Млечный Путь
Сверхновый литературный журнал, том 2


    Главная

    Архив

    Авторы

    Редакция

    Кабинет

    Детективы

    Правила

    Конкурсы

    FAQ

    ЖЖ

    Рассылка

    Приятели

    Контакты

Рейтинг@Mail.ru




Александр  Попов

Воспоминания (окончание)

    
    
     ___
    
     Весной, в конце мая, когда на деревьях появляется зеленая молодая листва, а дни становятся непривычно длинными, тёплыми и солнечными, хорошо в Москве. Особенно хорошо ближе к вечеру, гулять в районе старого Арбата, Никитских ворот или Замоскворечья. Взять с другом пару бутылок вина, найти укромный, тихий дворик с зелёной травкой и, за душевной беседой, курить и попивать вино. В этом случае, правда, подстерегала опасность, - могли явиться "менты" и возникнуть проблемы. С этими борцами правопорядка нужно держать ухо востро, а нос по ветру. Лучше, прихватив с собой бутылки, влезть на крышу какого-нибудь выселенного старого дома, расположиться на теплой кровельной жести, между печных труб, и, посматривая на молодые листья, потягивая вино, говорить о живописи. Хорошо за разговором, хмелея, чувствовать где-то внутри себя щемящую быстротечность времени, но, зная, что вечер длинный, а до закрытия магазина есть время и можно сходить взять ещё, испытывать душевную гармонию от присутствия жизненных перспектив. Хорошо гулять под хмельком. Бродить без дела весенним вечером по арбатским переулкам, вглядываться в горящие желтым, красноватым светом окна и фантазировать, что там за занавеской в окне с оранжевым абажуром? Видимо под впечатлением таких прогулок по Москве у меня к 1989 году стал вызревать замысел выставки: создать в пространстве выставочного зала инсталляцию с аурой вечерней московской улицы. Это была внутренняя потребность выразить пережитое в себе.
     Я стал писать серию картин "Московские окна", холсты в натуральную величину настоящего окна.
    
    
    

х.м.80х130,1988
    

х.м.80х130,1988г.
    
     Написал окна кухонь с горящим в них светом, красно-оранжевое окно, пыльные окна выселенных домов, окна с решётками, картину "Дверь", прообразом которой мне послужила дверь старого дома в Зачатьевском переулке. Вырезал из оргалита и расписал маслом объекты-муляжи: вывески, водосточные трубы, мусорные урны, фигуры граждан, милиционеров, котов. Следом я нарисовал серию картин "Винные этикетки": "Портвейн Кавказ", "Портвейн 777", "Портвейн Приморский", "Водка-каленвал", "Водка Сибирская", "Экстра", "Московская особая"; "табачные этикетки": "Казбек", "Север", "Беломор".
    
    
    

Из серии "Винные этикетки" 1988 г.
    
     Кстати, на этикетке папирос "Беломор", реки дальше красной черты, границы нашей Родины не текут, ну и правильно, что им там делать. Фотограф Сергей Пархомовский предложил сделать для выставки фотографии московских улиц и дворов. По моему замыслу, фотограф должен просто идти и фиксировать фотоаппаратом прогулку по улице: головы прохожих, витрины, проезжающие машины и троллейбусы, не заботясь о выборе композиции кадра фотоснимка. Фотографии должны были привнести в выставку элемент документальности. Я ходил по Москве со старым магнитофоном "Panasonic" и записывал шумы города: перестук и лязгающие звуки колес трамваев, гудки машин. Шумы города нужны, чтобы быть звуковым фоном выставки, подчеркнуть его движение, суету. Выставку мы назвали "Улица". Её проведение было запланировано в ЦДХ на Крымском валу. На зеленоватых обоях отпечатали приглашение. Стоимость билета на выставку была рубль. В организации выставки нам с Пархомовским помог Владимир Михайлович Цельтнер, работавший в ЦДХ искусствоведом. Перевозя картины на грузовой машине, по дороге я загрузил со двора деревянные ящики, которые служили тогда тарой для овощей и фруктов, прихватил с клумбы парка гипсовую вазу, а с проспекта подобрал большую лавочку с литыми из чугуна ножками. Эти предметы-объекты поставили в выставочном зале. Мы где-то достали медицинские весы для взвешивания граждан, которые часто можно было видеть около метро, Сергей раздобыл настоящий светофор. Его мигающий оранжевым цветом глаз, создавал интригу: при входе на выставку, гипнотизировал и завлекал зрителя. Через территорию выставочного зала, стены которого я разрисовал заборными надписями, над головами зрителей мы протянули гирлянду лампочек- фонарей.
     Выставка "Улица" открылась в ЦДХ 18 февраля 1989 года. На вернисаж один из знакомых Сергея Пархомовского пришел со своим другом, собакой-дворняжкой. Пёс, походив по выставке, улегся у ног картонной фигуры гражданина в пальто и кепке, державшего сетку-авоську с кефиром в руке. Раньше у него был другой хозяин, пьяница-забулдыга. Бедная псина вспомнила прошлую жизнь. При следующих посещениях выставки, собака неизменно ложилась у фигуры гражданина с авоськой. Ну, действительно, не у сапог же сержантов-милиционеров, придут тёплые воспоминания. На выставке "Улица" зрители, попадая в созданную инсталляцию вечерней московской улицы-двора, с шумом города, лампочками-фонарями, мигающим светофором, сразу естественным образом принимали правила, навязанной и созданной нами игры в "настоящую" улицу. Как на городском бульваре, они играли в шахматы на лавочке, бросали мусор в плоскую картонную урну-муляж, взвешивали друг друга на весах, гуляли, рассматривая вывески, окна, картины-этикетки.
    
    
    

Зрители, обманки на выставке "Улица".
    
    
    

Шахматы, как на бульваре.
    
    
    

Экспозиция выставки "Улица".
     Присевший рядом со мной на лавочку гражданин, тихим голосом предложил мне выпить. Мы поставили на ящик бутылку коньяку, два стакана, разрезали яблоко и, беседуя о том, что ментам из картона нас здесь не взять, выпили и покурили, как в арбатском дворе. Каждый выставочный день я старался, что-нибудь придумать для поддержания на выставке ситуации: "игры в улицу". Я разбрасывал мусор: обрывки газет, консервные банки, бычки папирос, после этого, надев дворницкий халат, брал метлу и подметал тротуар. Немного выпив портвейна на лавочке, я располагался около ящиков из-под тары и, лёжа в своём дворницком халате, в окружении картонных обманок котов, отдыхал после работы. На "Улице" я познакомился с художником Борисом Турецким, который, глядя на фотографии Сергея Пархомовского, высказал своё мнение, что они должны быть большего размера. Я с ним согласился. Художник Владимир Немухин пригласил на выставку французов, мы подружились с Жоржем Мачаре. Через год я устроил однодневную выставку в торговом помещении магазина "Гастроном". На этой выставке я продолжил поиск в области сближения искусства и реальности в рамках "уличного искусства". Жорж принимал активное участие в организации моей персональной выставки "Гастроном" в Париже.
    
     ___
    
     Как-то у меня закончились масляные краски. Это было 1989 году. Безрезультатно я пытался их купить, но в продаже не было. На дворе была "перестройка", чиновничий саботаж. И вот в безделье, валяясь на диване, я смотрел по ящику сериал "Мертвые души". Роль Чичикова исполнял актер Александр Калягин. Меня осенила мысль. Я встал с дивана, взял лист бумаги и составил список масляных красок и материалов, которые мне были необходимы для работы. Список получился большой, туб красок каждого цвета было штук по десять. Я взял этот список и поехал на такси на Старосадский переулок. На Старосадскомв то время находился склад красок и материалов для художников, членов МОСХа. Такси я подогнал к дверям склада и попросил шофера подождать. Зайдя на склад, увидел там заведующего и, передав список, сказал спокойно и уверенно, что я от Эдуарда Браговского. Он в то время возглавлял правление живописной секции, его имя имело вес. Завскладом, помолчав, сказал, что такое количество красок он отпустить не может, потом ушел звонить. Понятно кому он звонил и, вернувшись, сказал, что тубов по семь каждого цвета он мне продаст. Цены на складе оставались прежние, доперестроечные, советские. Упаковав в коробки краски, пинен, кисти, я загрузил это богатство в багажник такси "Волга", деловито хлопнул дверью и уехал с территории склада. Используя купленные таким "чичиковским" способом краски, я написал серию живописных работ "Консервные банки" для выставки "Гастроном", которая состоялась 20 октября 1990 года в торговом зале гастронома №72 по Комсомольскому проспекту, дом 27.
     В1992 году выставка «GASTRONOM» была представлена галереей "La trace" в рамках "Decouvertes 9"2 в Grand Palais в Париже. Во время проведения выставки, вечером, гуляя по Парижу, я зашел в книжный магазин на rue Beaubourg. В торговом зале был только один покупатель, он листал какую-то книгу, это был актер Александр Калягин. Я подошел, представился и рассказал ему, как его роль Чичикова в телесериале "Мертвые души" подтолкнул меня на не очень благовидный поступок, благодаря которому я воплотил в жизнь идею выставки "Гастроном", представленной сейчас в Гранд Пале. Калягин сказал мне, что доволен тем, что его работа, роль в сериале "Мертвые души", была не напрасна. Дал свой телефон, предложил позвонить ему в Москве, сказав голосом кота Леопольда: "Может что-нибудь куплю".
     Здесь я хотел бы выразить благодарность Н.В.Гоголю, за его бессмертный, гениальный роман "Мертвые души", актеру Калягину, удачно сыгравшему роль Чичикова, художнику Эдуарду Браговскому за положительный ответ заведующему складом, завскладу МОСХа за добросовестную работу.
     ___
    
