Вадим с раздражением передвинул несколько вешалок в гардеробе и, не оборачиваясь, громко объявил:
     - Да что это, в конце концов, одеть же нечего!
     Без ответа.
     Он еще некоторое время поворошил висящую одежду, практически не видя ее и внимательно прислушиваясь к происходящему за его спиной. За спиной шуршали легкой тканью, потрескивали “молнией”, слегка позвякивали чем-то неопределенным. Когда раздалось отрывистое шипение, он повернулся.
     Валентина, стоя перед трельяжем, брызгала на себя туалетной водой. Как всегда, слишком обильно. Пузатая склянка с пульверизатором была уже почти пуста.
     - Я говорю, мне нечего одеть! – с нажимом повторил Вадим.
     Валентина повернула боковую створку и принялась изучать свой профиль, осторожно прикасаясь к тщательно уложенным волосам пухлыми белыми пальчиками с острыми ярко наманикюренными коготками. Целая связка тонких браслетов поползла по поднятой руке от кисти к локтю.
     - У тебя полно одежды, - заявила, наконец она, закончив поправлять прическу и оглаживая платье на пышных бедрах и заметно обрисованном животике. – Что за истерики? Надень синий костюм. Или даже можешь не одевать пиджак, там, кажется, на лацкане пятно… просто брюки с рубашкой. Там где-то была такая… беленькая, с пуговками.
     - Рубашки – они все с пуговками, - еле сдерживаясь, заметил Вадим. – А беленькая… Она была бы беленькая, если бы ты ее не постирала вместе с синей мастеркой!
     - А, ну да, - вспомнила Валентина, перенося внимание на другое зеркало трельяжа. Снова началось вправление выбившихся волосков и одергивание платья. – С белой рубашкой действительно что-то не то… Ну, надень зеленую, уж она-то должна быть чистая.
     - Я не стану надевать зеленую рубашку… даже чистую… с синими брюками! Считай это моим капризом, если угодно.
     Вадим с треском захлопнул дверцу гардероба и, не глядя на жену, вышел из комнаты.
     Он отправился в кухню, плотно закрыл за собой дверь и вытащил из настенного шкафчика пачку сигарет и зажигалку. Зажигалка оказалась полностью разряженной. Безуспешно попытавшись добыть из нее огонь, он потерял последнюю способность сдерживаться и с ненавистью запулил ее в мусорное ведро. Ударившись о край ведра, опальная зажигалка отлетела в сторону и звонко брякнула о плиту. Чертыхаясь, Вадим наклонился, чтобы поднять злополучный снаряд, и в этой позе застала его вошедшая Валентина.
     - Что за грохот? – спросила она, как-то по-птичьи наклонив голову набок. – Надеюсь, посуда цела?
     Вадим молча выпрямился, отошел к окну и принялся смотреть во двор. Там не было ничего интересного, - две молодые мамаши, закатив коляски в тень раскуроченной неутомимыми подростками беседки, увлеченно обсуждали какие-то свои проблемы, да старушка Аникеевна из соседнего подъезда потихоньку переваливалась на своих скрюченных ногах по направлению к арке, ведущей на улицу. На спине у нее болтался пустой вещмешок времен, как минимум, гражданской войны. Рядом с Аникеевной уныло семенила такая же кривоногая, как ее хозяйка, и почти такая же старая, рыжая такса, известная местным жителям как Лахудра. Возможно, со щенячества у нее имелось какое-нибудь другое, более благозвучное прозвание, но Аникеевна именовала свою собаку только так, и не иначе.
     Досмотреть, как Аникеевна с Лахудрой покинут двор, Вадиму не удалось.
     - Ты что, решил в молчанку играть? – взвинченным голосом поинтересовалась Валентина. – Ты идешь, в конце концов, или нет? Я уже готова!
     - Я тоже уже готов... окончательно.
     Вадим поискал глазами спички. На обозримом пространстве они не обнаруживались, и он выдвинул ящик кухонного стола. Достал коробок, побрякал им. Валентина молча наблюдала, наливаясь праведным гневом. Вадим вытряхнул из смявшейся в ладони пачки сигарету, зажал ее губами и принялся чиркать спичкой. С добыванием огня у него сегодня явно были проблемы: первая спичка сломалась, вторая, вспыхнув, тут же погасла. Вадим невозмутимо достал третью.
