Я люблю просматривать свои записи о замечательных победах моего друга Шерлока Холмса. К примеру, дело о бриллианте Дентона - блестящее, по моему мнению, расследование, когда Холмсу удалось найти похитителя, воспользовавшись фальшивой драгоценностью. Холмс решительно против того, чтобы я предал гласности эту удивительную историю, и, на мой взгляд, он делает большую ошибку. Впрочем, необыкновенно проницательный во всем, что касается поиска преступников, мой друг становится упрям и недальновиден, когда речь заходит о делах житейских.
Или взять историю Джона Опеншо и загадку трех "К", столь изящно разгаданную Холмсом, но так и не ставшую известной читателю (впоследствии это расследование было описано Конан Дойлем в рассказе "Пять зернышек апельсина" - прим.ред.).
Вот еще одно дело - о гибели Питера Саммертона. Каждый лондонец помнит эту трагедию, произошедшую осенью 1883 года, и все знают, что убийцу удалось арестовать на седьмой день, когда все надежды, казалось, уже исчезли. Но слава досталась, как обычно, инспектору Лестрейду, а между тем, без помощи Холмса Скотланд-Ярд до сих пор не добился бы успеха.
- Холмс,- как-то спросил я,- почему вы не хотите, чтобы я написал, наконец, о деле Саммертона? Это было чудо!
- Именно так, Ватсон,- ответил Холмс, попыхивая трубкой.- Вы справедливо заметили: я показал чудо. Правильная идея пришла мне в голову интуитивно. Я ненавижу интуицию, она противоречит методу. Интуицию обожает Лестрейд, и вам прекрасно известно, как часто она его подводит...
Возможно, Холмс прав. Тогда что сказать о деле Джорджа Уиплоу? Я и сейчас убежден, что именно нелюбимая Холмсом интуиция помогла ему тогда обнаружить преступника. Холмс же полагает, что действовал исключительно по собственной методике. Я не спорил со своим другом, но в результате мои записки о событиях апреля 1884 года пролежали без движения почти десять лет.
В то замечательное время я еще не был женат, и мы с Холмсом вели холостяцкую жизнь на Бейкер стрит. Мой друг поднимался рано, а я предпочитал понежиться в постели, тем более, что промозглая лондонская весна располагала именно к такому времяпрепровождению. Я спускался к завтраку, когда Холмс уже допивал свой утренний кофе, и мой друг каждый раз спрашивал, не попросить ли миссис Хадсон поставить на плиту еще один кофейник.
- Спасибо, Холмс,- отвечал я.- Вы же знаете, я предпочитаю, чтобы кофе не обжигал горло.
Холмс качал головой, ясно давая понять, что он не одобряет столь странной привычки, и углублялся в чтение "Таймс".
В то апрельское утро, с которого началась описанная ниже история, наш диалог был прерван звонком во входную дверь. Холмс отложил газету и прислушался. Из холла донесся глухой и низкий бас, но слова невозможно было разобрать. Миссис Хадсон что-то отвечала, и я даже догадывался - что именно, но мужчина продолжал настаивать.
- Я бы на вашем месте, Ватсон,- сказал Холмс,- допил эту холодную бурду, которую вы называете кофе. Судя по голосу клиента, он не намерен ждать, когда мы закончим завтрак.
На лестнице послышались легкие шаги нашей хозяйки, и миссис Хадсон поднялась в столовую, слегка возбужденная от перепалки, которая закончилась явно не в ее пользу.
- Мистер Холмс,- сказала она осуждающе.- Там, внизу, посетитель, и терпения у него не больше, чем у кэбмена, которому не заплатили за проезд.
Холмс бросил на меня многозначительный взгляд.
- У человека, отправившегося в Лондон из Портсмута первым утренним экспрессом,- сказал он,- должны быть серьезные причины проявлять нетерпение. Скажите, миссис Хадсон, чтобы он поднялся.
Холмс улыбнулся, увидев недоумение на моем лице, но ответить на немой вопрос не успел. Посетитель взбежал по ступенькам и вошел в комнату. Это был молодой человек лет двадцати пяти, с широкоскулым лицом, на котором выделялись длинный и острый, будто с какого-то другого лица перенесенный, нос, и глаза, черные и беспокойные. На посетителе был широкий дорожный плащ, в правой руке он держал цилиндр и трость. Цилиндр был, пожалуй, из тех, что вышли из моды в Лондоне еще в семидесятых годах, да и манера держаться выдавала в этом человеке провинциала.
- Мистер Холмс? - произнес посетитель, переводя взгляд с Холмса на меня и обратно.
- Рад познакомиться, мистер Говард,- сердечно сказал Холмс, привстав и делая широкий жест в мою сторону.- А это мистер Ватсон, мой коллега и помощник. Садитесь вон в то кресло. Надеюсь, вы не возражаете, если наш разговор будет происходить в присутствии мистера Ватсона?
На протяжении всей этой фразы посетитель смотрел на Холмса со все возраставшим изумлением. Даже я, давно привыкший к сюрпризам, оказался в полном недоумении: судя по реакции молодого человека, мой друг совершенно правильно назвал его имя. Между тем, я точно помнил, что миссис Хадсон не передавала Холмсу никаких визитных карточек.
- Шляпу,- продолжал Холмс, - вы можете повесить на вешалку, а трость прислоните к стене. Как бы вы ни дорожили этой фамильной реликвией, она здесь будет в безопасности.
Наш гость с шумом вздохнул и осторожно, будто опасаясь новых реплик со стороны Холмса, повесил цилиндр, прислонил трость, после чего опустился в кресло, не спуская взгляда с моего друга.
- Как вы узнали...- начал он и замолчал.
- Вашу фамилию? - пришел на помощь Холмс.- Ведь вы действительно Патрик Говард, пасынок Джорджа Уиплоу, покончившего с собой прошлой ночью?
- Да, это так, но...- пробормотал Говард и обратил свой взгляд ко мне, надеясь, что я смогу рассеять его недоумение. К сожалению, я был не в силах это сделать.
- Послушайте, Холмс,- сказал я,- судя по всему, у мистера Говарда серьезное дело, и если вы каким-то образом узнали заранее о его посещении...
- Дорогой Ватсон,- добродушно сказал Холмс,- а я-то думал, что вы и сами поняли, кто наш утренний гость, едва он переступил порог. Это же очень просто. Интонации голоса и легкий акцент выдают в нем жителя Южной Англии, причем из портовых районов Саут-Даунса, от Портсмута до Пула. Судя по нетерпению, проявленному этим господином, он вряд ли провел ночь в гостинице. Когда наш гость поднялся наверх, одного взгляда на его плащ и запыленные башмаки было достаточно, чтобы удостовериться в том, что он действительно явился к нам прямо с вокзала. Наверняка он путешествовал не всю ночь, иначе взял бы с собой чемодан или, хотя бы, дорожную сумку. От Портсмута до Лондона, как вы знаете, два с половиной часа езды, и попасть сюда мистер Говард мог только в том случае, если выехал первым утренним экспрессом.
- Ну хорошо,- воскликнул я.- А имя? Откуда вы узнали имя?
- Это еще проще,- пожал плечами Холмс.- Если молодой человек отправился в Лондон из Портсмута в такую рань, чтобы повидать меня, то у него должны были быть к тому серьезные основания. О чем серьезном, случившемся в Южной Англии, сообщали газеты в последние сутки? Только о неожиданном самоубийстве Джорджа Уиплоу, известного судовладельца. Дорогой Ватсон, вы же сами показывали мне вчера эту заметку в "Экспресс"...
Я едва удержался от того, чтобы хлопнуть себя по лбу. Действительно, я первым обратил внимание на заметку. Она была короткой, но достаточно содержательной. Судовладелец Джордж Уиплоу покончил счеты с жизнью, выстрелив себе в голову из револьвера. В оставленной на столе записке он просил никого не винить в своей смерти. Джордж Уиплоу был вдовцом и жил со своим пасынком Патриком Говардом, сыном покойной жены от ее первого брака.
Судя по всему, именно молодой Говард и сидел сейчас перед нами, глядя на Холмса взглядом, полным суеверного ужаса.
- Вспомнили? - нетерпеливо спросил Холмс.
- Да,- согласился я,- заметку в "Экспресс" я вспомнил. Но, разрази меня гром, Холмс, с чего вы взяли, что эта старая и, судя по виду, недорогая трость, является семейной реликвией?
- Да именно потому, что она старая и недорогая! Уиплоу был одим из самых богатых людей в Южной Англии, и если один из представителей этой семьи не расстается с такой неказистой тростью, то она наверняка не куплена в ближайшем магазине. Я прав?
Он обратился к мистеру Говарду, и молодой человек, успевший уже взять себя в руки, ответил глухим голосом:
- Вы совершенно правы, мистер Холмс. Трость принадлежала еще моему отцу... Я его плохо помню, это был замечательный человек... Впрочем, это неважно... Я приехал потому, что... Мистер Холмс, мне нужен ваш совет!
