Допросные листы г. Михаила Лунина от 14 октября 1825 года
     Экстракт
    
     Вопрос: Расскажите сами обо всем, что касается до совершенных вами преступлений.
     Ответ: Я задумал вывезти Его величество императора Франции Наполеона Первого Бонапарта из России во Францию и поднять мятеж для восстановления во Франции правления Его императорского величества, что и исполнил.
     27 июля в Варшаву пришло известие о том, что Император Российский и Король Польский Александр скончался. Будучи в доверенности у Е. и. в. Константина Павловича, я был отправлен им 6 августа в Санкт-Петербург с секретными письмами к некоторым лицам. 12 августа я прибыл в Петербург. Доставив письма, я остался ждать ответов.
     14 августа я был свидетелем начала несчастных событий, исхода которых и сейчас не знаю, наверное. Утром того дня Е. и. в. Николай объявил манифестом о вступлении на престол, и полки, стоявшие в городе, начали приводить к присяге. Тайное общество использовало сии действия правительства, чтобы начать восстание.
     Я решился освободить Его императорское величество Наполеона вечером этого дня, когда весь город был охвачен беспорядками.
     Я открыл свой замысел Ипполиту Михайловичу Муравьеву-Апостолу. Вот мои соображения, по изложении которых г. Муравьев согласился присоединиться ко мне.
     Смерть императора Александра освободила Е. и. в. Наполеона от клятвы оставаться в России, которая была дана лично покойному императору. Восстание в Петербурге доставило возможность даже нескольким решительным людям вывезти Е. и. в. во Францию.
     Я собирался бежать на корабле, мой товарищ поддержал меня. Е. и. в. мы хотели скрыть под видом слуги.
     В ночь на 15-е мы приступили к исполнению замысла. Г. Муравьев отправился в гавань, чтобы найти корабль, отплывающий во Францию. Я взялся вывести императора из Академии.
     Самое трудное было пробраться невредимым по улицам Петербурга. Вся столица оказалась той ночью во власти взбунтовавшейся черни, которая мало подчинялась инсургентам. Многие дома горели, вокруг зданий с винными погребами собрались толпы народа. Опасность грозила каждому, кто был богато одет или имел несчастье возбудить подозрение смутьянов. Правительство, не имея сил удержать весь город, соединило оставшиеся верными войска в нескольких кварталах вокруг Сената.
     Е. и. в. оказался, как я и рассчитывал, лишен охраны. Военная команда Академии была отправлена на защиту нового царя. Я легко миновал караулы, скрываясь за строительными лесами, и проник внутрь. Засим я прошел в комнаты Е. и. в. и просил его следовать за мной, он согласился. Мне не составило труда тайно вывести Е. и. в. из здания и препроводить на коляске в гавань. По дороге я коротко поговорил с императором о нашем плане, на который он выразил одобрение.
     В порту г. Муравьев ждал нас, чтобы проводить на гамбургское судно «Лебедь», капитан которого согласился взять нас в плавание. Корабль отплывал в Булонь наутро. Мы представились двумя офицерами в отставке.
     Первые дни плавания прошли спокойно. Однако после захода корабля на остров Борнхольм капитан начал проявлять к нам подозрительность. По-видимому, он услышал слухи о бегстве Наполеона, так как на другой день после того, как мы миновали датские проливы, он пришел в нашу каюту в сопровождении четырех матросов нас арестовать.
     Я в течение всего плавания носил при себе заряженные пистолеты, так же делал и г. Муравьев. Мы отказались подчиниться — и вышли победителями из последующей схватки, оставшиеся в живых матросы сдались нам. Мы заперли их в трюме, оставляя на палубе только рулевого и двух человек, чтобы управлять парусами. К нашему счастью, на всем оставшемся пути, занявшем два дня, погода и ветер благоприятствовали плаванию.
     Высадившись во Франции, мы намеревались следовать до ближайшего военного гарнизона и поднять мятеж именем Е. и. в. В последний день пути Е. и. в. составил прокламации, в которых призывал французов восстать, чтобы вернуть ему престол, стране — национальную независимость, а армии — славу.