     - Ну, ясно, - с ненавистью глядя на его манипуляции, заявила Валентина. – Выкобениваешься. Прекрасно. Давай. Продолжай.
     Похоже, скандал не входил в ее планы. Или просто было некогда.
     - Я ухожу!
     Она круто повернулась, но гордого ухода не получилось, - резкое движение привело к потере одного шлепанца, и ей пришлось, неловко раскорячившись, нашаривать ногой отлетевший тапочек. После этого демонстративно хлопать дверью было нелепо, и Валентина удалилась без положенного драматизма.
     Она некоторое время возилась в коридоре, что-то пару раз роняла, потом звонко зацокали каблуки-шпильки, и хлопнула входная дверь. Звучно так хлопнула, гораздо сильнее необходимого, - сказалась незаконченная сцена в кухне.
     Только тогда Вадим наконец благополучно чиркнул спичкой и закурил.
     Собственно, не очень-то и хотелось ему идти сегодня в гости. Хотя с Серегой побеседовать всегда интересно, да и традиционные “гостевые” пирожки с яблоками Лариса стряпает отменно.
     Вспомнив о пирожках, Вадим внепланово сглотнул и поперхнулся дымом. Все-таки курит он редко, в основном “от нервов”, как говорил его отец, который тоже смолил вонючие папиросы, только разругавшись с матерью, а было это весьма и весьма нечасто, не то что у Вадима с Валентиной.
     Вадим еще пару раз затянулся и затушил сигарету о случившееся на кухонном столе блюдце. И окурок оставил здесь же, прекрасно понимая, что это будет повод для очередного скандала.
     Он снова поглядел в окно. В точности по маршруту Аникеевны с Лахудрой через двор торопилась сейчас его супруга, - в нарядном шелковом платье, новых босоножках, с какой-то незнакомой белой сумочкой через плечо. Навстречу ей из-под арки мчалась стайка мелких ребятишек: двое на самокатах, остальные за ними. Стайка разомкнулась, обтекла Валентину и снова слилась в плотную толпичку. У вырвавшегося вперед самокатчика к рулю был привязан на длинной нитке ярко-синий воздушный шарик.
     Мимоходом позавидовав радостно гомонящей мелкоте, Вадим вернулся в комнату.
     Уже через пять минут сидения перед телевизором он понял, что дома ему сегодня находиться не хочется. Категорически. Буквально давят стены.
     Впереди была еще добрая половина воскресного дня.
     Почему-то из головы никак не выходила живая картинка: ребятня, шумно мчащаяся по двору.
     - А отправлюсь-ка я на Потехин остров! – объявил он вдруг вслух и сам удивился сказанному. И услышанному. Ибо остров этот был ничем иным, как городским парком аттракционов.
     Он надел любимые свои старенькие выцветшие почти до белизны и потертые почти до дыр джинсы и красную футболку с какой-то неизвестного ему содержания надписью на груди (в иностранных он был очень уж не силен). Кроссовки и солнцезащитные очки дополнили его внешний вид.
     Вадим посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. Вид соответствовал настроению стопроцентно. Немного поколебавшись, он отправился на кухню и прихватил оттуда сигареты.
     ... На Потехе было многолюдно. Конечно, - воскресенье, август, прекрасная погода.
     Вадим не без труда отыскал свободное место на одной из лавочек, уселся, подставил, надвинув на глаза козырек, лицо солнцу и попробовал бездумно расслабиться. Получалось как-то не очень. Точнее сказать, не получалось вовсе. Мозг назойливо прокручивал недавнюю семейную сцену, выдавая варианты возможного развития событий. Варианты эти были скверные, один противнее другого.
     Ему вдруг остро захотелось мороженого. Никогда особо не жаловал сладкое, и над Валентиной всегда посмеивался, которая не могла спокойно пройти мимо кондитерской или лотка с мороженым. Она и в чай бухает по четыре ложечки сахара, даже смотреть – и то приторно. Но вот сейчас самому захотелось мороженого, да так, что просто сил нет.
