Млечный Путь
Сверхновый литературный журнал, том 2


    Главная

    Архив

    Авторы

    Редакция

    Издательство

    Магазин

    Кино

    Журнал

    Амнуэль

    Мастерская

    Кабинет

    Детективы

    Правила

    Конкурсы

    Меридиан 1-3

    Меридиан 4

    FAQ

    ЖЖ

    Рассылка

    Реклама

    Приятели

    Контакты

Издательство фантастики 'Фантаверсум'

Рейтинг@Mail.ru

Город Мастеров - Литературный сайт для авторов и читателей




Ксения  Харченко

Ложь

    Ну кто бы мог подумать, что он все-таки приедет!
     Я сидела на кухне, закрыв дверь, попивая зеленый чай, а мои мужчины курили на балконе. Молча. И это молчание меня пугало больше всего. Внешне все было спокойно и мирно – чай, сигареты… Но это теперь. А тогда, в тот момент, когда я открыла дверь и увидела на пороге Германа - со мной случилось нечто вроде шока. Стояла, держась за ручку, загораживая проход, и не могла ни шевельнуться, ни слова сказать.
     - Кто там, дорогая? - муж выглянул из комнаты, удивленно уставился на незнакомца. Ничего не понял, но видимо, почувствовал – что-то не так. Подошел, отодвинул меня и, нахмурясь, спросил, - Кто вы? Что вам угодно?
     Герман перевел на него взгляд и, совершенно серьезно, с непроницаемым видом представился.
     - Соболевский Герман Николаевич. Отец ребенка вашей жены.
     Он так и сказал. Слово в слово. Как отрезал. Что было дальше, я помню плохо. Кажется, у меня закружилась голова, а может просто стены и пол вдруг решили устроить дикую пляску. Не все же им стоять неподвижно. Или именно в это мгновение произошло землетрясение. В общем, я помнила этот дурацкий, отчетливый ответ, а следующее воспоминание – лежу на диване, надо мной склоненное, испуганное лицо мужа. Он что-то говорит - я не слышу. Дует мне в лицо и машет руками, как кухарка, обжегшаяся о горячее масло. Даже не представляла, что мой спокойный, уравновешенный Юська может так махать руками. И это жест, неизвестно по какой причине показался настолько забавным, так меня развеселил, что я, не сводя с него глаз, захихикала, давясь и закрывая рот кулачком, а потом, не в силах сдержаться – все громче и громче.
     - Принесите воды!- вдруг закричал Герман.- У нее же истерика!
     Истерика? У меня? Глупости! От этого испуганного крика стало еще смешнее. Так весело, как никогда в жизни еще не бывало. Я села на диване и хохотала в голос, сгибаясь пополам, пока муж не примчался из кухни со стаканом воды и не сунул его мне в зубы. Холодная вода плеснула в рот, потекла по языку, и я, поперхнувшись, закашлялась. Судорожно глотая, с ужасом поняла, что дела мои, в общем-то, плохи и ничего смешного в ситуации нет.
     В этот же самый момент малыш плавно, тягуче, перевернулся в животе. Настойчиво и серьезно толкнул пяткой, и я, схватившись, поспешила водворить эту несносную, шаловливую пяточку на место, как будто она могла выбраться наружу, пробив мою плоть.
     - Что?- заволновался Юська, - Что? Ребенок?
     Я посмотрела на него внимательно и грустно. Ребенок. Наш… Мой…
     - Нет, ничего,- на меня вдруг навалилась усталость, руки, плечи одеревенели, не хотелось ни думать, ни шевелиться. - Все хорошо,- повторила я и легла обратно, отвернулась к стене. - Все нормально.
     Меня больше не волновали ни муж, ни свалившийся неизвестно откуда Герман. Пусть разбираются сами. Господи, ну зачем он приехал?!
     С этим вопросом я закрыла глаза и уснула, а, проснувшись, обнаружила, что мои мужчины мирно курят на балконе. Тихо встала и пошла на кухню попить чайку.
     Дверь приоткрылась. На пороге возник Юська.
     - Как ты? Тебе лучше?
     Волнуется. Надо признать, он всегда относился ко мне с удивительной нежностью и заботой. Безусловно, он очень сильно меня любил. Почему любил? И теперь любит! Наверное…
     Я вспомнила, как долго Юрка ухаживал за мной десять лет назад. Каждый день приходил к нам домой, с неизменным букетиком маленьких пахучих хризантем. Улыбался, целовал ручку маме, торжественно вручал хризантемы мне. Остроумно шутил, рассказывал последние новости. Он откуда-то всегда знал все самые последние новости. Мама смеялась, шутила в ответ и легко отпускала меня, даже не спрашивая, куда идем.
     Юська был из разряда «надежных» женихов и мама ему вполне доверяла. И я доверяла. Даже когда он, однажды привел меня в чью-то пустую квартиру и с волнением заглянул в глаза.
     «Да?» - Они даже не спрашивали, они умоляли, и я, прочитав в глубине зрачков эту мольбу, тихонько улыбнулась в ответ: «Да».
     А потом лежала, глядя в потолок и прислушивалась к себе и своим ощущениям. А он, приподнявшись на локте, поцеловал меня в плечо и спросил так, словно, этот вопрос уже давно решен, но, просто нужно окончательно прояснить, озвучить, поставить последнюю точку.
     - Ты выйдешь за меня замуж?
     Не знаю, может, для кого-то возможны варианты, но я, лежа в постели с мужчиной, могла ответить только одно.
     Впрочем, ни разу не пожалела о своем выборе. Из Юськи действительно получился замечательный муж. И прекрасный отец. Он обожал Киру. Водил ее в садик и зоопарк, возился по выходным, читал на ночь сказки. Даже научился завязывать банты. Единственное, что никак ему не давалось, это правильно разгладить рюшки на платьицах. Но, это конечно был бы уже перебор – рюшки на платьицах я оставляла себе.
    
