видел сон.
     Похоже, все получилось удачно, не зря он настраивался на воспоминания. Перед глаза-ми до сих пор стояла хрупкая женщина с седеющими светлыми волосами, которая играла с маленькой таксой на лужайке, усыпанной недавно опавшей листвой. Он был счастлив, что хотя бы в этом сне они были вместе; только эти мимолетные сновидения поддержива-ли его все последние пятнадцать лет, он дорожил ими и не хотел их потерять.
     Он открыл глаза. Русский уже сидел чуть в стороне от света, падавшего через откры-тую дверь бунгало, и раскуривал сигарету. На мгновение он разглядел его грубое, скула-стое лицо, которое уже обрюзгло и покрылось морщинами, а потом оно вновь погрузилось во тьму, где тускло светился лишь маленький красный огонек. Он снова закрыл глаза, и к нему сонным видением вернулась та женщина, она уже поймала собачонку и подняла го-лову, словно желая с ним поговорить.
     – Еще полно времени, – сказал Питов по-немецки, хотя обычно они разговаривали ме-жду собой по-испански. – Они все еще ведут трехчасовой минус-отсчет. Я уже позвонил на стартовую площадку насчет джипа. Эухенио там с обеда, по их словам, он ходит кру-гами, как кошка, которая впервые собирается окотиться и ищет подходящее место.
     Он хмыкнул. Это было не похоже на Эухенио Галвеса… Впрочем, он мог только по-благодарить его за это.
     – Надеюсь, – заметил он, – у генераторов ничего не сломается в последнюю секунду. Тут ведь всего-то полторы мили, а там почти полста кило антивещества. Если поле исчез-нет, мало не покажется.
     – Обойдется, – заверил Питов. – Все неполадки устранили еще год назад.
     – Так не на тех же генераторах, что сейчас на ракете. Эти-то новые, – он нащупал в кармане кисет с табаком и трубкой. – Вот уж не думал, что когда-нибудь в жизни еще раз придется участвовать в очередном испытании ядерной бомбы.
     – Ли! – возмутился Питов. – Не пори чепуху! Это же совсем другое дело! Чисто науч-ный эксперимент.
     – А раньше что было? Мало мы провели таких вот экспериментов до тысяча девятьсот шестьдесят девятого года?
     Он явственно представил себе те, другие испытания, каждое из которых заканчивалось грибовидным облаком высотой с Эверест. И к чему это привело? Соединенные Штаты и Советский Союз разнесли друг друга вдребезги, целое полушарие рухнуло в Средневеко-вье, только людей погибло примерно четверть миллиарда. Включая и ту хрупкую седею-щую женщину вместе с рыжей собачонкой, и ту девушку из Одессы, на которой собирал-ся жениться Алексей Питов.
     – Прости, Алексей, что-то мне вдруг вспомнилось прошлое. Наверно, из-за сегодняш-него пуска. Он так похож на все те, прежние… – он запнулся, потом продолжил: – До Обернской бомбы.
     Вот так. Он все-таки проговорился. За все те годы, что они вместе работали в «Инсти-туто Архентино де Сиенсиа Физика», ни один из них никогда не упоминал об этом. В семьях зарезанных и повешенных не говорят о ножах и веревках. Он нажал на кнопку ста-ринной американской зажигалки и поднес язычок пламени к трубке. Он знал, что, сидя поодаль на темной веранде, Питов внимательно вглядывается в него.
     – Ты об этом думаешь все последние дни, верно? – спросил русский. И осторожно до-бавил: – Тебе это приснилось?
     – Слава Богу, нет!
     – Я тоже всегда об этом думаю. Наверно… – теперь, когда это выплыло наружу и об этом можно было говорить, Питов почувствовал заметное облегчение. – Ты же видел, как она падала, правда?