     Использованные консервные банки идеально пригодны для живописи. Во-первых, вскрытые консервные банки имеют разнообразную, интересную форму и пропорции, во-вторых, их цветные этикетки оживляют и отличают каждую банку, в-третьих, консервные банки блестят жестью, как рыбы своей чешуёй. Первую серию натюрмортов с советскими консервными банками я написал в 1979 году, затем в 1990 году писал банки к выставке "Гастроном". Эти банки в основном были импортного производства. В 2000 году я писал опять отечественные банки. Для того, чтобы более выразительно осветить их, я сконструировал из гофрированного картона большой метровый ящик - театр. На одной стороне ящика вырезал прямоугольное отверстие размером ~ 40х60 см., это был проём сцены натюрморта. Со стороны окна, откуда падал свет, в верхней части одной из сторон ящика вырезал в картоне небольшие отверстия - окошки, это были прожектора. Их я мог открывать и закрывать, в зависимости то того, куда во внутреннем пространстве ящика хотел послать свет. В этот ящик-театр я ставил консервные банки и писал, освещая их по своему усмотрению, иногда меняя цвет задника. Темное пространство ящика скрадывало, убирало ненужные детали, а свет, падающий сверху, выхватывал из темноты главное, поэтому банки сверкали в ящике драгоценными вспышками света на жести. Серию натюрмортов из консервных банок в основном я писал на картоне с красноватым грунтом, при этом использовал как связующее для красок стандоль, которую варил сам.
     Сейчас хочу рассказать о том, как я написал серию картин "Консервные банки" к выставке "Гастроном", а также о самой выставке. В советское время, в 70 - 80 годы, в московских продуктовых магазинах, принято было оформлять витрины, используя для этого консервы. Продавцы видимо сами занимались оформлением витрин и некоторые из них достигали в таком своеобразном творчестве выдающихся результатов. Гуляя по Москве, невозможно было не обратить внимания на замысловато построенные в витринах магазинов разноцветные пирамиды, башни и соборы из консервных банок.
    
    

Московские витрины в гастрономе. фото А. Попов. 1989г.
    
    
    

Из серии «Консервные банки» 100х120 1985г.
    
     Московские торговые витрины послужили мне толчком написать серию натюрмортов - конструкций из консервных банок. В это время на блошином рынке в Измайлово я стал покупать, по рублю за штуку, использованные банки из под импортного пива. Пацаны-подростки делали свой скромный бизнес, подбирали банки у магазинов "Березка", иностранных торговых представительств в Москве и продавали их на рынке. Пивные банки были яркого цвета, с выразительным шрифтом, видна бала работа художника-промграфика. Из пивных банок вперемешку с другими консервами я сооружал у себя в комнате конструкции в виде соборов, пирамид и башен. Затем брал холст и писал натюрморт мастихином масляной краской, с крутым пастозным замесом, фактурно, с песком. В мастерской у меня во время работы звучала не флейта, а труба Луи Армстронга. Помните его знаменитую вещь "Мекки-Нож"? Пронзительные звуки трубы подстёгивали мою живопись, как нельзя лучше гармонировали с ярким цветом, блеском жести консервных банок.
    
    
    

х.м.95х135 1990г.
    
    
    

х.м.65х80 1990г.
    
     Написав серию картин "Консервные банки", я стал думать, как и где их выставить. На дворе наступило прекрасное время : "...мяса нет, а полно гуталина", но это было не важно, страх вдруг исчез. Чиновники-бюрократы попрятались на время. Редко залетающий в страну, чистый воздух свободы пьянил и холодил. Как быстро все это у нас кончается!
     Мне в голову пришла идея сделать выставку в торговом помещении магазина. Бюрократы попрятались в свои складские щели, но с собой эти вредоносные крысы прихватили и продукты, - полки магазинов были пусты. Пустые торговые помещения представляли для организации художественной выставки нужный вариант. Я стал заходить в магазины и разговаривать с начальством, чтобы договориться о проведении однодневной выставки своих картин, но нигде взаимопонимания не получал. Как-то, проходя по Комсомольскому проспекту, зашел в большой гастроном. Директор гастронома № 72, Альберт Арташесович Марданян оказался культурным человеком, любителем изящных искусств, его мать работала в Третьяковской галерее научным сотрудником. Со своими друзьями по воскресеньям в бане, после парилки, Альберт Арташесович любил поговорить об искусстве, обсудить новейшие течения живописи, понравившиеся картины. Он согласился предоставить мне стены своего гастронома для проведения художественной выставки. Мы договорились, что 19 октября будет развеска картин, а 20 октября открытие выставки. Я обзвонил своих друзей, пригласил знакомых французов, 19 октября завез картины и объекты в гастроном. В развеске картин мне помогал Борис Хасин, знакомый моей жены. В торговом помещении гастронома было несколько отделов: "вино", "овощи-фрукты", "консервы", "сыры", "молоко", "мясо". В винном отделе я повесил по стенам натюрморты "Хрусталь 05", "Хрусталь 07", картины из серии "винные этикетки", рядом висели картины из серии "Табак".
    
    
    

На открытии выставки "Гастроном". 20.10. 1990 г.
    
    
    

Винный отдел. Фото автора.
    
     Здесь же были расставлены обманки граждан, вырезанные из оргалита и раскрашенные мною: фигуры мужчин и женщин, оставшиеся у меня после проведения выставки "Улица". В разных углах винного отдела стояли обманки милиционеров - сержантов, по моему замыслу, обязанных контролировать порядок в гастрономе. В отделе "молоко", "сыры", "колбасы", на белоснежных стенах из кафельной плитки, я развесил серию, больше двадцати картин, "Консервные банки".
    
    
    

В колбасном отделе. Фото автора.
    
     В пустую витрину холодильника поставил муляж, вырезанный из оргалита и выкрашенный в цвет хаки, ящик для патронов автомата Калашникова. В отделе "Мясо", на белом кафеле которого красовались схемы разделки свинины, говядины, баранины и козлятины, я повесил картины из серии "Загон для свиней" 1982 года. В пустой витрине холодильника отдела "мясо" лежал картонный муляж, фигура лобастого гражданина в черном костюме, белой рубашке с галстуком. 20 октября, в 8 часов утра с открытием гастронома открылась и моя выставка. Я был в костюме, в белой рубашке, галстуке-бабочке и разгуливал с огромным, нарисованным на картоне, куском любительской колбасы, или с огромной костью, держа муляж под мышкой. Иногда я залезал в таком виде в витрину гастронома, и, стоя среди картонных муляжей-обманок граждан, замирал, представляя собой некий живой манекен. Прохожие останавливались и глазели на меня в витрине.
    
    
    

Инсталляция в витрине. Комсомольский пр-т, Гастроном №72. 20.10. 1990 г.
    
     Пришедший за пивом мужик, испугавшись с похмелья, смачно выругался, столкнувшись при входе в винный отдел с обманкой милиционера. Два лейтенанта-артиллериста, пришедшие купить колбаски, долго рассматривали картонный муляж, ящик для патронов к автомату Калашникова, стоявший в витрине холодильника. Вопрос вызывал калибр патронов - 9 мм., а не отсутствие колбасы.
    
    
    

Обманка. "Ящик для патронов" орг.м.1990г.
    
     Пива в продаже не было, колбасы, сыра, молока, мяса и овощей также. Вообще продуктов в продаже не было. В отделе "овощи-фрукты" над пустыми полками одиноко стояли три стеклянных банки баклажанной икры, "заморской". В гастрономе витал лишь свободный дух искусства. Хотите свободы? Получите, но полки будут пусты. В стране был чиновничий саботаж. Покупателей в гастрономе почти не было, а те, которые заходили, на живопись не обращали внимания, они искали продукты. По магазину одиноко ходили приглашённые мной на выставку друзья и знакомые французы, с любопытством рассматривая картины. Я провёл перформанс: торжественно вытащил картонную фигуру лобастого гражданина из витрины холодильника.
    
    
    


    
    

В мясном отделе. Фото автора.
    
     Постепенно, ближе к обеду, к моему удивлению, витрины отделов гастронома стали заполняться продуктами. Появилось молоко в пакетах, сыр, колбаса, селедка, мясо. И началось! В мясном отделе мясник на деревянном пне стал рубить мясо, а в винном отделе было просто столпотворение народа, так как привезли водку и пиво. Кассы торговых отделов безудержно стрекотали, пробивая чеки. Выстроились очереди за молоком, сыром, колбасой, селедкой и мясом. Гастроном был битком набит народом. Наблюдая за покупателями, я видел, что моя выставка их не особенно интересует. Публика пришла в гастроном по делу, купить продукты, ну что же, тем лучше. Народ стал не зрителем, а художественным объектом, непосредственным участником выставки.
    
    
    

Очередь за сыром. Фото автора.
    
     Я протискивался между покупателями и фотографировал этот "хепенинг", высоко держа фотоаппарат над головой. Оказывается, продукты в Москве были, но они лежали на складе. Ввиду присутствия на выставке иностранцев, по звонку сверху, продукты срочно завезли в гастроном. Я обратил внимание, что по торговому залу бодро вышагивали подтянутые, с офицерской выправкой мужчины. Стоя в очередях, кое-кто из них говорил, стараясь быть не замеченным, по портативной рации, похожей на современный мобильный телефон. Когда сейчас художники проводят свои выставки в пустых залах галерей и называют это "актуальным искусством" мне становится смешно. Это также нелепо, как плясать вприсядку перед зеркалом. Моя выставка была по-настоящему актуальной, в ней все работало, в ней кипела жизнь. Силой художественного замысла я вызвал столпотворение людей, и это была не избранная публика, пришедшая на вернисаж, это был народ, который я привлёк в гастроном, превратил в живой объект выставки и затоварил. Я дал народу то, что он жаждет всегда : хлеба и зрелищ. Моя однодневная выставка "Гастроном" так понравилась моим знакомым французам, что они помогли мне организовать ее проведение в 1992 году в Гранд Пале в Париже, но это уже другая история.
     В 1993 году я как-то зашел в гастроном № 72 на Комсомольском проспекте за продуктами. Стоя в очереди в кассу, я увидел перед собой знакомую мужскую фигуру в потрепанном пальто. Это был директор гастронома Марданян. Я напомнил ему о себе и об однодневной художественной выставке в его гастрономе в 1990 году. Альберт Арташесович как-то заторопился и, заплатив в кассе за бутылку "боржоми", быстро ретировался в толпе покупателей магазина. Позднее выяснилось, что Марданян был уволен с должности директора гастронома, отдан под суд за какие-то торговые дела. Мне не хочется думать, что поводом для проверки торговой деятельности гастронома №72 послужила художественная выставка. Это подло. Я благодарен Альберту Арташесовичу Марданяну за его смелость и свободный дух.
    
