За день до прошедшего Рождества, в среду, 24 декабря, в полицейский участок итальянского города Анконы пришло письмо. Бригадир карабинеров Альфредо Тати в то холодное утро думал, естественно, не о счетах за электричество и телефон, которые поступали почему-то в самое неподхощящее время, а о предстоявшей ночи с ее весельем - кому, с позволения сказать, весельем, а кому - патрулированием по улицам и вылавливанием пьянчуг и мелких воришек. Анкона был тихим провинциальным городом и становился еще более провинциальным в праздники - казалось, что жители его просто не в состоянии придумать преступление, более серьезное, чем "распитие спиртных напитков на Ратушной площади и разбивание бутылкой произведения искусства ХVIII века в виде мраморного мальчика, держащего стрелу в правой руке".
Письмо лежало между счетом за электричество и приглашением на благотворительный концерт местного безголосого тенора, фамилия которого, словно в издевку, почти совпадала с фамилией всемирно известного оперного певца. Счет бригадир положил в верхний ящик стола, приглашение бросил в корзину для бумаг, а оказавшееся между ними письмо вскрыл и начал читать, думая о том, как бы исхитриться и закончить дежурство пораньше.
"Сим извещаю полицейское управление Анконы, что намерен сыграть с представителями карабинеров партию в шахматы,- сказано было в послании, отпечатанном на стандартном матричном принтере.- Ставка - человеческая жизнь. Если выиграю я, то убью любого, кто попадется под руку. Если выиграет полиция, убийство будет предотвращено. Оставляю за собой право выбора цвета фигур и выбираю белый. Мой первый ход: ферзевая пешка d2-d4. Время на обдумывание каждого хода - сутки. Завтра в газете "Городские новости" должно быть опубликовано подписанное господином А.Тати объявление с указанием ответного хода. С уважением..."
Была и подпись - настолько неразборчивая, что ни единой буквы разобрать было невозможно. Не подпись, а закорючка анонима.
- О, Господи! - воскликнул Тати.- Рождество еще не началось, а кто-то уже упился вусмерть...
Он протянул было руку, чтобы выбросить в мусорную корзину образчик эпистолярного искусства, но рука сама собой застыла в воздухе; бригадир подумал, что сержанту Дино Донати, любителю юмора и розыгрышей, интересно будет сохранить листок для коллекции, и крикнул:
- Сержант! Зайдите ко мне!
Донати явился, как на пожар. Письмо он прочитал сначала наискосок, потом - еще раз - более внимательно. Смеяться, однако, вопреки ожиданиям начальства, не стал, а сказал осторожно:
- И что вы намерены предпринять, шеф?
- Как что? - изумился Тати.- Я думал, тебе это пригодится для коллекции.
- Для шутки это слишком мрачно,- заявил сержант.- А что, если этот псих, действительно...
- Псих - это ты,- буркнул Тати и выбросил листок в корзину.- Не хочешь, не надо. Иди тогда, почисть свой карабин.
Шутка была древней, как полицейский участок, и столь же безвкусной. Донати покачал головой и покинул кабинет бригадира.

*   *   *
Ночь Рождества прошла без особых происшествий; шестеро пьяных, отвезенных по домам, и три выбитых зуба у хозяина кафе "Матильда". Следующий день бригадир провел, разъезжая с женой по многочисленным родственникам, и решил, что Рождество, вообще говоря, довольно скучный праздник. Утром 26 декабря он явился на службу, не выспавшись, обнаружил на столе неразобранную почту за два дня и решил было выбросить все сразу, чтобы не мучиться. Сверху, однако, лежал пакет с эмблемой муниципалитета, и Тати отказался от своего намерения. Под пакетом бригадир обнаружил конверт с напечатанным на принтере адресом, небрежно вскрыл, разорвав почти пополам и прочитал:
"Поскольку в "Новостях" не было объявления с нотацией, судья матча приравнивает это к неявке противника. Поскольку белые сделали первый ход, неявка, согласно правилам ФИДЕ, означает поражение черных в первой партии. По условиям матча, белые получают право на убийство, которым и намерены воспользоваться в ночь с 25 на 26 декабря 1996 года. Во второй партии белые фигуры - у полиции. Предлагаю сделать первый ход, опубликовав его в номере "Городских новостей" за 27 декабря."
- Черт! - взревел бригадир.- Да он совсем спятил! Сержант!
Донати явился через минуту, без лишнего энтузиазма. Текст письма он читал внимательно и сказал упавшим голосом:
- Я же говорил вам, шеф, нужно было сыграть. А что, если он действительно...
Тати выразительно постучал костяшками пальцев по своей голове.
И в это время зазвонил телефон.

*   *   *
Труп Пьеро Каппучилли, аптекаря, был обнаружен за прилавком его заведения в восемь часов десять минут утра, когда явился первый покупатель. Аптекарь лежал с пробитой головой в луже крови. Полицейский врач заявил, что удар был нанесен тяжелым тупым предметом, но бригадир видел это и сам. Никаких "тупых предметов", которые могли бы послужить орудием убийства, обнаружить не удалось. На стекло прилавка скотчем был приклеен лист бумаги с текстом, отпечатанным на принтере:
"Плата карабинеров за проигрыш в первой партии."
Без подписи.