     – Правда. С расстояния миль в тридцать. Немного ближе, чем мы будем сегодня вече-ром. Я работал дежурным наблюдателем в Оберне еще до того, что случилось с Нью-Йорком и Вашингтоном, Детройтом и Сан-Франциско. А потом судьба Оберна уже нико-го не волновала. Мы пытались собрать все данные и представить их в ООН. Мы занима-лись этим еще двенадцать часов после того, как от ООН ничего не осталось.
     – Я никогда не мог этого понять, Ли, – признался Питов. – Я так и не понял, что про-изошло. Да и вряд ли когда пойму. Знаю только одно: мое правительство не запускало ту ракету. В первые же дни после того, как вы начали наносить удары, я толковал с людьми, которые тогда работали в Кремле. Один из них как раз был у Клызенко, когда поступило сообщение о ваших бомбардировках. Он сказал, что Клызенко был потрясен до глубины души. Мы всегда считали, что именно ваше правительство приняло решение о внезапном превентивном ударе, а потом обвинило нас в том, что мы напали первыми. Хотя на этот ваш город Оберн в штате Нью-Йорк упала одна из наших первых ответных ракет.
     Он покачал головой.
     – Оберн был уничтожен за час до запуска первой американской ракеты. Я знаю, что это так. Мы никогда не могли понять, почему вы пустили только одну эту ракету и вдруг сде-лали паузу, дожидаясь, пока наши боеголовки обрушатся вам на голову. Почему вы не воспользовались таким преимуществом, как внезапность первого удара…
     – Потому что мы этого не делали, Ли! – срывающимся от напряжения голосом прого-ворил русский. – Ты-то хоть веришь мне?
     – Да, тебе я верю. После того, что случилось, и в чем виноваты все мы: и ты, и я, и лю-ди, с которыми ты работал, и люди, с которыми я работал, и твое правительство, и мое – после всего этого пустое дело врать друг другу о том, что произошло пятнадцать лет на-зад… – он неторопливо стал раскуривать трубку. – Но тогда кто ее запустил? Ведь кто-то же это сделал!
     – Ты думаешь, я не ломал голову над этим все последние пятнадцать лет? – горячо проговорил Питов. – Ты же знаешь, в Советском Союзе были люди… Их было немного, и они хорошо маскировались… Так вот, они стремились свергнуть советский режим. Может быть, они, или хотя бы некоторые из них, посчитали, что уничтожение наших стран и во-обще всей цивилизации в Северном полушарии не слишком дорогая цена за отстранение от власти Коммунистической партии.
     – А они сумели бы тайком создать МБР с термоядерной боеголовкой? – спросил он. – Во всей Европе, по обе стороны от «железного занавеса», тоже хватало фанатичных на-ционалистов, которые могли бы пойти на такой риск ради взаимного уничтожения наших стран.
     – А возьми Китай или Индию. Если наши страны стирают друг друга с лица земли, то никто не мешает им восстановить старые порядки и традиционный образ жизни. Или Япо-ния. Или мусульманские страны. Конечно, все они исчезли вместе с нами, но какой пре-ступник не надеется на лучшее?
     – Слишком много подозреваемых, Алексей, и слишком мало улик. Вряд ли ту ракету запустили где-то в Северном полушарии. Ну, вот скажем, у наших друзей здесь, в Арген-тине, здорово пошли дела после того, как рухнул «эль колосо дель норте»…
     Да, есть еще австралийцы, которые нажились на сделках с недвижимостью в Ост-Индии, всего-то в пушечном выстреле от них, или буры, снова проложившие путь на се-вер, только уже не в фургонах с бычьей упряжкой, а в танках. Или вот бразильцы со своими не такими уж смехотворными претензиями на Браганзийский престол, величаю-щие себя Португальской империей и рвущиеся на восток. И, наконец, для полноты карти-ны, вот перед вами профессор доктор Ли Ричардсон и товарищ профессор Алексей Петро-вич Питов, которые готовятся к испытанию ракеты с боеголовкой из антивещества.
