Та однодолларовая банкнота все еще у меня. Она лежит в моей банковской ячейке и, как я полагаю, останется там навсегда. Мне просто не хочется ее уничтожать, хотя вряд ли я позволю кому-нибудь взглянуть на нее, и, уж конечно, я никогда не покажу ее в колледже, особенно моим коллегам по кафедре истории. Даже просто рассказать об этом – значит покрыть себя несмываемым позором и прослыть свихнувшимся чудаком… Впрочем, к чудакам, даже в колледжах, зачастую относятся терпимо. Но если они норовят предъявить материальные свидетельства своей правоты, им грозит возмущенное отторжение.
    
     * * *
    
     Когда я зашел в вагон-ресторан, чтобы выпить стаканчик на сон грядущий, то увидел там группу из пяти человек.
     Один из них, армейский офицер, носил знаки различия полковника военной разведки. Рядом с ним сидел мужчина примерно моих лет с угловатым, как у шотландца, лицом и светлыми, песочного цвета волосами, он держал обеими руками хайбол и внимательно его разглядывал. По другую сторону прохода курил сигару над стаканом портвейна пожилой человек, похожий на юриста или банкира, а около него пристроился лощеный толстяк с высоким бокалом чего бесцветного, видимо, джина с тоником. Пятый человек, отделенный от толстяка свободным стулом, похоже, одновременно делал два дела: читал лежавшую на коленях книгу и прислушивался к разговору.
     Я уселся радом с человеком с песочными волосами. Когда я позвонил, вызывая официанта, полковник как раз говорил:
     – Нет, это не подойдет. Можно придумать что-нибудь получше. Предположим, Колумб получил бы корабли от Генриха Седьмого и отплыл под английским флагом вместо испанского. Сами же знаете, что он сначала пытался заручиться поддержкой в Англии и только потом обратился к испанцам, потому что Генрих ему отказал. Это можно изменить.
     Я навострил уши. В истории Америки я как раз специализируюсь на периоде с 1492 года до Революции и поэтому сразу понял, какие грандиозные изменения могли бы в этом случае произойти. Чуть погодя я сообразил, что полковник высказал свою идею весьма странным образом. Но тут в разговор вступил толстяк:
     – Да, пожалуй, это сработает, – согласился он. – Свои решения все эти короли чаще всего принимали, мучаясь с похмелья, или по подсказке очередного фаворита... – Он вынул ручку и блокнот и что-то торопливо записал. – Я передам это разработчикам, когда вернусь в Нью-Йорк. Это точно был Генрих Седьмой? Не Восьмой? Ладно. Мы устроим так, что Колумб застанет его в отличном настроении.
     Это было уже чересчур. Я повернулся к песочноволосому.
     – Что происходит? – поинтересовался я. – Кто-то изобрел машину времени?
     Он отвлекся от созерцания напитка и ухмыльнулся.
     – Похоже на то, верно? Да нет, просто наш приятель делает телепрограмму. Расскажите джентльмену об этом, – посоветовал он толстяку.
     Тут появился официант. Толстяк-телевизионщик, которого, кажется, все время надо было подхлестывать, подождал, пока я закажу выпивку, а потом начал рассказывать, какой сенсационной может стать такая передача.
     – Мы назовем ее «Перекрестки судьбы», – пояснил он. – Это будет сериал, одна получасовая передача в неделю. Каждый эпизод посвящен какому-то историческому событию и показывает, как может измениться история, если что-то случится иначе, чем было. Мы инсценируем событие так, как оно произошло в реальности, а затем голос комментатора сообщает, что существуют «Перекрестки судьбы». То есть моменты, когда история могла бы пойти по совершенно другому пути. Дальше он коротко повторяет, как все случилось на самом деле, а потом говорит: «Предположим, что то-то и то-то было сделано так-то и так-то, вместо того-то и того-то». И мы включаем новую инсценировку указанного события, но уже так, как оно могло бы произойти. Как, например, с Колумбом. Мы покажем, что случилось бы и чем бы все закончилось, если бы Колумб вступил на берег с мечом в одной руке и знаменем в другой, как на известной картине, но знамя у него было бы английское и Колумб воскликнул бы: «Я вступаю во владение этими новыми землями именем Его Величества Генриха Седьмого Английского!» – Он грозно потряс своим стаканом, отчего сидящий с ним рядом пожилой человек заметно вздрогнул. – А потом все моряки поют «Боже, храни короля…»
     – Что было написано только в тысяча семьсот сорок пятом году, – не удержался я от замечания.