*   *   *
- Придется отнестись к этому маньяку серьезно,- мрачно сказал бригадир Тати, собрав у себя начальников участков.- Жаль, конечно, что не сохранилось первое письмо, сейчас было бы больше материала для экспертного анализа: но, возможно, и на основании этих двух текстов удастся выявить принтер, на котором они были распечатаны...
Эксперт по уголовным делам Ренато Капекки тяжело вздохнул: он не представлял, как это можно сделать. Теоретически, конечно... Но на практике не станет же бригадир врываться в дома почтенных граждан (а у непочтенных просто нет компьютеров) и производить контрольные распечатки. Можно проверить лишь принтеры мэрии, муниципалитета, полиции и прочих государственных учреждений, но, если даже этот убийца - маньяк, то не настолько же, чтобы сидеть за клавиатурой в приемной мэра и рисковать, что любой посетитель через его плечо увидит на экране текст послания в полицию...
- Второе,- сказал бригадир Тати.- Убийца - мужчина высокого роста, не меньше метра восьмидесяти, судя по характеру удара. Покупает газету "Городские новости"...
Тут бригадир запнулся, поскольку вспомнил, для чего, собственно, убийца покупает именно эту газету.
- И главное,- Тати вытащил из папки и положил перед собой пришедшее почтой послание.- Это отправлено вчера вечером. В какой именно ящик было опущено письмо, сказать сейчас невозможно. Текст будет передан экспертам, и они нам скажут, псих это писал или нормальный человек. Но что нужно решить незамедлительно...- бригадир помедлил.- Будем мы играть с этим идиотом в шахматы или нет, черт возьми?
- А разве у нас есть выбор? - пожал плечами эксперт Капекки.- Если завтра в газете не появится наш первый ход, этот негодяй убьет еще кого-нибудь, вы в этом сомневаетесь?
- Даже если бы я сомневался...- начал бригадир и махнул рукой. Он оглядел сидевших перед ним сотрудников и спросил с ледяной усмешкой:
- Так кто из вас, господа, возьмет на себя эту миссию? Ставка - человеческая жизнь. Неизвестно чья. Не исключено, что кого-то из наших близких. Очень надеюсь, что, пока будут делаться ходы, нам удастся вычислить этого негодяя. Но... Я не умею играть в шахматы.
- Может, и этот псих играет, как дворовой любитель? - предположил Капекки.- Мы же ничего о нем не знаем.
- Может быть,- буркнул Тати.- Вы хотите рискнуть? В любом случае, я бы предпочел, чтобы за нас ходы делал чемпион мира.
- Каспаров, я слышал, собирается играть в Линаресе,- заметил сержант Донати.
- А также Ананд, Полгар и этот... как его... Крамник,- подтвердил бригадир.- Ну и что? Желаете, чтобы я командировал вас в Испанию?
Донати опустил голову.
- Короче говоря,- резюмировал Тати,- я сейчас буду говорить с управлением в Риме. Со своей стороны, каждый пусть вспомнит своих знакомых, которые играют не хуже, чем на уровне первого разряда. Сбор сегодня в два часа - не забудьте, мы должны успеть сообщить первый ход в газету до сдачи номера в типографию.
- Пойдем "е2-е4",- предложил Капекки,- а потом будем спокойно искать мастера.
- Спокойно, говорите вы? - возмутился Тати.
- И кстати,- продолжал эксперт, не обращая внимания на возмущение бригадира,- нужно быть готовыми: этот тип ведь должен сообщить свой ответный ход. Как? Письменно? Нужно контролировать всю местную корреспонденцию.
- Да,- подтвердил бригадир.- Все желтые почтовые ящики будут взяты под контроль.

*   *   *
Свой ответный ход убийца сообщил по телефону.
28 декабря, в 10 часов 12 минут, когда бригадир мрачно сидел за столом, не обнаружив в утренней почте ожидаемого послания (впрочем, слава Богу, и убийств не произошло тоже), раздался телефонный звонок.
- Бригадир Тати у телефона,- привычно объявил шеф карабинеров.
В трубке помолчали, а потом сиплый голос, явно измененный, сказал:
- Первый ответный ход черных: "е7-е5".
Раздавшиеся после этого короткие гудки прозвучали, будто тикание шахматных часов.
Тати немедленно набрал номер телефонной станции и потребовал выяснить, с какого аппарата был произведен звонок. Прошла минута, прежде чем он услышал ответ:
- Телефон-автомат на углу улиц Тосканини и Гарибальди.
Понимая всю безнадежность мероприятия, бригадир выслал две патрульные машины, блокировавшие перекресток через четыре минуты. После звонка прошло чуть больше пяти минут, в будке стояла и болтала с подругой девочка лет десяти, а у окна в кафе напротив трое утренних завсегдатаев пили капучино с пирожными и рассуждали о том, каким будет для городской торговли наступающий девяносто седьмой год. Телефонная будка была из кафе не видна, никаких подозрительных личностей они не заметили.
- А сами давно сидите? - поинтересовался патрульный.- Кто-нибудь, может быть, вставал, отходил, а?
- С девяти часов,- был ответ.- Марио ходил в туалет, но из кафе не выходил.
Официальный рапорт лежал на столе у Тати через полчаса.

