Ближняя строчка деревьев вдоль просёлка сейчас выглядела угрюмо. Всегда приветливые пирамидальные тополя застыли, как молчаливые великаны, и отчуждённо поглядывали на троих подростков.
     – Ой, мальчики, – проговорила Июля, – а может, лучше вернёмся?
     Идея пойти на речку возникла сразу же после того, как выяснилось, что ходить туда нельзя. Вожатый отменил на сегодня и речку, и посещение ближайшей деревеньки с продуктовым ларьком: шоколад, «Кока-кола», а для некоторых и сигареты с презервативами. Сказал, что никто не покинет лагерь отдыха – в деревне совершено преступление. Кто-то пытался ограбить магазин, тяжело ранен сторож. Милиция ищет вооружённого преступника и вплоть до его поимки ни один человек за территорию не выйдет.
     – Закаливание есть тренировка организма на устойчивость к изменениям температуры, – сказал Стяг. – А главный принцип любой тренировки регулярность. Сегодня пропустил по уважительной причине, завтра без причины, а потом и вовсе забросил. И не заметил как. После обеда, как тихий час объявят, пойдём.
     Стяг пользовался среди ребят авторитетом. Они держались вместе с самого заезда, как-то так получилось. Высокий светловолосый Стяг, всегда серьёзный и немногословный, черноглазый весельчак и балагур Горн, и задумчивая нежная как цветок Июлия. На троих им исполнилось сорок пять лет.
     – А погодка-то портится, леди и джентльмены, – как всегда шутил Горн. – Как бы даме не подмочить бальное платье, спасибо хоть не репутацию! А господам рекомендую поберечь праздничные камзолы.
     С запада действительно наползала тяжёлая и мокрая грозовая туча. Казалось, по небу летит мохнатое фиолетовое чудище, которое вот-вот проглотит солнце и мир погрузится во мрак и хаос.
     – Ничего, успеем, – уверенно заявил Стяг, и оглянулся на ограду лагеря. Бетонный забор, который они только что так уверенно перемахнули, застыл укоризненным предупреждением.
     Обычно Стяг вначале думал, а потом делал. Этой способностью он обладал больше, чем другие его сверстники. Но сейчас, перед лицом девочки, которая ему нравилась, и товарища, который признавал его лидерство, отступление казалось немыслимым.
     – В крайнем случае, укроемся в Избушке, – сказал предводитель. – Летняя гроза долгой не бывает, всё успеем.
     Горн, как правило, вначале делал, а потом смотрел, что из этого получится. Будучи невысокого роста, он считал свою внешность недостаточно мужественной, и весь год изнурял себя занятиями с «железом»: гири, гантели, тренажеры. К лету успел накачать солидную мускулатуру, что придавало уверенности. Однако принимать решения Горн не любил, он отдал это право Стягу. Вот только ему тоже нравилась Июлия.
     – О, Избушка на курьих ножках! – обрадовался помощник предводителя. – Добро пожаловать в мир русских народных сказок! Можно я буду Ильёй Муромцем?! Только, говорят место там нехорошее...
     Июля отличалась непреклонной твёрдостью в одном – запрещала называть себя Юлией. Никто не знал почему. Только Июлия, в крайнем случае, ¬– Июля, но никак иначе. Во всём остальном она полагалась на мальчиков и потому промолчала. Ей нравились они оба, каждый по-своему.
     За просёлком и лесополосой виднелось заброшенное картофельное поле, поросшее бурьяном высотой по пояс. Далее начиналась густая роща. Именно там находилось нелепое строение, которое все здесь называли Избушкой: стены из не струганных брёвен, крыша, зияющий провал вместо двери, пара пустых окон. Кто поставил её здесь, когда, с какой целью – бог весть. Много лет Избушка стояла неприкаянно посреди рощи, но от входа расходились как лучи три тропинки, основательно заросшие, но ещё вполне различимые на фоне яркой травы...
     За рощей начиналось возделанное поле, засеянное рожью и окружённое наезженной грунтовой дорогой, а там уже совсем близко река. Через поле и рощу вела хорошо известная всем ребятам тропинка. Робинзоны припустили по ней рысью – грозовая туча накатывала как асфальтовый каток.