     - Нормально,- я даже попыталась улыбнуться,- со мной все нормально.
     - Маша,- муж прошел и присел рядом на табуретку,- я не верю не единому его слову. Ни единому…
     Голос дрогнул и стих на последних словах.
     Я помешала ложечкой чай.
     - Напрасно.
     Сахар давным-давно растворился, а ложечка все звякала о стенки кружки.
     - Зачем он приехал? – произнес Юська, и я поразилась, тому, что нам, как обычно, в голову одновременно приходят одни и те же мысли. Действительно, зачем?
    
     Я встретила Германа совершенно случайно. Во время поездки в Питер.
     Однажды, во время обеда к нам в отдел заглянул председатель профкома, довольно оглядел жующих коллег и втиснулся в дверь.
     - Приятного аппетита,- пожелал Сан Саныч, доставая из кармана платок и вытирая блестящую лысину.
     - Спасибо,- дружно ответили девчонки.
     - Значит так, красавицы,- профком присел,- путевочка у нас намечается. Горящая, так сказать.
     Он замолчал, прищурился с хитрецой, как бы спрашивая – ну как вам новость? Девчонки молчали. Не дождавшись ответа, Сан Саныч продолжил.
     - В Питер кого-то из вашего отдела имеется возможность отправить. Совершенно, так сказать, бесплатно-с.
     - Ого!- вымолвила Ирочка,- Круто!
     - Да-с, круто,- подтвердил Сан Саныч,- вы тут решите, кто поедет, и мне скажите, хорошо?- Он встал, полюбовался произведенным эффектом и потопал к двери.
     - Только срочно,- прибавил уже на пороге, - ехать послезавтра.
     Из всех наших девчонок вот так, с бухты барахты, бросить семью, как оказалось, могла только я. Остальные, не имея в тылу таких надежных мужей как Юська, поохали, поахали и благословили меня на поездку.
     Муж, услышав вечером новость, пожал плечами.
     - Конечно поезжай, развлечешься, отдохнешь. Ты же давно хотела.
     Марина, которой я позвонила, чтобы развеять последние сомнения, аж взвилась на том конце телефона.
     - Она еще раздумывает! Ехать! Ехать немедленно!
     Вот так, буквально выпихнутая неожиданными обстоятельствами, я, ничего не подозревающая и еще два дня назад никуда не собирающаяся, оказалась в Питере. А там-то, в этой смешанной, непонятной, сумбурной группе мне и встретился Герман.
     Кстати, Маринка была первой и единственной, кто впоследствии узнал о его существовании. Я примчалась к ней, в смятении и тревоге, спустя месяц после поездки, едва узнав, что, жизнь моя круто и неожиданно переменилась.
     Помню, как залетела и с порога, даже не разуваясь, бухнулась в кресло.
     Маринка, с уверенностью давней подруги, молча, сунула мне в руку рюмку коньяка. Я отрицательно тряхнула головой.
     - Та-а-ак, - протянула подруга и вместо коньяка всучила кружку с чаем.
     Я выхлебала этот чай в три глотка и, едва отдышавшись, ляпнула.
     - Все!
     - Что все?- жестоко уточнила Маринка.
     - Беременна,- тоскливо протянула я.
     - Поздравляю!- вполне серьезно заявила та.- Кто отец?
     Я удивленно уставилась на нее. Удивительная проницательность. Маринка пожала плечами.
     - Если бы отцом был твой Юрка, думаю, ты бы здесь с таким видом сейчас не сидела.
     Я обреченно кивнула.
     - Верно. Это – Герман.
     Вот тогда-то она и узнала о существовании Германа. Высоком, улыбчивом, испускавшем такие волны обаяния, что под их влияние попадали все без исключения. И я, в том числе. Сейчас, оглядываясь, вспоминая себя, я могу только удивляться и пожимать плечами. Ведь не было ничего необычного. Совершенно ничего. Ну встретился симпатичный мужчина, сто раз до этого встречались не хуже. Я ведь не кидалась с каждым в постель. Вообще с мужчинами у меня отношения были, мягко говоря, сложные. И до Юськи в мое поле зрения попали всего двое – Егор в выпускном классе, и молодой доцент на нашей кафедре в институте. Оба раза это даже романом назвать язык не поворачивался, так, мимолетное увлечение. Влюбленность, без которой невозможна ни одна юность, которая налетает неожиданно, как легкий ветерок в разгар летнего зноя, проносится волной свежести и исчезает так же легко и незаметно, как и появилась. Никаких страданий и слез в подушку. Оба раза я со своими кавалерами расставалась друзьям. Правда, доцент потерялся после защиты диплома, а с Егором мы даже созванивались иногда, пару раз в год. И я шапочно была знакома с его женой и сыном – столкнулись как-то на улице. Мило поболтали и разошлись каждый по своим делам.