- Совет сыщика-консультанта? Разве в деле о самоубийстве вашего отчима есть неясности?
- Полиция считает, что нет. Инспектор Харпер вчера очень четко изложил на следствии все обстоятельства. Коронеру ничего не оставалось, как вынести вердикт: "самоубийство"...
Говард замолчал, глядя перед собой неподвижным взглядом.
- Тогда,- мягко сказал Холмс,- какой вам представляется моя роль в этом деле?
- Мой отчим...- хрипло произнес Говард.- У меня не было причин любить его. Но это... это не основание для того, чтобы примириться с неправдой. Мистер Холмс, я хорошо знал отчима. Это был не тот человек, который способен добровольно расстаться с жизнью! Покончил с собой? Ха-ха! Я скорее поверю в то, что Темза впадает в Ирландское море. Его убили, вот, что я вам скажу!
Взгляд Холмса стал острым.
- У вас есть основания для такого утверждения? - резко сказал мой друг.
- Основания?.. Одно-единственное: старый Уиплоу скорее убил бы весь мир, но не себя.
- Я хотел бы знать детали,- проговорил Холмс, складывая на груди руки.- Ватсон,- обратился он ко мне,- подайте, пожалуйста, том справочника "Кто есть кто" на букву "У".
Я встал со своего места и, проходя мимо нашего гостя, буквально кожей ощутил исходившие от него волны страха. Говард вздрогнул, когда моя рука случайно коснулась подлокотника его кресла. Открыв справочник на нужной странице, я подал Холмсу толстый том.
- "Уиплоу, Джордж,- прочитал Холмс,- род. 1823. Отец - Уиплоу, Бернард (1798-1863), судовладелец, мать - Уиплоу (дев. Мейджер), Мария (1821-1876). В 1847 женился на Маргарет Бирн (развелся в 1854), с 1869 женат на Энн Говард (1822-1881). Владелец семнадцати паровых судов (в т.ч. "Марианны" и "Кентавра") и трех парусно-паровых, а также ремонтных доков в Портсмуте и Саутгемптоне. Совладелец Южной пароходной компании, одной из крупнейших в Соединенном Королевстве. Состояние оценивается в 700 тысяч ф.с."
Холмс захлопнул справочник.
- Теперь я припоминаю,- сказал он.- Несколько лет назад Джордж Уиплоу разорил компанию "Южноафриканские линии", неожиданно снизив фрахтовые цены. Потом он перекупил большую часть судов этой компании и, став монополистом, взвинтил цены так, что заработал сотню тысяч фунтов в один-единственный день...
- Да,- кивнул наш гость.- Именно так оно и было. Теперь вы можете себе представить, насколько далек был мой отчим от мыслей о самоубийстве.
- Вы полагаете,- Холмс, наклонив голову, внимательно посмотрел Говарду в глаза,- что конкуренты и враги, которых у него было немало, могли желать гибели старого Уиплоу, и кто-то из них...
Холмс не закончил фразу и покачал головой, показывая, насколько неправдоподобной представляется ему эта мысль.
- Это слишком солидные люди,- заявил Говард,- чтобы опускаться до убийства. В этом деле вообще много неясного. Я бы даже сказал, что в нем неясно все.
- Как и где было обнаружено тело вашего отчима?
- В его собственном кабинете на первом этаже загородного дома. Это в трех милях от гавани Портсмута, в деревушке Чичестер. Марта, домоправительница, почувствовала запах газа на первом этаже. Все комнаты были открыты, кроме кабинета, газ мог идти только оттуда, в кабинете недавно установили это новомодное газовое освещение... Дверь была заперта изнутри, и это показалось подозрительным. На стук никто не отвечал. Я был наверху, только поднялся с кровати и приводил себя в порядок. Марта крикнула меня, она была очень взволнована... Я позвал садовника, и мы взломали дверь. Я едва не задохнулся, так сильно в кабинете пахло газом. Отчим сидел за столом и... Сначала мы подумали, что он отравился газом. Но нет - он оказался убит выстрелом в висок. Револьвер лежал тут же, на полу около кресла. На столе мы нашли записку... Но прежде мы раскрыли все окна, иначе моментально задохнулись бы.
- Когда вы вошли в кабинет, окна были закрыты? - спросил Холмс.
- Да, все три. Отчим вообще редко открывал их, он не любил шума, а весна нынче холодная, и окна еще даже не расклеили после зимы.
- Как же,- сказал Холмс,- мог убийца, если он существовал, войти в кабинет и выйти из него, если окна и дверь были закрыты изнутри? Там был еще один выход?
- Нет, мистер Холмс.
- И вы не слышали выстрела?
- Нет. Но я крепко спал, и, к тому же, в кабинете очень массивная дверь. Звук выстрела наверняка был приглушенным...
Холмс покачал головой. Признаюсь, услышав рассказ молодого Говарда, я пришел к мнению, что отчим его покончил с собой. Похоже, что и Холмс не нашел иного объяснения услышанному.
- Я не вижу, мистер Говард, чем бы смог вам помочь. Судя по тому, что вы рассказали, случай предельно ясный. Вам кажется, что отчим не мог сделать этого в здравом уме, но вы, возможно, не знаете всех обстоятельств...
- Я?! - вскричал Говард.- Мистер Холмс, я знаю все о финансовых делах компании! Они блестящи! Отчим и мистер Баренбойм, это его компаньон, оба вводили меня в курс дела, потому что полагали, что я со временем займу место одного из них... а может, и обоих... Я - законный наследник, у отчима не осталось других родственников. Нет, мистер Холмс, поверьте мне, я знаю отчима достаточно, чтобы утверждать: если этот человек таким образом завершил счеты с жизнью, значит, сам дьявол посетил его в ту ночь!
Холмс едва заметно улыбнулся. Он наверняка вспомнил в этот момент о "деле безумного портного". Тогда тоже казалось, что безумца посетил сам князь тьмы, а в результате выяснилось, что произошла обычная пьяная драка. Холмс справился с тем делом за три часа.
- Я заплачу,- сказал Говард,- и я уверен, что мистер Баренбойм будет со мной согласен... Вы должны расследовать это дело, мистер Холмс.
- Жаль,- сказал Холмс,- что вы не телеграфировали мне вчера утром, сразу после того, как обнаружили тело. Сейчас наверняка большая часть следов уничтожена.
Он обернулся ко мне.
- Ну что, Ватсон, не хотите ли совершить небольшую поездку? Когда ближайший поезд на Портсмут?
- В тринадцать сорок с вокзала Виктория,- сказал я, заглянув в железнодорожный справочник, лежавший на бюро.
- Я возвращусь с вами,- быстро сказал Говард.- У меня еще есть дела в Лондоне, но я возьму билеты и буду на вокзале за полчаса до отправления.
Холмс упруго поднялся на ноги. Проводив нашего гостя до двери, он обернулся ко мне и сказал:
- Вот весьма странное дело, дорогой Ватсон. С одной стороны - абсолютно ясное. С другой - полный туман. Думаю, нам предстоит интересная работа.
Следующие два часа Холмс провел, просматривая газеты и перелистывая справочники по химии, а я раздумывал, стоит ли брать с собой в поездку мой револьвер. По зрелом размышлении я оставил оружие дома - вряд ли нас ожидало нечто большее, чем осмотр комнаты и разговор с экономкой и слугами. Летом я, пожалуй, спустился бы к докам и на набережную, чтобы подышать морским воздухом, но сегодня там наверняка было сыро, холодно, и ветер пронизывал до костей.
Мы прибыли на вокзал Виктория ровно за полчаса до отправления портсмутского экспресса. Говард уже поджидал нас, нервно прохаживаясь по перрону.
- О, мистер Холмс! - просиял он.- Я уже начал было думать, что вы отказались от поездки.
Холмс молча показал клиенту на большие вокзальные часы.
- О да,- сказал Говард,- но я все равно нервничал.
Мы заняли отдельное купе. Экспресс тронулся точно по расписанию, и мимо замелькали сначала дымные лондонские пригороды, а потом коттеджи, столь характерные для Южной Англии. Мистер Говард несколько раз пытался завязать разговор, начиная его с такой естественной темы, как погода, но Холмс лишь качал головой, однажды открыв рот для того, чтобы сказать:
- Дорогой мистер Говард, будет лучше, если я составлю мнение об этом деле после того, как увижу все своими глазами. Поглядите, эти коровы будто сошли с полотна Констебля!
Коровы, пасшиеся на сыром лугу, были самыми обыкновенными, и Говард обиженно замолчал, а я отметил про себя, что Холмс, видимо, хотя бы раз посещал Национальную галерею. Произошло это наверняка в мое отсутствие, иначе мой друг не преминул бы высказать мне свое - естественно, отрицательное,- мнение о той мазне, которую современные живописцы называют пейзажами.
