Вообще говоря, я историк. Об этом, надеюсь, знает всякий, кто читал главы из моей "Истории Израиля", которые я регулярно публикую в киберварианте приложения "Полигон F" компьютерной газеты "Время". Как известно читателю, занимаюсь я новейшей историей нашей страны - с начала XXI века по нынешний, 2030-й, год. Поэтому надеюсь, что вы поймете, как я был удивлен, когда Моше Рувинский, директор Института альтернативной истории, позвонил мне вечером в субботу и сказал, напустив на себя значительный вид:
- Песах, ты бы не смог некоторое время редактировать сельскохозяйственную газету?
- Вообще говоря, я историк,- напомнил я.
- Знаю. Но сложилась такая ситуация...
- И я не Самуэль Клеменс.
- Кто это? - спросил директор Рувинский.
- Я даже не Марк Твен,- сказал я.
- А это кто? - спросил директор.
Тогда я понял, что мне, действительно, придется редактировать какую-то сельскохозяйственную газету.
- Начинать прямо сейчас,- спросил я,- или подождем до утра?
Мне уже приходилось несколько раз поднимать Рувинского с постели в самое неподходящее для работы время, и потому он не преминул отыграться.
- Сейчас, конечно,- заявил директор.- Зачем откладывать?
Действительно, если приходится сочетать неприятное с бесполезным, откладывать не имеет смысла.

*   *   *
- Смотри сюда,- сказал директор Рувинский, когда я ввалился в его кабинет. Шел второй час ночи.- Вот этот господин ушел из-под нашего контроля перед самым началом субботы. Мои сотрудники, для которых суббота - время более священное, чем даже для главного раввина Израиля, сообщили мне об инциденте только тогда, когда в субботнем небе появилась третья звезда.
- Я бы их уволил,- задумчиво произнес я.
- Вот потому-то,- заметил Моше Рувинский,- ты не работаешь в моем институте, а занимаешься свободным творчеством. Как бы то ни было, упущено время, и альтернатива успела развиться совершенно непредсказуемым образом.
Я посмотрел на стереофотографию, которую Моше положил передо мной. Мужчина лет сорока, черная бородка с проседью, лысина, лицо широкое, глаза чуть навыкате, взгляд... Мне все стало понятно.
- Человека с таким взглядом я не подпустил бы к стратификатору на пушечный выстрел,- сказал я.
- Так,- констатировал директор,- теперь ты предложишь уволить дежурного регистратора.
- Я бы уволил всех, включая тебя,- сказал я.- Твои сотрудники допустили к аппарату человека с явно выраженной манией величия, другие твои сотрудники скрывали происшествие от начальства в течение суток, а само начальство, зная расхлябанность сотрудников, не удосужилось проконтролировать их работу. Что произошло, я могу догадаться. Этот... э-э... Арон Штейниц имел какие-то гениальные идеи, которые в нашем мире никто не хотел признавать. Тогда он решил, что в альтернативном Израиле идеи его наверняка окажутся признанными, и пришел в Институт. А твои операторы его упустили, потому что дело было перед началом субботы, все смотрели на часы... И за сутки альтернатива развилась настолько, что теперь ты понятия не имеешь, в каком из альтернативных Израилей искать этого непризнанного гения. Кстати, при чем здесь я, и почему я должен редактировать сельскохозяйственную газету?
- При таких замечательных дедуктивных способностях,- сказал директор Рувинский,- ты мог бы догадаться и об этом. Арон Штейниц - селекционер-изобретатель. Он пожелал посмотреть Израиль, в котором выведенные им сорта растений признаны не только нашими мошавниками, но и американскими фермерами. Я в этом ничего не понимаю...
- Я тоже,- вставил я.
- Но у тебя,- сделал мне комплимент директор,- есть уже опыт отлова клиентов в альтернативных мирах. Идея такая. Мы не знаем, как развивалась альтернатива после того, как в нее попал Штейниц. Но, я так думаю, он непременно должен был придти со своими идеями к кибуцникам, мошавникам и к редактору сельскохозяйственной газеты. Я не могу предложить тебе стать членом кибуца или выращивать помидоры в мошаве, Штейниц сразу поймет, что ты самозванец. А вот газета - то, что надо. Не нужно быть специалистом в сельском хозяйстве, чтобы выпускать сельскохозяйственную газету. Он непременно к тебе придет со своими идеями, а ты...