*   *   *
Убийца давал на очередной ход сутки. На самом деле это было всего десять часов - с момента звонка преступника в полицию и до момента сдачи в типографию завтрашнего номера городской газеты. Для гроссмейстера, конечно, огромный срок. Бригадиру карабинеров, размышлявшему о том, что каждая ошибка может стоить кому-то жизни, этот срок казался мизерным.
В полдень в кабинете Тати собрались все шахматисты города, в количестве семи человек, имевшие разряд не ниже первого. Был даже один мастер - Альваро Менотти. Не объясняя, конечно, истинного положения дел, бригадир объявил:
- Играем партию в шахматы за белых. Первый ход был на е4, черные ответили пешкой на е5. Ваш ход. Думайте до пяти вечера. Партию нужно выиграть. Сила противника неизвестна. Если проиграете,- угрожающе заявил он,- всех посажу.
- Шутите, бригадир,- пискнул перворазрядник Феруччо Тальявини.
- В пять часов, если не сделаете ход, увидите, шучу я или нет. Бутерброды вам принесут.

*   *   *
В Риме к сообщению отнеслись, как к дурной рождественской шутке. Начальник отдела по расследованию уголовных преступлений в Главном комиссариате Никола Росси-Лемени заявил своему референту:
- В Анконе слишком много пьют. У них там убили аптекаря, сам Тати не справится, пошлите к нему двух оперативников.
Ни один из посланных в Анкону работников комиссариата не умел играть в шахматы.

*   *   *
В пять часов вечера, когда за окном уже стемнело, бригадир вошел в кабинет и сказал:
- Ну?
- Конь f3,- быстро сказал мастер Менотти.
- Пешка на d3,- закричал перворазрядник Марио Базиола,- и никак иначе!
- Понял,- сказал Тати.- Даю вам еще пятнадцать минут, чтобы придти к консенсусу. Или вы дадите мне единственный правильный ход, или вся компания проведет ночь в камере.
Конечно, он не собирался выполнять эту угрозу, но ровно четверть часа спустя единодушное мнение шахматистов высказал Менотти:
- Конь f3, бригадир, и мы пошли по домам.

*   *   *
Ход был опубликован на странице частных объявлений. Он был набран сто пятидесятым кеглем, виден был даже слепому, обведен рамочкой и не сопровождался никаким пояснительным текстом. Кому надо - поймет, а кто не поймет, тому и не надо.
Бригадир полагал, что хотя бы сутки проживет относительно спокойно. Он только что получил заключение текстологической экспертизы, подписанное Капекки. Автор двух писем был признан, в принципе, человеком вменяемым. Точнее говоря, очевидных отклонений от психической нормы анализ текста не выявил.
Из Рима позвонили и сообщили, что в Анкону выезжают следователи Бергонци и Цербини. Второго бригадир знал - это был человек, приятный в общении, но совершенно без фантазии, а о первом Тати слышал, что он не терпит никаких мнений, кроме собственного. Ясно было, что в этом дуэте главным и единственным будет мнение Бергонци, каким бы далеким от истины оно ни оказалось.
- А в шахматы они хорошо играют? - осведомился бригадир.
- О чем вы? - сухо спросил секретарь комиссара.- Они к вам не играть едут, а расследовать убийство.
Тати хотел сказать, что, если следователи не играют в шахматы, то им придется расследовать не одно убийство, а, по крайней мере, два, но секретарь уже положил трубку.
Сразу после этого телефон зазвонил опять, и хриплый голос сказал:
- Ход черных конем на f6.
- Послушайте, бригадир,- сказал мастер Менотти, когда вся шахматная компания собралась в полдень в кабинете бригадира,- послушайте, я лично буду жаловаться мэру. У меня масса дел, и вообще, сейчас Рождество, что, черт возьми, вы себе позволяете!
Остальные шахматисты были настроены не менее агрессивно, и бригадир понял, что без разъяснительной кампании не обойтись. С другой стороны, он вовсе не хотел, чтобы шахматисты впали в панику и чтобы мысль об убийце, разгуливающем по городу, влияла на анализ позиции.
- Шахматный матч между бригадами карабинеров Анконы и Милана,- сказал Тати.- В честь Рождества. Победитель получает три дня отдыха в лучшем отеле Палермо. Меня лично беспокоит только честь мундира. Поэтому в Палермо поедет кто-нибудь из вас, если удастся победить. Ясно?
Теперь всем было, пожалуй, ясно. Менотти предпочел бы вместо Палермо поехать в Линарес и лично поглядеть на игру великих, но выбирать не приходилось.
К моменту сдачи номера газеты в типографию выяснилось, что белые играют королевский гамбит с жертвой фигуры для обострения ситуации. Тати предпочел бы не рисковать, но и указывать профессионалам, что им нужно делать для выигрыша, он не хотел.