     Они успели пройти немного по дороге вдоль жёлто-зелёного ковра невысоких, едва по колено ржаных колосьев, когда погода резко ухудшилась. Недвижимый, липкий и душный до этого воздух разорвал шквальный порыв ветра. Рожь покорно легла под его напором, испуганно зашумели деревья в роще.
     Сразу похолодало, а туча вдруг стала очень близкой. Она не только закрыла небо, казалось, поглотила всё окружающее пространство. И тут же оглушительно, с треском и раскатами, ударил гром. Земля содрогнулась, а впереди, над дорогой, вдруг выросло ослепительное древо молнии.
     – Ой, мамочки! – пискнула девушка, втянув голову в плечи и для верности прикрыв её руками.
     – Назад, в рощу! – крикнул Стяг. – В Избушке укроемся!
     Ребята бросились обратно. Удары грома и всполохи молний следовали один за другим, ветер терзал потемневшую листву деревьев, но ни одной капли дождя пока не упало на землю. Довольно быстро добежали они до намеченной цели, но перед темнеющим провалом, ведущим внутрь, остановились в нерешительности.
     Избушка у селян пользовалась дурной славой, и обрывки этих россказней доходили до обитателей лагеря. Болтали всякое: о пропадавших время от времени туристах и рыболовах, о повесившейся здесь в незапамятные времена вдове. Страшные истории мешались с небылицами о ворожбе и чародействе, которыми по слухам владели местные бабки. Городским образованным ребятам вроде не стоило слушать эти страшилки, но вот слушали. И запоминали.
     В это время небо расколол особенно сильный раскат грома, и подростки опрометью бросились в укрытие.
     Здесь царил полумрак. Движение воздуха не ощущалось, стоял сладковатый запах прели, сырого дерева и земли. Даже гром за стенами звучал приглушённо, как из-под слоя ваты. Зато из углов доносилось лёгкое потрескивание, шуршание, поскрипывание – избушка жила своей загадочной потаённой жизнью.
     – Ой, мальчики, – проговорила Июлия, еле справляясь с дыханием, – а вы слышали, что здесь находится перекрёсток? Видели, как тропинки к двери сходятся? Местные девчонки рассказывали. Если переночевать в Избушке в последнюю ночь августа, проснуться на заре и стать у двери с первыми лучами солнца – тропинки укажут жизненный путь... Ну, знаете, направо пойдёшь – клад найдёшь, налево пойдёшь – жизнь потеряешь. А прямо пойдёшь...
     – Замуж выйдешь в течение года! – через силу рассмеялся Горн. Он старался не показывать, что ему тоже не по себе.
     – И ты веришь во все эти сказки?! – как можно увереннее сказал Стяг. – К тому же, сейчас не август, а июнь. Да и ночевать мы здесь не собираемся.
     От угрожающего рычания все трое вздрогнули и обернулись. Звук доносился из тёмного угла и через миг оттуда выступил крупный кудлатый пёс – в холке никак не менее метра. В сумраке горели злобным огнём глаза, ощеренная пасть и вздыбленная на загривке шерсть. Пёс присел на задние лапы, рык перешёл в глухое ворчание, но добрее от этого не стал.
     Все трое замерли, но Стяг сразу узнал собаку.
     Тогда они вышли с мамой на прогулку, ему как раз исполнилось шесть лет. Мама отвернулась переброситься словом с соседкой, и тут, откуда ни возьмись, выскочил этот разбойник! Стяг испугался тогда до обморока, и, не раздумывая ни секунды, бросился наутёк. Он бежал и не чувствовал под собой ног, крик тугим комком застрял в горле, ужас затопил сознание. Ни Горн, ни Июля не могли знать, что это и есть тот самый пёс.
     Мать тогда всего-то шикнула на дворнягу, и та поджала хвост, прянула в кусты. Но безотчётный ужас, тот первобытный страх остался глубоко в сознании. Сейчас он сковывал тело, лишал воли, обездвиживал мышцы. Стяг застыл изваянием не в силах пошевелиться.