     Нет. Та штука просто не была оружием…
     Из-за угла, освещая темный проезд между рядами бунгало, выехал джип с включенным радио, откуда доносился мерный отсчет: «…Двадцать две минуты. Двадцать одна пятьде-сят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь…». Ровно за два часа двадцать одну минуту и пятьдесят четыре секунды до расчетной точки машина остановилась у входа в их бунга-ло. Водитель крикнул по-испански:
     – Доктор Ричардсон! Доктор Питов! Вы готовы?
     – Да, готовы. Идем.
     Оба встали, Ричардсон сделал это с большой неохотой. Чем старше становишься, тем труднее покинуть уютное кресло. Он устроился рядом с бывшим врагом и нынешним кол-легой, джип тронулся и, минуя здания жилой зоны, выехал на рассекающую пампасы длинную прямую дорогу к сияющим вдалеке электрическим огням.
     Он сам не мог понять, почему в последнее время так много думает об Обернской бом-бе. Но если раньше он, разумеется, с возмущением, задавал себе вопрос, с какой стати России надо было ее запускать, то сегодня вечером, услышав мнение Питова, впервые всерьез усомнился в этом. Питов не стал бы врать, и Питов занимал такое положение, что наверняка знал бы о запуске. Так, может, хватит доискиваться, откуда в те далекие годы взялась вода – или кровь, – хлынувшая поверх дамбы?..
     Дежуривший у въезда на стартовую площадку полицейский напомнил обоим, что они курят; после того как они послушно погасили сигарету и трубку, он взмахом руки разре-шил джипу проехать и вернулся к препирательствам с группой туристов, пытающихся отыскать наилучшее место для наблюдения за пуском.
     – Кстати, Ли, тебе нужны еще какие-то доказательства того, что наш проект не имеет никакого отношения к оружию? – спросил Питов.
     – Если уж ты спрашиваешь, то нет. Не нужны. Я же знаю, что мне даже не требуется предъявлять удостоверение личности каждый раз, как я сюда въезжаю.
     – А я знаю, что у меня вообще нет удостоверения личности, – заметил Питов. – Поду-май и об этом.
     Прожектора освещали все вокруг, но в первую очередь массивную, можно даже ска-зать, коренастую ракету, которая возвышалась надо всем остальным. Портальные краны уже отползли, и теперь она стояла в полном одиночестве, хотя пока еще ее опутывали тол-стые электрические кабели. Они закачивали в эту махину столько энергии, что ее с лихвой хватило бы для уличных фонарей половины Буэнос-Айреса. В момент запуска кабели от-соединялись с помощью пирозамков, и подачу энергии должны были мгновенно взять на себя бортовые генераторы, приводимые в действие двигателями ракеты. Если бы этого не произошло, то магнитное поле исчезло бы, пятидесятикилограммовая глыба вещества, со-стоящего из антипротонов, вступила бы в соприкосновение с обычными протонами, и по сравнению с тем, что случилось бы, взрыв старинной водородной бомбы показался бы хлопком обычного взрывпакета. Сто килограммов чистой, двухсотой пробы эйнштейнов-ской «mc-квадрат».
     Водитель объехал вокруг ракеты, лавируя между разнообразными машинами и меха-низмами, торопливо убирающимися с площадки. Судя по отсчету, до запуска оставалось около двух часов и пяти минут. Джип остановился у группы людей, столпившихся вокруг трех грузовиков, и пока новоприбывшие вылезали из машины, к ним неуклюжей трусцой приблизился директор Института доктор Эухенио Галвес.
     – Все проверено, джентльмены? – пожелал он уточнить.
     – Проверка закончилась в 17.30, – доложил Питов. – С тех пор никаких экстренных звонков по телефону не поступало. Воздушные шары и беспилотники готовы?
     – ВВС как раз закончили проверку, они готовы. Капитан Урквиола провел один из са-молетов по заданному курсу и подготовил ленту с программой наведения. Копии с нее ус-тановлены на все самолеты.
     – А как ветер? – уточнил Ричардсон.
     – Пока тихо. Так что проблем с выпадением осадков или воздушными шарами не будет.