     – Вот как? – изумился толстяк. – Вы уверены? – Решив, что я все-таки прав, он пожал плечами. – Ну тогда они могут крикнуть «Боже, храни короля Генриха Седьмого!», или «Святой Георгий с Англией!», или еще что-нибудь. Потом, в самом конце, мы представляем гостя программы, какого-нибудь достаточного известного специалиста-историка, и он подтверждает, что, по его мнению, если бы все произошло так, как у нас показано, то история могла бы измениться.
     Пожилой джентльмен поинтересовался, как долго, по его предположению, такая программа могла бы идти.
     – Перекрестков хватит ненадолго, – добавил он.
     – Скорее, спонсоров хватит ненадолго. История – это сплошные перекрестки, один за другим, – возразил я, мимоходом заметив, что изучаю этот предмет. – Ведь только с начала этого столетия у нас было их столько, что хватит на целый год.
     – Двадцать серий у нас уже написаны и готовы к производству, – удовлетворенно проговорил толстяк. – Замыслы есть еще на сорок, над ними уже трудятся наши разработчики.
     Пожилой не стал возражать и осторожно пригубил вина.
     – И все-таки я не уверен, что историю, как вы утверждаете, действительно можно изменить.
     – Ну, конечно же, можно! – телевизионщик даже опешил; так обычно бывает с человеком, когда его фундаментальные ценности ставят под сомнение. – Разумеется, мы знаем только то, что случилось в реальности. Но сами подумайте: если что-то произойдет иначе, разве результат не получится другим?
     – Но мне кажется, что в конечном итоге время все сгладит. Что-то будет происходить иначе, но недолго, и с течением лет все вернется на круги своя.
     – Non, non, monsieur! – вдруг убежденно заявил человек с книгой, который до сих пор не принимал участия в разговоре. – Не совершайте ошибку: histoire может быть измененной.
     Я посмотрел на него с интересом. Говорил он с французским акцентом, но французом был едва ли, хотя и выглядел иностранцем. Готов поклясться, что свою одежду он покупал не в этой стране. Все было не так: и материал, и покрой, и воротник рубашки, и галстук. Да и в руках он держал «Социальную историю американского народа» Ленгмюра. Я оценивал ее не слишком высоко из-за излишнего доктринерства, но именно такую книгу продавец книжного магазина мог всучить иностранцу, желавшему получше узнать Америку.
     – А что думаете вы, профессор? – обратился толстяк ко мне.
     – Дело обстоит иначе. Различия не стираются, они накапливаются. Скажем, сто лет назад произошло что-то такое, что изменило исход президентских выборов. Правительство возглавят совсем другие люди, которые будут проводить совсем другую политику. Очевидно, мы будем вести совсем другие войны – с другими врагами и в другое время, и совсем другие молодые люди будут убиты и не смогут жениться и завести детей. Значит, другие люди родятся или не родятся. И, следовательно, на передний план выйдут совсем другие идеи, неважно – плохие или хорошие. Будут написаны другие книги, появятся другие изобретения, и в результате всего этого возникнут совершенно иные социальные и экономические проблемы.
     – А ведь речь пока лишь об одном столетии, – подхватил полковник. – Теперь подумайте сами, какие могут произойти изменения, если Колумб отправится в плавание под английским флагом! Или, скажем, Лейф Эриксон сумеет создать постоянную колонию в Америке в одиннадцатом столетии, или сарацины выиграют битву под Туром. Представьте, каким был бы сегодня мир, если бы что-то из этого случилось. Можете быть уверены только в одном: ваша фантазия окажется слишком робкой и консервативной.
     Мужчина с песочными волосами, который использовал свой хайбол как хрустальный шар для гадания, видимо, узрел там то, что искал. Осушив стакан, он поставил его на подставку рядом с собой и нажал на кнопку.
     – Боюсь, вы не совсем понимаете, с какой великолепной идеей имеете дело, – внезапно обратился он к толстяку. – Если бы понимали, то не портили бы ее, разрабатывая так скучно и незамысловато.
     Я-то полагал, что он помалкивает потому, что плохо разбирается в таких делах. Однако он стал дотошно анализировать замысел толстяка, оценивая каждую серию и отмечая, что там не так и как ее можно улучшить. Толстяк сперва заметно удивился, а потом и рассердился: он явно не ожидал, что его идею назовут скучной и незамысловатой. Затем он почувствовал неуверенность. Возможно, этот парень был типичным представителем его хозяина и господина – безличной абстракции под названием Публика.
