Джек Кларк

Постъядерный бит

    Сегодня впервые за много лет я решился выйти наружу. Не то, чтобы мне очень хотелось, просто пора было немного размяться. Компьютер и выпивка доконали меня окончательно. Стало мерещиться, что я сижу дома, в двушке родителей, а не на двадцати-метровой глубине за стальными перегородками.

    Лифт кряхтел, вывозя меня на поверхность. Конструкция древняя, как земля-матушка, но безотказная. Я методично наваливался на рычаг, который давил на шестерни и поднимал небольшую платформу на полметра вверх. Ровно сорок движений, и я перед металлической дверью, за которой… Что? Черт его знает.

    Надеваю на нос респиратор и крутые защитные очки на глаза. Завязываю капюшон как можно плотнее, подгоняю рюкзак и чувствую себя настоящим сталкером.

    Дверь натужно скрипела, по миллиметру расширяя полоску серого света. Я сопел и потел. Она поддалась неожиданно – распахнулась настежь, словно выплевывая до чертиков надоевшего жителя. Я упал лицом вниз и наелся земли прежде, чем успел ее рассмотреть. Сколько я просидел там, внизу? Два года? Три? Нет, должно быть меньше.

    На секунду мне стало смешно. Я никогда не смотрел на часы, хотя они были повсюду: на компьютере, аппаратуре жизнеобеспечения, на измерительных счетчиках и приборах. На все, как всегда, наплевать.

    Я поднялся и, наконец, огляделся вокруг. Темный лес без листвы. Под ногами сухая земля. Небо мрачное, серое, отливает металлом, как и дверь в мое маленькое бомбоубежище. Постапокалипсис. Ты точно такой, каким я тебя представлял.

    Я закрыл дверь и набрал комбинацию на замке. Механизм внутри щелкнул – теперь сюда никто не войдет. Даже я, если забуду эти чертовы цифры. Повернувшись кругом, я побрел туда, где раньше была небольшая деревня.

    По пути я смотрел только под ноги и представлял себе ужасные вещи. Мутанты. Голод. Ужасные разрушения. А есть ли вообще там хоть кто-нибудь? Может, все умерли? Фу, какая банальная мысль. Я поморщился. И не мечтай. Какой-нибудь Главный Подонок наверняка зарылся еще глубже чем я и собрал у себя не коллекцию музыки и не книги с игрушками, а ту самую хрень, которая превратила планету в ВОТ ЭТО.

    На душе было пасмурно, но я упивался этим состоянием, чувствуя свою правоту. Я выжил, чтобы хоть что-то спасти. У меня на компьютере терабайты человеческих достижений. История, культура, религия – все, что можно было найти в Интернете и на электронных носителях до войны. Нужно только найти соратника, единомышленника. Одному очень, ужасно, непередаваемо скучно. Да и кому все это надо, если я буду один?

    Впереди показались домишки. Они почернели от времени, но выглядели вполне сносно. Почти как тогда. Подходя ближе, я невольно искал признаки жизни. Я знал – здесь не выжил никто, слишком близко от эпицентра, но надежда упорно настаивала: смотри в оба.

    Черные хижины с пустыми окнами. Все одинаковые, безликие и до мурашек мерзкие. По земле разбросаны разные вещи: одежда, обувь, какие-то тряпки, поломанные инструменты. Я так погрузился в раздумья о тяжелой судьбе человечества, так проникся всем этим вокруг, что чуть не прошел мимо аккуратного, чистого дворика.

    Глаза вылезли из орбит. Я замер на месте. За невысоким ровным заборчиком росла живая трава. Там был целый газон высотой полтора метра, если не выше. Сквозь траву пролегала тропинка до дома. Словно в трансе я прошел по дорожке к чистой коричневой двери и постучал. Внутри послышалось шебуршание, потом чьи-то шаги. Затаив дыхание, я заранее готовился к худшему и придумывал, что скажу: «Привет, Выживший! Рад тебя видеть…» Ну и так далее. Одно я решил для себя очень твердо: если там будет страшный мутант, не подам виду и приму все как есть.

    Дверь резко открылась. На пороге стоял молодой парень в засаленной майке и шортах. Весь какой-то помятый, взлохмаченный, но не мутант. Обычный чувак.

