Игорь Простоквашин

Грибы

    Растительные алколойды, особенно галлюциногенные соединения, такие, как псилоцибин, ДМТ и гармолин, явились катализаторами саморефлексии. Они увеличили активность переработки информации, а значит, чувствительность к среде и таким образом способствовали увеличению объёма мозга. На более позднем этапе они действовали как катализаторы в развитии воображения.
    На наш взгляд, микологическое наукоучение более внушительно, чем теории о труде и прямохождении как факторах антропогенеза.

    Михаил Тарасов «Философия языка».

     Ничто так не выбивает из колеи американца, как невозможность сходу определить, на сколько миллионов тянет человек. А человек стоял посередине Таймс-сквер, одаривал широкой улыбкой всех желающих и ничего не подозревал о сумятице, которую вносил в умы ньюйоркцев, спешащих по своим делам. Холодный, леденящий тело и душу ветер дул со всех сторон, не давал дышать и с легкостью проникал под шелковую рубашку, превращая ее в трепещущий парус. Элегантные твидовые брюки и модные кожаные туфли свидетельствовали о некотором достатке моложавого господина со светлой кучерявой шевелюрой, но отказывались выдать его размер.
     Ньюйоркцы, обычно ничего не замечающие вокруг себя, на секунду замирали перед странным зрелищем и, кутаясь еще больше в свои куртки и капюшоны, придерживая их под подбородком, ускоряли шаг, словно пытались наверстать упущенное время. Но улыбка этого человека еще долго бередила их души. Они признали в нем сумасшедшего и были недалеки от истины. Именно так в глазах местных жителей выглядят израильтяне, предпочитающие одеваться за границей, словно разгуливают по раскаленной набережной Тель-Авива.
     Борис Моргенштерн миллионером не был, точнее, был, но очень недолго. Нобелевскую премию за создание зеркалатора Моргенштерна он пожертвовал хайфскому Техниону на нужды возглавляемой им лаборатории биокибернетики. Пожертвовал сразу и целиком, пока полчища соблазнов, подстрекаемых друзьями и родственниками, не накинулись на него, как шакалы, только и ждущие полакомиться за чужой счет. Начальство смекнуло, откуда деньги растут, и поощряло увлечение Бориса смежными дисциплинами, лелея надежду на еще одну нобелевку. Поэтому его поездка на Международный конгресс лингвистов не вызвала удивления.
     Все собачники со временем становятся похожими на своих питомцев. А исследователи искусственного интеллекта перенимают у компьютеров образ мышления. Не весь, конечно, но кое-что. Моргенштерну достался педантизм. Он терпеть не мог опозданий. Поговаривали, что он не взял на работу ученого с мировым именем Л., репатрианта из Франции, опоздавшего на собеседование на две минуты, что по французским представлениям означало прийти заблаговременно… Так что Михаил Тарасов изрядно рисковал, опаздывая на встречу с Борисом: они договорились на прощание вместе пообедать. Вечером Михаил возвращался в Москву.
     Он появился, когда Борис уже с нетерпением поглядывал на часы. Тарасов рассыпался в извинениях, но они оказались излишни: Борис находился в благодушном настроении, и международный конфликт так и не разразился. А познакомились они благодаря счастливой случайности.
     Конгресс проходил в самом сердце Манхэттена – гостинице «Ренессанс», из окон которой открывался незабываемый вид на Таймс-Сквер. Участников съехалось гораздо больше, чем ожидали организаторы, и в зале, в котором проходил фуршет по поводу открытия конгресса, было негде упасть большому яблоку. Пробираясь к бутербродам, Борис нечаянно наступил на ногу невысокому господину с открытым приветливым лицом. Сколько серьезных открытий было сделано в результате подобных случайностей? Впрочем, скептики мне возразят: «А сколько открытий не свершилось из-за нелепых случайностей?» Не будем спорить. Как ни крути, а роль случая в науке очень велика. Но вернемся к ноге невысокого господина…
     – Слиха, – автоматически сорвалось с языка Бориса, но он тут же поправился. – Извините, то есть сорри!
     – Ничего, – пострадавший неожиданно ответил по-русски. – Вы, я вижу, понимаете русский? А я из Москвы, – добавил он.
     – Я из Израиля, когда-то был ленинградцем. Меня зовут Борис Моргенштерн.
     – Борис Моргенштерн… Подождите… Лауреат Нобелевской премии по биокибернетике? Ох… простите! Мое имя Михаил Тарасов.
     – Очень приятно, – сказал Борис, пожимая руку Михаилу. – Давайте забудем про премии, тем более, не относящиеся к лингвистике.
     Михаил Тарасов занимался вопросами философии языка, готовил к защите докторскую диссертацию на тему «Галлюциногенные грибы и антропогенез» и сделал одноименный доклад на конгрессе. Борис когда-то увлекался Кастанедой, и даже потихоньку собирал материал о Дон Хуане для экспериментов на зеркалаторе.
     Так что о галлюциногенных грибах Борис был наслышан, но причем тут происхождение человека? Доклад Тарасова его сильно заинтриговал.
     Михаил Тарасов до встречи с Борисом Моргенштерном считал Нобелевских лауреатов небожителями. Борис же оказался вполне земным. Выглядел он лишь лет на пять старше Михаила, а непослушные курчавые волосы, большие голубые глаза, нос с легкой горбинкой, скорее бы подошли легкомысленному студенту, чем образу крупного академического ученого. Бориса не интересовали должности, титулы и награды. Он занимался наукой, чтобы удовлетворить свое любопытство и, если удастся, как-то улучшить этот мир, а то, что мир нуждается в улучшении, Борис не сомневался. Был он улыбчив, даже смешлив, прост в общении. Михаилу же немного льстило нахождение в обществе столь талантливого и известного человека.
     Три дня конгресса пролетели быстро. Тарасов и Моргенштерн подружились. Сидели рядом на выступлениях, вместе проводили свободное время. Борис, уже неоднократно бывавший в Нью-Йорке, взял на себя функции гида и показывал город другу. Они гуляли по Центральному парку, доходили даже до Гарлема, где когда-то появляться белому человеку было небезопасно. Несмотря на шквальный ледяной ветер, наслаждались великолепной панорамой города со смотровой площадки Эмпайр-Стейт-билдинг. Не обошли вниманием и знаменитый «Метрополитан». Короче, не расставались ни на минуту, и ни на минуту не прекращали своих ученых бесед.