- А я его ананасом по голове, и готово,- подхватил я.
- Н-ну... Это на твое усмотрение,- пожал плечами директор Рувинский.
- Ты знаешь, чем кончилась для Самуэля Клеменса, он же Марк Твен, история с редактированием сельскохозяйственной газеты? - поинтересовался я.
- Ты меня уже второй раз спрашиваешь о каком-то Клеменсе,- раздраженно сказал директор.- Он наверняка не еврей, иначе я бы о нем слышал.
Вот недостатки среднего образования в Израиле!
- Если газету закроют прежде, чем туда явится твой Штейниц,- предупредил я,- убытки будет оплачивать институт.
- Все застраховано,- сказал директор, по-моему, так и не поняв ситуацию.

*   *   *
Я не собирался тратить на отлов маньяка всю оставшуюся жизнь, а предстояло именно это - наверняка Арон Штейниц за сутки локального институтского времени успел наплодить такое количество альтернативных миров, что на просмотр всех понадобилось бы лет пятьдесят. Пришлось положиться на интуицию, которая меня никогда не подводит, кроме, конечно, тех случаев, когда она просто безмолвствует. Так, кстати, бывает чаще всего, и потому, когда интуиция вдруг просыпается, я не всегда понимаю, чего она, собственно, от меня хочет.
На этот раз внутренний голос сказал мне, что отправляться нужно в ту альтернативу, где оказалось признанным первое же сельскохозяйственное изобретение Арона Штейница. По-моему, это естественно: маньяки обожают, если их признают гениями сразу и на все времена.
Редакция газеты "Кибуцник и мошавник" помещалась на третьем этаже Бейт-Маарив и занимала каморку, размерами не превышавшую расположенную рядом уборную. В помещении редакции сидели два сотрудника и лениво набирали на компьютерах какие-то тексты, даже не пытаясь посмотреть результат своего труда в киберспейсе. Техника была еще та - двадцатый век. Поглядев одним глазом на это убожество, я не стал отрывать людей от работы ненавязчивыми вопросами, а сразу отправился к хозяину заведения (первый этаж, роскошный кабинет с видом на дерех Петах Тиква) и предложил себя на вакантную должность редактора.
- Должность не вакантна,- сказал хозяин газеты, оглядывая меня скептически, но с надеждой.
Мне нужна была эта должность, и я сказал:
- Могу работать бесплатно и увеличить тираж газеты до пяти тысяч дискетов. Если получится, будешь платить.
Больше всего я боялся, что назвал не то число. А вдруг тираж "Кибуцника" уже сейчас составляет тысяч шесть или даже семь? Правда, если судить по мрачным лицам сотрудников, этого быть не могло, но разве не случаются время от времени и более редкие события?
- До пяти тысяч? - протянул хозяин и посмотрел на меня более внимательно.- Согласен. Даю месяц. Потом - или плачу обычную ставку или выгоняю. В зависимости от результата.
Меня это устраивало. Я вовсе не собирался торчать в этой альтернативе всю жизнь.

*   *   *
Вообще говоря, я и месяца здесь торчать не собирался, и потому, вернувшись на минуту в операторскую института альтернативной истории, запрограммировал стратификатор на масштаб времени один к тридцати, чтобы закончить все дела к воскресному вечеру, поскольку у меня лежал дома билет на концерт Израильского филармонического оркестра имени Зубина Меты.
Явившись, наконец, к месту своей временной работы, я заявил двум меланхоликам, сидевшим перед компьютерами:
- Чтобы читатель брал газету, нужен пицуц, взрыв, сенсация. Дайте на первой полосе, сразу после звуковой заставки с названием, такую шапку: "Выведен помидор со вкусом жареной телятины и запахом розы."
- Это невозможно,- сказал один из наборщиков, очнувшись от спячки.
- Такой помидор никто не станет есть,- сказал второй.
- Вы,- назидательно сказал я,- работаете в сельскохозяйственной газете и до сих пор не знаете, какими должны быть помидоры? Работайте господа, и заодно учитесь.