     ___
    
     6 марта 2009 г. В Москве солнечный день, золотые блики на снегу, ультрамариновые тени от деревьев, температура два градуса мороза. Скоро весна. В этих числах, семнадцать лет назад, я был в Париже. Галерея "La trace" организовывала в Гранд Пале мою персональную выставку "Гастроном". Я привёз в Париж пятьдесят картин и объектов, договорился в Москве, через Жоржа Мачаре, с владельцем галереи Клодом Лаландром, что по приезде получу за картины деньги.
     Из дневника: 25.01.1992 г. "Поздно вечером Надя, Федя и я прилетели в аэропорт Сh. de Gaulle. Нас встретили: Клод, Жорж, Марина Стирн со своим другом адвокатом. Клод за рулём, поездка по ночному Парижу. Приезд в квартиру Николая на rueMeslay. 26.01. Днём гуляли с Жоржем по Парижу. Федя катался на карусели. Посещение культурного центра S. Pompidou, обед у Жоржа. Вечером ужин у Клода Лаландра".
     6 марта 2009 г. За ужином я напомнил Клоду Лаландру о деньгах за картины и получил ответ: "Какие деньги, я ничего не понимаю?" - Ничего себе, прокатился до Парижа, ведь я прилетел не один, а с женой и четырёхлетним сыном... - У меня пропал аппетит, внутри закипала злость. Возвращаясь после ужина на rue Meslay, сказал провожающему нас Жоржу, - если Клод не даст денег, я завтра с семьёй улетаю в Москву, а все картины оставляю Клоду. Пусть он открывает выставку в Гран Пале без меня. Так как Жорж днём потратил 150 франков, я решил отдать ему долг. В кармане у меня оказалось три купюры по 50 франков. Жорж наотрез отказался от денег. Лёгким движением руки я кинул пятидесятифранковую купюру через плечо, купюра улетела, её сразу подхватил идущий следом за нами чернокожий парень. Я опять вежливо попросил Жоржа взять деньги, он отказался, - купюра полетела на асфальт и очутилась в кармане чернокожего. Третью купюру постигла та же участь. Так, получив на званом ужине к столу гостеприимный "парижский апперкот", я завершил его благотворительным "московским перформансом". Поздно вечером после, 23 часов, приехал Жорж и передал от Клода Лаландра пакет, в нём был мой аванс за картины.
     Из дневника: 27.01.1992 г. "Прогулки по магазинам с Надей и Федей. Во всех магазинах нас вежливо встречают, улыбаясь, говорят: "bonjour". Вечером ушёл гулять один. Бродил по набережной Сены до Tour Eiffel. 29.01. Федя называет башню Эйфеля Эльфовой башней, ему очень нравится подниматься на эскалаторе центра S. Pompidou. 30.01. Музей d Orsay. Курбе, соборы Клода Моне, Монтичелли, комната Ван-Гога. Прекрасная квартира Николая Шибаева на rue Meslay. Минуя консьержку, крутая, винтообразная, деревянная лестница ведет на четвёртый этаж. Две комнаты: большая гостиная, с электрическими жалюзи, спальная, маленькая, уютная кухня,- удобно, функционально. 31.01. Клод выдал аванс. Покупки в магазинах: купил фотоаппарат-мыльницу "Nikon", плащ, свитер, брюки и кепку в "Marks and Spenser", Надя купила себе чёрное модное пальто, красивые итальянские ботинки, Феде в "Monopriх" пожарную машинку, он очень рад. 01.02-03.02. Солнечный день. Гуляли, фотографировались на Сене. Мы объедаемся с Федей апельсинами и бананами, кушали ананасы. С утра по boulevard Magenta,дальше все вместе, place Blanshe, Le Molulin Rouge. Устали. Я нёс Фёдю на плечах. 06.02. Холодный солнечный день. В воздухе запах камина, смешанный с влажным воздухом Средиземного моря. Гуляли, фотографировались на мостах Сены. В 19 ч. вернисаж в галерее "La trace" выставка Анатолия Слепышева. Много людей, в основном русская эмиграция. Знакомство с Оскаром Рабиным. Пришёл Михаил Рогинский. После вернисажа сидели с ним в кафе у Сены, пили кофе, тёплый душевный разговор. Миша рассказывал об Америке, о художнике Михаиле Одноралове, который работает в Нью-Йорке таксистом. Рогинский высоко ставил личные качества Одноралова, который смог дать образование двум своим дочерям. "Хорошо, что я живу не в Америке, а то там можно скурвиться", - слова Рогинского. Пешком дошли до rue Meslay, я достал водку привезённую из Москвы, Надя поставила на стол закуску. Весь вечер разговоры, почти до закрытия метро. Проводил Рогинского до метро.10.02. "Утром звонил Анатолий Слепышев, спрашивал, платит ли мне Клод за картины и сколько? Днём гуляли. На улицах лежат нищие с собаками, держат записки, просят подаяния. Стены домов, металлические жалюзи магазинов разрисованы трайгерами из балончиков. Стал срисовывать надписи. На станциях метро поют негры. На парапетах из кафельной плитки спят бездомные, их никто не трогает. Цыганские или индейские девочки жалобно поют песни в вагонах метро. Азия проникла в Париж. 12.02.- 13.02. 9 ч. звонок от Слепышева, расспрашивал о моих делах с Клодом. Монтаж экспозиции в Grand Palais. Размечал клетку гастронома на стенах. Развеска картин (25 картин, 9 объектов). Помогает Марина Стирн, Клод. Объект консервный нож, сделан хорошо. Несколько раз приходил Рогинский, у него тоже монтаж в Гран Пале. Знакомство с Игорем Шелковским. 14.02. 8 ч.- 30 м. звонок Слепышева, опять насчёт денег. Назойливые распросы. С 10 ч. до обеда на выставке. С 19 ч. до 23 ч. Вернисаж «Decouvertes 92».
    
    
    

На вернисаже выставки GASTRONOM. Михаил Рогинский, Анатолий Слепышев, Марина Стирн, Жорж Мачаре, А Попов фото Н. Вихровой.
    
    

На вернисаже выставки GASTRONOM. Марина Стирн, Клод Лаландр, Эдуард Булатов, А. Попов
     фото Н. Вихровой.
    
     Знакомство с Булатовым, Штенбергом, Есаяном, Ракузиным. Ужин в ресторане "La Coupole" на boulevard du Montparnasse, рыбная кухня, устрицы. До 4 утра. 15.02.- 22.02. Grand Palais, "Гастроном", Pierre Durand в 1810 г. изобрёл консервную банку. Выставка посвящается ему. 15.02. Надя, Федя и я ходили в Лувр. Шарден, Коро. После через Iardin Tuileries нёс Федю на плечах до Grand Palais. Необычно, после Пушкинского музея, видеть под открытым небом, среди деревьев прекрасные скульптуры Майоля. Оказалось, это так естественно. Place de la Concorde самая красивая площадь Парижа. 23.02. Зыкрытие "Decouvertes9"2.
    
    
    

Экспозиция выставки. Фото автора.
     Девять картин куплено. Клод доволен, успех... Обед в ресторане Гран Пале. Марина Стирн, Клод, Булатов, Штенберг с жёнами. Выставку "Гастроном" посетил министр экологии Франции, фотографировались. 24.02. Надя бегает по магазинам. У Феди небольшая температура. Приходил Гриша Забельшанский, принёс весы. Без работы, даёт уроки, в "совок" возвращаться не хочет, говорит: "там пахнет керосином". 25.02. Сборы в дорогу. Проводил Надю и Федю на такси в аэропорт Ch. De Gaulle. Рейс Air France 15 ч.- 20 м. Возвратился и лёг спать. Вечером звонок, долетели нормально". 26.02. Гулял по Парижу. Вечером поехал в гости к Рогинскому. Метро Creteil-Universite. 4, allee du dr Dureyroux, 94000 Creteile".
     7 марта 2009 г. В то время Михаил Рогинский с Наной жил и работал в небольшой, съёмной, трёхкомнатной квартире.
    
    
    

В мастерской. Нана и Рогинский. Аllee du dr Dureyroux, 94000 Creteile фото А. Попов
    