     – Что вас не устраивает? – спросил он.
     – Вы не на то обращаете внимание. Вы выдвигаете на первый план событие, которое могло бы изменить историю. А надо сосредоточить внимание на тех изменениях, которые в результате этого произойдут. По вашим словам, вы собираетесь закончить передачу крупным планом Колумба, который высаживается на берег с английским знаменем в руках. Верно?
     – Ну, в общем-то, это логичная концовка.
     – Это логичное начало, – возразил песочноволосый. – И этот ваш приглашенный историк. Сколько времени вы ему отводите?
     – Ну, скажем, три или четыре минуты. Нельзя делать саму инсценировку слишком короткой…
     – И за это время он должен объяснить, причем не один раз и самым простым языком, что все показанное – это выдумка. Если же он этого не сделает… Да наутро орава двенадцатилетних сорванцов по всей стране с дикими глазами бросится в школу, чтобы уличить учителя в незнании того, как на самом деле открывали Америку. А времени историку хватит только на то, чтобы скороговоркой произнести пару банальностей о коренных и непредсказуемых изменениях. И сразу же после этого публике расскажут о какой-нибудь ерунде вроде безопасных сигарет с особым фильтром и полным отсутствием никотина.
     Подошел официант, и песочноволосый заказал еще один хайбол с ржаным виски. Я предпочел бурбон со льдом, а толстяк рассеянно произнес: «Джин с тоником!», после чего погрузился в раздумья. Он вернулся к реальности, только когда появились напитки.
     – Я понял, что вы имеете в виду, – произнес он. – Большинство зрителей просто решат: какая, мол, разница, от кого Колумб получил свои корабли, раз он их все-таки получил и Америка была-таки открыта? Мне-то понятно, что это чертовски большая разница. Но каким образом все это преподнести? Разве можно рассчитать, какой должна быть эта самая разница?
     – Понимаете, вам нужен человек, которому известна вся историческая подоплека. И еще вам потребуется человек с богатой творческой фантазией, который привык втискивать все необходимое в жестко ограниченные временные рамки. Не стоит надеяться, что это по плечу кому-то одному. Творческий тандем куда лучше. Вы оцениваете ситуацию в Европе и Америке в тысяча четыреста девяносто втором году и определяете ближайшие последствия. И от этого момента продвигаетесь дальше, шаг за шагом, вплоть до сегодняшнего дня. Все это потребует напряженной, чрезвычайно кропотливой работы, но результат будет того стоить. – Он сделал глоток из бокала и добавил: – Не забывайте, вам не надо никого убеждать, что сегодняшний мир таков, каков он есть. Все, что вам нужно, это убедить зрителей, что он мог бы стать другим.
     – Ну, хорошо, и как это можно представить?
     – В виде спектакля с вымышленными героями и острым сюжетом. Время действия – наши дни, но обстоятельства совершенно другие. Сюжеты обычные: трус побеждает свой страх и становится героем, парню мешают жениться на девушке, невинный человек подвергается преследованиям – но все это в реалиях того воображаемого мира, который мы создаем, и которые в нашем сегодняшнем мире невозможны. Пока вы будете соблюдать такие условия, все будет в порядке.
     – Конечно! Все понятно! – толстяк снова загорелся, с восторгом подхватив новую идею. – Вот только как заставить аудиторию всему этому поверить? Мы ведь предупреждаем, что все это выдумка.
     – А вдруг это реальность – но в другом временно?м измерении? – предположил полковник. – Кто сказал, что это невероятно? Если уж на то пошло, никто еще не доказал, что не существует других временных измерений.
     – Точно! – воскликнул песочноволосый. – Это именно то, что надо! Альтернативно-вероятностный мир. Это все объясняет.
     Он отпил примерно треть своего хайбола и замер в трансе, почти как йог, уставясь на остатки содержимого бокала. Толстяк недоуменно взглянул на полковника.
     – Может, для вас эта альтернативно-вероятностная штука с иным временным измерением что-то и значит, – проговорил он, – но будь я проклят, если мне это о чем-то говорит.
     – Ну, хорошо, как нам известно, мы живем в четырехмерной вселенной, – начал полковник.
     Пожилой мужчина простонал:
     – О Господи! Четвертое измерение!.. Мы собираемся это обсуждать?