     Горн тоже испугался. Он глянул, было на предводителя, но тот стоял бледный и окаменевший. Помощник долго не раздумывал, да и зря, что ли мышцу качал, спортом занимался?! Под ногами валялся шест, подходящий по размеру, прочный и упругий на вид. Одним слитным движением парень подобрал оружие и обогнул товарища, встал между ним и собакой.
     Пёс бросился, не издав ни звука, остервенело и стремительно. Серый лохматый шар взвился на уровень груди подростка, но Горн успел выставить шест. Клацнули клыки, намертво впиваясь в дерево. На миг пёс повис на шесте, а Горн в тут же крутанул своё оружие. Тело в шестьдесят килограммов описало в воздухе немыслимое сальто и с воем отлетело к стене. Глухо ударившись о брёвна, пёс кубарем скатился на земляной пол, но через миг вновь готовился к броску.
     Лохматый противник приседал на передние лапы, подбирался осторожно, но ни свирепости, ни решимости своей не утратил. Бросок! Передние лапы нацелились на подростка, но Горн прянул вперёд, и, перехватив свой шест обеими руками наподобие копья, нанёс сильный тычковый удар в широкую грудь пса. Тот вновь отлетел к стене, взвыл протяжно и злобно, застыл лохматой серой тенью.
     И тут вперёд выступил Стяг. Он обогнул Горна и подошёл вплотную к псу. Пёс жался к шершавой поверхности брёвен, рычал, с жёлтых оскаленных клыков тянулась нитка вязкой слюны, но на человека не бросался. Стяг бесстрашно присел перед ним на корточки и заглянул в тлеющие угольки собачьих глаз. Пёс зарычал громче, потом нервно зевнул с подвыванием, а следом рванул через свободное пространство Избушки и одним мощным прыжком вылетел в пустой оконный проём...
     В помещении воцарилась краткая тишина. Но тут же снаружи ударил оглушительный раскат грома, ослепительно блеснула молния. И в тот же миг Избушку охватило жаркое пламя. Горело сразу со всех сторон – стены, кровля, казалось, занялся даже земляной пол. Огонь с воем набирал силу, с потолка сыпались фейерверки искр. Слоистый дым закручивался султанами по-над стенами и утекал куда-то вверх. Подростки сбились в кучу посреди пространства Избушки, жались друг к другу, с ужасом озираясь вокруг.
     И вдруг Стяг, оторвавшись от группы, шагнул к пылающей стене. Презирая дым и жар, он подошёл к ней вплотную и положил руку на объятое огнём бревно. Пламя, так достоверно, так страшно лизавшее дерево, расступилось. Жёлто-рыжие язычки продолжали свою безумную пляску, но при этом совершенно не касались беззащитной руки Стяга – ладонь как бы раздвинула их. И теперь стало видно, что дерево не прогорает, не обугливается.
     – Кто из вас боится огня? – Стяг повернулся к остальным, на его скуластом лице играли огненные отсветы. – Горн, ты? – он посмотрел в глаза товарища.
     – Да! – выкрикнул Горн. – В детстве старший брат боялся пожара и пугал меня! Он часто рассказывал, как начнёт гореть наш дом, как все мы будем корчиться в дыму и пламени! Потом я понял, что братан так развлекался, но тогда... Тогда я всё принимал за чистую монету! И смертельно боялся сгореть заживо...
     – Иди сюда, Горн! – Стяг протянул руку. – Иди, не бойся! Я, кажется, понял. Нужно пройти через это...
     Горн медлил. Лицом к лицу с извечным врагом, да ещё таким грозным, трудно сохранить мужество. И очень непросто сделать первый шаг. Даром что огненная феерия оказалась красивой и безопасной голограммой, поди, проверь это собственной незащищённой ладошкой!
     – Иди, или страх огня будет вечно преследовать тебя! – продолжал Стяг. – Я помогу тебе!..