*   *   *
К седьмому января, когда в партии было сделано десять ходов, многое уже было ясно. Приехавшие из Рима следователи сосредоточились на убийстве аптекаря и не вникали в перипетии шахматной баталии. Тати, в свою очередь, не желая портить отношения со столичным начальством, не мешал следственной группе, но был уверен в том, что для обнаружения убийцы и, главое, для предотвращения второго убийства, совершенно необходимо выиграть партию. Надежд на приезд какого-нибудь корифея на уровне гроссмейстера не было никаких, приходилось довольствоваться собственными силами. Между тем, в стройных рядах шахматистов Анконы начался разброд. Менотти желал руководить, остальные не желали подчиняться, обсуждение ходов выливалось в бурную перепалку, в которой не столько анализировалась позиция, сколько выяснялись личные отношения. Тати вовсе не был уверен, что в результате группа предлагает наилучший ход, он даже подумывал, не купить ли в компьютерном салоне шахматную программу, реклама которой гласила, что программа играет на уровне международного мастера. Останавливала дороговизна, маленький дискет с пояснительным текстом стоил половину месячного жалования бригадира, и Тати не без основания боялся, что в комиссариате никто не оплатит ему покупку.
Расследование убийства аптекаря Каппучилли, между тем, зашло в тупик, несмотря на присутствие столичных следователей. Орудие преступления так и не было найдено, пальцевых отпечатков, клочков одежды, иных следов преступника ни в аптеке, ни в окрестности обнаружить не удалось. Ясно было только то, что некто вошел в аптеку, скорее всего, перед самым закрытием, когда Каппучилли был один за прилавком, попросил лекарства, а когда аптекарь обернулся к полкам, убийца нанес удар.
После чего положил на стекло прилавка записку и ушел, ни до чего не дотронувшись. Записка была распечатана на стандартной компьютерной бумаге с перфорацией, которую убийца не потрудился оторвать. Стандартный принтер типа Seikosha с новой лентой, без особых примет. За последний год в Анконе было продано двести двадцать таких принтеров, и следователи за несколько дней совершили титаническую работу - выявили практически всех покупателей (это было самое простое: в компьютерных салонах имелись адреса, по которым доставлялась покупка) и даже проверили большую часть. Послание вполне могло быть отпечатано на каждом третьем принтере, что давало ни больше, ни меньше - около семидесяти подозреваемых, преимущественно, вполне солидных граждан.
Конечно, и солидный гражданин может оказаться маньяком-убийцей. Но как это доказать?

*   *   *
Седьмого января при обсуждении очередного хода в примерно равной позиции (обе стороны только что рокировались в длинную сторону) мастер Менотти предложил жертву пешки.
- Мы получим позиционный перевес,- доказывал он.- Такая позиция стояла в партии Ананда-Шорта на турнире в Санта-Бенедетто в...
И ему удалось-таки убедить, а точнее перекричать, коллег. Ход был сделан и опубликован в "Городских новостях" восьмого января. Шахматисты не очень понимали, для чего нужно публиковать в газете ходы, если играют друг с другом две бригады карабинеров. На вопросы бригадир не отвечал, точнее, напускал на себя важный вид и давал понять, что есть вещи, которые не нужно знать неспециалистам.
Белые пожертвовали пешку на d6 и получили хорошее развитие фигур.
Утром девятого января в подъезде дома 17 по улице Святой Моники был обнаружен труп страхового агента Сесто Брускантини. Агент был заколот узким стилетом, смерть наступила около семи часов утра, свидетелей не оказалось. Стилет не нашли, не было также отпечатков пальцев, кровавых следов на обуви убийцы, в общем - ничего, что могло бы навести на след.
Бригадир Тати вместе со столичными следователями и оперативной группой находился на месте преступления, когда в участок позвонил неизвестный и хриплым голосом заявил сидевшему на месте бригадира сержанту Донати:
- Жертва принята. Конь бьет пешку на d6. Вам что, не жаль людей, бригадир?

*   *   *
- Вы что, рехнулись, Менотти? - кричал час спустя бригадир Тати.- Зачем вы подставили эту несчастную пешку?!
- А что такого? - непонимающим голосом спросил шахматист.- Обычная жертва пешки за качество. Шорт в такой позиции жертву принял и получил временное позиционное преимущество. Белые, тем не менее, партию выиграли, потому что последовало слоном на...
- Плевать на ваших слонов! - взревел бригадир.- Из-за вас человек погиб, понимаете вы это?
Он тут же прикусил язык, но Менотти, который был вовсе не дураком и умел складывать два и два, сделал свой вывод:
- Так, значит, все это правда? - спросил он, побледнев.
- Что - это?
- Ну... В городе уже неделю ходят слухи, что тот, кто убил Каппучилли, предложил полиции сыграть в шахматы. Мол, он придет и сдастся, если проиграет.
- Придет, держи карман,- мрачно сказал Тати.- Не знаю, что он сделает, если проиграет, но этот негодяй обещал убивать, если проиграем мы. А теперь выясняется, что, по его правилам, он будет убивать каждый раз, когда ему удастся сбить у нас фигуру. А вы! Вы подставили сами!
- Но мы же, черт возьми, не знали! И вы сами не знали, что он собирается убивать за каждую фигуру...
Оба, впрочем, понимали, что криком делу не поможешь, и что острота партии с этого дня возросла неимоверно, и что теперь, когда шахматисты узнали правду, они начнут бояться делать ходы (а вдруг противник опять возьмет пешку или фигуру?). А если шахматисты начнут бояться, то проиграют обязательно.

*   *   *
Преступник звонил из телефонов-автоматов, сообщал свой ход и исчезал прежде, чем патрульная машина успевала прибыть на место. Он выбирал тихие улочки, где не могло быть свидетелей разговора, но однажды, когда Тати решил поставить карабинеров едва ли не у каждого телефона на городских окраинах, убийца позвонил из торгового центра С&D, где его наверняка видели сотни покупателей, но никто не смог дать точного описания. "Высокий... низкий... плотный... худощавый... и вообще женщина..." Бред.
Менотти ввел свою группу в курс дела, и произошло то, чего так боялся бригадир: шахматисты начали осторожничать. Спасая чью-то жизнь, они рисковали другой. Спасая фигуру, проигрывали партию. Впрочем, все прекрасно понимали, что невозможно сыграть партию, не сдав противнику ни единой фигуры или пешки.
На следующем ходу под удар попал слон карабинеров, и шахматистам волей-неволей пришлось сделать довольно рискованный ход на h5. Менотти утверждал, что именно так пошел в свое время Решевский в партии с Ботвинником, но чем та партия закончилась, сказать бригадиру не пожелал.
На тринадцатом ходу белые взяли коня, о чем Менотти с торжеством сообщил мрачному Тати.
- Вы думаете,- спросил бригадир,- что преступник теперь покончит жизнь самоубийством?