     – Тогда давайте вернемся в бункер и проверим, все ли на месте.
     Громкоговоритель объявил, что осталось уже два часа и одна минута.
     – У вас найдется немного времени для общения с прессой? – спросил Эухенио Галвес. – И, может быть, сказать пару слов для телевидения. Это особенно важно: совсем нелишне еще раз объяснить людям цель этого эксперимента. Ведь до сих пор многие относятся к нему враждебно, опасаясь, что речь идет об испытаниях ядерного оружия.
     Газеты и телеканалы были представлены очень широко, сюда собралось около сотни корреспондентов из Южной Америки, Южной Африки и Австралии, а один так даже при-был с Цейлона. Здесь же располагались три передвижные телекамеры на пикапах. Едва завидев, кто к ним идет, репортеры тут же бросили пытать двух экспертов по ракетной технике и всей гурьбой налетели на новые жертвы.
     В первую очередь, их интересовало, может ли вещество из антипротонов использо-ваться в качестве оружия.
     – В качестве оружия может использоваться все, что угодно. Даже простым карандашом можно убить человека, – ответил Питов. – Но я сомневаюсь, что антивещество когда-нибудь будет для этого применяться. И уж во всяком случае, мы точно работаем не над оружием. Все началось еще шесть лет назад, когда мы научились получать антипротоны, нейтроны с противоположным спином и позитроны, а также получили теоретическую воз-можность соединять их, создавая антиматерию. Сейчас у нас накоплено пятьдесят кило-граммов антижелеза. За прошедшие шесть лет нам пришлось не только с нуля разработать методику достижения нужного результата, но и сконструировать все необходимое для этого оборудование. Если бы мы были настолько безумны, что желали бы изготовить ядерное оружие, то с нашим опытом, накопленным на Севере, мы просто по памяти сде-лали бы это в течение нескольких дней, причем в гораздо лучшем… то есть я хотел ска-зать – худшем варианте.
     – Совершенно верно, – подтвердил Ричардсон. – К тому же создавать бомбу из антиве-щества для военных целей – это все равно что пробивать пятидесятифутовый штрек под скалой, чтобы она свалилась и разбила кому-то голову. Проще разбить ту же голову тем заступом, которым вы копаете. Потраченных нами времени, денег, сил и труда хватило бы на создание двадцати термоядерных бомб. Но и это еще не все…
     И он принялся рассказывать о магнитной бутылке в боеголовке ракеты, растолковывая, как электроэнергия создает магнитное поле, которое не позволяет антиматерии соприкос-нуться с обычным веществом.
     – Тогда, доктор Ричардсон, в чем состоит цель этого эксперимента?
     – Ну, мы просто пытаемся пополнить свои знания новыми важными сведениями о строении материи. Уже давно стало понятно, что у ядерных частиц – протонов, нейтро-нов, мезонов и прочих – есть своя структура. Создание антивещества уже позволило нам выяснить кое-какие факты об этой структуре. В том числе некоторые странные вещи, связанные с квантами и постоянной Планка.
     Двое корреспондентов – представитель «Ла Пренса» и австралиец – негромко присви-стнули, остальные, похоже, пропустили сказанное мимо ушей.
     Снова заговорил Питов:
     – Видите ли, джентльмены, большую часть новой информации мы получили, соединяя атомы антивещества. Некоторые из них мы аннигилировали. Вон там, в том небольшом железобетонном сооружении, стоит самая прочная стальная камера в мире, в которой мы это и сделали. Но в то же время из каждого аннигилированного мы получили миллионы новых атомов. Вот так и выросла та глыба антижелеза, которая сейчас находится внутри магнитной бутылки. А когда у вас образовалась такая масса антиматерии, вы же не може-те выбросить ее на свалку, как простой металлолом. Конечно, можно было бы забросить ее в космическое пространство и взорвать там подальше от Луны и искусственных спут-ников. Но зачем же нашему труду пропадать впустую? Вот мы и решили запустить ее с помощью ракеты, а когда она упадет, наши телеметрические приборы покажут, что про-изойдет.