     И Горн шагнул. Расстояние до стены в три метра оказалось самым трудным в жизни парня. Но он преодолел его, преодолел себя, преодолел свой страх и положил руку на бревенчатую стену рядом с рукой Стяга. Они стояли вместе около пылающей стены, игра света и тени причудливо изменяла их лица. То, казалось, ребята улыбаются, то, чудилось, – плачут. Два друга стояли плечом к плечу.
     Пламя опало так же неожиданно, как и занялось. В недвижимом воздухе стоял запах гари, парили редкие хлопья сажи. Вот тебе и безопасная голограмма! Значит, пожар всё-таки был? Ещё одна загадка Избушки.
     Все трое бессильно опустились на пол.
     – Ну, вот, а страхов-то... – ещё вздрагивая, проговорил Горн. – Если тут что и горело, то нам это не угрожало.
     – И мне вначале показалось – всё, конец, – поддержал товарища Стяг. – Такой красивый огонёк полыхал, такой натуральный... А оказалось...
     – А я чуть не умерла от страха! – оживлённо подхватила Июля. – Всё-таки вы молодцы, мальчики! Укротили стихию...
     Ребята рассмеялись.
     Напряжение спадало. Избыток адреналина растворялся в нервных смешках, шутках, подначках. «А ты!..», « А сам-то...», «Ты видела как он?..» Но постепенно разговоры стихли. За стенами всё ещё грохотало. Сколько минут или часов прошло, никто из ребят сказать не мог, время нарушило свой бег. Они сидели в одинаковых позах, обхватив руками колени, и задумчиво смотрели друг на друга.
     Затянувшуюся паузу прервало подозрительное шуршание под потолком. Ребята как по команде вскинули головы. Вверху, под крышей крепился настил, что-то наподобие чердака, но не на всю площадь кровли, а лишь наполовину. Сейчас там происходило что-то, какое-то шевеление, движение, возня. А следом...
     С трёхметровой высоты спрыгнул человек. Мужчина с гладким лысым черепом, в мешковатом тёмном балахоне. На безволосом лице горбом выступал хищный острый нос с раздувающимися ноздрями. Блёклые, как будто слепые глаза зорко щурились в сторону вскочивших подростков. На правой щеке красовалась огромная бородавка.
     И тут же захлебнулась криком Июлия:
     – Чёрный человек! Это он, он! Уберите его, умоляю-ю-ю!..
     Стяг и Горн стали между девушкой и пришельцем, закрывая её своими телами. Мужчина гнусно ухмыльнулся, чуть присел, и так, на полусогнутых ногах, двинулся к ним. В его движениях проскальзывало что-то кошачье, скрытая сила сжатой пружины.
     – Это он, я знаю, он! – с новой силой заголосила Июля. – Мне бабушка всегда говорила: будешь делать плохо, поступать не по совести, придёт Чёрный человек и заберёт тебя в мешок! – давилась она словами. – А я не хочу, не хочу, не хочу-у-у!
     У девушки началась истерика. Горну пришлось вернуться, он схватил Июлю за плечи и встряхнул что было сил:
     – Успокойся, Июля, всё будет хорошо!..
     Но девушка рвалась из рук, кричала тонко на высокой ноте. Горн удерживал её с большим трудом.
     Тем временем Чёрный человек начал атаку. Парень имел первый разряд по боксу, победил в первенстве района. В школе гордились чемпионом, фотография Стяга красовалась на доске спортивной славы. Так что, с навыками у него было всё в порядке...
     Противник ринулся вперёд с опущенными на уровне пояса руками. Стяг разгадал его намерения – бес планирует захват, хочет вцепиться в него и повалить. Юноша приготовился к такому развитию событий – правый прямой, чуть сверху, немного слева, точно в челюсть. Когда кулак задевает челюстную дугу как бы вскользь, с вращением. Именно это движение встряхивает череп, взбалтывает мозги, это и есть нокаут.
     Исполнить задуманное не удалось. За долю секунды до встречи с кулаком Стяга Чёрный человек вдруг завалился набок, сместил центр тяжести, опёрся правой рукой об пол и с маху врезал ногой по голени опорной ноги бойца. Стяг двигался навстречу. Потеряв опору, он провалился, а противник, оттолкнувшись рукой и приняв вновь вертикальное положение, встретил его сильным боковым ударом.