На привокзальной площади нас ждал экипаж, и мы поспешили скрыться в нем от накрапывавшего дождя.
- Домой,- сказал кучеру Говард,- и поторопись, Сэм.
- В Чичестере, - проговорил Холмс,- полагаю, есть гостиница или хотя бы постоялый двор, где мы с Ватсоном могли бы провести ночь, если это представится необходимым?
- Вы меня обижаете, мистер Холмс! - воскликнул Говард.- В доме есть комнаты для гостей, и они уже наверняка подготовлены к вашему приезду. Вы полагаете, что вам придется задержаться? - спросил он после небольшой паузы.
- Мистер Говард,- сказал Холмс, глядя на голые стволы деревьев,- чем больше я думаю о смерти вашего отчима, тем больше склоняюсь к мысли о том, что вы неправы. Полагаю, что осмотр места происшествия лишь убедит меня в этом. Но я бы хотел встретиться с мистером Баренбоймом, компаньоном вашего отчима, и задать пару вопросов местному инспектору.
- О, разумеется! - сказал Говард.- Сразу же по приезде я пошлю Сэма в Портсмут с запиской.
Чичестер, как я и ожидал, оказался ничем не примечательной деревушкой с единственной улицей, на которой стояло вразброску десятка три коттеджей и церквушка, построенная, скорее всего, еще во времена Вильгельма-завоевателя. Из всех труб валил дым, а собаки сопровождали наш экипаж таким лаем, будто чуяли в нас похитителей хозяйских кур.
К коттеджу Уиплоу вела узкая подъездная аллея, по краям которой тополя стояли будто солдаты на плацу. Сам дом показался мне весьма неказистым и неприветливым - типичное строение, созданное не для того, чтобы украсить собой пейзаж, а с единственной целью дать кров его обитателям.
Дождь все еще моросил и, похоже, конца этому не предвиделось. В полутемном холле нас встретила экономка, которую Говард назвал Мартой, и показала нам с Холмсом комнаты на втором этаже, оказавшиеся столь же неприветливыми, как и все в этом странном доме, наводившем на мысли о том, что хозяин был слишком занят делами, чтобы занимать ум устройством собственного быта.
- Ужин готов, сэр,- сообщила экономка, но Холмс сделал отрицательный жест.
- Сначала,- сказал он,- мы осмотрим кабинет, и я кое о чем вас спрошу, Марта. А потом мы с доктором Ватсоном непременно отдадим должное ужину.
Кабинет находился в левом крыле здания, массивная дверь с бронзовой ручкой в виде головы льва была чуть приоткрыта, и на ней ясно были видны следы взлома. Марта вошла первой, по указанию Говарда, и зажгла три газовых светильника, рассеявшие полумрак. Мы вошли следом, и Холмс направился к большому письменному столу красного дерева, сделав нам знак держаться в отдалении. Марта вышла в коридор, а мы с Говардом остались у двери.
Кресло, в котором, видимо, сидел старый Уиплоу, когда пустил себе пулю в голову, было отодвинуто к книжному стеллажу, занимавшему всю боковую стену кабинета. Три больших окна выходили в сад. Рамы были закрыты, по стеклам снаружи стекали струйки дождя, а изнутри еще остались висеть полоски бумаги, которыми окна заклеивались на зиму.
Холмс наклонился и что-то долго рассматривал на полу, а потом начал перебирать бумаги, лежавшие на зеленом сукне стола в полном беспорядке. Возможно, этот беспорядок был создан полицией, а возможно, самим хозяином, для которого в этом нагромождении книг, бумаг и тетрадей была одному ему известная система. Видимо, мысль Холмса совпала с моей, потому что он обратился к Говарду:
- Полиция нарушила порядок, в котором лежали на столе бумаги. Вы не могли бы восстановить его хотя бы приблизительно?
- Почему же приблизительно? - вдохновился Говард возможностью придти Холмсу на помощь.- Я знаю место каждой бумаги и каждой книги.
Он подошел к столу и в течение трех минут ловко переложил книги в правый угол, тетради, сложив стопкой, в левый, а разбросанные бумаги собрал горкой и водрузил на пюпитр возле большого чернильного прибора.
- Предсмертное письмо,- сказал Холмс,- было написано на одном из этих листов?
- Нет, листок был вырван из синего блокнота, который всегда лежал сверху. Отчим записывал здесь мысли, которые приходили ему в голову, с тем, чтобы впоследствии вернуться к ним более основательно.
Холмс перелистал блокнот и спрятал себе в карман. Потом он подошел к среднему из окон и провел рукой по обрывку бумаги.
- Окно,- сказал он,- открывали рывком, бумага разорвалась, а не была отлеплена.
- Ну да,- отозвался Говард.- Мы распахнули все окна, хотя и было ужасно холодно. Дышать здесь было невозможно...
- Хорошо,- сказал Холмс после того, как осмотрел остальные два окна. Он отошел к двери, знаком попросив нас с Говардом выйти в коридор, и наклонился, чтобы рассмотреть замочную скважину. Ключ - массивный, с огромным кольцом,- все еще торчал изнутри.
Выйдя в коридор, Холмс притворил дверь.
- Я бы хотел, если позволите,- обратился он к Говарду,- поговорить с вашей экономкой. Вы могли бы тем временем послать записку к мистеру Баренбойму с предупреждением, что мы с доктором Ватсоном будем у него завтра в одиннадцать утра.
С Мартой мы разговаривали с столовой, где уже был накрыт ужин на три персоны.
- Итак, дорогая Марта,- сказал Холмс,- начните с того момента, как вы услышали выстрел.
- Но я не слышала никакого выстрела, мистер Холмс! Я очень устала за день и спала без задних ног. Впрочем... во сне мне почудилось, будто что-то упало... или хлопнуло... но ведь это мне могло просто присниться, правда?
- Конечно,- согласился Холмс.- Скажите, Марта, мистер Уиплоу лег раньше вас?
- Нет, он обычно допоздна работал в кабинете.
- А мистер Патрик?
- Мистер Патрик уже спал, он ложится рано.
- Хорошо, Марта, а теперь расскажите, что вы сделали, когда почувствовали запах газа.
- Ох, мистер Холмс, я просто едва с ума не сошла. Я вышла в коридор, с утра-то я была в кухне, а там свои запахи, а потом я отправилась прибраться и сообщить господам, что завтрак готов, и мне так, простите, шибануло в нос, что я подумала, вот сейчас умру... Я сначала решила, что ветер задул светильник в холле, там, знаете, такой сквозняк, когда открывается входная дверь, но вспомнила, что никто из дома не выходил, а свет в холле и не зажигал никто, господа еще не вставали, а я ведь ночую в каморке возле кухни... О чем это я? Да, запах шел из кабинета, точно, из кабинета, и я подергала дверь, но она была заперта изнутри, я задержала дыхание и наклонилась, чтобы посмотреть в замочную скважину, но ничего не увидела, потому что ключ торчал в замке, и тогда я очень перепугалась... Вы можете себе представить, мистер Холмс, я ведь знала, что старый хозяин засиживается в кабинете допоздна, а теперь этот запах... И я помчалась наверх, чтобы разбудить мистера Патрика, но он уже сам вышел из комнаты - он сказал, что услышал мой крик, я не помню, наверное, я действительно закричала, когда почувствовала запах... Он сразу понял, что могло случиться, и побежал за садовником Генри, а тот принес инструменты, и дверь взломали. Господи, я вообще плохо помню, что было потом...
- Вы первая увидели мистера Уиплоу? - спросил Холмс, делая успокаивающий жест.
- Мы увидели вместе... Хозяин сидел за столом в кресле, но голова была откинута назад... а на полу была кровь и лежал револьвер, он выпал из руки бедного мистера Джорджа... Мистер Патрик и Генри сразу бросились открывать окна, но рамы были заклеены, и им пришлось сильно дергать, а я не могла, мистер Холмс, я выбежала в коридор и... По-моему, я упала в обморок,- виновато закончила свой рассказ Марта и развела руками.
- Я понимаю, насколько вы были взволнованы,- сказал Холмс, доставая из кармана синий блокнот,- но, может быть, вы случайно запомнили... Этот блокнот лежал на своем обычном месте?
Марта покачала головой.
- Не помню...
- Марта, - продолжал Холмс,- ваш хозяин, мистер Патрик Говард, утверждает, что Джордж Уиплоу был не таким человеком, чтобы покончить с собой. Вы давно служите в этом доме...