     – Ну, хорошо, – спросил кто-то, – а она не аннигилирует при контакте с атмосферой?
     – Это одна из тех вещей, которые мы хотим выяснить, – ответил Питов. – Мы прогно-зируем, что при контакте с атмосферой масса антивещества уменьшится примерно на де-сять процентов, но все равно тот заряд, который упадет в заданном районе, будет весить не меньше сорока килограммов. Что касается падения заряда, то это будет настоящее представление.
     – Вы сказали, что создали антипротоны и антинейтроны, чтобы соединить их в антиве-щество. А в природе подобные частицы существуют?
     Человек, задавший этот вопрос, и сам это знал. Он просто хотел записать ответ специа-листа.
     – К сожалению, нет. Ни на нашей планете, ни, вероятно, в пределах нашей Галактики. Хотя, возможно, существуют целые галактики, состоящие из антивещества. Впрочем, мо-гут быть даже отдельные, изолированные звезды с планетными системами внутри нашей Галактики, хотя лично я считаю это весьма проблематичным. Но если материя и антима-терия соприкасаются, результатом становится немедленная аннигиляция.
     Наконец им удалось отделаться от журналистов и вернуться к бункеру, расположенно-му в отдалении полутора миль. Прежде чем зайти туда, Ричардсон посмотрел на небо и зафиксировал в памяти расположение нескольких самых заметных звезд. В бункере со-бралось около сотни мужчин и женщин, каждый со своей аппаратурой – экранами визу-ального наблюдения, радиолокационными индикаторами, контрольными и измеритель-ными приборами разного рода. Вскоре сюда же нагрянули репортеры, и Эухенио Галвес взял их под свою опеку. Пока Ричардсон и Питов занимались последними приготовле-ниями, отсчет времени продолжался, и когда до старта осталось около двадцати минут, общее освещение погасло, и загорелись светильники на рабочих местах операторов.
     Питов включил пару экранов наблюдения – один, подключенный к камере на крыше бункера, а другой – связанный с камерой на стартовой площадке. Они с коллегой сидели бок о бок и ждали. Ричардсон вынул трубку и стал ее набивать. Громкоговоритель вещал: «Минус две минуты, одна пятьдесят девять, пятьдесят восемь, пятьдесят семь…»
     Он позволил себе отвлечься от испытаний, вернувшись в тот мир, который был унич-тожен у него на глазах осенью 1969 года. Он привык к этому, но теперь, едва он задумал-ся…
     «Две секунды, одна секунда… ПУСК!»
     Прошла еще секунда, прежде чем он сосредоточил взгляд на левом экране. Желтые и красные языки пламени вырвались снизу из-под ракеты, ее охватила дрожь. Затем зарабо-тали верхние реактивные двигатели, которые снабжали энергией генераторы. Он тревож-но взглянул на приборы – генераторы наращивали мощность. Наконец, когда он уже уве-рился, что ракета обязательно стартует, взорвались пирозамки и тяжелые кабели упали вниз. Мгновением позже огромная ракета дрогнула, едва заметно оторвалась от земли и сначала медленно, рывками, а потом, все стремительнее наращивая скорость, рванулась вверх и исчезла из поля зрения камеры. Он перевел взгляд на другой экран и проследил, как язык пламени уходит ввысь, к небесам и, наконец, окончательно пропадает.
     К этому времени Питов покрутил рукоятку и вывел на левый экран новую картинку – с камеры, расположенной вблизи от заданной точки падения. Эта камера наводилась рада-ром на приближающуюся ракету, которая пока еще оставалась невидимой. Звезды мед-ленно передвигались по экрану, и Ричардсон, наконец, узнал те, которые видел в небесах перед запуском. Вот сейчас, в этот самый момент, ракета, находящаяся в сотне миль у них над головой, должна была развернуться носом вниз, после чего головная часть откроется, магнитное поле внутри нее изменится и масса антивещества вырвется наружу.