     Стяг упал. Стремительным движением Чёрный человек скользнул к Горну, удерживающему Июлю. Тот не успел оторваться от девушки, и лысый ухватил его за шиворот, за одежду, кожу, мышцы и с силой оторвал, отшвырнул к противоположной стене Избушки. Теперь его и Июлю ничто не разделяло.
     Ничто не разделяло теперь беззащитную девушку и Чёрного человека – её детский страх, зловещий морок, жуткое наваждение. Неожиданно бес вытащил из недр своего балахона серый парусиновый мешочек, начал расправлять его, встряхивать. С каждым встряхиванием мешочек становился всё больше, увеличивался на глазах. В ужасе Июля заломила руки, воли на сопротивление у неё уже не оставалось, голоса на крик не хватало. И тут на Чёрного человека сзади обрушился Стяг.
     Парень захватил противника рукой за шею, укрепил замок другой рукой и потащил Чёрного по Избушке. Длинные ноги лысого чертили по земляному полу глубокие борозды, но враг и не думал сдаваться. Он крутил головой, двигал плечами, извивался, ослабляя захват. Потом быстро и ловко скомкал свой мешок и начал просовывать его под руку Стяга.
     Через мгновение мешок оказался между шеей беса и рукой подростка. Превращение парусины продолжалось, мешок скручивался в тугой валик, отжимая захватывающую руку. Следом Чёрный человек вжал голову в плечи, крутанулся вокруг своей оси и вывернулся из захвата.
     Бес оказался между Стягом и подоспевшим Горном. Мешок полетел в сторону, а уродец принялся нещадно колотить ребят. Он успевал поворачиваться в обе стороны с неимоверной быстротой, награждал прямыми жёсткими ударами то одного, то другого. Иногда юноши успевали уворачиваться, чаще нет, и совершенно не успевали седлать что-либо в ответ. Удары сыпались на них градом – в голову, грудь, плечи, опять в голову. Ребята шатались, брызнула кровь, а неутомимый бес продолжал свою жуткую работу, ни на секунду не снижая темпа.
     – Стойте, – вдруг послышалось от стены. – Остановитесь немедленно!
     Чёрный человек замер. Старт и Горн отшатнулись от него в изнеможении. Июля отошла от стены с бледным и решительным лицом. Бес медленно повернулся к ней, губы его змеились в отвратительной улыбке.
     – Ты преследуешь меня, Чёрный человек? – произнесла Июля тихим, но твёрдым голосом. – Ты пришёл за мной, хочешь забрать меня?! Знаешь, сколько я думала о тебе? Знаешь, сколько я боялась тебя?! И ждала... С детства, после каждой своей ошибки, каждого промаха – ждала. Вот сейчас он придёт, со своим мешком... Это ведь и не мешок вовсе, а ход в тёмный и страшный мир. Где живут ночные кошмары, страхи, неуверенность и сомнения. Всё самое низкое, что есть в душе каждого...
     Чёрный человек вглядывался в девушку пустыми глазами. Она вытащила из кармана шортов спички и шагнула к мешку, лежащему грязно-серой грудой на полу.
     – Я лишаю тебя твоего мешка! Я закрываю проход! Пусть никто больше не боится Чёрного человека...
     С этими словами Июля чиркнула спичкой, одновременно приседая к холмику парусины. Уродец успел вскрикнуть, вскинуть руки, и в крике его и в движении заключалась мольба!.. Мешок вспыхнул. Ярко-голубое пламя ударило к потолку ослепительной вспышкой, как будто ткань пропитали горючим веществом. Июля отпрянула. Вспышка высветила на миг всех: решительное лицо девушки с широко распахнутыми глазами, испуганно застывших парней, и гримасу боли и ненависти на маскообразном лице Чёрного человека.
     Огонь опал. На земляном полу осталась малая горстка невесомого пепла.