*   *   *
Следующим ходом убийца сбил ферзем пешку на a5.
- Вы что, не видели, что пешка стоит под боем? - кричал Тати на Менотти после того, как хриплый голос (на этот раз - из телефона-автомата на людной площади Короля Виктора-Иммануила) сообщил очередной ход черных.
Менотти молчал. Если весь цвет шахматной мысли Анконы не заметил элементарного зевка, что говорить о партии? И чего теперь ждать? Тати поднял по тревоге всю бригаду, расположил своих людей во всех кафе и магазинах, оголив перекрестки и вызвав к жизни сразу несколько десятков краж со взломами в богатых кварталах. Ночь прошла спокойно, сообщений об убийствах не поступало. Может, этот негодяй опять изменил правила? - думал бригадир на следующее утро, ожидая звонка. Он уже привык к тому, что убийца звонил между десятью и половиной одиннадцатого. Телефон молчал, и Тати подумал было с надеждой, что негодяй решил прервать партию.
Без пяти одиннадцать хриплый голос сообщил:
- Ферзь на f4.
- Вы просрочили время,- брякнул бригадир.
- Приводил в исполнение приговор,- прохрипел убийца и положил трубку.
Звонили из автомата на углу Спасения и Святой Каролины. Патрульная машина находилась неподалеку и прибыла на место буквально через полминуты. Будка была пуста, улица просматривалась насквозь, свидетели утверждали, что звонил нервный молодой человек в черной кожаной куртке, с усиками и темными волосами. Лет двадцати пяти, может, чуть меньше.
Это было уже кое-что. Словесный портрет бригадир немедленно раздал всем карабинерам, а столичные следователи переключились на поиск похожих людей по картотеке полиции и муниципалитета.
Отдавая распоряжения, Тати, однако, напряженно думал о том, что означали слова "приводил в исполнение приговор". Он понимал, что должны были означать эти слова, однако, надеялся, что хотя бы на этот раз...
В половине первого позвонила служанка господина Кавалли, заведовавшего отделением Национального банка, и срывающимся от рыданий голосом сообщила о том, что нашла хозяина в кабинете с простреленной головой.
- Кавалли, по мнению этого идиота,- пешка? - только и сумел сказать бригадир, когда узнал об убийстве.
Преступник стрелял через окно из револьвера, пуля попала Кавалли в затылок. На улице в это время находилось много народа, но никто ничего не видел, и никто не слышал выстрела. Квартира Кавалли находилась на втором этаже одного из самых фешенебельных зданий в Анконе. Стрелять могли только из расположенного напротив дома, в котором еще два месяца назад был начат капитальный ремонт. Строители поставили леса, возвели забор, сломали все, что могли, но к самому ремонту пока не приступали, поскольку муниципалитет, которому принадлеждало здание, не перевел деньги подрядчику. Войти в покинутый дом и выйти из него, оставаясь незамеченным, сложности не представляло.

*   *   *
Одиннадцатого февраля Тати потребовал подкрепления из Рима. Следователи Цербини и Бергонци, в свою очередь, заявили, что, если в Анкону немедленно не приедет шахматист с рейтингом не ниже 2700, убийства будут продолжаться. Похоже, оба криминалиста отчаялись выйти на след преступника и решили, что продолжать игру - единственный способ заставить негодяя совершить ошибку и выдать себя каким-нибудь неосторожным поступком.
- Может, между этими тремя жертвами есть хоть какая-то связь? - вопрошал бригадир сам себя и каждого, кто желал слушать.- Может, он убивает не просто так, а по системе?
Но системы не было. Банкир не был знаком с аптекарем, аптекарь никогда не имел дел с Национальным банком, поскольку имел счет в Строительном, а страховой агент никогда не обращался ни к банкиру, ни к аптекарю с предложением застраховать жизнь или имущество.

*   *   *
К шестнадцатому ходу противник потерял три пешки, коня и белопольного слона. Потери белых пока ограничивались банкиром, агентом и аптекарем. Белые имели, к тому же, явное позиционное преимущество и стремительно наращивали давление на ферзевой фланг черных.
- Он играет неплохо,- сказал Менотти, делая шестнадцатый ход - слоном на k5.- Но не выше первого разряда. Мы заставим его сдаться примерно на тридцатом ходу.
- Потерь больше не будет? - с надеждой спросил бригадир.
Менотти только пожал плечами.
Из Рима, между тем, приехали еще два следователя, и между группами немедленно возник производственный конфликт: Цербини и Бергонци, уже увязнувшие в расследовании, требовали прислать не криминалистов (своих хватает!), а шахматиста, приехавшие же из Рима Раймонди и Мути утверждали, что расследование было проведено из рук вон плохо, и, вместо того, чтобы искать преступника по свежим следам, бригада потакает убийце, выполняя его прихоти.
В результате работа следственной группы оказалась полностью парализована, и Тати, как месяц назад, остался один на один с убийцей, ибо от шахматистов было мало толка, позиция усложнялась, и очередного убийства следовало ожидать с хода на ход...