Господа переглянулись и решили с редактором не спорить. Расчет мой был прост. Искомый Арон Штейниц наверняка искал в газете сельскохозяйственные сенсации. Увидев сообщение о новом помидоре, он поймет, что именно "Кибуцник" с "Мошавником" - та газета, которая сможет рассказать читателю о его замечательных достижениях. Он непременно придет лично или сначала напишет. И тут я его...
На следующий день (по моим часам, синхронизованным с часами института альтернативной истории, прошел всего час, и я даже не успел проголодаться) в редакцию позвонили два возмущенных читателя и, брызгая слюной, заявили, что редактор не может отличить помидор от теленка, и место его - в массажном кабинете.
- Кого именно? - вежливо спросил я.- Помидора или теленка?
- Редактора! - сказали оба читателя, будто сговорившись.
Таким образом, тираж "Кибуцника" уменьшился на две дискеты, что, конечно, еще не являлось концом света. "Если Штейниц не объявится до шести вечера,- думал я,- придется в завтрашнем номере дать настоящую сенсацию."
Ожидая прихода посетителей, я начал просматривать почту - в конце концов, Штейниц мог для начала прислать мне свои изобретения для публикации.
Писем оказалось всего три. Поскольку редакционный компьютер не имел входа в киберпространство, я ограничился визуальным ознакомлением с текстами и узнал, что:
- "Кибуцник" - лучшая израильская газета, которой "Едиот ахронот" не годится в подметки, и потому только "Кибуцнику" автор, Далия Элькан, готова передать для публикации свои мемуары "Полвека с коровьим выменем." К сожалению, из текста письма не было ясно, о чем именно шла речь - то ли Далия полвека работала в коровнике и желала поделиться воспоминаниями о процессе доения, то ли автор намекала на собственные женские прелести. Я написал Далии письмо с просьбой прояснить этот момент и перешел к чтению второго письма, из которого узнал, что:
- "Кибуцник" - самая бездарная израильская газета, и автор письма, Макс Плоткин, прочитывает "Кибуцника" от корки до корки с единственной целью - убедиться, что читать эту газету могут только круглые идиоты. Я и этому читателю ответил немедленно, спросив без околичностей, кем он сам себя считает: круглым идиотом или экспериментатором-камикадзе. Перейдя к чтению третьего письма, я узнал, что:
- "Кибуцник" поместил вчера стереофото коровы-рекордистки из мошава Цова, снабдив материал подписью: "Раввин Бен-Гури осматривает помещение нового бейт-кнесета в мошаве Рица."
- Эй,- сказал я сотруднику, сидевшему справа,- дай-ка мне экземпляр вчерашнего номера.
Сотрудник, не глядя, перекинул на мой компьютер файл со вчерашним номером газеты, и я немедленно обнаружил на первой полосе искомую фотографию, подпись под которой гласила: "Премьер-министр Израиля Бродецки во время посещения кибуца Дгания-заин."
- Да,- сказал я вслух, чтобы слышали сотрудники,- с таким персоналом тираж не поднимаешь.
- Эй,- сказал я сотруднику, сидевшему от меня слева,- дай-ка в завтрашний номер на первую полосу извинение. Текст такой: "В подпись под фотографией по вине графика вкралась ошибка. Следует читать: "Премьер-министр Бродецки осматривает раввина Бен-Гури во время доения."
- Петитом? - уточнил сотрудник.
- Почему петитом? - возмутился я.- Все читатели должны знать, что мы исправляем допущенные ошибки. Дайте такой шрифт, чтобы даже слепые увидели без очков.
Согласитесь: трудно работать с персоналом, не понимающим очевидных вещей!

*   *   *
Надо вам сказать, что редактировать сельскохозяйственную газету оказалось не так сложно, как это описывал когда-то Самуэль Клеменс, он же Марк Твен. Главное в любом деле - смотреть на вещи широко. Широта взгляда говорит о мудрости редактора и позволяет скрыть отсутствие профессионализма. Руководствуясь этим принципом, я написал для завтрашнего номера редакционную статью под названием "Министр сельского хозяйства не должен голосовать за ввоз в Израиль американских ракет подводного базирования." Я готов был плюнуть в глаза каждому, кто стал бы этот тезис оспаривать. Статья получилась не длинной и не короткой - именно такой, какую может позволить себе респектабельная газета, не думающая о необходимости повышения тиража.