     Вот и сейчас, усаживаясь за столик в китайском ресторане Михаил развивал теорию о том, что именно галлюцинации, вызванные поеданием нашим далеким предком галлюциногенных грибов, содержащих псилоцибин, привели к зарождению сознания, а следовательно, и появлению человека. Ну, конечно, не все так просто: поел грибов и готово... Это процесс на сотни тысяч, а то и миллионы лет. Боже, сколько грибов-то ушло... Но главное – результат. Галлюцинации расшатали подсознание, пока в нем не образовалась маленькая зона, которая попыталась взять управление на себя. Конечно, труд и прямохождение сыграли свою роль в развитии сознания, но оно уже существовало! То есть человек появился до того, как начал трудиться и ходить прямо. Это был его осознанный выбор!
     Борис не слишком внимательно слушал разглагольствования Тарасова: в его голове уже выстраивался сюжет очередного эксперимента с зеркалатором... Подошла официантка, и Михаил прервал лекцию, чтобы сделать заказ: разумеется, черные грибы и рис. Борис воспользовался этим и предложил ему провести совместный эксперимент.
     – Но, Борис, ты меня извини, но расскажи чуть подробнее о зеркалаторе Моргенштерна.
     – О, это ты меня извини… Просто в Израиле все знают или считают, что знают, что такое зеркалатор. Постараюсь объяснить попроще.
     – И учти, пожалуйста, что я гуманитарий.
     – Который съел достаточное количество грибов…
     – Тут необходимо учесть и аппетиты предков!
     Моргенштерн шутливо хлопнул по подставленной Тарасовым ладони и сделал серьезную мину, от которой собеседник чуть не прыснул.
     – Это что-то среднее между машиной времени и компьютером.
     – Спасибо, теперь все ясно! За это теперь нобелевку дают?
     – Шучу, шучу я. На самом деле это «черный ящик». Мы введем в него структурированную информацию о наших прапра, снабдим их виртуальными грибами в необходимых количествах и создадим все условия для появления сознания. А затем посмотрим, что из этого выйдет.
     – Тебе не кажется, что ждать придется слишком долго?
     – Разумеется, мы масштабируем процесс. Ведь зеркалатор идеально подходит для умозрительных экспериментов. Весь эксперимент займет пару часов максимум. За его ходом мы сможем наблюдать на экране.
     – Это как в кино что ли?
     – Да, примерно. Только надо подготовить побольше данных. Тебе придется взять это на себя.
     – Что ж, ясное дело. Я думаю, мне потребуется около года на подготовку.
     – Раньше и не получится: все зеркалаторное время расписано на месяцы вперед…