     Обстановка была такая. Большая комната использовалась как мастерская. Холсты без подрамников и гофра, прибивались и писались на стене, которая была в подтёках краски по периметру различного формата работ. Ковровый пол-паласс в грудах засохшей краски, как лесной мох, пружинил под ногами. Телевизор на двух кирпичах, стол, развалившееся кресло, два стула. В малой комнате-спальне кушетка с телогрейкой вместо одеяла. В кухне горелые кастрюли. После реального, благополучного Парижа попадаешь в сюр: комнаты заброшенного "вокзала жизни" из фильма Тарковского "Сталкер". Рогинскому такой суровый жизненный быт был нужен, чтобы держать себя в форме, духовно не расслабляться, "не скурвиться". Нана молодец, терпела и понимала это. Слова Рогинского: "Я живу в себе, вот мой дом (показал на грудь) и он переезжает со мной везде, где бы я ни оказался. Сейчас мой дом находится в Париже, завтра в Москве". В комнате Наны, висели два его холста без подрамников с текстом на французском языке. Я сказал Михаилу - мне кажется, органичнее и естественнее будет смотреться на его картинах русский текст. Во Франции, подумал я, эти картины вряд ли кто сможет понять, они чужды буржуа, так какая разница на каком языке текст на них? Рогинский был мужественным человеком, он рассказывал, что первый год жизни в Париже его материальное положение было тяжёлым. Тогда мастерская была в другом районе. Он ходил каждый день пешком из квартиры, которую снимал, в мастерскую, так как не было денег на метро. Сблизиться во Франции по-настоящему ему ни с кем из русских художников не удалось. Когда приехал Булатов, он думал, что будут контакты, но этого не получилось. Слова Рогинского: "Почему у Штенберга покупают его картины? В них ничего нет, это "банковская" живопись - предмет для вложения денег, украшения интерьера".
     Из дневника: 27.02.1992 г. "12 ч. С Жоржем на вернисаже в Grand Palais. Открытие юбилейной выставки картин Тулуз Лотрека. Большое количество людей. 28.02. Клод показал мне мою мастерскую. Мастерская находится по адресу: boulevard Montparnasse 50-48, в глубине двора, налево, летний сарай с зелёной крышей. Вход через арку во двор, между cafe Pacifico иrestaurant Semafore. Газовая печка, верхний свет. Очень понравилась. На Монмартре купили с Клодом 12 холстов, краски, кисти и др. материалы, на 7700 франков. Купили баллончики с краской-аэрозолью разного цвета. Клод недоумевает. Завезли в мастерскую. 29.02.- 01.03. Работа в мастерской, приводил её в порядок". 02.03. С утра гулял по Парижу. Везде на асфальте собачье дерьмо. Собирал, как клошар, у урн консервные банки. Нужны для натюрмортов. Погода прекрасная, весна, солнце. Montmartre, basiligue du Sacre-Coeur. Вечером ужин в ресторане (английская кухня) напротив национальной библиотеки. Наташа Шибаева, её подруга, Жорж".
     8 марта 2009 г. Наташа Шибаева, дочь русского эмигранта полковника Шибаева, мать Николая, в квартире которого я с семьёй жил на rue Mesley, оказалась на редкость порядочным, справедливым человеком. Все неприятности, которые у меня возникали в моём парижском житье-бытье она пыталась уладить, была моим добрым покровителем, старалась не дать меня в обиду. Она сочувственно выслушивала меня и поддерживала. Квартира Натали находилась на rue Frochote, это элитная парижская улица с калиткой. Я много раз приходил к ней, когда нужен был совет. Наташа Шибаева любила живопись, на стенах у неё висели картины современных русских художников-нонкомформистов. На rue Frochote находиться последняя квартира Огюста Ренуара, мастерская Тулуз Лотрека, рядом стоит дом, где жил Ги де Мопассан.
     Из дневника: 03.03-04.03 1992 г. "Работа в мастерской. 05.03. С утра в мастерской. Вечером вернисаж в галерее "La trace" 15,rue de Seinne. Продолжение моей выставки "Гастроном". 15 работ, в основном на картоне. После сидели в кафе "Pallete".
     Кафе находится на rue de Seinne, в доме где жил и умер Михаил Ларионов, всё увешано палитрами художников и пейзажами Парижа. Жорж, Светлана, Миша Рогинский. Весь вечер с Рогинским у меня на rue Meslay вспоминали Москву, допили водку".
     8 марта 2009 г. В этот вечер Рогинский в разговоре со мной вспоминал, как он служил в армии под Мурманском. Рассказывал про тяжёлые марш-броски - несколько дней подряд, в крутой мороз; говорил, что был тогда здоровый и крепкий, так как выдерживал всё это. После шести лет жизни в провинции и работы в провинциальных театрах он вернулся в Москву. Слова Рогинского: "Меня поразила Москва, открылась настоящая правда, красота жизни. Я стал писать стены кухонь с розетками, кафель, простые кухонные вещи, примуса, вводил в работы матерные слова. Эту простую реальность жизни никто из коллег художников, ни Немухин, ни Кабаков, ни Крапивницкий, следовавшие западным направлениям, не хотели видеть. Меня тогда не понимали в этих кругах, им это казалось грубым, ненужным. Физики из института Курчатова хотели устроить мою выставку, но, посмотрев картины, отказались от этой идеи. Им это было не понятно, они считали себя людьми образованными". В разговоре я спросил Рогинского, помнит ли он, как в последний вечер перед его отъездом за границу, на Шаболовке, я говорил: зачем уезжаешь, ведь ты московский живописец? Жизнь в Москве, московский быт, подразумевал я, были почвой, из которой росли корни его творчества. Рогинский ответил, что, возможно, он бы и остался в России, если б состоялся обмен его квартиры на Соколе на дом в Кратово, но по законам того времени это сделать было нельзя, а в Москве он уже находиться не мог - дышать было нечем. В конце нашей встречи Миша вспомнил о брате. С братом у него закончились отношения, потому что брат обвинил его в том, что он испортил ему служебную карьеру своим отъездом за рубеж.
     Из дневника: 06.03. 1992 г. "С утра работа в мастерской над большим натюрмортом. После пешком на place Republigue. Солнце,тепло. Маршрут: rue de Rennos - rue de Vaugirard - boulevard St-Michel - place du Chatele - boulevard de Sebastopol - rue Meslay".07.03. "Утром пешком на rue Frochote к Натали Шибаевой, советоваться о финансовых делах с Клодом. 13 ч.- 30 м. до 18ч.- 30 м. работа в мастерской. 08.03. С утра поездка на рынок Porte de Montrevil. Вечером выставка Жоржа Руо в центре S. Pompidou. Знакомство в книжном магазине на rue Beaubourg с актёром Александром Калягиным. 09.03. 92 г. В мастерской до 16 ч.- 30 м. К 19 ч. пешком на rue Frochote к Натали Шибаевой. Возвращался на rue Mesley не торопясь, тихим шагом. Девочки на rue St.Denis улыбаются, предлагают. 11.03. С 10 ч. в мастерской. Повесил картины на стены. 6 работ. Написал французский флаг из консервных банок. Закончил в 18 ч. В 19-30 пошёл к Булатову, 15 ru Geoffroy LАshies, был до 21 ч. Скучно. Булатов дал телефоны двух галерей в Кёльне. Крикс Эрнст, Алекс Лахманн. 12.03. К 10 ч. в мастерской. Ничего не делал. Пешком в музей DArt Modern. Холодно, моросит дождь. Три работы Сутина, Дюфи. На метро домой. Читал Булгакова. Вечером в центре S.Pompidou долго рассматривал альбом Монтичелли. Это что-то поразительное. 800 F 13.03. С 10 ч.- 16-30 работа в мастерской. Под вечер всё-таки занесло в центр S. Pompidou, разорился на 800 F, купил альбом Skira - Монтичелли. Бесподобная живопись, какой-то золотой, живописный пожар. 14.03. 10 ч.-16 ч. в мастерской. Писал большой холст краской-аэророзолью и маслом, использовал уличные надписи трайгеров. Кончился газ, холодно.
    
    

В мастерской на бул. Монпарнас. 06 .03. 1992 г.
     С 22 ч. до 2 ч. гулял по ночному Парижу. Ile St-Louis. Проплывающие по Сене речные трамваи-баржи на короткое время освещают прожекторами дома, превращают город в большой театр под открытым небом. 15.03. 11 ч.- 16 ч. В мастерской заканчивал большой холст. Клод заменил газовый баллон. Во дворе мастерской, как трайгер на стене, рисовал на холсте краской-аэрозолью. Из окна на третьего этажа дома напротив, высунулся мужик и, будто футбольный болельщик, стал размахивать руками, поддерживая меня. Может, он был подшофе? 16 ч.- 40 м. Музей DOrsay. Сислей, Писсаро, Моне, Ван-Гог. 21 ч.-30 м. до 0 ч.-30 м. Гулял - Ile St- Louis. Золотые фонари отражаются в Сене. Люди сидят в ресторанах, кафе, пьют вино, танцуют. Ведут себя, как у себя дома. Тёплый дождь. Вспоминал свою юродивую, сумасшедшую родину. 17.03. 11 ч. В галерее "La trace" получил аванс. Клод предлагает подписать контракт с эксклюзивным правом галереи на мои картины, обещает выплатить деньги за картины, написанные в Париже ( 9tableau). Пешком на boul. Montparnasse. Погода плохая. Заканчивал картину, недоволен. С 18 ч.-30 м. у Натали Шибаевой на rue Frochote. 19.03. Утром звонил М. Рогинский, говорили о моём контракте с Клодом. Днём был на кладбище Pere Lachaise. Фотографировал могилы: Пруст, Делакруа, Шопен, Коро, Модильяни, Писсаро не нашёл. 20.03. С утра в мастерской. 19 ч. 30 м. - 24 ч. у М. Рогинского в Кретеле. Миша помог с переводом условий контракта с Клодом. Сказал, что контракт плохой. 21.03. С 11 ч. в мастерской. Приехал Жорж по поводу своих чёртовых конвертов. Гулял и фотографировал Montmartre. 22.03. Утром позвонил Жоржу, попросил его сделать перевод моего письма Клоду. Он быстро сделал и мы встретились на углу doul. St-Germain и rue deRennes. Идёт мелкий дождь, распускаются листья. 23.03. К 11 ч. поехал в галерею с письмом для Клода. Галерея закрыта. Пошёл в Лувр, потом домой. Спал, читал Булгакова. Весь день дождь, град. Холодно. 24.03. В 11 ч. в галерее отдал Клоду письмо. Договорились, что он расплатится 26 марта. В мастерской делал для Жоржа и Николая краской-аэрозолью картон: "Трайгер-1", "Трайгер-"2. Пешком на rue Meslay, забыл выключить газ в мастерской, вернулся на Монпарнасс. Купил в Monoprix еды на 268 F. Холодно. 26.03. Погода плохая, идёт дождь. Пришёл к 11 ч. в галерею. Клода нет! Целый час секретарь Элен предлагала мне вернуть ей ключи от мастерской. Клод видимо не собирается расплачиваться со мной за картины. Ключи не отдал. Пешком на Монпарнасс, потом на rue Meslay, злой и бодрый. Вечером звонил Жоржу, Натали. Нервы, ругался. Контракт не подписал. 27.03. Утром с 7 ч. в мастерской. Включил печку и дремал. Холодно. 11 ч. пришла Одетт, фотографировала меня в обстановке мастерской.
     К 12 ч. в галерею "La trace". Клод злой, но деньги отдал. 13 ч. В мастерской подписал картины (12 штук). В 14 ч. Филипп фотографировал меня на рынке rue de Seine. Я корчил рожи, делая вид, что пожираю продукты. 19 ч. Пришёл Жорж, мы долго говорили обо всём. 28.03. Утром пошёл искать галерею Клода Бернара, там выставка Моранди. Галерею не нашёл. На улице встретил Клода, хотел показать слайды с картин, он не понял и убежал. Расстроен, что надуть не удалось". 29.03. Чемоданное настроение. Погода - тучи, мелкий дождь. Сомнения по поводу таможни. Фотографировал мосты Парижа. 30.03. До 12 ч. в постели, настроение плохое. В 12 ч. Позвонил Миша Рогинский, пригласил к 14 ч. на обед. Приехал к двум. Разговаривали. Прошли с ним в районе Кретеля, по его обычному маршруту 12 км. Ужинали втроём с Наной. Дождь. Сборы в дорогу, завтра в 5 ч. утра приедет Жорж, отвезёт меня в аэропорт. Чартерный рейс British Airways. Париж-Лондон-Москва. 7-50, 9-20, 16-05".
     9 марта 2009 г. В тот день мы встретились с Рогинским у метро Creteil-Universite. Сначала пришли к нему домой, немного посидели, поговорили. Когда зашёл разговор о живописи, Рогинский сказал, что он не видит, например, за окном неба, домов и деревьев, а видит количество и пропорции пятен. "Сейчас не могу ничего писать, кроме пиджаков, мне нужен предмет, чтобы оттолкнуться от него к живописи. Всегда тщательно выбираю такой предмет - ботинки, чайник... Однажды на концерте увидел за фортепьяно с исполнителем - полки. Стал писать серию картин "Полки". Рогинский проходил пешком, раз или два в неделю, по 12 км. в окрестностях Кретеля. В этот раз я составил ему компанию. По дороге останавливались, наблюдали за виртуозной работой расклейщика афиш на фасаде дома. Миша восхищался мастерством рабочего делать своё дело. Затем прошли берегом реки мимо металлических конструкций доков, краем автострады. Когда подошли к свалке, с удовольствием наблюдали за работой мусорщиков. Говорили о художнике Раушенберге, Джозефе Бойсе...
    