- Тридцать лет, сэр. Тридцать лет и еще полгода. Я знала и жену мистера Уиплоу, упокой Господь ее душу. Мистер Уиплоу был...- Марта всхлипнула,- он всегда знал, чего хотел, и он был хорошим человеком. Он любил жизнь, да, хотя он и предпочитал одиночество после смерти жены, но он очень любил по вечерам бродить по саду и... О чем я? Нет, мистер Холмс, я не знаю, какие у него были причины сделать то, что он сделал. Это ведь противно воле Господа!
- Хорошо, Марта,- сказал Холмс, прервав монолог, который мог бы продолжаться еще долго.- Можете идти и подавать ужин.
Когда Марта вышла, Холмс обернулся ко мне:
- Дорогой Ватсон, я вижу, вы хотите высказать свое мнение.
- Холмс! - воскликнул я.- Вам не кажется, что эти люди попросту пристрастны? Поверьте мне, как профессионалу: человек, бывает, кончает счеты с жизнью по таким поводам, которые со стороны кажутся совершенно нелепыми. Я действую вашим методом. Есть факты, которые невозможно отрицать. Первое: рана в виске, второе - револьвер, выпавший из руки мертвеца. Предсмертная записка. Наконец, комната, запертая изнутри. И газ. Скажите, зачем убийце, если на миг допустить, что это было убийство, зачем ему открывать газовый рожок? Между тем, если старый Уиплоу решил покончить с собой, все это естественно: он ведь мог опасаться, что рана окажется не смертельной, и тогда газ довершил бы начатое.
На протяжении моей речи Холмс утвердительно кивал, показывая, что он полностью согласен с моими рассуждениями.
- Вы правы, Ватсон,- сказал Холмс.- Я и сам знавал случаи, когда самоубийство выглядело нелепым, помните Крестона, преуспевающего адвоката, который пустил себе пулю в лоб в разгар блестящей карьеры? И лишь спустя год выяснилось, что причиной была любовная история... Вы правы. Но скажите мне, Ватсон, если Уиплоу решил покончить жизнь самоубийством, для чего ему было стреляться - ограничился бы тем, что пустил в комнату газ... При заклеенных окнах и запертой двери это была верная смерть.
- А если бы кто-то из домочадцев, почувствовав запах, помешал задуманному?
- Ночью? - с сомнением сказал Холмс.- Впрочем, дорогой Ватсон, я не буду с вами спорить, ибо, вероятнее всего, вы правы. Думаю, что беседа с инспектором и с компаньоном Уиплоу поставит на место недостающие звенья. Похоже,- добавил Холмс и покачал головой,- что мы зря поддались уговорам Патрика Говарда. Сразу же после разговора с мистером Баренбоймом отправимся на вокзал. Дорогой мистер Говард, вы, надеюсь, позаботитесь о билетах?
Я обернулся. Говард, видимо, вошел в столовую при последних словах Холмса и, услышав его просьбу, ответил:
- Да, конечно, если вы полагаете...
Сделав несколько шагов к столу, он поднял руки и воскликнул:
- Но, что бы вы ни говорили, мистер Холмс, я не могу поверить! Он так любил жизнь!
Фраза показалась мне произнесенной с излишней театральностью.
- Дорогой мистер Говард,- мягко сказал я,- в жизни вашего отчима наверняка были события, о которых вы ничего не знали.
- Я?! - вскричал Говард, но пыл его неожиданно угас, и он сказал так тихо, что мы с Холмсом едва расслышали: - Впрочем, может быть, может быть...
Ужин прошел в тягостном молчании. Похоже, что Говард был разочарован, но разве можно требовать от сыщика, тем более такого, как Холмс, чтобы он делал выводы вопреки очевидным фактам?
Ночью я спал плохо, дождь за окном усилился, и капли бились о стекло, будто птицы. Были и еще какие-то звуки, кто-то тихо шел по коридору, потом, мне показалась, то ли открылась, то ли закрылась дверь внизу, спросонья я подумал, что только сумасшедший способен гулять под дождем посреди ночи.
Утро решило порадовать нас. Я проснулся от того, что солнечный луч заплясал у меня на переносице. Небо почти очистилось от туч, и, выглянув в окно, я не узнал вчерашнего пейзажа. Дождь всегда делает картину серой и мрачноватой, а сейчас деревья перед домом выглядели молодыми и стройными, а на ветвях я разглядел уже набухшие почки.
Одевшись и приведя себя в порядок, я постучал к Холмсу и, услышав знакомое "Да!", раскрыл дверь.
Холмс сидел в кресле у окна и курил трубку. Похоже было, что он уже давно встал и спозаранку размышлял над странной кончиной старого Уиплоу. Увидев на моем лице вопросительное выражение, Холмс покачал головой, давая понять, что никакие новые соображения не пришли ему на ум.
Когда мы спустились к завтраку, Говард уже доедал свой тост. Он хмуро поздоровался и даже не пытался скрыть того, что чрезвычайно недоволен результатом визита великого сыщика. На его лице так и читалось: "я-то думал, что вы, мистер Холмс, оправдываете свою репутацию..."
- Если у вас, мистер Говард, есть здесь дела,- вежливо сказал Холмс, когда мы поднялись из-за стола,- то я просил бы не провожать нас. Визиты, которые нам предстоят,- простая формальность. Свое мнение я уже высказал и не думаю, что оно изменится.
Говард прерывисто вздохнул. В глазах его вспыхнул и тут же погас огонек.
Кучер Сэм отвез нас в Портсмут, и всю дорогу Холмс восторгался пейзажами Южной Англии, которые, по моему мнению, были унылой пародией на действительно замечательные пейзажи Уэльса или Нортумберленда. Я понял, что Холмс не желает говорить о деле Уиплоу.
Инспектор Харпер оказался крепким мужчиной лет сорока, с широкими плечами и бычьей шеей. Он не производил впечатления умного человека, маленькие глазки смотрели пристально, но без всякого выражения.
- Мистер Холмс! - воскликнул инспектор, едва мы переступили порог его кабинета.- Я рад вас видеть!
Радость эта, однако, никак не отразилась на лице Харпера, оставшемся столь же бесстрастным, как статуэтка короля Эдуарда V, стоявшая на столе.
- Вы, конечно, не помните меня, где вам, знаменитостям, помнить простых полицейских,- продолжал Харпер.- Три года назад я работал в Олдершоте, и ваше участие в деле об убийстве девицы Логан было просто неоценимо!
- Припоминаю,- сказал Холмс,- ее удавили бельевой веревкой, верно? Ватсон, это одна из тех историй, которые еще вами не описаны.
Теперь и я вспомнил то дело, но, признаюсь, инспектор Харпер совершенно выпал из памяти. Если бы мне пришлось когда-нибудь приводить в порядок свои записи о деле Логан, я так бы и не вспомнил, кто из полицейских помогал Холмсу в расследовании.
- Вас интересуют обстоятельства смерти мистера Уиплоу? - продолжал между тем инспектор.- Я знаю, в Чичестере поговаривают, будто Уиплоу убили. Но это ведь всегда так - стоит кому-то отправиться в мир иной не в свой срок, и тут же начинаются пересуды. Люди есть люди. Дело-то ясное.
- Я хотел бы,- прервал Холмс речь инспектора,- с вашего разрешения посмотреть на предсмертную записку.
- О, я знаю, вы замечательный психолог, мистер Холмс! Текст может сказать вам многое. Почему Уиплоу решился на этот шаг? Я-то думаю, что он очень переживал из-за смерти жены, матери молодого мистера Патрика. Она уже три года как в могиле, пора бы придти в себя, но вам-то известно, как это иногда бывает... Будто и забыл, а вдруг накатывает, и так становится тошно, что хоть в петлю...
Последнюю фразу инспектор произнес неожиданно упавшим голосом, и я подумал, что в его жизни тоже произошла трагедия, позволившая если не с одобрением, то с пониманием отнестись к поступку Уиплоу. Холмс бросил на инстектора быстрый взгляд и склонился над листком, вырванным из блокнота. Четким почерком на листке было написано всего две строчки: "Вина в этом только моя. Мне и отвечать. Всегда ваш, Джордж Уиплоу."
- Что скажете, Ватсон? - повернулся ко мне Холмс.
Он передал мне листок, и я некоторое время изучал текст.
- Джордж Уиплоу был основательным человеком,- сказал я наконец.
- Это верно, - пробормотал инспектор и вздохнул.
- Он, вероятно, долго обдумывал эту фразу,- продолжал я.- Она короткая и, видимо, должна быть понятна близким - молодому Говарду и Баренбойму, компаньону мистера Уиплоу. Они должны бы знать, в чем именно вина Джорджа и за что он должен отвечать.
- О, мистер Ватсон,- сказал инспектор,- я уже задавал обоим точно такой же вопрос, и коронер Пейнброк на дознании интересовался этим. Мистер Говард ничего не знает ни о какой вине покойного. А мистер Баренбойм утверждает, что это могло быть только дело о гибели "Святой Моники". Год назад корабль напоролся на рифы у западного берега Африки и затонул вместе с командой. Мистер Уиплоу считал, что в этом была его вина, потому что он поставил на "Монику" капитаном Брэда Толкина, а тот, знаете ли, любил выпить и... Мистер Баренбойм говорит, что старый Уиплоу очень переживал из-за той истории, хотя Ллойд выплатил страховку без разговоров.