     Бес завыл. Заверещал на высокой ноте, запричитал. Схватился за виски, как будто у него
     вот-вот лопнет голова, закружился волчком. Потом сделал несколько неверных шагов по Избушке, как бы утратив ориентацию – в одну сторону, потом в другую, и, наконец, бросился к выходу. Ещё секунда, и его в помещении не стало.
     Ребята бросились за ним. Столпились у пролома, мешая друг другу, потолкавшись, вывалились наружу...
    
     Когда Глист увидел, что в Избушку юркнули трое подростков, он поначалу расстроился. Пионеры наверняка притопали из лагеря, что расположен неподалёку. Нелёгкая их принёсла, да ещё перед самой грозой! Глист намеревался в Избушке пересидеть ливень – вон туча всё небо закрыла, громыхает как из пушки и молнии одна за другой! А теперь что делать? Встречаться с посторонними ему сейчас всяко не резон.
     Но потом в затуманенной самогоном голове шевельнулась мысль. Глист тоже смотрел американское кино, и даже прочитал несколько книжек. Там крутые ребята лихо брали в заложники всяких фуцинов, и потом выходили сухими из воды. Почему бы также не поступить Глисту?
     Пацаны, как пить дать, из своего лагеря сбежали. В это время, да в грозу тут никого быть не должно. Переждать дождь, потом отвести их на двор к Михалычу. Тот живёт уединённо, бирюк бирюком, да и пьёт постоянно. Совладать с ним будет несложно – посадить вместе с пионерами в погреб. Пусть посидит старый чёрт, с него не убудет. Зато там есть телефон, сын провёл старому алкашу, мол, если вдруг с сердцем плохо, или ещё чего. Дозвониться в администрацию, потребовать машину и денег. Да и самогон у старика наверняка есть...
     Глист вздрогнул от очередного удара грома, поёжился, поплотнее прижался к стволу большого дерева. Погладил потёртое воронение ружейного ствола.
     Придётся только выждать минут десять-пятнадцать. Убедиться, что рядом нет учителей, воспитателей, или как их там? Вожатых... Может, их уже ищут? Тогда тикать надо отсюда со всех ног!
     Вот Глиста уже точно ищут. Парень припомнил всю свою непутёвую двадцатилетнюю жизнь – ведь ничего хорошего! С детства Глистом прозвали, а он виноват, что в хате жрать постоянно нечего? Отца нет, мать, если что в совхозе или у людей заработает, всё пропивает. И так всегда – вместо пожрать подзатыльники. Какая тут учёба? Да и здоровьем он был всегда слаб, болел часто. В седьмом классе чуть не помер. Хорошо сосед, дядя Серёга отвёз на мотоцикле в больницу. Мать как всегда пьяная спала. Будешь тут похож на глиста, вот и прозвали. Даже в армию не взяли, и-эх-х, что говорить!
     Вчера с вечера загуляли с Буйным. Тот бык здоровый, самогон хлещет бутылками, разве ж за ним угнаться? И взял, гад, на слабо! «А слабо, – говорит, – тебе Глист взять бутылку казёнки в магазине? Надоел, мол, самогон, нормальной водяры хочу». На дворе ночь, магазин закрыт давно. Продавщица Клавка по ночам не открывает. Ребята попробовали недавно, пошли просить, так еле ноги унесли... А Буйный знай ржёт: «Ты у Петра Пантелеича попроси! А не даст, так отбери. Не мужик что ли?..»
     Сторож Пантелеич хоть дед, а боевой. Баловства не позволяет, никому ничего ночью в жизни не давал. Но завёлся Глист. Больше всего на свете он боялся, что окружающие примут его за труса, слабака, размазню. Глиста, одним словом. Да и выпили к тому времени немало.
     Взял фомку, если что замки ломать, и пошёл. Пообещал вернуться с бутылкой. Сторож и слушать ничего не захотел. Ему желание выпить аргументом не показалось – приходи, мол, с утра и покупай как все люди. Нету водки, и иди отсюда... Только повернулся боком, тут Глист ему и врезал. Фомкой прямо в висок. Рухнул сторож замертво.