     Миновал год. Михаил упорно работал над подготовкой к эксперименту, даже отложил в сторону свою докторскую: грядущий эксперимент мог многое изменить в ней. С нетерпением ждал назначенного дня и Борис.
     И вот он настал. Тарасов прибыл в Хайфу и, можно сказать, поселился в лаборатории Моргенштерна.
     Итак, все данные были введены в базу данных синтезатора, и эксперимент начался. На экране зеркалатора возникло человекоподобное существо, можно сказать, обезьяна. Индикатор мыслительных процессов твердо держался нуля. Обезьяна беспорядочно двигалась и непрерывно жевала грибы, которые время от времени выковыривала из земли. Моргенштерн взглянул на Тарасова, тот кивнул, и Борис запустил программу, имитирующую увеличение псилоцибина в крови. Обезьяна на экране утратила координацию движений, иногда промахивалась и проносила грибы мимо пасти. Индикатор мыслительных процессов ничем себя не проявлял, зато стрелка индикатора бессознательных процессов принялась исполнять лезгинку. Несколько десятков минут эксперимента соответствовали сотням тысячелетий... Борис вспомнил, как когда-то в детстве, возвращаясь с отцом из детского сада, он увидел сидевшее на земле существо, которое, повинуясь неведомому ритму, раскачивалось взад-вперед. «Это обезьяна?» – спросил он у отца. «Это пьяный», – разочаровал его отец.
     И вот на сорок восьмой минуте эксперимента стрелка индикатора мыслительных процессов ожила, стала подергиваться, как при нервном тике, и чуть отклонилась от нуля! В динамиках раздался легкий шум... А затем, затем зеркалатор воспроизвел первую мысль, пришедшую в голову уже человеку: «Хватит! Сколько можно жрать эти грибы!»
     Борис остановил программу. Успех был полным. Экспериментаторы обменялись рукопожатиями.
     – Теперь, пожалуй, я могу защищать свою диссертацию! – сказал Михаил. – Думаю, возражений не будет. С такой экспериментальной базой…
    – Конечно, Миша. Но у меня для тебя есть сюрприз. Я подготовил еще один эксперимент... Ночью моя ассистентка Това введет данные, а завтра утром мы соберемся здесь снова. Не возражаешь?
    – Заметано!

     Назавтра, в назначенный час, когда все были в сборе, Борис привычным движением запустил зеркалатор, и на его экране возник осел, такой маленький ослик, очень похожий на Иа... Он приветливо помахал хвостом и принялся пощипывать траву. Борис победно взглянул на Тарасова. Глаза Михаила горели, он все понял.
    – Поехали! – сказал он, и Борис запустил грибную программу.
     Результат оказался тем же – осел начал мыслить, только случилось это уже на семнадцатой минуте!..