     При высадке в Булони нам удалось обмануть таможенных чиновников. Я и император высадились на берег и поспешили к расположению войск. Г. Муравьев остался на корабле, чтобы не дать экипажу поднять тревогу. Мы условились через два часа встретиться у ворот крепости.
     В Булони мы пошли в магазин антиквара. Там нашелся подходящий орел, способный сойти за имперское знамя. Недалеко от крепости Е. и. в. надел серый сюртук, который он захватил из Петербурга, и принял тот вид, который знал некогда весь мир. Мы укрылись напротив ворот и стали ждать нашего товарища.
     Мой брегет показывал, что минуло более двух часов, г. Муравьева всё не было. Мы переглянулись, и император направился к воротам, я последовал за ним с орлом в руках.
     — Кто идет? — спросил часовой.
     — Твой император, — отвечал Е. и. в. Часовые были так поражены видом Е. и. в., что застыли, и мы прошли на крепостной двор. Там мы нашли несколько десятков офицеров и солдат.
     Император приветствовал их словами:
     — Солдаты Двадцать шестого, вы узнаете меня? Я пришел, чтобы возвратить вам славу, а Франции — величие. Вы со мной, солдаты?
     Е. и. в. продолжал свою речь, но я должен был отвлечься. Я увидал, как один из офицеров пробирается ближе к Е. и. в. Я узнал приятеля, Ипполита Оже, и хотел было окликнуть, как увидел, что тот вынул пистолет. Я стоял шагах в пяти позади императора и не мог успеть к г. Оже быстрее, чем тот выстрелит. Тогда я сам вынул пистолет и поднял его, чтобы пулей остановить г. Оже. Я опоздал — он выстрелил первым. Мне показалось, что выстрел не достиг цели, так как Е. и. в. продолжал речь. Вдруг я услышал за спиной крик:
     — Мишель, что вы делаете! — я обернулся и увидел г. Муравьева, нацелившего на меня пистолет. В один миг я понял, что мой товарищ принял меня за убийцу императора, что объяснения бесполезны и мне остается только одно средство спасти жизнь. Я поднял свое оружие и выстрелил. Г. Муравьев пал мертвым — мой выстрел угодил ему прямо в лоб.
     Я не успел обернуться, как меня схватили солдаты и вывели из крепости. Вот история моих преступлений.
    
     Королевский следователь г-н Антуан де Одилон
     Секретарь Луи Тремье
     *
     Допросные листы г. Михаила Лунина от 19 октября 1825 года
     Экстракт
    
     Вопрос: О чем был второй разговор 27 августа?
     Ответ: Е. и. в. опять спросил, для какой цели мы везем его во Францию. Мой ответ был тот же, я отвечал, что мы хотим вернуть Е. и. в. престол, принадлежащий ему по праву. Теперь я более верю Вам, сказал он, я имел возможность проверить. Я спросил, каким образом. Император отвечал, что он умышленно оставался наедине со мной на палубе при сильном волнении так, что я имел полную возможность выбросить его за борт незаметно для всех. То же он проделал и с г. Муравьевым. Из сих опытов Е. и. в. заключил, что мы не посланы русским правительством, чтобы тайно убить его. Равно как и английским, и французским, и неаполитанским, добавил император, рассмеявшись. Я обрадовался, увидев в первый раз Е. и. в. в хорошем расположении духа, но слова его, не скрою, меня задели.
     Я отвечал, что Е. и. в., будучи в России, имел возможность убедиться, что русским не присуще то византийское коварство, которым их модно попрекать.
     О да, проворчал Е. и. в., и император Александр — лучшее тому свидетельство, ведь это он захватил Е. и. в. в плен изменой. Да и сам я, по словам императора, принадлежал к Тайному обществу, как и г. Муравьев, и вез его во Францию, преследуя цели общества.