- Скажите, инспектор, ведь это вы осматривали место трагедии? - спросил Холмс.
Инспектор наклонил голову.
- И сержант Форбс,- сказал он, чтобы восстановить справедливость.
- Значит, только вы можете сказать мне, где именно лежал этот блокнот.
Холмс положил на стол синий блокнот Уиплоу.
- А! - воскликнул инспектор.- Вы тоже считаете, что листок, на котором Уиплоу оставил предсмертные слова, был вырван из этого блокнота. Рад, что у нас возникли сходные мысли! Где он лежал, спрашиваете вы. На пюпитре, мистер Холмс. Среди бумаг, связанных с деятельностью компании.
- Сверху или снизу?
- Пожалуй, блокнот был между бумагами,- сказал инспектор менее уверенно.- Да, точно, сверху лежал договор о фрахте судов у "Вестерн пасифик".
- Хорошо,- сказал Холмс удовлетворенно.- Рад был встретить вас, инспектор.
- Вы сделали свои выводы, сэр? Я имею в виду, раскрыли ли вы причину самоубийства.
Холмс спрятал в карман блокнот и поднялся.
- После беседы с мистером Баренбоймом,- сказал он,- все станет ясно.
Инспектор проводил нас до двери кабинета, рассыпаясь в комплиментах, адресованных, конечно, Холмсу, но кое-что перепало и мне.
- Ватсон,- сказал Холмс, когда мы с риском для жизни пересекли площадь Нельсона и оказались перед дверью в офис Южной пароходной компании,- Ватсон, как вы думаете, кому адресовал Уиплоу обращение "Всегда ваш"?
- Надо полагать, пасынку и компаньону,- отозвался я.- У старика, видимо, не было более близких людей.
Холмс промолчал, но было ясно, что мой ответ его не удовлетворил. Мы вошли в сумрачный холл, и минуту спустя служащий ввел нас в кабинет мистера Соломона Баренбойма. Совладелец пароходной компании оказался крепким пятидесятилетним мужчиной выше среднего роста с выпяченной челюстью, делавшей его похожим на боксера-профессионала, и горбатым семитским носом. Судя по довольно тщедушному, несмотря на рост, сложению, Баренбойм никогда не выходил на ринг - разве что на деловой, где с противником приходилось боксировать не кулаками, но идеями и контрактами.
- Я потрясен,- сказал хозяин кабинета, когда мы уселись втроем около низкого столика, на котором не было ничего, кроме нескольких проспектов с изображениями парусников и пароходов.
- Мы работали вместе больше двадцати лет,- продолжал мистер Баренбойм.- Смерть Джорджа была... Она была просто невозможна!
- Должна существовать веская причина,- сказал Холмс.- Такой человек, как Джордж Уиплоу не мог свести счеты с жизнью без чрезвычайных оснований.
- Да, да,- пробормотал Баренбойм,- я не вижу никаких оснований. Никаких, мистер Холмс.
- Смерть жены, которую он любил?
- Прошло три года, мистер Холмс! Джордж был в депрессии, верно. Но я считал, что он справился. Вот уже год, как Джордж перестал упоминать имя Энн в каждом разговоре... Я просто не могу поверить, мистер Холмс! Я... Когда пришел сержант и сказал, что Джордж найден мертвым, я был уверен, что его убили. Инспектор Харпер утверждает, что Джордж сделал это сам, и коронер присоединился к этому мнению. Они профессионалы, но ведь и професссионал может ошибиться... Мистер Холмс, вы тоже считаете, что... Джордж выстрелил в себя сам?
- Все говорит именно об этом,- кивнул Холмс.- Инспектор Харпер знает свое дело, мистер Баренбойм. Думаю, что, если и существует какая-то иная причина для самоубийства Уиплоу, кроме смерти жены, то знать ее можете или вы, или мистер Говард.
Баренбойм сделал отстраняющий жест рукой.
- Мне иные причины неизвестны,- сказал он резко.- Что касается Патрика...
Он оборвал фразу и принялся нервно перелистывать лежавшие на столе проспекты, будто искал там какое-то изображение.
- Да,- мягко проговорил Холмс,- вы начали говорить о Патрике. Он может знать о причине самоубийства больше вас?
Баренбойм справился с волнением и посмотрел Холмсу в глаза.
- Не думаю, мистер Холмс. Патрик никогда особенно не любил отчима, и я его в этом не обвиняю. У Патрика своя цель в жизни. Жизнь Джорджа проходила здесь, в этих стенах, он не мыслил себя без своих кораблей, без фрахта, без споров с капитанами, без всей этой нервной суеты, что зовется морским бизнесом. А Патрик иной... Он добрый малый, но море для него - просто вода, где плавают пароходы и приносят прибыль, из которой и ему что-то перепадает.
- Что же интересует его на самом деле? - спросил Холмс, разглядывая висевшие на стенах картины с изображением морских пейзажей и старинных галеонов. Похоже, его совершенно не интересовали интересы молодого Говарда, и вопрос он задал только для того, чтобы поддержать беседу.
- Лошади, мистер Холмс! - воскликнул Баренбойм.
- У него есть конюшни? - удивился Холмс.- Признаться, я не заметил ни одной в Чичестере.
- Он играет на скачках, мистер Холмс. Ипподром - его стихия. Жокеи - его лучшие друзья. Он честный человек, мистер Холмс, и он, насколько я знаю, никогда не попадал в истории, которые довольно часты в той среде. Но...
Баренбойм помолчал. Молчал и Холмс, не сводя взгляда с картины, на которой были изображены, по-моему, сами владельцы Южной пароходной компании, стоявшие на борту какого-то судна.
- Но я плохо представляю,- продолжал Баренбойм, вздохнув,- как пойдут дела компании, когда Патрик сядет вон в то кресло, где всегда сидел Джордж.
- Патрик наследует отчиму? - осведомился Холмс.
- Да, полностью.
- И завещание вступает в силу немедленно? - это было скорее утверждение, чем вопрос.
- Конечно,- кивнул Баренбойм.- Есть один нюанс, но он несуществен...
- Да, да? Вы сказали о нюансе.
- Патрик должен полностью войти в курс дел компании. Это естественное требование, оно оговорено в завещании Джорджа. Думаю, когда оба мы оправимся от этого страшного события... Патрику придется, конечно, меньше внимания уделять своим былым привязанностям.
- А до того времени, когда вы сочтете, что молодой Говард готов занять место мистера Уиплоу...
- До того времени финансами распоряжаюсь я. Впрочем, не думаю, что это продлится долго. Патрик сказал мне вчера, что с понедельника начнет вникать в дела. Он умный парень, мистер Холмс, и я думаю, что, действительно занявшись контрактами и спорными проблемами фрахта, Патрик со временем станет хорошим компаньоном.
- Не сомневаюсь,- подтвердил Холмс.- Молодой Говард произвел на меня приятное впечатление. Немного эмоционален, но это привилегия молодости. По-моему, я так и не убедил его в том, что никто не мог убить мистера Уиплоу. Он остался при своем мнению вопреки очевидным фактам.
Баренбойм нахмурился.
- Вы говорите, что Патрик...- начал он с оттенком недоумения в голосе.- Впрочем, конечно...
- Вы хотели что-то сказать, мистер Баренбойм?
- Нет, мистер Холмс. Я просто думаю, что нам обоим трудно смириться с мыслью, что Джорджа больше нет...
- Вы не возражаете, мистер Баренбойм,- сказал Холмс поднимаясь,- если мы с доктором Ватсоном посетим вас еще раз сегодня вечером? В семь часов, если вы не против.
- О, конечно... У вас есть какие-то вопросы?
- Вопросы, мистер Баренбойм? Нет, но я надеюсь, что к вечеру у меня будут кое-какие ответы. Я имею в виду причину самоубийства мистера Уиплоу.
Мы оставили Баренбойма в глубокой задумчивости.
- Ватсон,- сказал Холмс, когда мы вышли на шумную площадь,- если не ошибаюсь, вон там видна вывеска почтового отделения? Пойдемте, мне нужно дать телеграмму.
Мой друг быстро набросал текст, и я сумел лишь увидеть, что адресована телеграмма была инспектору Лестрейду, Скотланд-Ярд.
- Думаю, что в течение дня поступит ответ от моего адресата,- обратился Холмс к телеграфисту.- Я зайду за ним к шести часам.
- Хорошо, сэр. Мы работаем до семи.