     – В этом нет ничего головоломного. У нас всегда при себе инструмент для оценки четвертого измерения. Часы.
     – Вы хотите сказать, что это просто время? Но это же…
     – Мы знаем три измерения пространства, – принялся объяснять полковник, подкрепляя свои слова соответствующими жестами. – Мы используем их для определения местоположения объектов. Но, кроме того, мы определяем еще и их положение во времени. Без этого мы бы не смогли ездить на поезде или летать на самолете. Назовем то время, которое нам известно и которое отмеряют наши часы, скажем, Время-А. А теперь предположим, что Время-А во всей своей полноте и бесконечности является лишь мгновением иного измерения времени, которое мы назовем Время-Б. Следующее мгновение Времени-Б снова включает в себя всю полноту и бесконечность Времени-А, следующее тоже и так далее. Во Времени-А и во Времени-Б различные события случаются в различные мгновения. Одним из событий, случившихся в одно из мгновений Времени-Б, является то, что король Генрих Седьмой предоставил-таки корабли Христофору Колумбу.
     Человек в иноземной одежде снова пришел в волнение.
     – Эту… как там вы говорите… альтернативную вероятность – эту th?orie у вас в стране все признают?
     – Есть! – проговорил песочноволосый, прежде чем кто-нибудь успел ответить. Он поставил бокал на подставку и вынул из кармана большой складной нож. – Как это звучит? – не раскрывая ножа, он ударил обушком по краю подставки: «Бонг!» – Перекрестки… судьбы!.. – заговорил он нараспев и ударил еще раз: «Бонг!» – Сейчас тысяча девятьсот пятьдесят девятый год – но для нашего мира это вовсе не тысяча девятьсот пятьдесят девятый, потому что мы находимся в мире альтернативной вероятности, в другом измерении времени. Этот мир существует параллельно с нашим миром, но отдельно от него, и у него, благодаря одному краткому событию, совершенно другая, альтернативная история… – он вновь заговорил обычным голосом. – Ну и как?
     – Неплохо, – оценил толстяк, оторвав взгляд от ручных часов. – Всего двадцать пять секунд. Опытный диктор, наверно, сумеет сократить еще секунд на пять. Да, что-то вроде этого, а в конце у нас будет еще тридцать секунд, и можно обойтись без приглашенного.
     – Но эта альтернативная вероятность в другом измерении, – не унимался иностранец. – Вы сами придумали эту id?e? – обратился он к полковнику.
     – Нет, конечно, эта идея обсуждается уже давно.
     – Я никогда раньше про нее не слышал, – произнес пожилой мужчина таким тоном, словно в таком случае дело не стоит и выеденного яйца.
     – Значит, она принята, в основном, только учеными? – уточнил иностранец.
     – Да нет, – вмешался песочноволосый. – В ее поддержку нет абсолютно никаких доказательств, а ученые бездоказательных идей даже не обсуждают. Если, конечно, не нуждаются в них для объяснения чего-нибудь. Но пока что им не требуется это допущение. Разве что для того, чтобы подвести научную базу под сообщения о необычных явлениях вроде таинственных появлений и исчезновений, полетов неопознанных объектов или выпадения вещества неметеоритного происхождения. Но подобные сообщения сейчас обычно игнорируют и быстро забывают.
     – Тогда вы считаете, что этот мир альтернативной вероятности… – спросил иностранец. – Значит, он существует?
     – Нет, я так не считаю. Но и утверждать, что его нет, тоже не буду. У меня нет оснований считать так или иначе… – песочноволосый изучил положение напитка в бокале и медленно снизил его уровень. – Я только говорю, что иногда появляются сообщения о явлениях, которые дают основание для предположений, что эти другие миры с другим временным измерением действительно существуют. Уже изданы целые книги, где собраны подобные истории. Хотя должен признать, что академическая наука не слишком одобрительно к ним относится.
     – Вы считаете, что некоторые вещи, так сказать, проникают к нам из этих других миров? Известны такие accidents? – продолжал допытываться иностранец.
     – Да, если верить сообщениям, то какие-то вещи проникают к нам из другого временно?го измерения, – уточнил песочноволосый. – Или наоборот, пропадают в других временных измерениях…
     Он привел в пример самые известные случаи необъяснимых загадок: английский дипломат в Пруссии, исчезнувший на глазах у многих людей, судно, на котором пропала вся команда, хотя спасательные шлюпки оказались на месте, и еще пару подобных событий.