    
    

В старых игральных автоматах. Слева фотография Рогинского, справа моя. Париж, в окрестностях Кретеля. 1992 г.
     Прошли годы, я несколько раз встречался с Рогинским в Москве. Помогал ему с монтажом его выставок, натягивал на подрамники холсты. Он приходил к нам с Надей в гости. Мне хотелось показать ему свои картины раннего периода: "Консервные банки", "Орудия труда", "Камни", "Бездомные вещи", но как-то не получалось. И вот пришла весть - он тяжело заболел. Когда я позвонил в Париж, Нана сказала, что он лежит без сознания, рак лимфатических узлов, возможно, потребуется операция. При втором звонке Рогинский подошёл к телефону. Я был поддатый, спросил его, почему он не нашёл время посмотреть мою живопись... и заплакал. "Промашку дал" - ответил Миша. Через день он умер.
    
     ___
    
     "У художника кожа нежная", - говорил живописец Анатолий Зверев, поэтому носил рубашки наизнанку. Думаю, под словом кожа он имел в виду душу. По возвращении из Парижа весной 1992 года настроение у меня было неважное. Владелец галереи "Ля Трас" Пьер Лаландр, который устроил мне выставку "Гастроном" в Гран Пале, вёл дела мерзко, постоянно пытался меня надуть, не платил денег. Впрочем, он так поступал не только со мной. Каждое утро мне звонил А. Слепышев и пытался выведать: заплатил мне Клод или нет? И когда я сказал, что часть денег получил, Слепышев решил забрать картины у Клода. После такой "парижской встряски" на душе было гадко. Как-то написал на картоне слово "говно", затем "la merde", "shit". Хотелось выразить себя, но без злобы. Продолжал рисовать это слово, у меня получилась серия работ "Гавно".
    
    

Картон, тем. смешанная тех. 100х120 1992 г.
    
    
    

Картон, тем. смешанная тех. 100х120 1992 г.
     Теплым августовским днем я прогуливался по набережной Нескучного сада и думал: кому теперь нужны эти "картины", этот "сортир", что с ним делать? Светило Солнце. Настроение было совсем говёное. "Просвети меня, Гелиос, дай мне понимание, вразуми", - шептал я. Я шел и смотрел себе под ноги. На асфальте лежало Оно, - еще теплые конские яблоки. Недавно проехал милицейский патруль. Немного подумав, я собрал это "богатство" в валявшийся рядом пакет. Дома вынул и, размяв руками, положил сушиться на солнечный подоконник. Знаете ли вы, какой изысканный аромат осенних трав имеет запах высушенного на Солнце конского навоза? Вдыхайте этот чистый запах земных полей полной грудью! Может, тогда вы образумитесь и Земля обретет гармонию (в чем сомневаюсь). Может, вас посетит озарение, как оно посетило меня в тот солнечный день...
     Далее события стали развиваться стремительно. Из досок от ящиков, штабелями валявшихся во дворе, в которых перевозили овощи и фрукты, я стал делать квадратные подрамники, 60х60 см., натягивать на них холст. Замешивал из масляной краски колер, похожий на сухой конский навоз, цвет земли, накладывал эту краску на холст и сверху присыпал душистым, высушенным на Солнце, конским дерьмом. Одновременно составлял колер черной сажи, который посыпал песком и перемешивал на холсте мастихином - плугом, как пахотную землю. Эту иссиня черную краску Неба я засеивал, бросая в нее белоснежные зерна риса. Смешивал сухой конский навоз с краской: подготавливал Землю к весеннему посеву; бросал в черную краску белое зерно: на Небе вспыхивали Звезды. В этой работе я был пахарем, сеятелем, жнецом и богом.
    
    
    

Перформанс "Посев" ЦДХ, 24.10. 1995 г.
    
     Материал, зерно: жизнь - конец. Материал, сухой навоз: смерть - начало. И наоборот. Соответственно первооснове, у меня возникли и образы, древние сакральные знаки: квадрат, круг, крест, треугольник, яйцо, спираль, фалл и др. При желании, более подробно об этом можно узнать в статье Сергея Кускова: "Путь естества", Москва 1995 год. В то время моя семья, Надя и семилетний сын Федя, жили летом в Загорянке. Я часто навещал их. Однажды мы пошли с сыном купаться на Клязьму. Вижу, по течению реки плывет цветной мяч, его окраска в разводах напоминала вид Земли из космоса. Я достал мяч из воды. Впоследствии провел с ним некоторые действия; "курс лечения" планеты Земля: забинтовал его медицинским бинтом, покрыл краской, удобрил ее конским сухим навозом. В древности считалось: конский навоз останавливает кровь. Когда я работал с материалом, сухим конским навозом и зерном, идеи сыпались в голову, как из рога изобилия. Я восклицал: "Слава тебе, Гелиос! Кони Твои, запряженные в огненную колесницу Неба, с громоподобным звуком щедро высыпают мне на голову, дымящиеся жаром Твоей любви, золотые яблоки творческого вдохновения!"
     Объекты: "Песочные часы", "Куб Гераклита", "Лечение Земли", "Жизнь - ьтремС", "Смерть - ьнзиЖ", "Окно", "Колесо-спираль" и др., создавались один за другим. Когда проект выставки был готов, я показал его искусствоведу Сергею Кускову, договорились о статье. Открытие выставки "Путь естества" состоялось 24 октября 1995 года.
    
    


    

Экспозиция выставки «Путь естества» Москва. ЦДХ. 24.10. 1995 г.
    
     На вернисаже я засеял белым зерном травы темную землю, высыпанную в виде круга, в центре зала, и поливал ее ежедневно из лейки. Трава взошла. Ярко-зеленый круг травы был цветовой доминантой в умбристо-коричневом колорите зала.
    
    
    

Перформанс "Посев". Трава взошла.
    
     Над этим зеленым кругом Жизни (ведь смерти нет!) висела игральная кость, "Куб Гераклита", с изображениями возможных ипостасей будущего рождения. На следующий день я узнал, что в день открытия выставки на Земле произошло солнечное затмение. А вы говорите, Гавно!
    
    
    

А. Попов, С. Кусков. Выставка "Путь естества" 24.10. 1995 г.
    