     - Хочу – и буду! – объявил он сам себе и отправился на поиски холодного лакомства.
     Пришлось постоять в очереди.
     Разворачивая на ходу шуршащую обертку, Вадим отправился к берегу реки, где на узкой прибрежной полосе копошилась пестрая масса мелких любителей покидать в воду камешки. Купаться здесь было запрещено, и за соблюдением этого запрета лениво следил пожилой спасатель в специальной будочке на берегу.
     Вадим выбрал местечко почище и уселся прямо на землю, скрестив на турецкий манер ноги. В такой позе он и принялся с огромным удовольствием поглощать свое "крем-брюле".
     С удовольствием же он отметил, что семейные неурядицы отошли куда-то на задний план, а этот план в его нынешнем состоянии вовсе даже не просматривается.
     Мороженое, как это всегда происходит с порядочными морожеными, кончилось до обидного быстро. Вадим еще некоторое время посидел на берегу, но это ему быстро наскучило, и он отправился к аттракционам.
     Там было все так же многолюдно и шумно. Ребятишки тянули своих родителей, бабушек и дедушек от карусели к горкам, от горок к автомобильчикам, оттуда на "Веселый поезд" или "Прыгающие стаканы", а там уже приходила очередь "Чудо-дерева" и "Крутого виража", да и мимо "Комнаты страха" пройти было никак невозможно! И сотни, тысячи, миллионы надувных шариков, и бутылочек из-под колы, и палочек от эскимо!
     "Мне не шесть лет, и не десять, и даже не тринадцать", - уговаривал себя Вадим, но ноги уже сами несли его к цепочной карусели. Едва приведя в норму свой вестибюлярный аппарат, он отправился на "Солнцеворот" и по полной программе прочувствовал, что происходит, когда подпрыгнувшее сердце, ударившись о кадык, падает прямиком в желудок.
     "Нет, надо выбрать что-то поспокойнее", - решил Вадим, ощущая свои перепутавшиеся внутренние органы. А что же может быть спокойнее "Комнаты страха"?..
     Очередь у входа в обитель страха таяла быстро. Обладатели билетов один за другим исчезали за глухим черным занавесом и больше на белый свет не появлялись. Во всяком случае, видно их не было, - судя по всему, выход находился где-то сзади.
     Проверял билеты и пропускал посетителей внутрь высокий худой мужчина в весьма натуралистичном костюме вампира. Принимая из рук Вадима билет, он плотоядно оскалился, продемонстрировав желтоватые клыки, и поманил его суставчатым пальцем с длинным треугольным ногтем. Вадим послушно шагнул поближе. Склонившись к самому его уху и обдав густым циррозным запахом, Вампир просипел:
     - Без малолеток - пожалте в правую дверь!
     И препаскуднейшим образом подмигнул мутным глазом, густо обведенным темно-синими тенями.
     Все так же послушно Вадим кивнул головой, после чего коллега Дракулы раздвинул перед ним створки занавеса. Вадим шагнул в узкое пространство, похожее на кабину лифта, из которого вели две подсвечиваемые синими лампочками двери. В соответствии с полученным указанием он толкнул правую.
     За дверью царила полнейшая темнота. Вадим в нерешительности задержался на пороге, не понимая, что же, собственно, он должен дальше делать. В это время дверь, как живая, вырвалась у него из рук и с глухим стуком захлопнулась за спиной. Первой реакцией было - распахнуть ее снова, но Вадим тут же одернул себя: ты же купил билет, так получай свое удовольствие!
     Но развлекать его что-то никто не собирался. Вокруг было темно и тихо. Тянуло каким-то неопределенным сладковатым запахом. "Ладан", почему-то подумалось Вадиму, понятия не имеющему, как, собственно, этот самый ладан пахнет.
     Он вытянул вперед руку и осторожно шагнул. Потом еще. Впереди не было ничего. Он снова остановился и еще немного подождал. Тишина.
     - Так, - сказал он громко. - И что я должен делать? Стоять и бояться?
     Отвечать ему явно никто не собирался.
     - Так, - сказал он снова и полез в карман за спичками.