     Почему же с Германом все так получилось? Миллион раз задавала себе этот вопрос и ни разу не нашла толкового ответа. Словно наваждение накатило. А может быть расслабляющая атмосфера Питера. Мосты, каналы, белые ночи. Наша небольшая группа целыми днями моталась по экскурсиям, вечером все собирались в гостиничном ресторане, ужинали, обменивались впечатлениями. И всегда рядом со мной находился Герман. По утрам загружаясь в автобус, влетал первым, занимал самое удобное сиденье и дергал меня за рукав, когда я, ввалившись одной из последних, проходила мимо.
     - Присаживайтесь, Мария, – он обращался ко мне с какой-то удивительной смесью почтения и фамильярности, но, в общем-то, вполне дружелюбно.
     Всю экскурсию мой попутчик старательно вспоминал и нашептывал мне в ухо забавные рассказики и истории из жизни. Никогда не обижался, если я, пытаясь слушать одновременно и его и экскурсовода, отвечала невпопад или вовсе не отвечала. Вечерами, Герман опять же неизменно оказывался моим соседом по столу, ухаживал, как умел, подливая вина или пива, в зависимости от того, чем группа запаслась заранее. Провожал до двери номера, целовал ручку и вежливо прощался.
     - Спокойной ночи, Мария. До завтра.
     Никогда никаких намеков, ни одного жеста выходящего за рамки молчаливого обожания. Конечно, я чувствовала, что нравлюсь этому странному человеку. Почему странному? Удивляла частая смена его настроений. Если сегодня он досадовал на слишком насыщенную экскурсиями программу, то завтра мог возмутиться работой гида – мало рассказывает, недостаточно впечатлений. Он мог сделать щедрый жест – угостить шампанским всю группу. А на следующий день экономить на ледяной минералке в жаркий полдень. Но меня мало заботили странности его натуры – подумаешь, случайное знакомство.
     И хотя я отлично видела его растущую симпатию, мне даже в голову не приходило, что между нами может быть что-то большее, чем просто дружеского общение и легкий, едва уловимый намек на флирт. Это было приятное и немного церемонное знакомство. Даже на «ты» мы не переходили. К концу второй недели я попривыкла к Герману, уже считала место рядом с ним своим, как нечто само собой разумеющееся. Знала многое о нем и его жизни. О том, что живет он в Красноярске, что в Питер попал как и я, по профсоюзной путевке, разведен, двое детей. Жена забрала их с собой, когда уходила, и препятствует встречам с отцом. Я сочувственно кивала, когда Герман заговаривал о своей семье, поддакивала, в глубине души понимая, почему жена оставила такого симпатичного человека. Наверняка просто устала от особенностей его характера – семь пятниц на неделе, сам не знает, чего хочет. Впрочем, чужая душа и чужая жизнь не вызывали особого желания в ней копаться, поэтому всегда старалась плавно сменить тему разговора.
     А в последний день перед отъездом Герман не появился. Я вошла в автобус как обычно и не нашла своего попутчика.
     - Приболел Герман Николаевич,- пояснили мне,- остался в гостинице, нездоровится ему.
     Последний день показался долгим и утомительным, мы наскоро проскочили по оставшимся залам Эрмитажа, перекусили в кафе, прогулялись по набережной и быстро вернулись. Предстояло еще собраться и выспаться перед дорогой. Впрочем, так же планировался последний ужин, обмен телефонами, адресами, на которые никто естественно не собирался звонить и писать.
     Я, уставшая, поскорее что-то проглотила. Из самых лучших побуждений поднялась на этаж и остановилась возле двери номера, который Герман делил с соседом. Мне казалось невежливым не поинтересоваться здоровьем и не попрощаться с человеком, который всю поездку пусть неумело, но вполне искренне меня развлекал. Осторожно постучала.