     ___
    
     Первая встреча с Бахусом у меня состоялась летом 1964 или 1965 года, точно не помню, в пионерском лагере в Непецино. В субботу вечером в лагере устроили танцы, в воскресенье должны были приехать родители. После танцев ко мне подошёл долговязый белобрысый парень и ломающимся голосом, с нотками баритона, сказал: "Давай завтра поддадим, возьми у матери рубль". Утром в воскресенье на автобусе приехали родители. Пионеры разбрелись с ними по укромным местам лагеря. Мама достала крафтовый бумажный пакет, в нём было угощение: конфеты, пряники, пара яблок и несколько абрикосов. Мы побродили по полю, поговорили. Перед отъездом я попросил у родителей рубль. После обеда, игнорировав тихий час, мы с белобрысым пролезли через дыру в заборе, вышли с территории лагеря. На пыльной дороге у дверей сельского магазина мой товарищ подошёл к трактористу и попросил его купить бутылку лимонного ликёра. С моим собутыльником я сел в тени лопухов в придорожной канаве. Белобрысый зубами сковырнул пробку-бескозырку, профессионально поставил палец, отмечая половину бутылки, и стал пить из горла. Потом выпил я. Какое-то время мы посидели в канаве, потом встали и пошли. На тропе у меня возникло ощущение лёгкости и необычного чуда оттого, что поле с васильками ходило под ногами, как палуба корабля. Под солнцем меня немного разморило, когда подошли к реке, увидели купающихся пионеров. Наверно по-дурацки улыбаясь, я стал смотреть за их плесканием в воде. Так состоялось моё пионерское знакомство с богом виноделия.
     В 1968 году в Москве во многих местах города появились точки разлива молдавского вина. Как правило, это были автоматы, где за двадцать копеек в стакан наливалось сто грамм. Вино в них разливалось креплёное, паршивое, впрочем выбора не было. Когда были деньги, я заходил в эти забегаловки, выпивал стакан, потом гулял по окрестности. В то время переулки Замоскворечья были моим любимым местом прогулок. Запомнился полуподвал по разливу вина на Водоотводном канале, рядом с Ордынкой. В этом месте я воображал себя в Петербурге середины девятнадцатого века, вероятно из-за того, что недавно прочитал Ф. М. Достоевского. Тогда вино у меня не было связано с актом творчества, с живописью, но алкоголь уже подстёгивал фантазию.
     Я попробовал творить вместе с Бахусом весной 1978 года. Сознательно решил выпить для того чтобы высвободить сознание, открыть неизведанное, избавиться от комплексов ученичества, страха связанного с творческим процессом. Я хотел узнать, как смогу писать в таком состоянии. Купив с дворницкой получки несколько бутылок белого Цинандали, я принёс вино в мастерскую в Коробейниковом переулке. Закрепил на противоположных стенах комнаты два больших холста без подрамников, размером ~ 140х200 см., выдавил из туб на палитру краски, откупорил бутылки с вином, - короче подготовился к творчеству. Для начала выпил стакан, посидел на террасе, повторил, полюбовался цветущей вишней и приступил к живописи... Очнулся я, лёжа на полу, на двери, которую неуклюжим движением плеча выбил, возвращаясь из туалета. Одежда и руки были испачканы в краске. В комнате горел свет. За окном была ночь. Поднявшись с пола, увидел на стенах яркую живопись в стиле абстрактного экспрессионизма. Самое интересное, что первое время я не понимал, кто всё это сделал. Манера письма была необычная, по-видимому, писал не я.
    Потом вернувшиеся обрывки памяти подсказали мне - один холст писал я, но кто другой? Наверно, Юра Шестаков, подумал я, мы выпили и устроили творческое соревнование. В бутылке оставалось немного кислятины. Детали обстановки, бытовые подробности, характерный беспорядок, прояснили мне память - второй холст написал тоже я. Абстракция получилась классная, лихо написанные цветовые пятна напоминали ковёр Земли, увиденный с борта самолёта, в центре было чёрное пятно, напоминающее лежащую собаку.
    
    

Импровизация х.м. 145х210 1978
    
    Я вспомнил, как начал писать первый холст, а весь процесс работы над вторым абсолютно вылетел из головы, начисто стёрся из памяти. Эта абстракция, как положено, была создана "на автопилоте". Я сделал в творческом полёте "мёртвую петлю" и благополучно приземлился, смягчив посадку, на дверь. Вывод из этого творческого опыта следует такой: живопись, как небо, если ты пилот!
     "На автопилоте" можно писать не только картины, например, управлять трактором по бескрайним полям нашей Родины... Расскажу один жизненный эпизод. Летом 1981 года я поехал прокатиться на дорожном велосипеде вдоль реки Оки. Проехал Серпухов, Калугу, Тарусу, Алексин, Боровск, - днём крутил педали, ночевал в стогах.
     Проснулся ночью на стоге и какое-то время не мог понять, где я? Вместо привычного потолка в городской квартире на меня смотрела чёрная бездна с миллионами ярких звёзд и я в неё летел... Днём прошёл короткий дождь. Проезжая по шоссе, я остановился у остановки, чтобы спросить ожидавших автобус женщин о направлении пути. Пока расспрашивал, вдалеке на мокром шоссе появилась фигура, зигзагами продвигавшаяся к нам по разделительной полосе. Приблизившись, фигура предстала в виде пьяного вдрабадан мужика, небольшого роста, в промасленной телогрейке. Запинаясь он стал расспрашивать у женщин про какой-то дизельный агрегат С-70. С трудом я понял, что он ищет гусеничный трактор. Мне удалось выяснить следующее: втроём - тракторист и два собутыльника подъехали на С-70 к сельмагу, взяли водки и отъехали в поле.
    Проснулся тракторист ранним утром, лежащим на пахоте, под дождём. Трактора не было. Мужик недоумевал, куда он мог подеваться, по его заверению собутыльники водить трактор не умели. Он отправился его искать, по пути в садовом товариществе, страдающий похмельем "садовод", выслушав его горе, налил ему двести грамм. Поделившись с нами своим несчастьем, тракторист вышел на разделительную полосу шоссе и пошёл дальше искать свой С-70, выписывая кренделя по мокрому асфальту. Автопилот в данном случае ему не помог, может не включился.
     Бывало, дружеские попойки заканчивались и у меня удивительно. Однажды, это было 1977 году, ко мне в гости пришёл Турунцев со своим знакомым, машинистом дизель-электровоза. Его дизель таскал товарняки из Таллина в Москву и обратно. Взяли пару бомб портвейна калибра 0.8 л. Не хватило. Турунцев растворился в летних московских сумерках. Я с машинистом оказался на Арбатской площади. Около здания Федерации футбола СССР, поддерживая друг друга для равновесия, мы направились к цветущим кустам сирени. В темноте подступили к стене, чтобы отлить... и ... полетели в пропасть. Промелькнула мысль: "это наказание за всё", поэтому я не сопротивлялся. Как известно, пьяному - море по колено, тем более глубокий подвальный приямок. Пролетев три метра, я удачно приземлился, ничего не сломав. Мой товарищ видимо был не совсем согласен с судьбой, в полёте проявил непокорность року, и за это пролетел на уровень ниже, выбив на дне приямка, чёрт знает откуда взявшееся окно в подвал. Сначала мне пришлось вытягивать моего друга из подвала, он прихватил оттуда доску, используя её, я залез с третьей попытки ему на плечи, вылез на верх и вытянул с помощью доски его. Машинист переночевал у меня в Коробейниковом. Утром, взглянув на его физиономию, я расхохотался. Точно по центру, как у индийского Брахмы, на его лбу красовалась сантиметровая черная, чёткой овальной формы родинка. Она не смывалась ни водой, ни мылом. "Как же я появлюсь на работе в таком виде?" - спросил он, разглядывая себя в зеркале. "Скажешь, что принял посвящение, только не говори где", - сказал я.
    
    
    

Машинист электровоза, А. Попов, Ирина и Евгений Турунцевы 1977 г.
     Из последнего опыта использования вина в качестве творческого горючего для освобождения сознания, расскажу такой эпизод. В этом случае я применил французское красное сухое вино, три бутылки которого купил по случаю в "Ашане". Думал, что смогу растянуть удовольствие, пить по пол-стакана в день, как француз, но русские гены взяли своё. На картон ~ 90х105 см., я выдавил из туб белила, немного умбры, сажи, охры и приступил к импровизации, стал размазывать краску пальцами, мастихином. Периодически я ходил на кухню, подшпоривал алкоголем коня живописи: выпивал вина. Зачем-то зашёл в ванную комнату и, наверно, в порыве вдохновения, взвесился на электронных весах. Продолжал писать и курсировать на кухню и обратно к картону. Писать я люблю пастозно, поэтому расход краски у меня большой. В данном случае на картоне образовалось плотное месиво краски, но импровизация не приносила результатов, образы не рождались, а без этого у меня пропадал интерес. И вот, почти отчаявшись, в серое месиво краски я кинул бирюзовое пятно - вдруг оно стало лазурным морем. Неожиданно на фоне моря возникла толпа людей в туниках, слева колонны храма, из-под которых выезжали конные всадницы в длинных платьях, над морем белила с индийской жёлтой краской превратились в золотое пятно закатного солнца. Возникла Греция.
    
    
    

Импровизация. к.м. 95х105
     Хочу заметить, импровизация не всегда получается, но сейчас она состоялась. Живопись меня удовлетворила. Машинально я зашёл в ванную и опять взвесился на весах. Оказалось, за три часа работы я похудел на два килограмма. Сделаем вывод: труд живописца, если он не спит за работой, дружит с Бахусом и при этом вдохновенно пишет, можно приравнять к труду греческого шахтёра.
    