    – Ну, привет, коль не шутишь, – буркнул он, высматривая что-то у меня за спиной. – Один пришел? Молодец. Заваливай, значит. – Он скрылся внутри. Я стоял в респираторе и очках на пороге и не мог ничего понять. А как же защита? Ведь радиация и опасные вирусы должны быть повсюду?

    Внутри был полнейший бардак. Какие-то лампочки, выключатели, груды шурупов и винтиков. Разбросанные по полу носки и футболки, грязные джинсы на ручке двери.

    – Проходи, не стой там, – сказал парень. Голос доносился из кухни.

    – Ну, давай, рассказывай, – сказал он, закуривая сигарету. – Только покороче и не грузи своими проблемами.

    Я снял капюшон и респиратор, осторожно вдыхая горький от сигаретного дыма воздух. Не считая горечи, воздух казался нормальным.

    – Ты давно тут? – спросил я первое, что пришло в голову.

    – Не тупи, все мы недавно. – Он смотрел на меня безучастно. – Так ты по делу иль как?

    – Я просто брожу… Хожу… В бункере…

    – А-а, ясно все с тобой, – устало сказал парень и сел на стул, придвигая к себе газету с чем-то зеленым. – Зажигалку подай. – Он указал на кухонный стол у меня за спиной, на котором был чайник и – черт возьми, еще один сюрприз – микроволновка. Зажигалка лежала на ней.

    – У тебя есть электричество? – Я чувствовал, что порю чушь, но ничего не мог с собой сделать. Этот маленький островок полного безразличия и благополучия выбил меня из намеченной колеи. Все должно быть – и было! – ужасно. Смерть, разруха, миллиарды смертей! А кто-то спокойно сидит посреди этого хаоса в футболке и шортах и просит подать зажигалку.

    – Да, я на своем генераторе, – ответил он, сворачивая трубочку из бумаги. Он подкурил самокрутку и передал ее мне. – Держи, щас пойдет разговор.

    Я затянулся. С непривычки дым обжег легкие. По вкусу он был не как сигаретный, а какой-то более мягкий… естественный, травяной. Я передал самокрутку обратно и выпустил дым. Нетерпелось скорее задать все вопросы, выяснить все. Но едва открыв рот, я тут же почувствовал себя по-другому. В одну секунду все изменилось: стены стали светло зелеными (или они были такими?), потолок четко прорезали черные линии трещин в побелке. Мой собеседник сидел за кухонным столиком и с улыбкой смотрел, как я изменяюсь.

    – Ха-ха, вот теперь говори, что ты там бормотал, – сказал парень, вдыхая порцию дыма.

    – Что. Твою мать. Происходит, – сказал я, чеканя слова.

    – Да ничего особенного, не парься. Плохо не будет, даже если много покуришь – просто очень крутая вещь!

    – Я не про это, – мысли текли в моей голове в два потока. – В общем. Что.

    – А хрен его знает, - сказал парень, возвращая мне самокрутку. Я опять затянулся и мир снова взорвался новыми красками.

    – То есть как это? – удивляюсь. – Ты здесь живешь и не знаешь, что происходит?

    – Ага, – отвечает он. – Мне в принципе по барабану.

    Мы надолго замолчали. Он отвернулся к окну и смотрел вдаль. Я смотрел на него, прикидывая, с какой стороны подступиться. В голове крутились фразы из мультиков: кряканье Дональда Дака, писклявый голос Микки и Мини Маусов, ворчливое бормотание Вини-Пуха. Они все говорили что-то смешное, но даже этого я не мог разобрать. Все о чем думал я, перед тем как выйти наружу, отступило на второй план. Да, какая, в сущности, разница, что происходит? Казалось, я вот-вот найду все ответы, не вставая с этого стула.

    Собрав несколько мыслей в кулак, я прогоняю мультики из головы. Они неохотно прячутся по углам, но полностью не уходят.

    «Это мы так шалим!» – говорит Карлсон возле самого уха.

    – Пустяки, дело-то житейское… – отвечаю я шепотом, но парень услышал и обернулся.

    – Что ты сказал? – На его лице впервые отразилось какое-то подобие интереса.

    – Да это я так… О своем.

    Он закурил еще одну сигарету.

    – Тебя как хоть зовут? – спрашиваю.