     В этот момент его мягко взяли за правый локоть. Прикосновение было абсолютно бесшумным и потому вдвойне пугающим. Вадим громко чертыхнулся и дернулся в сторону. В темноте мерзко захихикали, но не справа, как этого следовало бы ожидать, а где-то впереди. Одновременно с этим в помещении зажегся тусклый багрово-красный свет.
     Оно оказалось весьма обширным, это помещение, и напоминало ангар, весь разгороженный черными щитами. Вадим стоял на возвышении, вроде сцены; еще пара шагов вперед - и он свалился бы со ступеней. Он оглянулся, - сзади была сплошная стена без видимых признаков двери. Никого, кто мог бы хватать его за руку или хихикать, в обозримом пространстве не наблюдалось.
     - Здорово! - оценил Вадим. - И что дальше?
     Он спустился со ступеней и в нерешительности остановился, побрякивая зажатым в ладони коробком спичек. И тут его легонько постучали по плечу. Вадим повернулся так резко, что потерял равновесие и покачнулся. Человек, стоящий сзади него, заботливо помог ему устоять на ногах и тут же отступил на несколько шагов.
     - Аккуратнее, молодой человек, аккуратнее!
     Фигура была примечательная. Тонкая, вся изогнутая, как бы изломанная под самыми неожиданными углами. Руки чуть ли не до колена. Длинное тонкогубое лицо с разлетающимися к вискам бровями. Впрочем, брови, похоже, были подрисованы. И одежда: какая-то блестящая кожа... или синтетика?.. черного, естественно, цвета; тело выглядит так, словно его облили нефтью (именно такое сравнение пришло Вадиму в голову).
     Блестящая фигура согнулась куда-то набок, и тонкий дребезжащий голос произнес:
     - Мое вам приветствие!
     Вадим от неожиданности ответил каким-то нелепым "здрасьте".
     - Прошу вас, отдайте мне это...
     Неправдоподобно длинная рука указывала на спички в руке посетителя.
     - Отдайте, здесь это нельзя...
     Вадим пожал плечами и протянул коробок. Спички моментально оказались в руке Блестящего, причем тот выхватил их, не сделав даже шага по направлению к Вадиму. "Вот это манипуляторы!" - с уважением подумал Вадим.
     - ...вы же понимаете, противопожарная безопасность... и все такое, - закончил фразу Блестящий и знакомо захихикал. Лицо его при этом удивительным образом сморщилось, как будто он собирался заплакать.
     - А теперь - одна небольшая процедура... простая условность, если позволите...
     Блестящий сделал приглашающий жест в сторону ближайшего черного щита. Вадим неуверенно шагнул в указанном направлении. Гнутая фигура моментально переместилась туда же и, театрально поманив пальцем (пальцы были вполне обычные, человеческие, розовые, с коротко постриженными ногтями), скрылась за щитом. Заинтригованный Вадим последовал за ним.
     За щитом не оказалось ничего пугающего: ни протягивающих костлявые длани скелетов, ни пускающих пузыри заспиртованных младенцев, ни каких бы то ни было уродов или чудовищ. А стоял там самый ординарный письменный стол; не новый стол, слегка даже обшарпанный и с какой-то мудреной буквенно-цифровой вязью на задней стенке, - очевидно, инвентарным номером. А за столом утвердился уже все тот же Блестящий, успевший непостижимым образом напялить поверх своего нефтяного облачения белый пиджак с продетой в петлицу ленточкой, цвет которой трудно было определить при этом дурацком красном освещении. Собственно говоря, и то, что пиджак был белый, Вадим только предположил. Он вполне мог быть, например, светлым с каким-нибудь оттенком.
     Сбоку на столе лежала толстенная книга в роскошном переплете.
     - Не будем терять времени! - дребезжаще провозгласил Блестящий (собственно, в пиджаке он перестал уже быть Блестящим). Резким движением он придвинул к себе книгу, положил руки на переплет и сделал несколько плавных пассов. Впрочем, возможно он просто погладил обложку.
     Свет мигнул, после чего загорелся немного ярче. В глубине за ширмами громко хрустнуло и послышался звук падения чего-то тяжелого.