*   *   *
На девятнадцатом ходу убийца сбил ладью. Было это 21 февраля. Роль ладьи исполнил заместитель мэра Анконы Джан-Джакомо Гуэльфи. Он умер, когда выпил чашечку кофе в кафе "Лючия". Кафе располагалось напротив мэрии, и служащие обычно ходили туда обедать. В чашке были обнаружены следы цианистого калия.
- Четвертое убийство,- сказал следователь Бергонци на совещании у бригадира, созванном сразу после того, как оперативная группа вернулась с места преступления,- и все отличаются одно от другого. Совершенно разные способы. Нормальные преступники так не поступают.
То, что преступник - ненормальный, бригадиру было ясно с самого начала. Не стоило для этого ехать из Рима и поучать местных специалистов.
Был допрошен официант, обслуживавший столик Гуэльфи. Был допрошен весь персонал кухни и особенно - буфет-бара, где готовили кофе. Аннина, помощница бармена, до сих пор сидела в камере, хотя никак не походила на молодого мужчину с усиками. По словам девушки, она готовила кофе сама, но чашечка стояла на прилавке примерно полминуты, прежде чем официант Карло подошел со своим подносом. Кто угодно мог бросить в чашку что угодно. Например, гвоздь. Не говоря уж о цианистом калии. Народу у стойки было, впрочем, немного, люди подходили и отходили, молодого человека с усиками среди них не было.
Шахматисты обсуждали очередной ход, следственная бригада совместно с экспертами занималась обработкой следов и допросами свидетелей, а Тати сидел в кабинете и подумывал о том, что самое время подать в отставку и отправиться в Альдо-Клименти выращивать помидоры. В это время раздался телефонный звонок, и мрачный голос помощника министра юстиции Викторио Кассинелли сообщил, что выйти в отставку без последствий бригадиру не удастся. Четвертое нерасследованное убийство за два месяца - это превышает меру терпения столичного начальства.
- Слушаюсь,- сказал Тати и положил трубку. В чем, собственно, он решил слушаться начальства, Тати не понимал и сам.
Решительным шагом он отправился в комнату, где совещались шахматисты, открыл дверь ударом ноги и с порога заявил:
- Если хоть одна фигура или пешка будет потеряна, все вы окажетесь за решеткой.
Конечно, столь безответственное заявление могло быть сделано только в состоянии крайнего возбуждения, в каковом Тати и находился. Он-то прекрасно понимал, что группа Менотти делает все, что в их силах, но в какой шахматной партии удается довести игру до победы, не потеряв ни единой фигуры? Лица у шахматистов были изможденными, люди не спали ночами - в конце-то концов, и они, и их семьи тоже могли стать жертвами серийного убийцы, чем каждый из них был хуже любого другого жителя Анконы?
- Пешка с5 бьет слона на b6,- резюмировал Менотти, передавая бригадиру листок с нотацией очередного хода.- И учтите, бригадир, во-первых, что лучше не сыграл бы сам Каспаров, а во-вторых, если вы будете на нас давить, мы начнем ошибаться, и в очередном убийстве будете виноваты только вы, и никто другой.
Бригадир это и сам понимал.
- Извините,- сказал он.- Вырвалось. На меня ведь тоже давят из Рима... Как по-вашему, сколько еще протянется партия?
- А что? - в свою очередь поинтересовался Менотти.- Никаких следов? Четыре убийства - и вы не можете ухватить негодяя за хвост?
- Даже при нормальных обстоятельствах,- вздохнул Тати,- поиск серийного убийцы очень сложен, поскольку действия маньяка предвидеть не удается, следов он практически не оставляет, а тут... Мы ежедневно опрашиваем сотни людей, но...
- А отпечатки пальцев, обрывки одежды, следы ног, что там еще,- начал Менотти проявлять свои познания в детективной литературе.- Все это может указать на преступника...
- В романах - да,- сказал бригадир.- Причем в тех случаях, если у преступления есть ясный мотив - это резко ограничивает круг подозреваемых. И если негодяй хотя бы раз побывал в полиции, и в архиве есть отпечатки его пальцев... Здесь - ничего.
- Послушайте, бригадир,- сказал, высовываясь из-за плеча Менотти, перворазрядник Эцио Дара,- мы стараемся обходиться малыми жертвами, но партия уже вошла в миттельшпиль, и, как бы мы ни сопротивлялись, на каком-то ходу может оказаться неизбежной потеря ферзя. Как по-вашему, кто в Анконе может быть ферзем?
Тати посмотрел на шахматиста мутным взглядом и пошел из комнаты. Он прекрасно понимал, кто в Анконе может быть ферзем, если роль ладьи сыграл заместитель мэра. С самим мэром Тати не разговаривал уже три недели, после того, как на одном из первых совещаний тот в ультимативной форме потребовал у бригадира карабинеров прекратить убийства. Тати тогда взорвался и в не менее ультимативной форме потребовал у городского начальства не совать нос в дела полиции, иначе...
Что, собственно, иначе, не было ясно никому, но с того дня мэр демонстративно не давал о себе знать, а для получения информации о ходе расследования назначил секретаря по связям с органами охраны правопорядка. Штат мэрии и без того был безбожно раздут, а тут еще одна синекура... Ну и черт с ним,- думал Тати,- вот проиграем ферзя и выберем другого мэра.
Конечно, на самом деле бригадир вовсе не хотел этого.