    – Обычно, никак, – пожал он плечами, а мне в голову пришла смешная идея.

    – Тогда я буду называть тебя Великий Кукурузо, – говорю, с трудом сдерживая смех. – Ты живешь тут, как на кукурузном поле.

    Парень, удивленно моргнул два-три раза и согнулся от хохота. Я ржал вместе с ним. Наши голоса надрывались до звона в ушах. Звонкий, почти истерический смех двух людей разлетался по грязным улочкам, проникая за черные доски домов, развеивая загробную тоску одиночества этого места.

    Отсмеявшись, мы выкурили еще одну самокрутку. Но в этот раз все осталось, как прежде, только по телу, вдоль каждого мускула, прошел холодок. Словно северный ветер на секунду проник под одежду и тут же исчез. «Кукурузо» поежился.

    – У тебя с собой есть пожрать? – спросил он.

    – Да, но не много. Я не рассчитывал выходить так надолго.

    Я снял рюкзак и достал две банки тушенки. Он взял одну и внимательно прочитал этикетку.

    – Так ты че же, реально войну в бункере пересидел? – В его голосе слышалось недоверие. Я молча кивнул, медленно открывая консервную банку ножом. Мне уже не очень хотелось что-то рассказывать. Внутри что-то происходило, и я ловил это что-то, стараясь удержать и направить в нужную сторону. Словно игра, в которой играют все мои чувства и мысли в ней, словно главный арбитр.

    – Ништяк, – сказал он. – Я тебе верю.

    Я поднял глаза. Все это время он смотрел на меня очень внимательно. Изучал, делал выводы, пряча эмоции за непроницаемой оболочкой полного безразличия ко всему. Теперь я это заметил. В мире вообще сейчас не было незаметных вещей. Одновременно я был тут с ним, в этом домике и на глубине там, откуда пришел, в бункере, и за тысячи километров отсюда, в других странах, летел на домами и пустынными улицами. Я был повсюду и крепко держался за несущие мое сознание ниточки понимания, испытывая при этом глубокое наслаждение.

    – Нам нужно что-нибудь делать, – сказал я, ставя открытую банку на стол. – Не должны мы вот так, тупо, прожигать свою жизнь. Особенно теперь.

    Он взял нож и порезал тушенку на части. Его лицо ничего не выражало, но было видно, что он о чем-то задумался.

    – А зачем? – сказал он просто, нанизывая кусочек мяса на нож.

    – У меня огромный архив информации там, под землей, - начал я вдохновенно. – Достижения культуры, искусства, литературы, науки всего мира! Мы могли бы найти таких же людей, собраться всем вместе, построить школы, дома…

    – Заводы, фабрики. – Закончил он за меня. – Порочный круг. Мы вернемся к тому же самому. Какой-то мудак опять придумает пистолет, к нему порох, и понеслась! Все по новой.

    – Нет, – я покачал головой. – Так, как было, уже не будет. Слишком мало людей, слишком глобальная катастрофа. Эволюция совершила виток, хотим мы этого или нет.
    Именно теперь у человека есть шанс подняться на одну ступень выше. Какая-то странная сила – Теория Вероятности – распорядилась так, чтобы мы с тобой жили. Это не просто так!

    За окном каркнула ворона, и я осекся. Парень опять отвернулся. За окном, насколько хватало глаз, раскинулся уродливый, скрюченный засухой и отравленной почвой лес. Ворона каркнула снова.

    – Мы как вороны, – сказал он задумчиво. – Живем, каркаем, эгоистично летаем по своим «очень важным делам». – Конец фразы он словно выплюнул и усмехнулся. – А потом, уничтожив уже почти все, мы имеем наглость еще выживать.

    Я хотел возразить ему, открыл рот. И закрыл. Он тоже был прав. Эволюция. Новый виток. Сострадание. Я посмотрел на сгорбленную фигуру напротив окна и вдруг ощутил исходящую от него глубокую, пронизывающую насквозь усталость. Он сопереживает всему человечеству, всем животным, полям и рекам. Каждому кусочку всего.

    Он повернулся ко мне. В глазах блестели слезы.

    – Не надо нам ничего. Никому, - сказал он чуть слышно, одними губами. – Все шансы закончились. Это геймовер.

    Я сидел, уперев глаза в стол. Взял из банки большой кусок мяса.