     - Герман Николаевич? Вы не спите? Герман Николаевич?
     Дверь распахнулась неожиданно. Хорошо, что она открывалась вовнутрь, открывайся она наружу, я бы точно получила по лбу, не успев отскочить.
     - Я ждал вас, Мария Павловна,- выпалил Герман.- Наконец-то вы пришли.
     Он оглянулся на пустой коридор и втащил меня в номер. Дальнейшее напоминало дурной сон. Прямо в прихожей Герман прижал меня к стене и вывалил одуряющее в своей искренности и пошлости признание о том, что он меня безумно любит, что я лучшая женщина, которая только встречалась в его жизни, да что там в жизни, вообще лучшая женщина на планете. Что мы непременно должны быть вместе, потому, что иначе он этого не переживет. Что он уже все придумал, что сам все объяснит моему мужу и так далее и тому подобное. Я стояла, чувствуя, как он покрывает поцелуями мою шею, плечи, грудь, слушала эти сбивчивые, непонятные речи и не могла пошевелиться. Почему я не вырвалась и не ушла сразу же, как только услышала первые слова, до сих пор остается для меня загадкой. Как я вообще допустила такое, что, в конце концов, оказалась в постели с совершенно чужим, в общем-то, для меня человеком, тоже неясно. Одно-единственное объяснение, которое позже приходило мне в голову, что видимо, я просто на какое-то время отрешилась от этого мира и совершенно не соображала что делала. Длилось это недолго, всего-то около часа, но этого часа, как, оказалось, хватило, чтобы круто потом перевернуть всю мою жизнь.
     Естественно мы не предохранялись. О каком предохранении может идти речь, если все происходит спонтанно, не пойми как, практически в состоянии временного помешательства. Помню, что едва все закончилось, разум ко мне вернулся. «Что же я делаю?» - мелькнула мысль. Поразившись, вскочила, и, поспешно натягивая одежду, бросилась вон.
     - Маша! Мария! – вслед мне опять неслись какие-то слова, но больше я их не слушала. Едва добравшись до своего номера, ринулась под душ, а затем упала ничком на кровать и заснула мертвым сном. Мыслей не было, вообще никаких. Ни сожаления о том, что я сделала, ни радости от этого события. Ничего. Словно и не со мной произошло, а просто стала случайным свидетелем, увидела, и тут же пройдя мимо, выбросила из головы. Сожаление и раскаяние пришли намного позже. А на следующее утро я даже не поняла сначала, действительно ли я вчера изменила своему Юське или мне это приснилось. К завтраку не вышла – не хотелось смотреть в глаза случайному любовнику. Ни с кем не прощаясь, оставила на ресепшен ключ и уехала на вокзал. И первым же поездом рванула домой.
     Мне было стыдно, невыносимо стыдно вспоминать и думать об этом. И вся поездка, испорченная последним впечатлением, теперь казалась гадкой, глупой и ненужной.
     Юська встретил меня на вокзале. Как всегда тревожно-заботливый и внимательный. Отобрал сумки, ласково чмокнул в щечку.
     - Как съездила?
     - Нормально.
     - Ну и хорошо.
     И кроме этого «нормально» никто больше не мог вытащить из меня ни слова. Девчонки на работе, ожидавшие подробного отчета, оказались страшно разочарованы, но я не могла себя пересилить. Я выкинула эти две недели из своей памяти, из своей жизни, предпочла думать, что все это лишь дурной сон.
     Но это был не сон. И спустя месяц мне пришлось убедиться. Тогда-то я и примчалась к Маринке, перепуганная и оглушенная.
     - Не паникуй! - отрезала подруга.
     Ее уверенность успокаивала. Я перестала дрожать и всхлипывать и уставилась круглыми бешеными глазами.
     - Что делать?
     Маринка пожала плечами.
     - Успокоиться, прежде всего. Не дергаться и не принимать поспешных решений. - Я кивнула, это было разумно. – Подумай, чего ты хочешь сама. Если уж раньше подумать у тебя мозгов не хватило. В конце концов, ты не школьница, которая в первый раз залетела от одноклассника. Взрослая женщина, у тебя муж, дочь, семья. А ребенок, в сущности, ни в чем не виноват.