     - Можно бы и поаккуратнее, - брюзгливо пробормотал себе под нос Блестящий и убрал руки с книги, выставив их перед грудью ладонями вперед. Книга медленно открылась, и несколько страниц с тихим шелестом перелистнулись справа налево. Потом, после секундной паузы, одна страничка перевернулась в обратном направлении.
     "Классно", - подумал Вадим. Действо нравилось ему все больше.
     Убрав зачем-то руки под стол, Блестящий низко склонился над раскрытой книгой и принялся читать, страдальчески морща лицо и по-детски шевеля губами. Изредка он вскидывал глаза на Вадима, словно что-то прикидывая или сопоставляя, удовлетворенно кивал головой и снова углублялся в текст. Наконец, он оторвался от своего занятия и довольно ухмыльнулся.
     - Литера рэ, - объявил он непонятно.
     - Чего-чего? - интеллигентно переспросил Вадим.
     - Литера рэ, - повторил Блестящий и одним движением выпростался из пиджака и из-за стола, причем Вадим готов был поклясться, что стула под ним не было!
     Небрежно швырнув пиджак прямо на пол, Блестящий (снова ставший таковым) в третий раз озвучил свою загадочную литеру и направился к ведущему вглубь ангара проему в перегородке. Видимо, подразумевалось, что Вадим должен следовать за ним. Он и следовал.
     Свет снова мигнул, и стало заметно темнее.
     Блестящий уверенно лавировал между перегородками, поворачивая то направо, то налево, а пару раз и вовсе крутанулся в обратном направлении. Вадим изо всех сил старался не упустить его из виду, но поспевал еле-еле. Он почти ничего не видел по сторонам, только краем глаза выхватывал из темноты то очертания каких-то массивных конструкций, то стеклянный проблеск, а в одном месте совсем рядом что-то грузно зашевелилось и издало сочный хлюпающий звук. Потянуло теплой сыростью с заметным оттенком кислятинки. Блестящий визгливо хихикнул (Вадим тут же представил себе его сморщенную физиономию) и невнятной скороговоркой произнес что-то вроде "не к тебе, не к тебе, не балуй".
     Наконец, плутание в лабиринте закончилось.
     Блестящий затормозил перед очередной перегородкой, и Вадим разглядел крупно намалеванную на ней латинскую букву "R".
     - Литера рэ! - в очередной раз провозгласил Блестящий, изгибаясь от избытка чувств каким-то совсем уж невероятным образом. Что-то в его ужимках было необъяснимо непристойное: одновременно и притягивался взгляд, и хотелось отвести глаза.
     - Тогда уж "эр", - не удержался Вадим.
     - Но помилуйте, разве вы не слышите, что "ра рэ" звучит гораздо лучше, чем "ра эр"?
     Такого довода Вадим никак не ожидал услышать и не нашелся, что сказать. Впрочем, Блестящий и не ждал от него никакого ответа. Он показал пальцем на низкий проем в перегородке:
     - Прошу!
     И, кривляясь, ручкой помахал, как бы прощаясь.
     Низко нагнувшись, Вадим пронырнул в низкое отверстие.
     И здесь тоже не было никаких скелетов и уродов, да и письменных столов не было тоже. А был здесь совершенно обычный коридор, и за ним совершенно обычная дверь...
    
     ... - ... одеть же нечего!
     Даже спина его выражала крайнюю степень раздражения. Он со злостью дергал плечики с висящей на них одеждой так, что аккуратно распяленные вещи сыпались в недра гардероба.
     "О, Господи, только не сейчас!" - мысленно взмолилась она. "Если не хочешь идти - так и скажи, зачем же устраивать этот спектакль?"
     Изо всех сил стараясь держать себя в руках, она положила на трельяж косметичку, - все равно руки дрожали и как следует подвести глаза вряд ли удалось бы. Сейчас он обернется и увидит. как у нее трясутся руки! Вот еще не хватало! Она схватила то, что не требовало точности движений - флакон с туалетной водой.