    – Что же, по-твоему? Нам надо сидеть и ждать смерти?

    – Не обязательно… – он потянулся за сигаретами. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.

    Не дожидаясь ответа, он плавно поднялся со стула и вышел из кухни. Я оставил рюкзак и очки и, подумав, не стал одевать респиратор.

    Без фильтров защитных очков все вокруг выглядело неестественно. Словно дома были сделаны из картона и наспех покрашены для какого-то черно-белого фильма, а земля посыпана мелким щебнем с песком, скрывая молодую траву.

    – Я жил вон там, - он указал на дом через улицу. Я проследил за рукой: ржавая жестяная крыша, изгнивший до разложения самодельный забор и маленький дворик. По сравнению с домом напротив этот казался нищей землянкой, убожеством. Наверняка он был таким же и до войны.

    – Родители жили бедно, - продолжал он, облизнув губы. – Отец много работал и пил, мать просто много работала. Мы выживали. Я слонялся в окрестностях, тусил с ребятами, лапал девчонок и напивался не реже, чем мой отец. Пьяным кричал матери злые слова. Говорил ей надменно: «Плевал я на вас и вашу деревню. Живите сами в этом дерьме, я поеду учиться!» Мы жили убого, и меня это выводило. Мать всегда очень расстраивалась, но прощала…

    Я ждал продолжение, представляя этого парня в молодости: энергичный, амбициозный, настойчивый, с четким планом на будущее.

    – Я показывал ей на этот дом и говорил: когда-нибудь, я буду здесь жить, вот увидите, – его голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки. – Видишь, как я был прав? Почти во всем. Ошибся только в одном – они не увидели. Какой-то козел решил нажать кнопку.

    Он развернулся и медленно побрел в дом. Сплошное раскаяние в каждом движении.

    – А что потом? – спросил я, не рассчитывая на ответ, но он замер и невесело усмехнулся.

    – Я сильно нажрался в тот день. Просто в хлам. Шел сильный дождь. Я выронил ключ от дома, и он провалился под доски крыльца. Я долго матерился, но будить мать не стал – пошел спать в погреб. – Он кивнул головой в сторону перекошенной кладки дров во дворе. – Погреб завалило дровами, они отсырели, стали очень тяжелыми и я не смог выбраться. Пришлось копать изнутри перочинным ножом и руками. Это заняло несколько месяцев, за которые я очень многое пересмотрел, о многом подумал… Благо погреб – жратвы там хватало.

    Мы зашли в дом и вернулись на кухню. Он сел делать новую самокрутку. Я стал открывать вторую банку тушенки, чтобы хоть чем-нибудь занять мысли и руки.

    – Ты, наверное, прав, - сказал я, поставив банку на стол. – Если все делать, как раньше, то история повторится. Но ты знаешь, я все-таки знаю, чем нам можно заняться.

    «Кукурузо» отложил в сторону самокрутку и удивленно посмотрел на меня.

    – Мы вернемся в бункер, выпьем текилы и будем смотреть все старые фильмы, пока не отрубимся, – сказал я с улыбкой, но он, еще не дослушав, давился от хохота. Я улыбался и думал, что, пожалуй, не стоит спешить с принятием каких-то решений. Эволюция ждала много веков – сможет потерпеть еще недельку другую.

    – Окей, - сказал он, отсмеявшись. – Пойдем. Только сначала заскочим в мой огород – соберем фирменный урожай.

    – Так это все… – У меня перехватило дыхание. Трехметровая трава в огороде. Фирменный урожай, черт возьми.

    – А ты думал это кукуруза? – сказал он со смехом, вставая со стула.

    Я представил себе маршрут к бункеру, и улыбка застыла на губах.

    - Эй, ты че там бормочешь? – спросил Кукурузо через порог. На плече у него висела потертая синяя сумка «Россия». – Че случилось?

    – Н-нет, ничего, - соврал я. – В сортир приспичило.

    – А, бывает. – Он пошел к выходу. – Сходи, я на улице жду.

    Когда он скрылся из виду, я ударил себя кулаком по лбу. Надеюсь, я без труда смогу вспомнить код от двери бункера с трех попыток, и замок не заклинит. Иначе следующие несколько лет про Эволюцию придется точно забыть.