     Маринка, сегодня выглядела почти счастливой. Наверняка, снова помирилась со своим Толиком. Вот уже несколько лет подруга безуспешно пыталась затащить неверного возлюбленного в загс. Она страстно мечтала о семье и парочке симпатичных ребятишек. Но Толик снова срывался с крючка и уплывал в неведомые дали, а Маринка лила слёзы и ждала. Я отлично знала историю её горького романа, но ничем не могла помочь. Не складывалась у подруги личная жизнь. Может, оттого, что судьба Маринку не баловала, она была гораздо практичнее меня, умела рассуждать здраво, когда я впадала в панику. Вот и сейчас она, скорее всего, права.
     Я задумалась. Чужой ребенок от глупой, непонятной связи - не будет ли он всю жизнь напоминать мне о моей минутной слабости?
     - А ты вообще уверена, что он не от мужа?
     Я сглотнула и кивнула.
     - Уверена? - Маринка нависла надо мной. - Всякое бывает.
     И под ее настойчивым буравящим взглядом я, до этого абсолютно уверенная в неприятном отцовстве, заколебалась – а вдруг? Видимо, мое сомнение отразилось на лице, потому что подруга криво усмехнулась.
     - Самовнушение – великая вещь. Спустя пару лет, ты и забудешь, что отец – не Юрка.
     Юрка… А может быть действительно? Прикидывала и так, и эдак, понимала - невозможно, и все же отчаянно надеялась, что ошибаюсь.
     Тогда, вернувшись от Маринки, я с порога, пока не выветрилась решимость, заявила Юське, что жду ребенка. И мысленно застонала, увидев, как его лицо растянулось в счастливой улыбке. В отчаянии подумала, что полуправда это не ложь, это всего лишь – полуправда.
     Все повторилось как десять лет назад, Юська был так же заботлив и нежен, даже нежнее и заботливее, чем в первый раз. Видимо он повзрослел и стал относиться к отцовству еще более серьезно. Переносила беременность я достаточно легко, меня не мучил токсикоз, как это было с Кирой, и все говорили, что, скорее всего, у нас будет мальчик. Юрка от таких предположений расцветал, а я мечтала об одном – чтобы ребенок был похож на меня. И только на меня.
     Правда, однажды мне пришлось понервничать. В почтовом ящике лежало письмо. Хорошо, что возвращаясь вечером с работы, я сама не поленилась туда заглянуть. Истрепанный конверт и штемпель Красноярска. Кровь прилила к голове, я почувствовала дурноту. Откуда он узнал мой адрес? Потом вспомнила, что мы обменивались адресами, и у меня тоже до сих пор еще где-то валяется блокнот. Герман писал, что он сожалеет, что ни в коем случае не хотел меня обидеть, что эта поездка – лучшее, что случилось в последнее время в его жизни. Коротенькое письмо было наполнено легкой грустью, но ничего не всколыхнуло в моей душе. Я показала его Маринке.
     - Надо же, зацепила ты его, – она прочитала письмо и вздохнула. – Судя по письму, неплохой мужик.
     - Какая разница, - я пожала плечами, - плохой или хороший. Это совершенно чужой человек и он не имеет ко мне никакого отношения.
     - Тогда забудь. И не отвечай.
     Я удивленно посмотрела на подругу.
     - Даже и не собиралась. Ты что!
     - От тебя чего угодно можно ожидать, - пробурчала Маринка и ушла на кухню ставить чайник. – Ты же странная! – крикнула она оттуда, - А в последнее время больше чем когда-либо.
     Странная… Я нахмурилась. А кто из нас не странный?
     - Только… - Маринка появилась из кухни с двумя чашками, - ты не думаешь, что возможно он имеет право знать о ребенке?
     - Господи! - взвыла я, и горячий чай пролился на коленку. - С ума сошла! Не ты ли говорила мне о самовнушении! И вообще – я ошибалась! Отец – Юрка, теперь я в этом абсолютно уверена! Ну вот! Обожглась! Больно!
     - Не ори! - Маринка уже промакивала брюки полотенцем, от чего становилось только горячее, - я просто спросила. Теоретически.
     Больше мы о Германе не вспоминали. Удивительно, но после этого письмеца мне стало легче. Я окончательно порвала с этой историей, выбросила из головы все глупости и сомнения. Жила со своей семьей и была вполне счастлива. И вот теперь почему-то мой мир, мое хрупкое счастье вновь оказалось разбито этим непонятным, невесть откуда взявшимся человеком.
    