- А теперь, Ватсон,- обратился ко мне Холмс,- мы можем, наконец, исполнить давнюю мою мечту и побродить по набережной. Вам не кажется, что морской воздух благотворен для организма?
- Ваше счастье, Холмс,- заметил я,- что нет обычного для Портсмута южного ветра. Иначе вы были бы иного мнения о достоинствах прогулки.
Холмс рассмеялся и, взяв меня под руку, увлек к каменному парапету, над которым с дикими воплями кружились чайки.
После вчерашнего дождя и довольно прохладного утра погода, пожалуй, действительно разгулялась. Солнце излучало мягкое весеннее тепло, а редкие облака не были способны уронить на землю ни единой капли влаги.
- Чего вы ждете, Холмс? - не выдержал я, когда после двухчасовой прогулки по набережной мы заняли столик в ресторане.- Если вам все ясно в деле Уиплоу, почему бы не вернуться в Лондон поездом в три сорок?
- Мне все ясно в деле Уиплоу, дорогой Ватсон,- ответил Холмс.- И именно поэтому мы не можем пока вернуться в Лондон.
- Я не понимаю вашего умозаключения!
- Потерпите, Ватсон. Это куриное крылышко, по-моему, слишком жесткое, вы не находите?
Крылышко было даже чересчур разваренным, но вступать в спор мне не хотелось.
Я думал, что после обеда мы продолжим прогулку - надо же было как-то убить время до шести вечера! - но Холмс неожиданно для меня кликнул кэб.
- Сколько возьмешь до Чичестера, приятель? - спросил он кэбмена.
- Три шиллинга, сэр,- ответил громила-кучер и, заметив недовольство на лице Холмса, добавил: - Мне еще обратно возвращаться, сэр, а дорога не близкая.
- Поехали, Ватсон,- сказал Холмс.- Думаю, что другой кэбмен потребует четыре шиллинга и начнет жаловаться на плохое состояние дорог.
- И будет прав,- пробормотал я, вспоминая вчерашнюю тряску.- Мы возвращаемся в имение Уиплоу, Холмс? Зачем?
- По глупости, дорогой Ватсон. Я должен был еще вчера обо всем догадаться и задать садовнику Генри один-единственный вопрос. Если будете писать об этом деле, Ватсон, упомяните, что Холмс был слеп, как курица.
- К тому же, - добавил он,- я хочу и мистера Говарда пригласить на встречу в офисе Баренбойма. Ему наверняка будет любопытно услышать, о чем мы станем говорить.
- Вы в чем-то подозреваете Баренбойма, Холмс? - наконец догадался я, сложив все прежние недоговорки и вспомнив заданные Холмсом вопросы.
- А кого же еще, Ватсон? Кого же еще? Если бы не славный мистер Баренбойм, нам не довелось бы заняться этим делом!
Произнеся эту загадочную фразу, Холмс погрузился в глубокое раздумье и молчал, пока мы не подъехали к тополиной аллее.
- Любезный,- обратился Холмс к кучеру,- вот ваши три шиллинга, и вы можете заработать еще два, если подождете здесь полчаса. Возможно, нам придется возвращаться в Портсмут.
Глина на аллее не успела подсохнуть, и мои туфли, когда мы добрались до домика садовника, приобрели ужасный вид. Холмс постучал в маленькое окошко и, когда на пороге появился садовник, задал ему тихим голосом какой-то вопрос. Генри бросил на Холмса удивленный взгляд и что-то пробормотал. Я не расслышал ни слова, но, видимо, ответ полностью удовлетворил любознательность моего друга.
- Пойдемте, Ватсон,- сказал Холмс и, вместо того, чтобы продолжать путь к дому, направился обратно, к поджидавшему нас кэбу.
- Холмс! - воскликнул я.- Вы не заблудились?
- Нет, Ватсон,- ответил Холмс, не оборачиваясь.- На этот раз я не заблуждаюсь, уверяю вас. Не стойте столбом, друг мой, садитесь, у нас еще много дел.
Возвращаясь по аллее, я налепил немного дополнительной грязи на туфли, но, что хуже, запачкал и брюки - было бы совершенно неприлично появляться в таком виде не только в респектабельном офисе Баренбойма, но даже в полицейском участке, куда мы, судя по словам Холмса, отправились.
- Мистер Холмс! - воскликнул инспектор Харпер, когда мой друг возник на пороге кабинета.- Я уже получил телеграмму от инспектора Лестрейда, все будет сделано в лучшем виде, не сомневайтесь!
- Я и не сомневаюсь,- сдержанно отозвался Холмс.- У меня к вам просьба, инспектор. Я бы хотел, чтобы при нашем разговоре с мистером Баренбоймом присутствовал и молодой Говард. Можно послать курьера с запиской, но не лучше ли будет, если бы этим занялся ваш человек?
- Я отправлю сержанта,- кивнул Харпер.- Я чувствую, у вас есть что-то против Баренбойма? Признаться, этот старый лис обвел меня вокруг пальца. Теперь-то я понимаю: он не ответил толком ни на один мой вопрос.
- До вечера, инспектор,- сказал Холмс, и мы покинули участок.
- Холмс,- заявил я,- если я не почищу обувь, вы не заставите меня войти в кабинет Баренбойма. Да и вам неплохо бы привести себя в порядок. И заодно поделиться своими соображениями. Убейте меня, Холмс, я не понимаю, как вы пришли к мысли, что Баренбойм замешан в этом странном деле! И как, черт побери, можно было убить человека в запертой комнате?
- Зайдем вон в ту гостиницу, с золотым петухом на вывеске,- предложил Холмс.- У нас есть два часа времени, и коридорный начистит ваши туфли так, что вам не стыдно будет появиться в приемной премьер-министра.
- Что до мистера Баренбойма,- продолжал мой друг, когда мы оказались в тихом двухместном номере с окнами во двор, и коридорный унес наши туфли, утверждая, что ровно через полчаса все будет вычищено до блеска,- что до мистера Баренбойма, то разве вам самому, Ватсон, не ясна его роль в этом убийстве?
- Убийстве, Холмс? Еще час-другой назад вы сами были уверены и уверяли всех в том, что убить Уиплоу было невозможно!
- Убийство, Ватсон, хладнокровное убийство, и я был слеп, когда утверждал обратное.
- Значит, молодой Говард прав? - пробормотал я.
- Безусловно,- подтвердил Холмс.- Потому-то я и хочу, чтобы он непременно присутствовал при нашем разговоре.
- Почему же мы повернули назад от самого порога? - продолжал любопытствовать я.
- Дорогой Ватсон, вы так беспокоились о своей обуви, что я просто не мог заставить вас прошагать еще полсотни метров по этой замечательной грязи!
Ответ не показался мне убедительным, но я не стал настаивать.
Мы покинули гостиницу в половине шестого и явились на почту как раз во-время, чтобы получить длинную телеграмму из Скотланд-Ярда.
- Только что пришла, мистер Холмс,- сказал знакомый уже нам служащий, окидывая моего друга любопытным взглядом.
Холмс пробежал глазами текст и молча сунул телеграмму в карман, где уже лежал синий блокнот старого Уиплоу.
Когда мы вошли в кабинет Баренбойма, на улице уже стемнело, и мне показалось, что здесь мрачновато - в мерцающем свете газовых рожков изображения кораблей на картинах производили впечатление пиратских галеонов с пушками, направленными вам прямо в глаза.
Мистер Баренбойм усадил нас в те же кресла, в которых мы сидели днем, и я подумал, что Холмс, как всегда, прав: старик был взволнован сверх всякой меры. Он явно боялся предстоявшего разговора.
Доложили о приходе Патрика Говарда, и молодой человек вошел в кабинет с возгласом:
- Приятный вечер, господа, после вчерашней непогоды! Рад вас видеть, мистер Холмс, и вас, доктор Ватсон. Я в долгу перед вами, вы сбросили камень с моей души.
- Дорогой Патрик,- вздохнул Баренбойм,- что бы ни сказал сейчас мистер Холмс, камень с моей души не упадет уже никогда.
- Мистер Холмс,- нетерпеливо сказал Говард.- Вы, наверняка сумели объяснить причину этого загадочного самоубийства!
- Это было не самоубийство, мистер Говард,- сказал Холмс, - Джорджа Уиплоу убили.
Я внимательно следил за реакцией Баренбойма, но даже я не ожидал того, что последовало за словами Холмса. Старик вскочил на ноги, схватился обеими руками за грудь, глаза его закатились, и он непременно упал бы на пол, если бы молодой Говард не успел подхватить его.
- Мистер Холмс,- вскричал Говард, усаживая Баренбойма в кресло,- о чем вы говорите?
Мне было от души жаль старика. Каковы бы ни были цели, которые он преследовал, убивая компаньона, это был человек, который внушал симпатию. Я знал, что Холмс сейчас все объяснит, и мне, как и Говарду, придется смириться с неизбежным, но все же чисто по-человечески я не мог не пожалеть старика, которому придется остаток жизни провести в тюрьме.