Работая, я, конечно, не забывал следить за звонками, надеясь не пропустить тот момент, когда на экране стерео появится физиономия господина Штейница. Звонки, однако, не раздавались, физиономия Штейница не появлялась, и ничто не помешало мне спокойно работать целую неделю и выпустить пять номеров газеты. По-моему, я сделал все возможное, что в силах одного человека, для того, чтобы тираж "Кибуцника" подскочил на астрономическую высоту.
Я поместил интервью с начальником генерального штаба гондурасской армии, обнаруженное случайно в файле, ошибочно заброшенном в наш компьютер министерством обороны Новой Зеландии. Интервью имело прямое отношение к сельскому хозяйству, поскольку генерал четко заявил, что обожает есть кукурузные початки сырыми.
Далее я опубликовал полный текст меню торжественного приема, устроенного министром иностранных дел Китая по случаю Дня независимости. Поскольку в меню упоминались все существующие во Вселенной сельскохозяйственные продукты, пригодные (а также и непригодные) в пищу, я полагал, что документ вполне достоин публикации в сельскохозяйственной газете.
И еще я начал печатать эротический роман Патриции Браун "Я - твоя!" По-моему, это была замечательная идея. Во-первых, читатели любят эротику, особенно если действие развивается на фоне сельскохозяйственных угодий. Во-вторых, название романа можно было воспринимать как призыв газеты к читаталю. И в-третьих, что, собственно, определило мой выбор, один из моих сотрудников сообщил, что лично слышал по каналу CNN о том, что студия "Метро Голдвин Майер" приступила к съемкам телесериала по роману Патриции Браун, пригласив на главную роль знаменитую порнозвезду Лилиану Майзель. Я просто обязан был опередить все другие газеты, публикуя первоисточник!
В результате я оказался замешан в скандале и получил приглашение на дипломатический прием. Скандал разгорелся потому, что премьер Бродецкий заявил: "я не знаком с равом Бен-Гури и не мог его осматривать, это клевета." Пришлось давать еще одно опровержение и сообщать читателю, что имелся в виду вовсе не уважаемый раввин Бен-Гури, а не менее уважаемый доктор медицины Арик Шай, и на самом деле не премьер, конечно, осматривал врача, а врач - премьера. И не во время доения, а во время профилактического приема.
Никто, кстати, не поинтересовался, какое ко всему этому отношение имеет изображенная на стереофото буренка.
А приглашение на прием я получил из Китайского посольства, благодарного газете за бесплатную рекламу. Пришлось поблагодарить и вежливо отказаться, поскольку я предполагал, что мне обязательно предложат отведать всех тех яств, которые входили в опубликованное мной меню, а я терпеть не могу ни цветной шанхайской капусты, ни бычьих хвостов в соусе из марсианской гуавы.
А господин Арон Штейниц все не появлялся.

*   *   *
Через две недели тираж "Кибуцника и мошавника" упал на двести дискет, и меня вызвал к себе хозяин газеты.
- Ну? - сказал он.- Мы как договаривались?
- Еще есть время,- ответил я.- За оставшиеся две недели тираж должен вырасти. Просто до народа туго доходят нововведения.
- До меня тоже,- заявил хозяин.- Имей в виду: две недели - и ни дня больше.
Я вернулся в офис и понял, что нужно менять тактику. Если Арон Штейниц не является, придется пойти на провокацию.
Следующий номер "Кибуцника" вышел с огромной стереоскопической и квадрофонической шапкой: "Американский фермер Мак-Дональд вырастил самый большой в мире плод авокадо." Насколько я понимал психологию непризнанных гениев, подобных Штейницу, это был прямой вызов самолюбию.
Результат последовал незамедлительно. В редакцию позвонили семнадцать читателей и попросили адрес господина Мак-Дональда, чтобы связаться с этим потомком Мичурина и купить семена чудо-растения.
- Адрес? - отвечал я.- Газета - не рекламное агентство и не справочное бюро. Мы только информируем о достижениях сельского хозяйства.
