Рецензия Александра Лаптева

Млечный Путь
Сверхновый литературный журнал, том 2

    на рассказ «МИКС ДУШИ» Сергея Команова

    Начну рецензию на рассказ Сергея Команова с весьма глубокомысленного вопроса: что такое юмор? И отвечу на него очень просто: юмор – это когда смешно. Человек увидел что-то (или прочитал) и – засмеялся хорошим таким заливистым смехом. При этом человек не задаётся вопросом – смешно ли увиденное (прочитанное). Реакция его непосредственна, спонтанна. Это как испуг, или как любовь, которая не поддаётся анализу, неподвластна аналитике. Человек любит, и сам не знает – почему и за что любит другого человека. Но вот когда человек начинает решать – любить ему или не любить, пугаться или оставаться хладнокровным, смеяться или грустить – это уже не любовь, не ужас и не юмор. Я ещё допускаю, что можно полюбить человека после длительного знакомства (как полюбила Джека Лондона его первая жена Бэсси, оставившая такое признание: «Я не любила Джека, когда выходила замуж, но очень скоро полюбила». Я допускаю такую метаморфозу, хотя нужно ещё разобраться – была ли тут истинная любовь или это была душевная привязанность, которую очень легко спутать с любовью). Но я ещё не видел и не слышал такого, чтобы какая-то ситуация, не бывшая смешной, вдруг предстала в комическом свете (я исключаю из этого списка охотников, спасшихся (к примеру) от медведя (льва, пантеры, акулы, бешеного лося), а потом вспоминающих свой ужас и хохочуших друг над другом истерическим смехом; но тут уже примешивается психология, а значит – субъективизм, а мы говорим об объективном ощущении, не подвластном истерикам и всякого рода искажениям. Посторонний зритель (так называемый объективный наблюдатель), следивший за медведем и охотниками — он или ужасался бы или смеялся – смотря по обстановке, но впечатление его было бы устойчивым и не обращалось одно в другое.

    Я написал столь пространное вступление потому, что не знаю, с чего начать рецензию. Просто сказать, что рассказ «Микс души» не смешной – явно недостаточно. Хочется как-то обосновать своё мнение. Но как его обоснуешь? Ведь это не теорема какая-нибудь, которую можно и нужно доказывать формальными методами — леммами, следствиями, подобиями и заключениями. Мы говорим о творчестве! Здесь всё держится на субъективных впечатлениях, на нюансах, на тончайших движениях души. Можно ли назвать какие-то правила для юмористики?
    Лишь самые общие.
    Мне вспоминаются фильмы Чаплина. Великий комик говорил между прочим, что ситуация становится смешной, когда происходит своего рода сдваивание несуразностей. И приводил такой пример: человек сидит на балконе и ест ложечкой мороженое. В какой-то момент мороженое падает с ложечки, и человек облизывает холодный металл и недоумевает – почему во рту у него ничего не осталось. Смешно это? Наверное, нет. Ребёнок, быть может, засмеётся, увидев такого неловкого дядю. Но взррослый и серьёзный человек, скорее, посочувствует своему собрату, у которого, видно, не осталось сил после трудного дня даже на такую ерунду (как у того пьяницы из анекдота, на которого села ворона, а он не в силах сказать ей «кыш!).
    Но вот к этой ситуации добавляется другая: та самая капелька мороженого, слетевшая с ложечки, летит, как и положено, вниз и попадает точно за шиворот дородной даме, которая тоже сидит на балконе (этажом ниже) и любуется окрестными видами. Дама вздрагивает, лицо её деревенеет, глаза стекленеют, она поводит плечами, будто кол проглотила – и так далее.
    И вот это уже действительно смешно! Я вот сейчас пишу эти строки и не могу сдержать смеха!
    Это и есть сдвоенное действие комических ситуаций.
    Если человек просто упал на дороге – это может быть забавным, а может и не быть. Но если он, падая, заедет каблуком в рыло какому-нибудь обалдую, да так, что с него слетит шляпа и он тоже как-нибудь неловко упадёт – это уже будет забавно в квадрате, тогда можно пошире разевать рот и радоваться такому удивительному случаю.
    (Сошлюсь и на другую крайность – на трагичное в нашей жизни. Крайности сходятся, как известно. И если уж там и здесь действует один и тот же принцип – значит, этот принцип имеет под собой прочное основание. Варлам Шаламов в рассказе «Серафим» написал: «Всякое самоубийство обязательный результат двойного воздействия, двух, по крайней мере, причин». Вывод этот он подтверждает своими «Колымскими рассказами», тем же «Серафимом», в котором главный герой ещё терпит учинённую над ним несправедливость, но не выдерживает второго удара – письма от жены, в котором она сообщает ему о своём уходе).