     - Напрасно, - повторила я Юське, и наконец-то вынула ложечку из чая.
     Я устала врать, притворяться, чувствовать себя предательницей. Сейчас, роняя эти жестокие слова, видя, как темнеет Юськино лицо, мне становилось невыносимо больно, но это была очищающая боль. Сердце кровоточило, но оно выпускало дурную кровь, которая несколько месяцев отравляла меня изнутри. Я подняла голову и посмотрела в глаза своему несчастному мужу.
     - Прости, я очень перед тобой виновата.
     - Не извиняйся, - буркнул тот, - ты его любишь?
     Я покачала головой.
     - Не говори ерунды, это была случайность, досадная нелепость. Я так надеялась, что она не сумеет испортить нам жизнь! Оказывается, напрасно.
     Юрка молчал. И я молчала. Говорить было не о чем. Герман, видимо понимая, что он лишний, обиженно сопел где-то в зале, но не показывался. Напряжение в квартире стояло такое, что казалось, чиркни зажигалкой – все взлетит на воздух.
     - Ладно, - встала, хотела ободряюще погладить Юську по плечу, но не решилась, - я пойду.
     Он не пошевелился. Скорее всего, не понял моих слов или не услышал. Я вышла в прихожую, взяла сумочку, лежащую на полке, и тихо выскользнула за дверь. Никаких конкретных мыслей у меня не было. Оставаться дома я не могла, уйти к родителям, переложить на их плечи этот груз – тоже. Ноги сами собой принесли к Маринке.
     Увидев меня на пороге, подруга нахмурилась.
     - Что случилось? - как обычно с удивительной проницательностью спросила та.
     - Приютишь на время? - я усмехнулась. - Ненадолго.
     - Заходи.
     Маринка посторонилась. В квартире приятно пахло кофе.
     - Будешь? – спросила подруга.
     Я покачала головой. Ничего не хотелось. Только покоя.
     - Герман приехал, - вздохнула я, - откуда-то узнал о ребенке.
     Маринка помолчала, посмотрела на меня странным взглядом и вдруг выпалила, похрустывая пальцами.
     - Это я ему написала.
     - Ты? - я не поверила услышанному.
     Маринка кивнула.
     - Зачем?
     Она пожала плечами.
     - Я решила, что так будет справедливо. И то письмо, ты ведь оставила его у меня! Оно так и валялось на подоконнике…
     - Марина, ты дура? О какой справедиливости речь?!
     - Дура – это ты! – взвизгнула она и вцепилась ногтями в столешницу. – Живёшь, как принцесса на розовом облаке – всё лучшее достаётся без проблем! Заботливый и любящий муж? Пожалуйста! Ребёнок? Получите на блюдечке. Симпатичное любовное приключение в поездке? Пользуйся на здоровье! И всё задаром, без борьбы, и без последствий. А за всё в жизни надо платить!
     Дальше я не слышала. Слишком много всего случилось за один день. В висках застучали молоточки, уши заложило, ноги противно задрожали. Последнее, о чем подумала – хорошо, что Кира гостит у бабушки. И все. Наконец-то тишина и покой.
    