     Всегда, когда она нервничала, у нее начисто пропадала способность воспринимать запахи, просто напрочь отключалось обоняние, и сейчас она ощутила это в тысячный раз. Раньше она очень пугалась наступления аносмии (этот термин попался ей в каком-то медицинском журнале), ей казалось, что так может остаться навсегда. А теперь, в семейной жизни, это происходит так часто, что становится чуть ли не нормой, подумалось ей.
     - ... Я говорю, мне нечего одеть!
     По его голосу она почувствовала, что он сейчас капризно выпятил губу, прямо как обиженный маленький ребенок. Но это нисколько не умиляло, а, наоборот, выглядело до крайности глупо, - в его-то двадцать четыре!
     Она знала, что если только глянет ему в лицо - не удержится и наговорит глупых гадостей. И ведь ей уже хотелось выплеснуть на него все эти гадости! Почему она должна держать все в себе?..
     Она занялась зеркалами трельяжа, медленно поворачивая их в нужное положение. С удовольствием отметила. что руки уже почти не дрожат, и принялась подчеркнуто медленно, демонстрируя свое спокойствие, поправлять прическу. Но молчать дальше было уже нельзя.
     - У тебя полно одежды, что за истерики? Надень синий костюм.
     Господи, и зачем она сказала про синий костюм? Ведь Вадим буквально три дня назад на именинах этого... как его... чернявого такого, со смешной фамилией... вечно от него еще пахнет валерьянкой... облил лацкан каким-то соусом и страшно раздражался по этому поводу. А когда она заметила, что никакой необходимости не было в такую жару ходить к приятелю при полном параде, он вспылил и разорялся битый час по поводу отношения к внешнему виду и умения следить за собой. Подразумевалось, что она, конечно же, не умеет и не следит...
     Торопливо отменив пиджак, она что-то не то предложила с рубашкой. Белая... зеленая... какой-то идиотский разговор.
     "Боже мой, да неужели я должна помнить все твои рубахи?" - тоскливо думала она, безо всякой необходимости в десятый раз поправляя одну и ту же прядь, - просто нужно было что-нибудь делать, чтобы не глядеть на его раздраженное лицо. А ведь про зеленую рубашку-то она начала говорить, чтобы предложить надеть ее с легкими светлыми брюками, но он не стал слушать... Он просто заряжен на скандал, это буквально висит в воздухе!
     Ну вот, с размаху шарахнул дверцей несчастного гардероба, так, что внутри еще что-то слетело с плечиков, и ушел на кухню. Эффектно ушел, так впечатывая пятки в пол, что у соседей снизу, наверное, люстра заходила ходуном. И хлопнула кухонная дверь... опасный жест, там в двери стеклина еле держится... слава Богу, не зазвенело.
     Зазвенело немного позже, но явно не стекло. Все же следовало сходить посмотреть.
     Она остановилась на пороге кухни, удивленно глядя на копошащегося на четвереньках у плиты мужа.
     Что он там уронил, она так и не поняла. Она сразу поднялся и демонстративно отвернулся к окну. Ах вот как, он собрался курить. Прямо здесь, и при ней, прекрасно зная, что она не выносит запаха дыма. Правда, сейчас она его не почувствует... но потом он будет слышен дня два, не меньше. Вадим не поверил, когда она ему об этом говорила, сказал, что она просто вытяпывается, пытаясь его воспитывать. А она действительно очень чувствительна к дыму... особенно сейчас.
     Ишь, как он разнервничался, даже спичку зажечь не может. И молчит, - знает, что это нервирует ее больше, чем ругань, на которую можно ответить
     - Ты что, решил в молчанку играть?
     Можно было и не спрашивать. Конечно, решил.
     - Ты идешь, в конце концов, или нет? Я уже готова.
     - Я тоже уже готов. Окончательно.
     Матерь Божья, сколько сарказма! Почувствовал, как она раздражена, и упивается этим? Нет, надо держать себя в руках, не опуститься до крика или слез!
     - Ну ясно, выкобениваешься, - она выговаривала слова медленно и старательно, чтобы голос не дрогнул от подкатывающей к горлу обиды. - Прекрасно. Давай, продолжай.
