Наш исследовательский центр располагался в промышленной зоне. Его окружали старые частные дома, кажется, построенные еще во времена Британского мандата. Пришло время их сносить. Жильцы разъехались, оставив нескольких кошек. Кого-то из них забрали сотрудники, остальных мы подкармливали, причем каждая кошка выбрала себе определенную группу сотрудников. «Наша» черно-белая изящная кошечка постоянно сидела на подоконнике с внешней стороны лаборатории и внимательно наблюдала за происходящим внутри. Утром и в обед мы делились с ней едой. Иногда она входила в открытое окно и гуляла по лабораторным столам, тогда кто-нибудь хлопал в ладоши, и она убегала. Как правило, мы держали окна закрытыми.
     Периодически она приводила двух-трех котят и гордо нам их демонстрировала, намекая, что они тоже имеют право на довольствие. Котят мы успешно пристраивали.
     Подозреваю, что кошка научилась сдвигать раму окна и забираться на ночлег в помещение. Иначе невозможно объяснить происшедшее.
     Нашему новому начальнику очень не нравился этот зоопарк. Он был патологически брезглив и шизофренически чистоплотен – свою личную чашку мыл не менее трех раз прежде, чем налить в нее кофе. A уж в химическую лабораторию старался без крайней необходимости не заходить, потому как химия опасна для здоровья.
     Не знаю, откуда он почерпнул свои познания в ветеринарии, но нам постоянно читались лекции о заражении от кошек всеми возможными инфекционными болезнями вплоть до спида. О наших легкомысленных комментариях умолчу.
     Однажды поздно вечером, когда в лаборатории никого не было, старшему начальнику что-то понадобилось в лаборатории. Он вошел в комнату в сопровождении младшего начальника и, к своему ужасу, обнаружил там кошку. Младшему начальнику было приказано немедленно закрыть окно и поймать нарушительницу. Старший начальник руководил процессом, стоя насколько возможно высоко на лестнице, ведущей на второй этаж. Кошка ловиться не хотела. В страхе она прыгала по лабораторным столам и полкам, опрокидывая банки с химикатами. Осколки летели во все стороны. Младший начальник, сообразив, что кошку ему не поймать, открыл дверь и стал выгонять ее в коридор. Но умный зверь понимал, что в коридоре ему делать нечего, и хотел выйти тем же путем, что и вошел, – через окно. Наконец, начальники догадались, что нужно открыть окно. Но «в процессе открывания» обезумевшее от страха животное исцарапало и искусало младшего начальника и благополучно скрылось.
     Наутро мы обнаружили разгромленную лабораторию, на полу – смесь химикатов, осколков и окровавленных бинтов, а за окном - взъерошенную кошку. Начальство отсутствовало в полном составе. Появились они только к обеду, когда все следы погрома уже были убраны. Впереди шел младший начальник с похоронным видом и укушенной рукой на перевязи. За ним - старший начальник с решительным выражением лица. Начался «разбор полетов», из которого мы и узнали в подробностях, что произошло. (Кошка к этому моменту поела и ушла отдыхать).
     Оба начальника получили по уколу от бешенства (старший за компанию или из опасения, что бешенство передается воздушно-капельным путем). Младшему начальнику предстояло повторить эту процедуру еще раз пятнадцать.
     Mне было велено поймать кошку и передать ее вызванному ветеринару для усыпления. Я отказалась, пояснив, что ловля животных, особенно подозреваемых в бешенстве, в мои служебные обязанности не входит.
     Младший начальник по секрету проконсультировался со мной по поводу возможного бешенства. Я довольно легкомысленно заявила, что меня кошки много раз кусали и царапали, но я ни разу не взбесилась настолько, чтобы ловить дикую кошку в закрытой химической лаборатории. Его это явно успокоило. Старший начальник ежедневно возвращался к вопросу о ликвидации кошки, хотя она была достаточно сообразительной, чтобы не попадаться ему на глаза.
     Наше противостояние продолжалось до визита очень серьезного спонсора, который мог вложить деньги в наш проект (а мог и не вложить). Целую неделю мы драили лабораторию к приходу высоких гостей, готовили образцы и доклады и даже расставили по углам букеты цветов. Особо строгое предупреждение было получено по поводу кошки – окна отмыть и подоконники от нее загородить.
     Как на грех, в день приезда спонсора кошка не пришла с утра за своим обычным завтраком, а позже мы все пошли на совещание. После докладов вся группа во главе со старшим начальником и мрачным спонсором вернулась в лабораторию.
     О, ужас! ... Кошка сидела на подоконнике за чисто вымытым стеклом и барабанила по нему лапами, требуя свой завтрак. Начальник с выражением маньяка-убийцы повернулся ко мне.
     И вдруг мрачный спонсор-миллионер расцвел улыбкой и побежал к окну, что-то нежно бормоча в адрес кошки. Все его дальнейшие вопросы касались только этой кошки и кошек вообще. Наш начальник сквозь зубы представил меня как «доктора кошачьих наук», и остаток дня мы беседовали на кошачьи темы. У спонсора-миллионера в доме жили 26 кошек, и он держал для них специальную прислугу. Я ему громко позавидовала, пояснив, что у меня их только две, и я сама – «прислуга за все». Мне вдруг захотелось наняться к нему в кошачьи прислуги.
     Денег на дальнейшее развитие проекта он нам дал. Но при условии, что часть их пойдет на заботу о кошке. После этого кошка стала почти законным сотрудником, а ко мне надолго прилипло звание «доктор кошачьих наук».