     – А сколько появляется сообщений о якобы увиденных НЛО! – заключил он. – Откуда они? С другой планеты? Я скорее поверю, что из другого временно?го измерения. Но, насколько мне известно, еще никто всерьез не применял для их объяснения такую теорию.
     – И все же, по-моему, идея достаточно известна, и мы можем использовать ее в качестве объяснения, или псевдообъяснения, для нашей программы, – заметил толстяк. – Однако необязательно называть программу «Перекрестки судьбы». Вполне сгодится, скажем, «Пятое измерение». Тогда зрители сразу, еще до начала программы, поймут, что речь идет о чем-то необычном…
     Его замечание вернуло нас к передаче, и мы еще какое-то время потолковали о ней, рассматривая те или иные возможности. Иностранец даже предложил, чтобы гражданская война началась при администрации Джексона. Правда, никто, кроме меня, не обратил на это внимания. Наконец, пришел проводник и осведомился, не выходит ли кто-нибудь из нас в Харрисберге, куда мы прибываем через пять минут.
     Иностранец торопливо допил бокал и встал, сообщив, что ему еще надо собрать вещи. Он сказал, что разговор показался ему чрезвычайно интересным, и отправился вслед за проводником в конец поезда. Когда он ушел, толстяк со смехом воскликнул:
     – Ну и чудила! Где он только раскопал такой шутовской костюм?
     – Костюм сшит на заказ, – авторитетно заметил полковник. – У очень хорошего портного. Но я не могу припомнить ни одной страны в мире, где бы носили такие костюмы. А вы уловили акцент?
     – Это липа, – провозгласил толстяк. – Французский акцент грека-официанта из фальшивого французского ресторанчика. В Бронксе.
     – Не совсем. Он произносил слова с чисто французским акцентом, а вот интонации и порядок слов у него, скорее, немецкие.
     Пожилой мужчина пристально взглянул на полковника.
     – Полковник, вы, кажется, из разведки, – заметил он. – Думаете, это кто-то по вашей части?
     Полковник покачал головой.
     – Сомневаюсь. Здесь в стране, конечно, есть агенты недружественных стран, и, должен с сожалением отметить, их довольно много. Но они говорят по-английски без акцента и не одеваются так эксцентрично. Если вам точно известно, что где-то в толпе скрывается вражеский агент, выберите самого типичного на вид американца – и в большинстве случаев не ошибетесь.
     Заскрежетали тормоза, и поезд остановился. Юная пара с вещами в руках зашла в вагон и села в уголке, ожидая, пока для них отыщут пристанище. Чуть погодя поезд двинулся дальше. Я допил свой напиток, извинился и встал, объяснив, что собираюсь лечь спать пораньше.
     В следующем вагоне я встретил проводника, который подходил к нам перед стоянкой. Он выглядел обеспокоенным и, немного поколебавшись, обратился ко мне:
     – Извините, сэр. Тот человек из ресторана, который сошел в Харрисберге, – вы с ним знакомы?
     – Никогда раньше не встречал. А что?
     – Выходя, он дал мне на чай долларовую купюру. Уже потом я присмотрелся к ней повнимательнее. Она мне не нравится.
     Он показал мне купюру, и я не стал его обвинять. Да, на ней стояло «One dollar» и «United States of America», но все остальное там было неправильно. Ладно, с одной стороны она была серая, но с другой-то – зеленая. И рисунок был не такой, как надо. И еще там было множество разных вещей, порой совершенно смехотворных.
     И тут меня словно пуля в грудь ударила. Это не подделка, это даже не имитация денежного знака Соединенных Штатов. Это банкнота не «наших» Соединенных Штатов. Так вот почему его так интересовало, принимают ли наши ученые теорию о других временных измерениях и других мирах альтернативной вероятности!..
     Не раздумывая, я достал двухдолларовую купюру и протянул ее проводнику – вполне нормальную банкноту, обеспеченную золотым запасом Банка Соединенных Штатов.
     – Вам лучше передать эту штуку мне, – произнес я официальным тоном, стараясь убедить его, что перед ним федеральный агент.
     Он с улыбкой взял мои деньги, а я сложил его банкноту и сунул в карман жилета.
     – Спасибо, сэр, – сказал проводник. – Я и не собирался ее держать у себя.
     Похоже, какая-то часть разума, наверно, подсознание, довела меня до нужного купе нужного вагона. Я не соображал, где я, пока не включил свет и не увидел свои вещи. Я сел. В голове у меня клубился сплошной туман, как будто я выпил не два стаканчика, а целую дюжину. Сперва я хотел вернуться в вагон-ресторан, чтобы показать банкноту полковнику и песочноволосому. Но решил, что это ни к чему.