     ___
    
     «ergo bibamus» или «и так выпьем»
     Весной чувства обостряются до предела. Вокруг всё цветет, а на душе букет неосознанных желаний - драма с элементами водевиля. Я выпил. Мир расширился, тёплый вечер позвал на улицу. Прошагав по Комсомольскому проспекту, я оказался у метро "Парк культуры". Немного притормозив, подошёл к подземному переходу через Садовое кольцо и увидел впереди стройную женщину в короткой юбке, с гривой волос. Она красиво шла - каштановые волосы при резком повороте головы волной перекатывались по плечам, ложились с замедлением в сторону. На расстоянии десяти шагов я пошёл за ней. На Остоженке, немного отдалившись от меня, мне показалось, она меня заметила. Зажглись фонари. Так в непонятном для себя преследовании, я оказался на небольшой площади у метро "Кропоткинская". Здесь я остановился. Женщина оглянулась, затем пошла по Гоголевскому бульвару, как бы приглашая меня продолжить игру. Теперь я понял - она знает о моём присутствии. Ход событий прояснился: нужно было что-то говорить, знакомиться. Это не входило в мои планы. Я повернул на Остоженку. С этой улицей многое связано в моей жизни. У метро "Кропоткинская" я назначал подругам свидания. В этих переулках работал дворником. Здесь жили друзья.
     В 1986 году в церкви во втором Обыденском переулке отпевали моего друга художника Евгения Поливанова. Он умер в 37 лет. Мне запомнились его крупные руки в гробу. С Поливановым я познакомился на Арбатской пл. д.6/2. Живопись Жени была близка сюрреализму, творческие пути и интересы у нас были разные, но мы по-человечески симпатизировали друг другу. За несколько лет до смерти, в январе, я пришёл к нему в гости на Шаболовку, купили водку, я сделал рыбный лососевый салат с луком и майонезом, как учил меня мой дядя Вася, шеф-повар поезда Москва - Владивосток. Яркое солнце осветило табуретку с белой тряпицей - нашу скромную трапезу. Затем была душевная беседа, не помню о чём; жёлтое, морозное, январское солнце запомнилось. За день до смерти Жени, я принёс ему несколько беличьих кистей № 2, он давно просил их достать. Провожая, стоя в дверном проёме с бутылкой портвейна в руке, он как бы хотел меня удержать, ещё поговорить. Я куда-то торопился. Через день позвонила его подруга Лори, сказала, что Женя умер в больнице от острого приступа панкреатита.
     Пройдя 2-ой Обыденский переулок, я остановился у магазина "Продукты", вспомнил одну историю, связанную с этим местом. Таким же теплым апрельским вечером, но во времена, когда улица называлась Метростроевской, здесь у меня произошло интересное знакомство. Хотелось выпить, но в кармане только рубль - нужно было что-то придумать. Подошёл арбатский тип в потрёпанном пальто. На двоих взяли бутылку портвейна и, чтобы не искушать судьбу, по приглашению типа, я отправился к нему "на хату". Он жил в Малом Левшинском переулке. Странная оказался квартира. Мой собутыльник был писателем. Пол тёмной прихожей, две комнаты, столы - всё было завалено по-щиколотку исписанной бумагой, рукописями его произведений. На диване и гардеробе также лежала груда машинописных листов. Шелестя бумагой его романов, я ходил по квартире. Забавно то, что в любой момент можно было взять лист с текстом и прочитать литературный фрагмент. Похоже, писатель и спал на диване, зарываясь в листы своих творений, как кот. Мы устроились в этом бумажном царстве, прямо на полу, и распили портвейн.
     Я зашёл в "Продукты", купил бутылку вина. В соседнем подъезде пару раз ударил по дну бутылки кулаком, продавил пальцем пробку. Выпил. Постоял. Сверху по лестнице спускалась вдрабадан пьяная девка, проходя мимо, вдруг схватилась за мою бутылку. Я ёё оттолкнул. Выругавшись, она вышла из подъезда. Я допил вино. На дворе была ночь. Прямо напротив подъезда стояла гнедая лошадь с сидящей на ней молодой наездницей, как с акварели Артура Фонвизина. Люблю лошадей - их глаза, теплые губы, ноздри, их запах. Я привязался к лошади, стал гладить, спрашивать, как зовут. Можете не верить, но девушка на лошади, это был жеребец, каким-то образом затерялась в Москве. Ей нужно было быть на Ленинградском шоссе, у метро Аэропорт была конюшня. Я взял коня под уздцы с намерением показать дорогу. На Гоголевском бульваре у меня появилось твёрдое желание ехать верхом. Сесть на коня мне никак не удавалось, пришлось подвести его к лавочке. Здесь я сделал последнюю, роковую для себя попытку, попасть в стремена... и упал, оказавшись у коня под брюхом. Жеребец с испугу переступил и задним копытом попал мне на икру левой ноги. Моя спутница разразилась трёхэтажным матом, что от неё я никак не ожидал. Этой девке было лет семнадцать, но ругалась она как бывалая потаскуха. Ведя лошадь под уздцы, мы пошли дальше - мои романтические чары развеялись. Её матерщина меня в конце концов достала и, не дойдя до Никитских ворот, похлопав коня по шее, я отправился прихрамывая домой. Утром нога посинела и распухла, я прикладывал к гематоме лёд из холодильника. Мне надо было не заниматься самолечением, а пойти в травмпункт. В итоге, я оказался через несколько дней в шестидесятой клинической больнице на операционном столе. В палате на пять коек у всех были проблемы с ногами. У соседа по фамилии Гранат в молодости, когда он ехал на футбол, трамваем срезало пол ступни. Колоритный мужик, лидер по натуре, он держался бодро, травил анекдоты. После моей истории падения с лошади, им был рассказан смешной анекдот про Василия Ивановича, свалившегося с коня.
     Выписавшись из больницы, я попал в полосу запоя. Депрессия сменялась эйфорией и наоборот. Как-то утром, в выходной день, принял душ, надел белую рубашку и поехал на Ваганьковское кладбище навестить родственников, прибрать могилу. При выходе из метро, около эскалатора на станции "1905 года", в толчее народа, видимо от духоты мне стало дурно. Справившись с приступом тошноты, обрёл другую напасть - лица в толпе стали приобретать зеленовато-фиолетоватый оттенок, шагающие мимо не люди, а упыри и вурдалаки - касались меня скользкими плечами. Обитатели кладбища возвращались к себе в подземные квартиры. Дома появились другие симптомы болезни: при разговоре по телефону, отчётливо стал слышать в ушах морзянку - звучали цифры. Как учили в армейской саратовской учебке, для лучшего запоминания, в напеве, цифра один - это"куда ты пошла?", цифра два - "я на гору пошла", цифра три - " иди ты на …"... Короче, у меня ехала крыша. Просто я не обратил внимания, что электросчётчик, под которым я сидел в коридоре издавал слабое попискивание, а в моём, разогретом алкоголем, мозгу оно превращалось в азбуку Морзе. Приехала жена. Я, смеясь, рассказал ей о своих галлюцинациях. Она отнеслась к этому серьёзно - позвонила знакомому врачу, договорилась о встрече. Заехал Миша Рогинский, трогательно остался ночевать. Наутро, долбанув на кухне шампанского, стал писать его портрет. Писал на полу, маслом на холсте с использованием сухого конского навоза и зерна. В это время я работал над cерией картин к выставке "Путь естества". Рогинский разглядел, что я подшофе, удивился моей оперативности: "Когда же ты успел?". Через пару дней я сидел в кабинете врача в неврологическом отделении городской больницы №67 на Хорошёвском шоссе. В общем, время тогда было перестроечное, за триста долларов меня положили в отдельную палату. Рядом была палата, куда привозили алкоголиков с белой горячкой. Я попросил жену, чтобы она захватила карандаши и бумагу, стал заходить к соседям и рисовать больных.
    
    
    

"Белая горячка" бум. гр. кар. 30х18 1995 г.
    
    
    

бум. гр. кар. 30х18 1995 г.
    
    
    
    

бум. гр. кар. 30х18 1995 г.
    
     Здоровье у этих ребят было совсем подорвано "нарзаном" - некоторые голыми были привязаны простынями за руки и за ноги к кроватям, бредили, головы были запрокинуты. Другие в подавленном состоянии духа сидели на кроватях. Их рассказы, жизненные истории алкоголиков, запомнились своей комической нелепостью, абсурдностью. Лечащий врач скептически, с недовольством отнёсся к тому, что я стал рисовать и беседовать с больными: "Зачем это, какие цели?". Я пообещал, что эти рисунки в ближайшее время никто не увидит. Это было в начале мая 1995 года. С грустью наблюдал я, как за окном появлялись бледные весенние зелёные листья, а пациенты соседней палаты, один за другим, немного помучившись, отправлялись в мир иной, их тела в больничный морг...
    
     ____
    
     Разговор с другом поэтом
     Дорогой друг, слово "живопись" я понимаю буквально: живо писать красками. Занимаясь живописью, я стараюсь находиться в свободном, приподнятом и бодром состоянии духа и тела, впрочем, как и ты, когда пишешь стихи. Это фундамент, основа, так как главное в живописи - процесс сотворения, а не результат - остановка : "готовая" картина. Сам по себе результат уже вторичен, как вторична Смерть - остановка, по отношению к Жизни - процессу. Разумеется Смерть - остановка и Жизнь - процесс, это Единое. Отбросив временное, Смерть - остановку, получим Единое - метаморфозы Жизни. Вывод : Смерти нет, есть лишь метаморфозы Жизни. Живопись должна походить на Жизнь своими метаморфозами. Смерть в Жизни - обновление, поэтому в процессе создания живописи цветовые пятна, линии и образы также должны рождаться и умирать - обновляться. Большая проблема для живописца - завершить сотворение картины, то есть во время закончить писать, так как важна недосказанность. Здесь проявляются человеческие качества художника, его талант, вкус, чувство меры, живописная культура. Живописец должен постоянно ставить себе формальные задачи, искать новый метод и стиль письма, изменять свою живопись, так же, как ежедневно меняет нас жизнь. Я убежден, что большинство живописцев пишет всю свою жизнь только одну картину, лишь меняя местами детали изображения, пропорции, цветовые пятна и линии. В искусствоведении это называется творческим лицом художника. В идеале каждый день нужно находить своё новое творческое лицо, писать картину в корне не похожую на прежнюю. Учитывая выше сказанное, хочу рассказать тебе, мой великодушный друг, об одном своём живописном опыте.
     Я поставил себе не простую задачу: главное, это процесс, значит я должен создавать и уничтожать написанное на холсте, импровизируя кистью и краской. При этом я решил фиксировать каждый этап рождения и обновления живописных форм изображения с помощью фотоаппарата. Я считаю, что импровизация - это высший пилотаж творчества, в котором начало не определено, а итог неизвестен. В импровизации главное, чтобы движение руки с кистью опережало мысль, потому что, как только я подумал что делать, сразу становится не интересно писать, мысленно я уже завершил акт творения и все дело во времени... а времени нет, вот мой довод. Бросайте будильники в мусоропровод. И ещё, безумия и иррациональности - вот чего не хватает живописцам, слишком они расчетливы и тщеславны, им важно благополучное, успешное завершение картины, а в живописи нельзя рассчитывать на благополучие, скорее нужно стремиться к обратному.
     Для решения живописной задачи я взял холст размером ~ 180 х 270 см. Случайно переставляя его для лучшего осмотра, поставил его в коридоре и, глядя на него из освещённой комнаты, увидел на нём свою фигуру-тень. Я наметил контур тени и заполнил эту форму сероватым цветом подмалевка. Создалась картина-образ "Тень". Первый живописный этап был завершен, я сделал фотографию. Постепенно в процессе живописи, нанесения весьма сдержанных, близких к гризайли, цветовых пятен и линий на холст, моя "тень" стала распадаться и исчезла. Во время работы я постоянно переворачивал холст. Как только на какой-то из его сторон возникали и угадывались образы, я делал фотографию. Процесс письма был трудным, продолжительным по времени, иногда мучительным для меня. Я постоянно сознательно находился на грани возникновения и уничтожения едва намечавшихся образов. Это требовало усилий. На каждой из четырех сторон холста постепенно возникала оригинальная картина, в пятнах и линиях которой можно было усмотреть всё, на что способен зритель с фантазией. Метаморфозы процесса письма постоянно видоизменяли холст. Картина стала существовать в четырех живописных измерениях. Главное, у меня не было цели что-либо создать, выразить; основным творческим методом был сам процесс письма. В древнекитайской философии есть термин "недеяние". Видимо интуитивно я творил недеяние в живописи. Мой метод письма привел к неожиданным результатам. На одной из сторон холста я вертикальным движением руки бесцельно выдавил из тюбика белила. Едва возникли образы зажжённых фонарей, я сделал фото и перевернул холст. На другой стороне холста я легко и небрежно мастихином размазал белила. Зыбко, едва уловимо, стали угадываться образы людей, мужчины в цилиндрах, дамы в платьях, кони на фоне предвечернего пейзажа незнакомого города. Немного уточнив детали, я зафиксировал этот призрачный мир на фотопленку и перевернул холст. В процессе письма некоторые образы-призраки, оставленные мной на одной из сторон плоскости холста без изменения, совершали метаморфозы, превращались на другой стороне, перевёрнутой на 90 или 180 градусов, в другие образы. Возникшее изображение корабля-парусника, с отражением огромных звезд в воде, в перевёрнутом виде предстало мостом-акведуком с зажжёнными фонарями и экипажем с лошадьми на нём. Дерево с остатком пожелтевшей листвы, при повороте картины на 180 градусов, превратилось в группу людей в карнавальных потрепанных, изорванных костюмах. Через какое-то время я понял, что работая над одной картиной, получил четыре. Интересно, что по верхнему краю двух сторон холста стал отчетливо возникать горизонт, переходящий от золотистого закатного к ночному звездному на одной стороне, затем к светлеющему предрассветному небу - на другой. Анализируя истоки, я прихожу к выводу, что метод такого живописания получил у меня импульс еще в 1973 году. Тогда я написал работу "Апофеоз", композиция которой была построена в круге.
    