     Внезапно в небе вспыхнул свет, и звезды исчезли. Даже на высоте сотни миль плотно-сти атмосферы хватало для высвобождения значительной энергии. Сидящий рядом Питов что-то бормотал то ли по-русски, то ли по-немецки, но Ричардсон сумел разобрать только цифры. Похоже, русский пытался вычислить, сколько антижелеза все-таки долетит до земли. Потом на правом экране началась бешеная пляска извивающихся разноцветных полос, и в тот же миг все блоки, получающие информацию по радио, вышли из строя или стали передавать какую-то бессмыслицу. Только левый экран, связанный с камерой на крыше проводами, еще функционировал. Какое-то время Ричардсон пытался осознать, что происходит, а потом при виде все ярче разгорающегося в небе зарева его вдруг потрясло пришедшее к нему понимание.
     Это была новая Обернская бомба! Он снова вернулся туда, в прошлое, в ту ночь на бе-регу озера Онтарио. Вечеринка закончилась на рассвете. Он, Джанет и приятели, у кото-рых они проводили недельный отпуск, стояли на лужайке, пока остальные гости рассажи-вались по своим машинам. И тут небо внезапно осветилось. Послышались удивленные, а потом и тревожные возгласы, потому что огонь, казалось, опускался прямо на них. Крепко обнявшись, они в ужасе смотрели на падающее пламя, от которого едва ли удалось бы убежать или укрыться. У них немного отлегло от сердца, когда сияние прошло стороной и упало дальше к югу. А потом был взрыв, озаривший всю южную часть небосвода.
     Такой же взрыв он видел сейчас на экране, когда масса антивещества коснулась земли... Необъятная плоскость чистого белого света, такого яркого и так быстро нарастающего, что зрению невозможно было его выдержать, потом мгновение темноты, скорее, в его по-трясенных глазах, чем на экране, и, наконец, поднимающееся ослепительное свечение взметнувшейся раскаленной пыли.
     Тогда, прежде чем звуковая волна дошла до них, он успел добежать до дома. Телевизор работал, и на экране, как и сейчас, творилось что-то невообразимое. Он позвонил в поли-цию штата – телефон работал исправно – и сообщил, кто он такой, и они сказали, чтобы он оставался на месте, за ним пришлют машину. Через пару минут машина таки пришла. Джанет и хозяева ждали ее на лужайке вместе с ним, он сел в нее и, обернувшись, по-смотрел назад сквозь заднее стекло, и увидел Джанет, стоящую под фонарем у входа; она держала на руках собачонку и двигала рукой вверх и вниз одну из ее смешных лапок в знак прощания с ним.
     Он видел ее и собачонку каждый день своей жизни в последние пятнадцать лет.
     – Что с радиацией? Какой у нее вид? – это Питов говорил в микрофон. – Что? И ничего больше? Да, да, конечно. Но, в основном, космическое излучение? Это не должно про-должаться долго… – русский отвернулся от микрофона. – Чертовски большая доза косми-ческих лучей и немного гаммы. Это как раз космическое излучение мешает работе радио и телеэкранов. Вот почему я настаивал, чтобы беспилотники действовали автономно, а не управлялись по радио.
     Во время испытаний в камере при аннигиляции микрочастиц антивещества всегда по-являлось космическое излучение. Что ж, теперь у них есть идея, откуда берутся космиче-ские лучи в природе. Вещество и антивещество в небольших количествах при контакте аннигилируют, а полученная энергия распространяется по Вселенной.
     – Разумеется, мы не устанавливали заранее детекторов вокруг Оберна, – произнес он. – Фактически мы начали исследования только спустя полчаса. К тому времени космическое излучение уже исчезло, и мы не обнаружили ничего кроме гамма-лучей.