Интересно, где я мог бы взять адрес?
Так вот газета лишилась двух десятков постоянных читателей, и я решил, когда Штейниц, наконец, появится, поставить ему в вину и это обстоятельство.

*   *   *
Еще через три дня когда тираж упал еще на тридцать дискет, я устроил производственное совещание, демократически решив посоветоваться с сотрудниками. Я уже знал, что того, кто сидел от меня справа, зовут Ави, а того, кто сидел слева,- Шмулик. Была еще Ципи, но она работала уборщицей, и с ней я уже советовался, именно она надоумила меня начать публикацию эротического романа.
- Начнем? - сказал я, когда Ави и Шмулик пододвинули к моему столу свои кресла.
- Еще минуту,- попросил Шмулик.- Сейчас подойдет Арон.
- Кто такой Арон? - механически спросил я.
Оба моих сотрудника подняли на меня удивленные взгляды.
- Арон,- сообщил Ави,- редактирует еженедельное приложение "Клубень".
- А разве у нас есть еженедельное приложение? - спросил я и прикусил язык. Черт возьми, меня могли бы об этом предупредить сразу! Или они думали, что я покупаю эту проклятую газету в маколете?
- Конечно,- сказал Шмулик.- "Клубень" прилагается в виде отдельного дискета.
- Так,- сказал я.- Теперь понятно, почему у газеты не растет тираж. Я тут стараюсь, из себя выхожу, придумывая новые начинания, а какой-то там "Клубень", которого я и в глаза не видел, всю игру портит. Кто бы ни готовил это приложение, он наверняка понятия не имеет о специфике сельскохозяйственного издания!
Эти слова я произнес как раз в тот момент, когда открылась дверь, и в комнату втиснулся редактор "Клубня". Черная бородка, лысина, глаза чуть навыкате, взгляд... Арон Штейниц собственной персоной.

*   *   *
- Черт возьми! - воскликнул я.- Где ты пропадал все это время? Я ищу тебя две недели! Из-за тебя я угробил замечательную газету и едва не пустил по миру владельца!
Арон Штейниц поискал глазами, куда бы сесть, и, не обнаружив ни одного свободного стула, уселся на край стола главного редактора.
- Я выпускаю приложение "Клубень",- сказал он, глядя мне в глаза.- Благодаря мне каждый, кто живет в этой альтернативе, узнал, как нужно выращивать лучшие в мире сорта растений и что нужно сделать, чтобы сельское хозяйство Израиля превзошло все достижения человеческого гения. Поэтому, если ты, Песах, собираешься прервать мое пребывание в...
- Ты узнал меня? - пробормотал я.
- Естественно, у меня на полке стоит твоя "История Израиля". Я предполагал, что директор Рувинский пошлет за мной карательную экспедицию, но не думал, что это будешь ты.
- А мы-то,- сказал я с горечью,- надеялись с помощью газеты подцепить тебя на крючок. Я мог найти тебя еще две недели назад! Мне и в голову не приходило, что ты захочешь лично пропагандировать свои достижения!
Арон Штейниц обвел глазами комнату и сказал:
- А ведь мы так хорошо могли бы работать вдвоем. Ты бы делал "Кибуцника", я бы выпускал "Клубень", и если бы ты слушался моих советов как лучшего в мире специалиста, мы могли бы заработать миллионы.
На мгновение у меня мелькнула мысль, что Штейниц может оказаться прав - в этой альтернативе у него, действительно, был шанс. Но мгновение сменилось другим, я поднял со стола электрический чайник и вернул Штейница в институт привычным уже способом - врезав ему промеж глаз. Ави и Шмулик только ахнули.
Потом я вернулся сам.

*   *   *
Если хотите знать, во всей этой истории меня волнует вовсе не судьба Арона Штейница, изобретателя и селекционера. Гений пробьется. Меня волнует судьба "Кибуцника и мошавника" - в той, естественно, альтернативной реальности, в которой я имел счастье две недели исполнять обязанности главного редактора. Вы не представляете себе, какое это удовольствие - редактировать сельскохозяйственную газету. Только теперь я понял Самуэля Клмеменса, он же Марк Твен.
Эх, если бы не "Клубень"...