     У доктора были внимательные, но очень уставшие глаза.
     - Как вы себя чувствуете?
     Я прислушалась к себе, к малышу.
     - Хорошо.
     - Хорошо, - повторил врач и нахмурился.
     Зачем же хмуриться, если все хорошо? По потолку прыгали солнечные зайчики. Я удивленно осмотрелась вокруг. На соседней кровати сидела молодая женщина в больших стеклянных бусах и, покачиваясь, читала книгу. Бусы покачивались вместе с ней, ловили лучи и рассыпали их по палате желтыми искрами.
     - Не вставайте, - предупредил меня доктор и вышел.
     «Больница», - догадалась я. Еще чего не хватало! Я прекрасно себя чувствовала и не собиралась здесь оставаться. А потом вспомнила, что мне некуда идти и притихла.
     На Маринку не злилась. Мне даже было жаль её – нет у неё счастья в жизни, и вряд ли уже будет. Ну поддалась она злой зависти, напакостила. Так я сама виновата - зря рассказала о своих проблемах. А может быть на нее, так же как на меня в Питере нашло временное помешательство? Я хихикнула. Кажется, мы все время от времени ненадолго сходим с ума.
     - Эй, - послышался женский голос. Наверное, девушка в бусах. Я не ответила. Не хочу никого видеть.
     - Эй! - уже громче.
     Нет! Оставьте меня в покое! Однако спустя мгновенье почувствовала легкое прикосновение к своей щеке. Какая настойчивость! Пришлось посмотреть. Звала меня действительно девушка. А возле кровати стоял Юська. Смотрел заботливо и печально.
     - Как ты?
     - Хорошо, - я улыбнулась, кажется, это слово приклеилось ко мне навсегда.
     - Правда? Ты два дня проспала.
     - Как два дня? – я подскочила на кровати. - Два дня!
     Юська кивнул.
     - Я с ног сбился, тебя искал. Хорошо, потом твоя ненормальная подруга догадалась сообщить. Уже когда отправила в больницу. Иначе с ума бы сошел...
     Муж еще что-то говорил, говорил… Торопливо и сбивчиво рассказал, как выпроводил нелепого гостя, избавив меня от неприятных объяснений. Как тот извинился за беспокойство и уехал. А я смотрела, почти не слушала, и думала о том, что все-таки хорошо, что он у меня есть. Хорошо, что когда-то хватило ума довериться этому человеку. А Герман избавил меня от многих иллюзий. Я тихо радовалась, что теперь все наконец-то прояснилось, но мы обязательно с этим справимся. А еще – что мне больше не нужно никому врать…