     – Погоди, а причем… Причем тут Оберн? – русский вдруг умолк. – Ты что? Считаешь, что это то же самое?.. – он снова помолчал, что-то прикидывая. – Ли, ты спятил! В шесть-десят девятом на всей планете не было ни единого атома антивещества. До нас его никто не получал. Мы тогда порой преподносили друг другу научные сюрпризы, но фактически нас, специалистов, ничего не удивляло. Ты и я, мы оба знали все, что происходило в ядер-ной физике по всему миру. И ты знаешь так же хорошо, как и я…
     Из громкоговорителя раздался голос:
     – Некоторое радиооборудование в районе цели не уничтожено взрывом и снова зарабо-тало. Обнаружен невероятно высокий уровень гамма-радиации, но космических лучей больше нет. Они появились немедленно после аннигиляции, гамма-лучи являются вто-ричным эффектом. Минутку… Капитан Урквиола из военной авиации сообщает, что сей-час вылетает первый беспилотник…
     …Только через два часа после взрыва первые беспилотники появились над тем, что ко-гда-то было Оберном, штат Нью-Йорк. Он постарался поточнее вспомнить, что они обна-ружили. Гамма-радиацию, невероятную интенсивность гамма-радиации. Но продолжалось это недолго. К тому моменту, когда расследование прекратили, радиация упала почти до безопасного уровня, а через два месяца, когда весь запас ракет уже был исчерпан, а их производство стало невозможным, да и пускать их было уже некуда, он вернулся в Оберн для безнадежных поисков, и тогда от радиации не осталось и следа. Вообще ничего не ос-талось, кроме уже заполненного водой широкого, но мелкого кратера диаметром почти в двести футов, а глубиной едва в пятнадцать, да сплошь покрытого обломками и руинами пространства в радиусе полутора миль вокруг. И сейчас – он мог бы поспорить на что угодно – то же самое они обнаружат и сейчас в пампасах на месте падения заряда анти-вещества в пятидесяти милях отсюда.
     Что ж, первый беспилотник появится над точкой взрыва уже скоро, по меньшей мере, один из поднятых воздушных шаров сообщает сведения о курсе по радио. Остальные молчат, так что контрольно-измерительные приборы, судя по всему, на них повреждены и записей не ведут. Вернувшись, первый беспилотник наверняка принесет что-то интерес-ное. Он с усилием переключился на сегодняшний день и вместе с Алексеем Питовым при-нялся за работу.
     Всю ночь они были заняты по горло, проверяя, оценивая и убеждаясь, что огромное ко-личество данных, поступающих отовсюду, обработано правильно и может быть введено в память компьютера. Во время одного из все чаще происходивших перерывов на кофе он заметил, что Питов выглядит как-то необычно. Однако ничего не стал говорить до того момента, когда, уже ближе к полудню, они остановились у выхода из бункера, дожидаясь джипа, который должен был отвезти их обратно в бунгало, и наблюдая за тем, как колонна грузовиков, заполненных аргентинскими военными инженерами и нанятыми здесь же, на месте, рабочими и загруженных сборными домиками и оборудованием, отправляется к месту взрыва, где работы продолжатся всю следующую неделю.
     – Ли, – сказал Питов, – ты говорил всерьез? О том, что это похоже на Обернскую бом-бу?
     – Все точь-в-точь как в Оберне, даже это слепящее пламя, стремительно падающее с небес. Я еще ломал тогда голову, какой вид ракеты мог создать подобный эффект. Теперь я знаю. Мы только что такую запустили.
     – Но это же невозможно! Говорю тебе – мы, профессионалы, точно знали обо всем, что происходило в области ядерной физики. Тогда еще никто в мире не представлял, как со-единить атомы антивещества и создать достаточный заряд.
     – На нашей планете такой заряд и не создавался. Никем и ничем. Сомневаюсь даже, что он прилетел из нашей Галактики. Но тогда мы же этого не знали. Когда упал этот метео-рит из антивещества, что мы могли подумать? Все мы, любой из нас?.. Что это была со-ветская ракета… Представь, что такая штуковина упала бы на Ленинград, Москву или, скажем, Харьков. Кого обвинили бы вы?..