     Глист не проверял – жив тот, нет – оттащил в сторонку. Пошарил по карманам, но ключа не нашёл. Да и то сказать, на фиг сторожу ключ? Он у продавщицы. Ну, Буйный, – подставил гад! И фомка не пригодилась: дверь в прошлом году установили металлическую, с сейфовым замком. Будь Глист потрезвее, сам бы дотумкал. А теперь что делать?..
     Зато в карманах нашлось с полдюжины патронов. Берданка у Пантелееча хоть и заслуженная, сверстницей ему приходится, но вполне рабочая. Он по сей день на охоту ходит, о том вся деревня знает. Забрал Глист патроны и берданку и пошёл обратно.
     Навстречу Буйный. Смеётся в глаза: «Ну, что, не уломал Пантелееча? Послал он тебя? Да ладно, не журись! Выпьем самогонки, чай не графья!» И показывает поллитровку.
     Заклинило в мозгах у Глиста, насквозь пропитанных самогоном. Вскинул ружьё и дал из двух стволов. В упор. Без вариантов. Забрал бутылку и в лес ушёл. Всю ночь проспал в кустах: сказалась доза спиртного и нервное напряжение. Всё-таки не каждый день Глист людей убивал. С утра бродил по лесу, прихлёбывал из последней бутылки и думал, как уйти. По реке? Или к «железке» выходить? Как лучше?
     Добрёл до Избушки, а тут гроза. Ни одной капли дождя не пролилось из странной тучи, но гремело и полыхало так, что аж душа в пятки! По прикидкам Глиста отмеренный срок вышел, но внутри происходило что-то странное: то Избушка вдруг осветилась вся изнутри, то крики послышались. Про домик этот много чего плохого говорили, да Глист не верил никогда в бабкины сказки. Пришло время приводить план в исполнение, преступник осторожно двинулся к строению.
     До провала оставалось несколько метров, когда в проёме показались подростки. И не просто показались – выросли как из-под земли! Глист мог бы поклясться: на всех троих надеты кольчуги и остроконечные шлемы, какие можно увидеть только в кино. Впереди двое парней с копьями и мечами наизготовку, а чуть за ними девушка с венком в руках. Рядом с девушкой огромный серый кудлатый пёс, идёт у ноги и скалит свирепую морду!
     Видение оказалось столь ярким и неожиданным, так потрясло воображение Глиста, что он круто развернулся и бросился бежать по средней из трёх тропинок. Из горла рвался безумный крик, вопль ужаса и отчаяния. Об оружии Глист забыл, он нелепо размахивал руками на бегу, и берданка болталась на ремне и путалась у него в ногах...
    
     Ребята бросились за бесом, столпились у пролома, и, потолкавшись немного, вывалились наружу. По средней из трёх расходящихся лучами тропинке улепётывал человек.
     – Ничего себе голограммка! – задыхаясь и трогая разбитую губу, промолвил Горн. – Дерётся как живой!..
     – Да это не тот! – воскликнул Стяг. – Смотри: куртка, сапоги, причёска на голове... А в руках что? Оружие?
     – Да откуда у него оружие?! – чуть спокойнее откликнулся Горн. – Хотя действительно, на того не похож... Другой...
     – Тогда чей же это страх, мальчики? – спросила Июля. К ней спокойствие вернулось в полной мере.
     – Не знаю. Чудно... – протянул Старт.
     Человек скрылся за деревьями. Крик его затих, и тут ребята заметили, что туча, так и не пролив ни капли дождя, уходит. Ещё погромыхивало на горизонте, посверкивали в отдалении молнии, но уже сияло солнце. Как будто прокатился по небу бронепоезд – грохот, огонь, дым, – и скрылся вдали.
     – Что же это за место такое? – задумчиво протянул Стяг и обернулся к Июле. – Перекрёсток, говоришь?
     – Перекрёсток страхов? – добавил Горн.
     – Или перекрёсток дружбы? – ответила вопросом Июля.
    
     В это время ноги Глиста подкосились, и он рухнул в траву между деревьев. Берданка полетела в кусты, тускло блеснул на прощание ствол. Сердце убийцы не выдержало переживаний и остановилось. Да он всегда был слаб здоровьем, болел часто...