     Я поспешил развеять подозрения Е. и. в. Я признался, что действительно вступил в 1817 году в Тайное общество, которое имело целью низвержение самодержавия и введение в России Конституции, гражданских свобод и либеральных учреждений. Однако в 1822 году я прекратил все сношения с Тайным обществом. Что до г. Муравьева, то одно то, что он покинул Общество в самый момент восстания, несомненно свидетельствует, что он порвал с ним. Мне показалось, что Е. и. в. поверил моим словам.
     Е. и. в. говорил, что ненавидит тайные общества. Он признался мне, что самыми страшными в его жизни были не сражения, а дни борьбы с заговором Кадудаля и Моро в 1804 году. Тогда Е. и. в. едва избежал смерти от рук предателей, и вся мощь империи оказалась бессильна перед кучкой заговорщиков, избежавших возмездия. Он видит, сказал Е. и. в., что я и г. Муравьев оказались слишком порядочными для такого рода дел, и он поздравляет нас с возвращением в общество честных людей.
     Затем Е. и. в. спросил, каким образом мы собираемся произвести переворот. Я отвечал, что мы намерены следовать образцам, показанным в Испании и Неаполе. Мы явимся перед солдатами, и Е. и. в. призовет их следовать за ним. Если нам удастся поднять против короля первый отряд, который мы встретим, далее мятеж распространится как огонь по сухой траве, вся Франция поднимется при известии, что ее император вернулся. Е. и. в. сказал мне, смеясь, что наш план мало похож на те, которые ему доводилось составлять или видеть. Более всего он похож на отсутствие плана. Но сим самым он и понравился императору. Он говорил, воспламенясь, что наше предприятие с виду кажется дерзкой затеей, в действительности это самый разумный образ действий.
     Прочие предметы нашего разговора я не могу пересказать за тем, что это не согласно с моими правилами.
    
     Королевский следователь г-н Антуан де Одилон
     Секретарь Луи Тремье
     *
     г-ну Антуану Де Одилону
    
     Господин Де Одилон!
     Я должен Вам признаться, что не мог отвечать на все Ваши вопросы, ибо, говоря откровенно о некоторых обстоятельствах, я изменил бы данному мной слову и мог повредить участи некоторых лиц. Но из любезно переданных Вами газет я узнал удостоверительно, что лица, кому могла бы повредить моя откровенность, мертвы или будут мертвы в самое ближайшее время.
     Последнее мое желание — чтобы моя несчастная судьба стала уроком для будущих поколений, а для этого я должен оставить полный отчет в моих делах. Узнав Вас как человека чести, прошу Вас распорядиться сим письмом для исполнения моей просьбы.
     Я умолчал о третьем разговоре между мной и Е. и. в. Разговор этот был в последние полчаса перед тем, как судно наше вошло в булонский порт.
     Я вышел на палубу, и Е. и. в. обратился ко мне со словами:
     — Г. Лунин, вы сдержали ваше обещание, я вижу Францию! Теперь я умру спокойно, — добавил он.
     — Ваше величество, — воскликнул я, — оставьте сей образ мыслей! Мы победим! Никто во Франции не поднимет руку на своего Императора!
     — Ах, Мишель, — вздохнул Е. и. в., — вы нравитесь мне, и я не хочу, чтобы между нами осталась ложь.
     — Я слишком хорошо знаю французов, — сказал Е. и. в., — чтобы ослеплять себя иллюзиями. Мы слишком склонны судить по собственному опыту. Нынешним солдатам короля было десять лет, когда я оставил Францию. Поверьте, мое появление не более одушевит их, чем вид нашего маленького Ипполита. Я знаю это и не питаю надежды на успех. Но вы спросите меня, зачем я согласился плыть с вами.
     Мишель, я желаю только одного — умереть свободным на французской земле. Вы не можете представить себе, каково это — быть тринадцать лет в плену этого негодяя Александра, его игрушкой.