     Потом я выбросил из головы вертевшееся там слово «невероятно». Приходилось поверить: доказательство лежало у меня в жилетном кармане. Совпадение с темой нашего разговора тоже подтверждало это. Конечно же, именно тема привлекла его внимание. И потом, как заметил песочноволосый, мы так или иначе ничего не знаем об этих других мирах и совершенно не представляем, какие барьеры нас разделяют и как часто они могут разрушаться. Если бы я занимался физикой, меня бы заинтересовало именно это. Но я был всего лишь специалистом по истории Америки. Поэтому я стал прикидывать, какой страной могут быть те Соединенные Штаты и какая у них должна быть история.
     Костюм того человека в основном не отличался от наших, но имел множество мелких отличий. По моему впечатлению, это был костюм менее официального и консервативного общества, чем наше, с более раскованным образом жизни. Не исключено, что наши костюмы тоже станут такими лет через тридцать или чуть больше. И еще одна странность. Я заметил, что он с любопытством разглядывал официанта и носильщика, словно что-то его в них удивляло. Единственное, что у них, да и у всей поездной обслуги, было общего, это их раса. Похоже, он не привык тому, чтобы на железной дороге работали китайцы.
     А еще это его замечание о гражданской войне при администрации Джексона. Интересно, какого Джексона он имел в виду? Надеюсь, не Эндрю Джексона, генерала национальной гвардии штата Теннесси, который втянул нас в войну с Испанией в 1810 году. И насчет гражданской войны – это сбило меня с толку окончательно. Что это там у них было – классовая борьба или региональный конфликт? У нас тоже хватало острых противоречий между штатами в первые сто лет, но все они были улажены мирным путем в соответствии с конституцией… Впрочем, кое-что вычитанное им в «Социальной истории» Ленгмюра тоже могло его удивить.
     Потом я достал банкноту, чтобы еще раз рассмотреть ее. Должно быть, она случайно попала в его предназначенные для расходов деньги: по размеру она примерно соответствовала нашим. Интересно, где он достал столько наших купюр, чтобы оплатить поездку в поезде? Может, у него был алмаз, который он продал, или пистолет, с помощью которого он кого-то ограбил. Но если даже он так поступил, я в таких обстоятельствах не стал бы его винить. Похоже, он все-таки сообразил, что с ним приключилось, отсюда книга и поддельный акцент, помогающие скрыть возможные оплошности. Ну что ж, я пожелал ему удачи и развернул банкноту.
     Прежде всего, она была выпущена самим министерством финансов Соединенных Штатов, а не Банком Соединенных Штатов или хотя бы одним из банков, действующих по лицензии государства. Потом надо будет как следует обдумать, что из этого вытекает. Во-вторых, банкнота была обеспечена запасом серебра. Похоже, в тех, других Соединенных Штатах именно оно было основой финансовой системы. Возможно, наравне с золотом. А может, и нет. Потом я стал разглядывать рисунок на серой лицевой стороне, и мне пришлось напрячь зрение, чтобы разобрать написанное под ним мелким шрифтом. Да, конечно, это был Вашингтон, но Вашингтон гораздо более старый, чем на любых его изображениях, которые я видел раньше. И тут меня осенило: я понял, на каком перекрестке времен судьбы наших миров разошлись.
     Все наши школьники знают, что генерал Джордж Вашингтон в 1777 году был застрелен в бою у Джермантауна английским, или, точнее, шотландским офицером Патриком Фергюсоном. Тем самым Фергюсоном, который изобрел заряжающееся с казенной части ружье, во многом обеспечившее разгром армии Наполеона. Вашингтон и сегодня считается нашим национальным героем, хотя и не первого ряда: все-таки он наш первый верховный главнокомандующий. Но в том, альтернативном мире он, похоже, уцелел, привел армию к победе и стал первым президентом. Как произошло и у нас с тем, кто занял его место, когда он был убит.
     Я бережно сложил купюру и, чтобы не спутать ее со своими деньгами, положил отдельно, вместе с удостоверением личности. При этом я размышлял о том, каким президентом оказался Джордж Вашингтон и какую роль в истории тех, других Соединенных Штатов, сыграл человек, чье изображение красуется на наших однодолларовых банкнотах – генерал и президент Бенедикт Арнольд.