     Нет, не удержаться, слезы уже совсем на подходе! Не желая, чтобы Вадим заметил ее слабость, она так резко повернулась, что потеряла шлепанец. В этот момент у нее чуть не вырвался всхлип, но Вадим, похоже, ничего не заметил. Занят был своими спичками.
     Она наскоро привела себя в порядок у зеркала в коридоре. Получилось не очень-то. Видимо, Вадим прав: она не умеет следить за собой. Моментально покраснели и припухли глаза, и что тут поделаешь? Надо бы посидеть спокойно хотя бы десять минут, успокоиться, подкраситься... Нет, теперь это невозможно!
     Она надела туфли на высоком каблуке, взяла под мышку взятую напрокат Светланину сумочку. Светка уверяла, что она очень стильная...
     Не удержалась на непривычных шпильках и чуть не потеряла на выходе туфлю, совсем как несколько минут назад - тапочку. Теряя равновесие, громко хлопнула дверью. Ну и ладно. Раз Вадиму можно... Будем считать это запланированной акцией.
     Уже подходя к троллейбусной остановке, она окончательно решила: ребенка она оставлять не будет, и нечего даже советоваться с Ларисой. Может, она и дура, что ничего не сказала Вадиму... но ей так хотелось, чтобы он понял сам! Нельзя же быть таким слепым... Пусть еще почти ничего не заметно, но ведь он все-таки муж!
     Муж... пока. Пожалуй, нет смысла дальше пытаться изображать семейную жизнь. Она его раздражает, это ясно... и это уже давно не любовь. Значит, надо расходиться. Значит, надо возвращаться к бабушке, потому что она не собирается претендовать на его квартиру. А там ребенку жить нельзя... это же страшно даже представить, - ребенок в бабкиной халупе.
     Нет, рожать сейчас нельзя. И вообще, она просто не хочет ребенка от этого мужчины. Может, когда-нибудь появится в ее жизни кто-то другой, - сильный, великодушный, заботливый, надежный... не устраивающий скандалов из-за каких-нибудь дурацких тряпок... и не курящий при беременной жене... и вообще... Она почувствовала, что вот-вот снова прорвутся слезы и остановилась, сделав вид, что ищет что-то в сумочке.
     А в сумочке ей тут же под руку попался рекламный листок, прихваченный в аптеке: клиника "Женское здоровье", - гинекология, урология, и т.д. и т.п. ... полный спектр услуг... новейшее оборудование... специалисты... без выходных...
     К черту визиты, подумала она, вместе с объяснениями, почему одна... Раз решила - все, тянуть не следует. Срок, кажется, еще позволяет. Итак, в "Женское здоровье".
     И она решительно перешла дорогу, чтобы сесть на троллейбус в противоположную сторону...
    
     ... Вадим опустился на неизвестно откуда взявшийся стул, чувствуя, как болят с непривычки к высоким каблукам ступни.
     Черт, какие каблуки?! Она опустил глаза, - на ногах были старые добрые кроссовки. На левом развязался шнурок. Все нормально. Но ступни болели, как вывернутые.
     - Немножко не по себе?
     Хихикающая сморщенная физиономия Блестящего вынырнула из багрово-красного полумрака. Фигура его изогнулась совершенно противоестественно, а руки совершали непрерывные замысловатые движения.
     - Ничего, это пройдет... скорее всего.
     Он снова хихикнул и переплел руки морским узлом.
     - Сеанс окончен... прошу вас!
     Прямо перед Вадимом распахнулась дверь. Ему показалось, что возникла она прямо в воздухе, потому что еще секунду назад никакой стены перед ним не было! Но дверь была, и вела она на улицу, где светило солнце, и галдела детвора, и играла музыка... Потеха веселилась!
     Поднявшись, Вадим нетвердыми шагами вышел на воздух. Дверь за его спиной тут же захлопнулась. Обернувшись, он увидел стену с обычной дверью, на которой прибита была табличка с категорической надписью "Входа нет".
     Неизвестно зачем Вадим подергал ручку, - дверь не подалась, но ему показалось, что он отчетливо услышал знакомое хихиканье.
     Снаружи павильон с "Комнатой страха" казался совсем не таким большим, как изнутри. Ну никак не ангар...
     Вадим медленно пошел по дорожке прочь от странного аттракциона. Собственно, а что произошло? Где он был? Дома?!