     Меня лишили всего, меня разлучили с Францией, с сыном, с женой, с товарищами по оружию! Александр сначала подсылал ко мне шпионов. Потом он бесконечными унижениями толкнул людей, бывших со мной в плену, на отчаянный шаг, на попытку меня спасти из России! — и безжалостно разделался с ними. Мой Рустам, мой верный Дюрок погибли на моих глазах! Вслед за тем, угрожая предать смерти последних моих друзей, это чудовище принудило меня возглавить Академию, чтобы готовить Франции врагов. Наконец, он стал искушать меня призраком свободы, предлагая взамен разделить его мистические игры и разыгрывая роль духовного наставника!
     Я должен сознаться — я не выдержал. Я слишком привык быть хозяином своей судьбы, чтобы вынести без вреда столько лет унизительной зависимости, почти рабства. Чтобы выжить, я должен был отказаться сначала от достоинства, потом от дружбы, потом от верности Отечеству и, наконец, от уважения к самому себе.
     Перед вами уже не тот человек, который едва не сделался властелином мира, — тот пламень угас. Я не смогу теперь даже возвысить голоса, так я стар и устал.
     Последние годы меня удерживала на этом свете только мечта о мести. Увы! — и здесь Александр оказался хитрее меня, он предпочел умереть вдали от Петербурга.
     Мне удалось лишь после смерти Александра поколебать его власть. Знаете ли вы, Мишель, чего не хватило правительству, чтобы подавить мятеж 14 августа в тот же день? Я скажу вам — нескольких зарядов картечи.
     Никто во всей России не мог предвидеть подобного, кроме вашего покорного слуги. Я разогнал парижскую толпу картечью в 95-м — толпу, перед которой трепетали все правительства, — я нашел против нее средство.
     Я знал от моих учеников, что в Петербурге готовится восстание. Легко было понять, что дело мятежников будет проиграно, если только у правительства достанет возможности сделать один картечный залп. В Петербурге, однако, картечь есть только в артиллерийской лаборатории Военной Академии. В день, когда пришло известие о смерти царя, я начал действовать. Мне удалось добиться, чтобы начальник лаборатории послал зарядные ящики с картечью в Выборг.
     14-го Николай несколько раз присылал к нам за зарядами, но нашел только ядра. Вечером, после того, как раскаты пушечных выстрелов раздавались довольно долго, я увидел, что несколько домов в разных частях города загорелись. Тогда я понял, что план мой удался. Ядра сделали восставшим слишком мало вреда, чтобы обратить их в бегство. Когда же инсургенты проявили твердость, толпа, осмелев, присоединилась к ним. Когда я праздновал эту маленькую победу, явились вы.
     Я был уверен, что вы подкуплены англичанами и намерены передать меня в условленном месте на английский корабль. Мне известно, что английский министр в Петербурге не раз предлагал Александру передать меня в руки своему правительству. Конечно, Александр не согласился — он не мог отдать такое сильное средство, способное держать в страхе Англию.
     Я согласился ехать с вами оттого, что надеялся еще немного навредить Александру, нарушив его волю и лишив его наследников орудия шантажа в моем лице. Теперь, когда мы подходим к французскому порту, я вижу, что ошибался. Дайте вашу руку, Мишель, как честный человек честному человеку!
     Сие признание взволновало меня. Я не мог более скрывать от Е. и. в., столь благородно раскрывшего мне свою душу, настоящих причин наших с г. Муравьевым действий.
     — Ваше величество, — начал я, — позвольте и мне быть откровенным: вы угадали верно, я привез вас во Францию по воле Тайного общества.
     По моем приезде в Петербург 12 августа в дом, где я остановился, явились члены Тайного общества, в котором я состоял до 1822 года. Они спросили, верен ли я клятве, принесенной при вступлении в Союз. Я отвечал, что как человек чести не могу изменить слову, однажды данному.
     Засим меня известили о приготовляемом в Петербурге возмущении. Мне передали приказ управы Союза возвращаться в Варшаву убить Цесаревича Константина, в то время как в Петербурге заговорщики убьют остальных Великих князей. Устранив последнего претендента на престол, я открою возможность для освобождения государства от самовластья Царствующей династии и для провозглашения в России республики.