*   *   *
Рано утром 27 февраля бригадира разбудил телефонный звонок. Опубликованный вчера ход белых, вообще говоря, не предвещал опасности, к тому же, центральная пешка неожиданно даже для Менотти грозила пройти в ферзи, но кто знал, в конце-то концов, истинную силу игры этого сумасшедшего? В общем, Тати поднял трубку, заранее перекрестившись.
- Пожалуй, бригадир,- гнусавым голосом сказал следователь Бергонци,- мы несколько продвинулись в этом проклятом деле. Если вы сейчас приедете, то сможете организовать операцию.
Бригадир явился в участок через восемь минут.
Следственная группа заняла самый большой кабинет, где обычно проводились совещания. Трое следователей дымили, как отошедшие в предание паровозы, и бригадир, который на дух не выносил табака, закашлялся и начал протирать заслезившиеся глаза.
- Окна хотя бы открыли! - воскликнул он.
- В такой мороз? - удивился Цербини. На улице было десять градусов тепла, кстати говоря, и бригадир даже не надел куртки.
- Смотрите,- сказал Бергонци,- вот протоколы допросов восемнадцати человек. Всего, да будет вам известно, по состоянию на вчерашний вечер, мы допросили триста сорок девять свидетелей, некоторых - по два и даже три раза. Все сведения сопоставлялись друг с другом, я даже привлек к делу компьютерный многофакторный анализ для выявления повторяющихся событий.
Сволочь,- подумал бригадир,- умника из себя корчит, а сам в копьютерах ни уха, ни рыла, все ему делает Цербини, который, действительно, заканчивал в Риме Политехнический колледж, прежде чем идти на юридический.
- Так вот,- продолжал Бергонци,- тот парень с усиками, которого мы искали столько времени,- химера, его не существует. На самом деле, согласно всему комплексу показаний, говорить нужно о мужчине лет сорока пяти, лысоватом, чуть выше среднего роста. Очень типичная наружность, настолько типичная, что на таких людей обычно не обращают внимания. Смотрите, в первый раз он был одет в форму карабинера и потому свидетели о нем вообще не упомянули. Если бы вы знали, сколько пришлось потратить усилий, чтобы выколотить показания! Спрашиваешь одно и то же сто раз, и свидетель перечисляет одних и тех же лиц. "Точно ли, что больше никого поблизости не было? - спрашиваю.- Например, почтальона, сапожника, который обычно сидит в будке на углу... Кого угодно, пусть даже приблудной собаки, на которую не обращаешь внимания!" На сто первый раз вспоминают: ах, господин следователь, там же еще карабинер проходил, такой плотный мужчина лет сорока пяти... Почему сразу не сказали? Так вы про карабинеров не спрашивали...
- Ясно, ясно,- перебил следователя бригадир.- Что говорят остальные?
- Второй раз этот человек был на месте происшествия в грязном костюме мусорщика. За несколько домов от того, где был обнаружен труп Сесто Брускантини, стояла мусоровозка, и потому мусорщик как бы вписался в пейзаж, став его столь же неотъемлемой частью, как фонтанчик на углу. Никто внимания не обратил... В третий раз этот человек действительно был почтальоном, его видели по крайней мере три свидетеля, не посчитавших нужным упомянуть это обстоятельство. Эти остолопы уверяли меня, что у дома, из которого стреляли в банкира, не было ни одной живой души. А почтальон? Так он же только раскладывал корреспонденцию! Нет, вы подумайте, какова тупость!
Бригадир имел свои соображения о границах тупости населения Анконы, но предпочел держать их при себе.
- А в кафе он, естественно, нарядился официантом? - иронически осведомился Тати.
- Именно! - воскликнул Бергонци.- У нас полный словесный портрет. Одно и то же лицо.
- Ну, знаете ли,- рассердился бригадир,- чепуха все это! Аннина сама готовила кофе, а Карло сам отнес его клиенту. Вы подозреваете Карло?
- Нет, бригадир,- усмехнулся Бергонци.- Карло - тощий и молодой. Он взял чашечку и поставил на столик перед Гуэльфи. Тот не успел отпить даже глотка, как появился второй официант и заменил одну чашечку другой, точно такой же.
- С чего это вы взяли?
- Во-первых, Аннина обнаружила пропажу одной кофейной чашечки. Сначала она не обратила внимания, чашки в кафе исчезают регулярно. Во-вторых, трое посетителей указали на то, что среди официантов в тот день был один, им не знакомый. Но и официанты в "Лючии" меняются, как перчатки, так что это никого не удивило. А вспомнил об этом некий Ромеро на третьем по счету допросе. И то только потому, что удивился - почему он видел этого нового официанта только один день, его что, сразу уволили?
- Ну-ну,- заинтересованно сказал Тати,- вы уже составили фоторобот?
- Конечно, бригадир. Теперь люди, надо думать, будут обращать внимание не только на длинноногих блондинок.
Тати хмыкнул и заперся в кабинете - ждать телефонного звонка. У него была своя линия расследования. На показания случайных свидетелей он не рассчитывал и потому с упорством карточного шулера ежедневно перетасовывал колоду своих карабинеров, расставляя их поблизости от городских таксофонов. На все таксофоны людей, естественно, не хватало, но бригадир надеялся, что теория вероятностей хотя бы раз позволит выиграть в эту лотерею.
Сидя за столом, он продолжал размышлять об очень уж умных маньяках, помешанных на шахматах, и пытался вспомнить мысль, мелькнувшую у него ночью, когда он вставал в туалет. Мысль исчезла, не оставив следа, едва он вновь нырнул под одеяло. Здравая была мысль, но - какая?..
Телефонный аппарат на столе бригадира уж две недели назад заменили на последнюю модель "Панасоника", показывавшую номер телефона, с которого производился набор. Рядом стоял еще один аппарат, и бригадир мог, не прерывая разговора, сообщить патрульной машине, куда надлежит мчаться. Последнее время преступник предпочитал звонить с юго-западной окраины города, бригадир именно там сосредоточил большую часть своих людей и сейчас опасался, что убийца мог раскусить его тактику и звонить теперь из другого конца Анконы.
Звонок раздался, как обычно, в десять часов.
- Ошибочный ход, бригадир,- сказал хриплый голос.- Я иду ферзем на f4 и следующим ходом объявляю шах.
Трубку положили, но Тати, естественно, успел записать номер автомата. Убийца действительно раскусил его тактику. Звонок был междугородним - звонили из соседнего города Менчидо, сорок пять километров по Римскому шоссе.