     Тут его буквально оглушило: Валентина... ребенок??!!
     Не переставая ощущать странную боль в ступнях, он кинулся бежать прочь с Потехи, по заполненной гуляющими людьми дамбе, по набережной, на улицу, где остановил первое попавшееся такси. Стоп, а куда же ехать, - домой? к Лариске? в клинику? Где сейчас эта сумасшедшая, решившая убить его ребенка?! Убить, потому что он, слепой бесчувственный болван, обидел ее из-за какой-то ерунды... и обижал, идиот, уже не раз! Господи, Валька где ты? Найду - на руках унесу домой! Неужели опоздал?!
     Страх, парализующий, все заполняющий страх заплескался в его мозгу. Никогда ранее не испытанный, первобытный, безнадежный, темный страх. И он вдруг с невероятной отчетливостью понял, что это тот самый страх, испытываемый маленьким кусочком живой плоти, эмбрионом, - крохотным зачаточком будущей жизни, к которому из холодного беспощадного внешнего мира тянутся никелированные инструменты, готовые через секунду кроваво вырвать его из родного уютного материнского лона.
     Вадим скорчился на заднем сидении автомашины, не слыша недоумевающих вопросов таксиста, и, кажется, даже протестующе выставив вперед руки...
     ... Дома Валентины не было. Вадим непослушной рукой с трудом набрал номер Ларисы. Трубку поднял Сергей.
     - Вадим? Здорово... а почему ты не приехал? Валька говорит что-то невразумительное, то ли заболел, то ли еще что... Ты где? Давай к нам, у нас офигенный пирог... и покрепче кое-что найдется, из жидких фракций!..
     - Погоди, Серега... так Валька у вас?
     - Ну ясно, у нас, а где же? Ты что, действительно того... со здоровьем? Вот она, тут рядом, сейчас дам трубку...
     Голос Валентины, все еще обиженный, но уже смягченный, что-то произносил, но Вадим плохо разбирал смысл. Он дождался первой паузы, куда можно было втиснуть распирающие его слова:
     - Валька, так ты не поехала в клинику? У тебя все нормально?
     Глубокая пауза. И осторожные, дрогнувшим голосом, слова:
     - Какая клиника, Вадик? Ты о чем?
     - Я о ребенке! Так ты не ходила в клинику? Ты ведь собиралась... ты решила... как ты могла?!..
     На другом конце провода было тихо, только на заднем плане слышались голоса, кажется, из телевизора. Наконец, Валя тихо выдохнула:
     - Но откуда ты... Ты же не знал... Не знал ведь?!
     - Знал, не знал... Валька, у меня под окном такси, я сейчас приеду. Собирайся там, поедем домой!..
    
     ...- С чего ты взял, какая клиника! Какое еще "Женское здоровье"? Первый раз слышу! Да ты что, Вадик, даже в мыслях не было, клянусь тебе! И потом, у меня ведь уже срок... уже поздно... разве ты не видишь, как я располнела? Я даже не пила ничего у Лариски, нельзя же, сам понимаешь... Я встала на учет в консультации... а что за клинику ты придумал?.. и все анализы у меня просто отличные, представляешь? Мне Галина Иннокентьевна - это врач мой в консультации - сказала: вы, голубушка, просто созданы для деторождения! Так и сказала, честное слово! Ты, конечно, хочешь мальчика? А вот я бы лучше дочку... Машеньку... Мария Вадимовна ведь хорошо звучит, правда? А потом можно и мальчика... Олежку... хочешь Олежку, муж? Раз уж я создана... давай родим побольше, а?
     Вадим обнимал счастливо лепечущую что-то о будущих детях Вальку, зарывался лицом в ее щекотливые волосы и чувствовал, как тот, еще недавно заполнявший все его существо, страх съеживался до крохотных, почти невидимых, размеров... но не исчез совсем, а притаился где-то в очень далеком, очень потайном закуточке его мозга.
     И Вадим знал, что это правильный страх, который должен в нем оставаться, и который должен где-то быть у каждого... и совсем не обязательно приобретать его, покупая билет в парке аттракционов...