Я пощупал у Баренбойма пульс и попросил Говарда открыть окно. Холодный вечерний воздух привел старика в чувство. Пульс был хороший, и я не опасался, что Баренбойма хватит удар. Старик был взволнован чрезвычайно, но уже пришел в себя.
- Я так и думал,- пролепетал он, глядя Холмсу в глаза,- я был уверен, что Джордж не мог...
- Господа,- сказал Холмс несколько минут спустя, когда все вновь заняли свои места, и мистер Баренбойм, хотя и был бледен, но собран и готов внимательно слушать,- это очень странное дело, хотя и очень простое. Я хочу задать вам по одному вопросу, а затем сообщу свое заключение. Мистер Баренбойм,- обратился Холмс к старику,- знал ли Джордж Уиплоу о том, что Патрик Говард тратит большие суммы на скачках?
- Конечно,- прошептал Баренбойм.- Это было постоянной причиной для споров. Патрик много раз давал обещание...
- Мистер Говард,- повернулся Холмс к молодому человеку,- сколько денег вы проиграли в прошлое воскресенье?
Говард нахмурился, и мне показалось, что в глазах его сверкнула молния.
- Мистер Холмс,- сказал он сдержанно,- не думаю, что это имеет какое-то значение.
- Позвольте судить мне,- холодно отозвался Холмс.- Вы проиграли гораздо больше, чем могли заплатить, пользуясь теми суммами, которые выделял вам ваш отчим. И вы знали, что, явившись с просьбой о деньгах, тем более, что речь теперь шла о трехстах фунтов, вы не получите ни пенса!
- У меня были деньги! - вскричал Говард, вскакивая на ноги.- Я не собирался беспокоить Джорджа по такому нелепому поводу!
- Естественно,- согласился Холмс,- ведь вы заранее знали результат.
Он достал из кармана полученную им телеграмму.
- Букмекер по фамилии Стивенс, которому вы оказались должны, дал вам недельный срок, чтобы расплатиться с долгом,- сказал Холмс, заглянув в текст.- Срок выплаты истекает через три дня. Будь жив ваш отчим, вам не на что было бы рассчитывать. Но Джордж Уиплоу неожиданно кончает с собой, и вы становитесь наследником. Но неожиданно выясняется, что ваше вступление в права оговорено условием. И вам не остается иного выхода, как обратиться с просьбой к компаньону Джорджа Уиплоу. Сколько он у вас просил, мистер Баренбойм?
- Триста фунтов, мистер Холмс...
- И вы отказали.
- Это большая сумма, и я подозревал, для чего она нужна... Мне... Мне показалось подозрительным...
- Вам показалось подозрительным, мистер Баренбойм, что Патрик пришел к вам с просьбой о деньгах, не дождавшись даже похорон отчима. Вы не видели прямой связи, ведь коронер утверждал, что Джордж Уиплоу покончил с собой, и были названы сугубо личные причины, но у вас оставались сомнения...
- Конечно, мистер Холмс, у меня были сомнения! Я не верил, что полиция провела расследование достаточно тщательно. Они могли что-то упустить. Причину, о которой говорил на следствии инспектор Харпер, кто угодно мог бы счесть убедительной, но не я!
- У вас возникли сомнения, и вы отказали Говарду.
- Я не мог ему отказать, мистер Холмс, - покачал головой Баренбойм.- Патрик - законный наследник. Но сомнения у меня действительно были... Я сказал, что готов буду продолжить этот разговор через неделю или две...
- Но вам, мистер Патрик,- повернулся Холмс к молодому Говарду,- деньги нужны были немедленно, и оставался единственный способ их получить: убедить, наконец, мистера Баренбойма в том, что Джордж Уиплоу действительно покончил с собой. Полностью рассеять его сомнения, и тогда он даст вам нужную сумму.
- Мистер Холмс,- воскликнул Патрик,- я приехал к вам, потому что верил в самоубийство отчима еще меньше, чем мистер Баренбойм! Я хотел, чтобы вы разобрались в этом деле...
- Да полно, дорогой мистер Патрик, вы хотели иного! Вы полагали, что мои выводы подтвердят мнение коронера и полиции, а мой авторитет убедит, наконец, мистера Баренбойма в том, что у Джорджа Уиплоу были какие-то свои, ему не известные, причины для такого поступка. Вот чего вы добивались! Вы прекрасно знали, что Джордж Уиплоу не покончил с собой. Ведь это вы застрелили отчима.
Говард вскочил, будто подброшенный пружиной.
- Как вы смеете?!
Он бросился на Холмса, и мне пришлось придти другу на помощь. Говард оказался сильным малым и сопротивлялся отчаянно. Пожалуй, он смог бы свалить меня с ног, но неожиданно я услышал знакомый голос:
- Ай-ай-ай, мистер Говард, вам все равно не сладить с этими джентльменами.
В дверях кабинета стоял Лестрейд, из-за его плеча выглядывал инспектор Харпер.
- Отпустите-ка доктора Ватсона, молодой человек,- продолжал Лестрейд,- и дайте руки, я надену наручники...
Странные звуки послышались за моей спиной. Я обернулся. Баренбойм опустил голову и обхватил ее руками. Плечи его сотрясались от рыданий.

*   *   *
- Холмс,- сказал я поздно вечером, когда мы уселись наконец у жарко натопленного камина, и мой друг раскурил свою трубку,- Холмс, я не докучал вам вопросами. Я старался сам разобраться в этом деле, но все-таки не понял, как можно было убить человека в совершенно закрытой комнате! Вы сами утверждали, что это могло быть только самоубийство!
- Утверждал, Ватсон, потому что на какое-то время Говард сумел и меня сбить с толка. О, Ватсон, он очень умен. Он мог бы натворить еще немало, но его сгубила гордыня. Он убил отчима из-за наследства. Но деньги ему нужны были срочно, а старый Баренбойм тянул, он подозревал, что Патрик каким-то образом замешан в смерти Джорджа. Баренбойм сомневался в самоубийстве друга, даже полициейское следствие его не убедило. И Говарду пришла в голову идея - если бы Шерлок Холмс подтвердил заключение коронера, у Баренбойма не было бы больше никаких оснований сомневаться. Он примирился бы с неизбежным.
- Патрик хотел получить деньги, но он не мог убить Джорджа, и вы сами это доказали!
Холмс покачал головой.
- Вы говорите о закрытой комнате, Ватсон? Но откуда мы знаем, что она действительно была закрыта, и в нее невозможно было проникнуть? Только со слов самого Патрика! Когда мы вошли в кабинет, все три окна были лишь прикрыты.
- Их распахнули Говард с садовником, а экономка стояла рядом и все видела. Два свидетеля, кроме Говарда, утверждают, что окна не только были заперты, но и заклеены на зиму бумагой.
- Вот это-то, дорогой Ватсон, и сбило меня с толку вначале! У меня не было причин подозревать молодого Говарда, а свидетельства садовника и экономки придавали его словам еще больший вес. Но вот, что мне уже тогда бросилось в глаза. Ватсон, вы помните текст предсмертной записки?
- Конечно,- я пожал плечами.- "Вина в этом только моя. Мне и отвечать. Всегда ваш, Джордж Уиплоу."
- В чем он видел свою вину, Ватсон? В смерти жены, как полагал инспектор Харпер? В трагической гибели команды "Святой Моники"?
- Он мог считать себя в какой-то степени виновным, Холмс. Мне приходилось встречаться со случаями... Помните, я рассказывал вам о самоубийстве капитана Лонга? Это было в Бангалоре, и я сам производил вскрытие...
- Да-да,- нетерпеливо сказал Холмс.- Лонг обвинял себя в том, что якобы по его преступной халатности погибли двое солдат.
- Один из них был его племянником. В действительности вины Лонга в том не было, но он считал иначе и покончил с собой.
- Ватсон, я мог бы согласиться с таким рассуждением, если бы не слова "Всегда ваш". Этими словами заканчивают деловые письма, а не предсмертные записки! Говард подтвердил мою мысль, сказав, что Уиплоу пользовался блокнотом для деловых записей. К кому могли быть на самом деле обращены слова записки? Внимательно прочитав блокнот, я обнаружил, что за неделю до трагедии на пароход "Королева Мэри" были погружены по ошибке триста тонн льна. Пришлось производить перегрузку, фирма потеряла около пятисот фунтов. Виноват был Уиплоу, он отдал неправильное распоряжение. А записку он писал, скорее всего капитану "Королевы Мэри" Диккенсу.
- Где же остальной текст, Холмс?