*   *   *
- Он на самом деле может объявить шах? - мрачно спросил бригадир.
Шахматисты сгрудились над доской и переставляли фигуры с такой скоростью, что Тати давно потерял надежду понять смысл.
- Может,- сказал Менотти.- Но мы пойдем вот так... или так... и тогда шах следующим ходом объявят белые. Черным придется отойти ферзем на седьмую горизонталь и...
- Так объявит он шах или нет? - вскричал бригадир.
- Нет,- твердо сказал Менотти,- потому что мы пойдем конем на h3.

*   *   *
Ночью бригадир вышел в туалет с твердым намерением, если потерянная вчера мысль вновь придет в голову, немедленно записать ее на листке бумаги. Мысль не вернулась, но, уже засыпая, Тати все-таки ухватил ее кончик. Утром у него болела голова, и он был уверен, что идея никогда больше не даст о себе знать.
Однако пути подсознания неисповедимы, как неисповедимы пути Господни. По дороге в участок Тати вспомнил и первую мысль, и вторую, объединил их и, вместо того, чтобы ехать к себе, повернул машину в сторону мэрии. По рации связался с сержантом Донати и дал кое-какие указания.
В кабинет мэра бригадира пропустили без долгих церемоний, и Тати не стал терять времени.
- Господин Гаччи,- сказал он,- ваш погибший заместитель, если не ошибаюсь, был женат на вашей племяннице Сильвии?
- Не ошибаетесь, бригадир,- сухо сказал мэр.- Это одна из причин, почему я не намерен долго терпеть эти безобразия. Я просил уже, чтобы прислали другую следственную бригаду...
- Ни к чему,- заявил Тати.- Сейчас мои люди производят задержание Никола Заккариа, вашего личного шофера, если мне не изменяет память.
- Да что вы себе...- начал Гаччи, но не закончил фразу. Щеки его обвисли, будто из мэра выкачали воздух.
- Вам ведь мешал именно Гуэльфи, верно, дорогой Гаччи? - мягким голосом продолжал бригадир.- А Заккариа идеально подходил на роль убийцы-маньяка, да, к тому же, невидимки. Он ведь с детства играет в самодеятельности. Да я его сам несколько раз видел в спектаклях, последний раз в "Двух веронцах". Сорок пять лет, выше среднего роста, умение быстро переодеваться и отлично вести роль. Но только - вести роль. Писать ему должен был профессионал. Тем более, что и в шахматы Заккариа, насколько я знаю, играть не умеет. Зато вы, господин мэр, неплохо переставляете фигуры. Разряда у вас нет, я справлялся, но видел своими глазами, как вы на городском фестивале два года назад обставили самого Менотти.
Гаччи молчал, гляда на бригадира пустым взглядом.
- Идея была хороша,- закончил Тати, вставая.- Навалить три лишних трупа, изобразить шахматный спектакль... Надеюсь, Заккариа расскажет на допросе, сколько вы ему заплатили за представление.
- Все это бред,- мэр, наконец, пришел в себя.- Моего шофера сейчас вообще нет в городе, что вы несете, бригадир?
- Ну да,- подтвердил Тати.- Он звонил вчера из Менчидо. Вот я и вспомнил, что вы с нашими соседями организуете перед пасхой совместную ярмарку. Я долго вспомнить не мог, кого напоминал мне этот невидимка - сорок пять лет, рост и все такое...
Бригадир пошел к двери, не оборачиваясь. Мэра он знал хорошо, так просто тот не сдаст партию. Арестовать Гаччи сейчас не было никаких оснований - нужны были показания шофера, нужно было заново проанализировать всю игру. Может, даже мэру удастся свести партию к ничьей. Знакомых у него много, а идти напролом у бригадира не было никакого желания. Себе дороже.
Но убийств больше не будет - это главное.
Но зачем,- подумал он, выводя машину на осевую линию и включая мигалку с сиреной,- зачем он продолжал играть, когда Гуэльфи был уже убит? Неужели только для того, чтобы завершить партию? И сколько людей он готов был еще принести в жертву?
Бригадир поднял трубку радиотелефона и потребовал сержанта Донати.
- Все в порядке, бригадир,- отозвался помощник.- Он уже колется. Похоже, эта столичная штучка, Бергонци, хочет потянуть одеяло на себя.
- Ну и черт с ним,- буркнул Тати,- с меня хватит. Терпеть не могу шахматы.