    Ну а теперь вернёмся к рассказу «Микс души». Мне тут могут выставить упрёк: чего я взялся вспоминать Чаплина и Шаламова, когда речь идёт о рядовом рассказе начинающего автора? На это я отвечу: законы творчества одни для всех. Мы не можем мерить профессионалов одной меркой, а любителей – другой. Тут не может быть двойных стандартов. Все равны перед Исскуством (и перед читателем – тоже).
    Перескажем сюжет рассказа «Микс души». По лесу бредёт человек в трусах. Человек этот отправился разыскивать пропавших коров. Тут же выясняется, что коров сожрал дракон. Вот к этому дракону и направляется человек в трусах.
    Остановимся ненадолго и спросим себя: смешно это или нет? И ответим: пока что не очень. Любопытство присутствует. Дракон, пропавшие коровы – просматривается криминал.
    Но что же дальше?
    А дальше человек находит спящего дракона (огромного и страшного). Дракон просыпается, видит человека, у них завязывается разговор. Диалог дракона и человека в трусах, наверное, должен вызывать улыбку. И я допускаю, что часть читателей улыбнётся, прочитав такой фрагмент:
    «- Ты колдун?! – грозно скалясь, спросила драконша.
    - Нет… - пискнул я.
    - Тогда что это всё значит?!
    - Не знаю…
    Я ответил честно, потому что не имел ни малейшего понятия, чего от меня хотят.
    - Ты врёшь.
    Это уже был даже не вопрос, а утверждение.
    - Неправда!
    - Правда!
    - Неправда!
    - Правда!
    - Докажи!
    - Я вообще сюда только что пришёл!
    - Неправда!
    - Правда!
    - Ты смотрел, как я сплю?!
    - Нет, я сюда за коровами пришёл!
    - Какими коровами?!
    - Му-у-у-у!!!»

    Но я опять не засмеялся. Возможно, у меня не было соответствующего настроя.
    А вот что происходит дальше.
    Выясняется, что дракон – это дракониха. И даже – бывшая принцесса, заколдованная, стало быть. И стало быть, её необходимо расколдовать. Дело быстро доходит до поцелуев (как и положено в таких случаях).
    Вот как это описано в рассказе:

    «- Во всех сказках принцессы принимали свой прежний облик после поцелуя. Так что не ломайся и целуй меня! Живо!!!
    Ну как можно сопротивляться таким миленьким зубкам?
    Подавшись вперёд и наплевав на чувство самосохранения, я нежно чмокнул собеседницу в выжидательно выставленные губки».