    
    

"Апофеоз" орг тем. 245х415 1973
    
     В 74 г. писал, прибив лист оргалита гвоздем к стене, одновременно подкручивая его рукой, творил с помощью вала мотора... Новую живописную задачу я решал, вручную переворачивая холст и рисуя на нём с четырех сторон. Этот метод развился у меня далее в создании бесконечно изменяющихся картин, знаков-символов, с использованием сухого конского навоза и зерна, представленных на выставке "Путь естества" в 1995 году.
     Возвращаясь, мой дорогой друг, к картине написанной мной с четырех сторон, расскажу тебе, как я её завершил. Я сделал десятки фотографий в процессе работы. Продолжать писать таким образом можно было очень долго, но на каком-то этапе меня что-то не удовлетворило, может, я устал создавать и уничтожать написанное. Я разрезал этот большой холст на части, которые затем натянул на подрамники меньшего размера. Так завершился живописный эксперимент. Картина была уничтожена, распалась на части. Главное, что я получил интересный творческий опыт, а процесс сотворения живописи нёс правильную основу - идею: живопись похожа на Жизнь своими метаморфозами.
    
     ___
    
     Своё творчество я представляю себе в виде необычного дерева, ветви которого растут, подчиняясь какой-то собственной чудной логике. Дерево называется Дар. От ствола дерева на ветках-ответвлениях рождаются разные творческие идеи - плоды живописи: арбузы вдохновения, коровьи лепёшки раздумий, цветы воспоминаний, ягоды вишни любви, огурцы сомнений, конские яблоки открытий, красные перцы недовольства... В течение жизни моё творческое древо пускает всё новые побеги, некоторые из них развиваются в мощные ветви, другие, едва появившись, останавливаются в росте. Они подрастают с разной скоростью и ритмом - какие-то с определённым периодом, рывками, другие, медленно и постоянно. Есть потаённые ветви. Где же корни этого "Дар-дерева"? Корни - талант, а питательная почва - жизнь. Одна из крепких ветвей развивается постоянно - это натюрморт. Ветвь композиции растёт рывками, периодами разной продолжительности и силы, от неё отходят ростки метода: импровизация, живописный эксперимент. На Даре-дереве есть ветвь пейзажа, портрета, жанровой живописи, лубка. В направлении одной из веток видна увлечённость инсталляцией, в другой - перформансом, в третьей - хепенингом. Концептуальная ветвь дала мощный рост, затем плод - выставка "Путь естества". Пока этот диковинный плод висит на ветке один.
     Анализируя своё творчество, я прихожу к выводу, что плоды-картины на ветвях Дар-дерева не похожи друг на друга, они разные по стилю, манере исполнения. Может показаться, что их создавали разные авторы. Я какое-то время комплексовал из-за этого. На фоне заурядных деятелей искусств "цехового братства" представлял себя "белым вороном", не нашедшим своё творческое лицо. Потом пришёл к выводу, что я просто не вписываюсь ни в какие рамки. В тексте "Разговор с другом поэтом" я уже писал о том, что, по моему убеждению, живописцы, каждый из них, за редким исключением, пишут в течение своей жизни лишь одну картину, меняя в ней местами детали изображения, пропорции, цветовые пятна и линии. Так называемое в искусствоведении "творческое лицо художника", не что иное, как невозможность менять свой взгляд на мир, нечуткость к внутренним глубинам своего "я", душевная лень ставить себе формальные задачи, искать новый метод и стиль письма, изменять свою живопись так же, как ежедневно меняет нас жизнь. Следствием такого творчества, является закамуфлированная закостенелость ремесленника в выбранной манере письма, пример: Поль Сезанн. Это парадокс: Сезанн безусловно великий живописец, в то же время он "средневековый" ремесленник. Если всю жизнь делать табуретки, можно достичь большого мастерства, появится даже свой стиль изготовления. Цеховая средневековая система производства была создана заказчиком-покупателем - городской знатью, купцами, священниками. Возникли цеха ремесленников: столяров-краснодеревщиков, ткачей, стекольщиков, кузнецов, живописцев, музыкантов. "Кто платит, тот заказывает музыку". Какой вывод из вышесказанного? Вся эта "средневековая" система процветает и теперь. Только между заказчиком-покупателем искусства и художником появился посредник - галерея. Образовался, так называемый "рынок искусства". На современном рынке живописи, построенном на "чего изволите", можно купить любую картину на вкус и цвет, но по-прежнему, как и в Средние века, живопись разделена по жанрам-направлениям и служит украшением интерьера. Востребована картина, скульптура с выраженным дизайнерским решением, под стиль интерьера. Нужен художник, отвечающий таким "средневековым" параметрам. Могу с гордостью сказать: меня пока не смог поймать на крючок рынок искусства. Плевать я хотел на этот рынок. Я счастливый человек, свободен в творчестве, занимаюсь только тем, что мне интересно в данный момент.
     Теперь расскажу об одной необычной ветке на дереве моего творчества. Её молодой росток появился на стволе неожиданно, в 1985 году. За двадцать пять лет ветка превратилась в красивую крепкую ветвь, родившую сотню плодов-картин. Их стиль, манера исполнения, отличались от всего, что я писал раньше. Эти картины могли бы стать творческим венцом и наследием яркого, талантливого живописца. Было так - у меня наступил творческий кризис, я не понимал что делать дальше. Бесцельно размазывал пальцами масло на картоне (29х42см.), как бы сами собой, возникли три женские фигуры в платьях до пят. В руках одна фигура держала веер, другая - цветок, третья - корзинку.
    
    
    

из серии "Три фигуры" к.м. 30х43 1985г.
    
     Они стояли на фоне сероватого неба, которое занимало большую часть листа, внизу одну пятую часть, по высоте картона, составляло поле земли. По цвету живопись получилась сдержанная, с изысканным колоритом. На следующий день я написал картон в другой цветовой гамме, ещё три фигуры, пропорции фона были те же, но в руках женщин поменял атрибуты: цветок, корзинку и веер. Я не собирался продолжать эту серию. Прошло пол-года. Опять в момент творческого междувременья у меня написались три женские фигуры. Так с различными интервалами во времени, в течение четверти века, по какой-то внутренней необходимости, создалась большая серия работ. Я назвал её "Три фигуры". В 2003 году, рисуя очередной картон, поставил около каждой женской фигуры буквы. У фигуры с веером букву "В", с корзинкой "Н", с цветком "Л". Таким образом, написав за эти годы больше ста работ, в сущности я писал одну картину, лишь меняя в ней колористическую гамму и детали.
     Зимой 1996 года организовал совместную с сыном Федей выставку под открытым небом: "Три фигуры в Нескучном саду". Так же, как в августе 1974 года, на Гоголевском бульваре, но только зимой - на заснеженных деревьях я натянул верёвку, на ней развесил свои картины и работы сына (выставка работ сына прошла на второй день). Позвал близких друзей и знакомых, сделал на обоях рисованное приглашение с надписью: "Листья красят деревья, снег их украшает. Будем гулять среди деревьев - скрипеть ботинками. Однодневная выставка живописи в Нескучном саду. 20 января 1996 г." На выставочной площадке, окружённой деревьями, по центру снежной поляны стоял стол покрытый белой скатертью. На столе стояла водка, стаканы, рядом тарелка с клюквой (любимой закуской художника Алексея Саврасова). Евгений Турунцев по дороге на вернисаж пригласил уличного трубача. На морозе труба звенела, звучала моя любимая вещь Луи Армстронга - "Мекки-Нож". "Три фигуры" висели на снежных ветках, как птички на ветвях моего творчества.
    
    
    

Выставка "Три фигуры в Нескучном саду". 21.01. 1996 г.
    
     В 2008 году я отправил репродукции с картин своему другу поэту Александру Кузьмину (творческий псевдоним Илья Александр) в Ессентуки. Саша написал прекрасную поэму впечатлений о моих "Трёх фигурах".
     Как-то, прогуливаясь около музея Изобразительных Искусств им. А. С. Пушкина, забрёл в Малый Знаменский переулок - место моих юношеских похождений. У дома № 8 я остановился и, рассматривая скульптурную композицию из трех женских фигур на фасаде, под крышей, задумался, вспоминая минувшее...
     Москва. 2006 г.

    Поставьте оценку: 
Комментарии: 
Ваше имя: 
Ваш e-mail: 

     Проголосовало: 2     Средняя оценка: 10