     Я отвечал, что не могу сего исполнить, ибо это против моей совести и правил. Мне пригрозили смертью за измену Обществу. Я сказал, что остаюсь верен Обществу и готов отдать мою жизнь за свободу России, но не стану делать ничего противного моей чести. Гости мои не сочли такой ответ удовлетворительным.
     Вдруг ко мне явилась мысль, как разрешить разногласие. Я спросил, согласится ли Союз, если я возьмусь исполнить предприятие, сулящее еще больше блага Отечеству.
     Члены Общества отвечали мне утвердительно. Тогда я сказал, что исполню наш давний замысел. Мы рассуждали в 1817 году, что за революцией в России неизбежно последует интервенция иностранных монархов, чтобы восстановить власть их русского собрата. В новейшей истории война и реставрация следовали с неизбежностию за революцией. Мы нашли, однако, средство удалить войну от границ Отечества и тем дать новому конституционному режиму укрепиться. Для этого мы положили вывезти императора Наполеона во Францию и восстановить его власть там. Европейские государи не смогут примириться с воцарением Е. и. в. и должны будут ослабить вдвое свои силы, разделив их между двумя врагами на западе и на востоке, или вовсе отказаться от интервенции сразу в две великие державы.
     Теперь вы видите, Ваше величество, — закончил я, — что мы были честны, говоря о наших намерениях, но скрыли резоны нашего предприятия.
     — Что ж, — отвечал Е. и. в., — я принимаю ваши объяснения. Вы сделали для меня более, чем кто бы то ни было за последние тринадцать лет, и я не отвергну протянутой мне руки только за тем, что вы помогаете мне, ища блага для вашего Отечества. По крайней мере, я умру, имея за спиной нелицемерных союзников, а не ложных друзей, — заключил Е. и. в.
    
     К сему я должен прибавить, что не сказал и тогда Е. и. в. всей правды.
     Я действительно намеревался способствовать возвращению Е. и. в. на престол, но только при условии победы дела Союза в России. Кровопролитие в Петербурге ночью 14 августа, ужасы гражданской войны, свидетелями которых я был, произвели на меня сильное впечатление. Я дал себе слово, что не стану причиной подобных несчастий без уверенности в том, что жертвы не напрасны. Если же восстание в России потерпит поражение, все наши усилия во Франции приведут только к войне, исход которой заранее предрешен — одной Франции не выстоять перед Европой. Итак, я решил, что если только узнаю, что восстание побеждено, то тотчас остановлю наше предприятие, хотя бы это пришлось сделать ценой жизни Е. и. в.
     Во время пути я не мог узнать наверное, чем окончилась инсуррекция в Петербурге. Только в Булони я прочитал в газете, что восстание, по слухам, подавлено. Однако тон газетной статьи показался мне неуверенным. Сомнения продолжали терзать меня.
     Мы достигли крепости, а решение мое не было принято. Я не мог допустить, чтобы г. Муравьев присоединился к нам, поскольку он, конечно, помешал бы мне убить императора. Незаметно для Е. и. в. я перевел стрелки вперед — и показал часы императору, сказав, что наш товарищ опоздал и ждать более нельзя.
     Император направился к воротам. Я шел за ним, понимая, что уходят последние минуты, в которые я смогу что-то изменить. Если полк встанет на нашу сторону, мятеж будет уже не остановить.
     При первых словах Е. и. в. к солдатам, стоя за его спиной, я почти уверил себя в необходимости остановить дело и решился убить Е. и. в. Я должен признать, что г. Муравьев был прав, когда думал, что я угрожаю пистолетом императору. Впрочем, скоро судьба избавила меня от необходимости делать ужасный выбор.
     Вот мое полное и искреннее признание. Я надеюсь, что мое желание о сохранении его для потомства будет Вами выполнено.
     Михаил Лунин
     Крепость Ам, 1826 года января 4 дня