    Снова зададимся вопросом: смешно ли это? Не знаю, как другие, но я в этот момент вспоминал начало рассказа, где было сказано про чудовищную пасть, пар из ушей, язык до самой земли, огромный живот и чешую, которая «как каменная кладка». И вдруг – «губки», которые герой «нежно чмокнул».
    Дальше — больше.
    Вот уже человек и «дракониха» целуются «как заядлые любовники», «чувственно и долго». Не обошлось без страстного французского поцелуя, при котором возникает «ощущение вылизывающего тебя с ног до головы языка».
    Но и это ещё не всё. Поцелуи не помогают – ни детские, ни французские. Остаётся что? — а то самое, что и бывает после страстных поцелуев между страстными людьми. Но вот чтобы что-то такое происходило между человеком и драконом (пускай и женского пола) – я что-то не слыхал. И я рад, что автор не допустил такого непотребства на страницах своего рассказа. Пошлости тут только не хватало! (Хотя позыв на пошлость в рассказе есть. Замечу в скобках, что там где пошлость – там нет настоящего юмора. Я понимаю, что шуточки известного свойства могут возбудить улыбку у непритязательной публики. Но это – вне литературы. Любителям подобного юмора можно порекомендовать телеперадчу «Комеди клаб», где скабрезностей, довольно тупых, – выше крыши).
    Так чем же кончается рассказ?
    А кончается он нетривиально. Дракониха и главный и единственный герой находят в подвале «несколько ящиков дорогого вина» и, вполне логично, это вино выпивают.
    Следуют такие характерные диалоги:
    «- А я те больше скжу, - заплетающимся языком поспешил ответить я. – Я тебя лблю! Да я тбя поцелую!
    - Не… ик! Хи-хи-хи! Не надо! А то щас па… ой… папа придёт, а он… ваще… срьёзный! Выгнит тебя и всё, шерше ля… чё там?.. а, вот! фам!»
    Кончается рассказ такой сценой:
    «Ночной лес огласили весёлые походные песни в исполнении боевого дуэта меня и полуспящей принцессы. Проломив стену при попытке взлететь (эта попытка длилась более километра), мы поняли, что драконы, видимо, используют какую-то хитрую технику, и решили идти пешком.
    Но для начала зайдём в ближайшую деревеньку. Надо бы потолковать кое с кем на серьёзные философские темы…»
    Оставляю её без комментариев.

    Что сказать в заключение? Пожалуй, лишь одно: юмористика – очень каверзная вещь. Тут как на минном поле – подорваться можно в любую минуту, на любом пятачке. Никогда не угадаешь, чем всё закончится. Пишешь – вроде, самому смешно. А как начнут читать другие – так начинаются всякие чудеса: один скривится, как от лимона, другой вдруг плюнет себе под ноги в сердцах, третий посмотрит на тебя таким взглядом, который ты будешь вспоминать и на смертном одре, а четвёртый лишь пожмёт плечами и отвернётся.
    Было однажды со мной такое. Я долго старался и пыхтел, сочинил юмореску и, ликуя, отнёс её в газету. Потом прихожу, спрашиваю: ну что, дескать, берёте (а сам думаю: сколько же они мне заплатят?). А они (то есть она – женщина лет сорока в белой блузке) – глянула на меня холодно и говорит: нет, не берём. Я сразу воспламенился, спрашиваю её с нажимом: это почему это? На что оно с полным самообладанием пожала плечами и отрезала: потому что не смешно! И точка. Так я и ушёл, ничего больше не сказав, потому что понял – слова тут бесполезны. Не смешно – это значит – не смешно. И нечего тут рассусоливать.

    Но закончить эту довольно суровую рецензию я хочу на оптимистичной ноте. Сергей Команов продемонстрировал в рассказе неплохое владение словом (не без ошибок, конечно же). Но ошибки эти не такого свойства, какие были в рассказах некоторых участников мастер-класса. И юмором Сергей всё же владеет, это доказывает такая начальная фраза рассказа: «Можно ли назвать человека, бредущего в трусах по дремучему лесу, везучим?» Смеяться мы здесь не обязаны, но улыбнуться вполне можем.
    Кстати сказать, вступление к рассказу показалось мне лишним. Во втором предложении сказано о парящих в воздухе шариках, которые весело скакали и меняли формы. Целиком этот кусок текста выглядит как-то чужеродно.
    Я бы также подумал над такими фразами: «Увы и ах», «кровоподтёками по всему периметру правой ноги», «Говорят, цены на недвижимость там недавно резко упали…», «Мама родная», «В небеса устремилась волна пламени, на землю попадала свежежареная птица», «прошептал дракон», «голос драконихи перерос в ультразвук», «сделай меня обратно», «различия между мужчиной и женщиной драконами», «короче!», «Ой, а я вся ткая пьяная…».
    В целом, этот рассказ имеет право на существование. Я бы его рассматривал как своего рода ступеньку некой лестницы. Ступенька не вверху и не внизу, а ближе к середине. Чувствуется, что автор движется вверх, а не вниз. Я хочу пожелать ему успеха в этом трудном восхождении. Надеюсь через энное количество дней или лет прочитать такой его рассказ, над которым я бы не рассуждал, не ломал голову, а – смеялся. Весёлым и бесхитростным смехом, от которого становится легко на душе и радостно на сердце.

    12.09.2009 г.