- Записка была на двух листках. Говард вырвал из блокнота оба. Первый унес и, надо полагать, уничтожил. А от второго аккуратно отрезал верхнюю часть, оставив только окончание. У Говарда была причина для убийства. Ему нужны были деньги. Дорогой Ватсон, он играл на скачках, и ему не везло. Старый Уиплоу знал об этой страсти пасынка и время от времени давал ему денег для покрытия долгов, но давал не всегда и наверняка грозил, что лишит наследства, если Патрик не перестанет заниматься глупостями. Возможно, он считал, что молодой человек внемлет наконец его увещеваниям и возьмется за ум. На самом деле Джордж Уиплоу сам рыл себе могилу. Однажды он отказал пасынку в деньгах, и тот решил, что настало время. Говард тщательно разработал все детали и наверняка вышел бы сухим из воды, если бы не обратился ко мне.
- Действительно, Холмс, зачем он это сделал, ведь если Говард - убийца, его поступок просто нелеп!
- Вы думаете? Дорогой Ватсон, сам Патрик полагал, что это поступок гения. Говард убил отчима и инсценировал самоубийство. Но старый Баренбойм не поверил. Никакая записка и никакие доказательства инспектора Харпера не могли убедить его в том, что Джордж покончил с собой. Баренбойм предполагал, что дело нечисто, и что Говард каким-то образом замешан. Поэтому, когда молодой человек пришел к Баренбойму и попросил денег в счет наследства, старик ему категорически отказал. Что должен был сделать Говард? Убить Баренбойма, как он убил Уиплоу? Этим он не добился бы ничего и лишь возбудил бы подозрения. Он сделал гениальный ход - обратился ко мне. Молодой Говард был уверен, что если я приду к Баренбойму и скажу "это было самоубийство", старик сменит гнев на милость. Баренбойм мог не доверять полиции, но как он мог не поверить самому Шерлоку Холмсу!
- Это был огромный риск, Холмс,- сказал я.- Неужели Говард всерьез полагал, что вы примете на веру слова инспектора?
- Разумеется, нет, Ватсон,- сухо отозвался Холмс.- Говард был убежден, что не оставил никаких следов, и никто, в том числе Шерлок Холмс, не сумеет найти против него ни одной улики. Я уже говорил вам, Ватсон: Говарда сгубила гордыня.
- Когда мы приехали в имение,- продолжал Холмс, раскурив трубку,- я первым делом осмотрел кабинет. Дорогой Ватсон, я понимал, что, если Говард прав и произошло убийство, то найти следы будет почти невозможно, ведь прошло около двух суток, да, к тому же, непрерывно шел дождь, и искать следы, если они были, снаружи дома уже поздно. Я и в кабинете не обнаружил ничего странного. Окна были прикрыты, но неплотно, и сквозь щели в комнату попадали капли дождя, на полу образовались небольшие лужицы. Кресло, в котором сидел старый Уиплоу, полицейские сдвинули с места, но там, где оно раньше стояло, я обнаружил на полу следы смытой крови. Именно на том месте, куда и должна была накапать кровь, если Уиплоу стрелял себе в голову. Следы крови были и на спинке кресла. Все соответствовало описанию Говарда. В момент, когда раздался выстрел, комната была заперта изнутри. Экономка и Говард спали. Утром экономка почувствовала запах газа и бросилась звать на помощь. Говард и садовник взломали дверь, и что они увидели? Мертвого Уиплоу. В кабинете невозможно было дышать, и мужчины открыли окна, экономка видела, как разрывалась бумага, которой окна были оклеены на зиму. Никто, дорогой Ватсон, не мог ни войти в эту комнату, ни выйти из нее!
- Именно это,- заметил я,- представляется мне неразрешимой загадкой.
- Именно это,- отозвался Холмс,- и меня убедило в том, что не могло произойти ничего, кроме самоубийства. Я обнаружил блокнот, из которого был вырван лист с предсмертной запиской. Я внимательно изучил этот блокнот той же ночью и обнаружил записи, связанные с торговыми делами фирмы. Почему Уиплоу написал записку именно на листке из этого блокнота, ведь на столе лежали стопкой чистые листы! Утром я встал рано и до завтрака осмотрел землю под окном кабинета. Ничего, Ватсон. Следы, если они были, смыл дождь.
- Разговор с инспектором Харпером,- продолжал Холмс,- дал мне нить, за которую я вначале не сумел ухватиться, потому что все еще размышлял над проблемой запертой комнаты и не видел никакого решения, хотя оно лежало у меня перед носом. Я отправил телеграмму Лестрейду, в которой уведомил инспектора, что занимаюсь делом Уиплоу, и для успешного решения задачи мне срочно нужны сведения о молодом Говарде. Я еще не подозревал его, но странный текст записки говорил, что это могло быть не предсмертное послание, а лишь его имитация. Если так, кто-то должен был находиться в комнате, чтобы этот листок положить на стол! И тогда этот "кто-то" мог и убить Уиплоу. Дорогой Ватсон, вы знаете мой метод. Решая задачу, вы исследуете и отбрасываете все варианты, и если остается один-единственный, то, как бы не был он неправдоподобен, именно он и окажется разгадкой тайны. Противоречие, Ватсон, было очевидно. Убийства быть не могло, поскольку комната была заперта изнутри. Но не могло быть и самоубийства, поскольку предсмертная записка оказалась подброшена.
Тогда я еще раз обдумал рассказы Говарда, экономки и садовника. И понял наконец, насколько был слеп! Ватсон, вы ведь тоже слышали, что говорили эти люди. Только с их слов мы знаем, что все окна в кабинете были закрыты и оклеены.
- Вы хотите сказать, Холмс, что они сговорились - все трое? - воскликнул я.
- Конечно, нет, Ватсон. Вы еще не поняли? Представьте себе картину: мужчины врываются к комнату, зажимая себе носы, а экономка смотрит на них, стоя на пороге. Говард бросается к одному окну, садовник - к другому. Оба дергают за ручки, бумага разрывается, и в комнату устремляется холодный воздух. Но если одна из створок в это время была не закрыта и не заклеена, а всего лишь прикрыта, кто в суматохе обратил бы внимание на эту деталь, кроме того человека, который открывал именно эту раму? Никто.
- Вы хотите сказать, Холмс...
- Ватсон, это очевидно, и когда я это понял, то заставил вас еще раз отправиться со мной в Чичестер и всю дорогу мучиться вопросом, зачем мы это делаем. Я хотел задать вопрос садовнику Генри, и в мои планы вовсе не входила встреча с молодым Говардом. Я спросил: "Когда вы вбежали в кабинет, не показал ли вам хозяин, какое именно окно открыть?" Ответ оказался таким, как я ожидал. Патрик бросился к правому окну и знаком показал садовнику открывать левое. Вот и все, Ватсон. Мы вернулись в Портсмут, и я попросил инспектора Харпера придти на встречу к Баренбойму, захватив с собой констебля и пару наручников. Лестрейд, поняв из моей телеграммы, что дело нечисто, не только прислал ответ, но явился и сам, что делает честь его интуиции.
- Погодите, Холмс, - сказал я,- вы меня окончательно запутали. Допустим, Патрик Говард задумал убийство, вошел в кабинет, когда отчим просматривал бумаги, и выстрелил старику в голову. Потом вырвал из блокнота записку, оторвал конец и положил листок перед покойником. Револьвер он бросил на пол так, чтобы инспектор подумал, что оружие выпало из руки Уиплоу. Это все понятно. Я понимаю даже, как Говард ушел - через окно. Но есть еще две загадки. Одна - зачем он включил газовые рожки? Вторая - шел дождь, убийца наверняка оставил под окном следы, которые смыл дождь, но потом он вошел в дверь и наверняка наследил в холле...
- Ватсон, все это очевидно, подумайте сами. Существовал только один способ убедить свидетелей, что окна были заперты изнутри. Войдя в комнату, нужно было сразу броситься открывать окна, не оставляя свидетелям возможности осмотреться и задуматься. Наполнить комнату газом - великолепная идея. Говард сделал вид, что с трудом разрывает бумагу, который были оклеены створки. На самом деле он открыл то окно, через которое вылез ночью и которое лишь прикрыл снаружи. Вот для чего ему нужно было оставлять включенным газовое освещение. А следы...  Никто и не думал искать в холле следы преступления, а потом там натоптали полицейские, экономка после их ухода вымыла пол... К нашему приезду, Ватсон, о следах не могло быть и речи! На это убийца и рассчитывал.
Холмс встал и, подойдя к камину, передвинул дрова, чтобы предоставить огню больше пищи. Пламя весело взметнулось вверх, и я протянул ноги к теплу.
- Завтра в опере дают "Аиду",- сказал я, переворачивая страницу "Таймс".- Не хотите ли, Холмс, составить мне компанию?
- Пожалуй,- согласился Холмс.- В финале этой оперы есть любопытная загадка. Героев замуровывают в склепе, и я каждый раз думаю: нет ли выхода и из этой запертой комнаты...