В маленьком городе Эльсиноре закрывались магазины. Наступал тихий скучный вечер. Гамлет носком кроссовки пнул банку от «кока-колы», затянулся и сказал:
     — Вот, значит, пришили они папашу.
     Горацио отобрал у него косяк, втянул дым в тощую грудь и долго держал. Сказал, выдохнув:
     — Не долби мозги.
     Они сидели на каменной скамейке недалеко от торгового центра. На улицах не было ни кошки.
     — Чтоб я сдох, — сказал Гамлет. — Он мне сам сказал.
     — А-га... — Горацио проследил за растворяющейся в воздухе струйкой дыма. Все происходящее интересовало его умеренно.
     — Вот там, — Гамлет кивнул на возвышающийся на горизонте замок Кронборг. Башни покраснели от заката. — Я там ночью по укреплениям гулял. Ну и этот, старик, приходит и говорит...
     — По укреплениям ночью гулял, — кивнул Горацио. — Папашу видел. Это, что я тебе из Амстердама тогда привез? А говорил — не вставляет «Белая вдова», не вставляет...
     — Вот я тебе сейчас вставлю, — рассердился Гамлет.
     — Давай, дорогой, сделай мне больно, — сказал Горацио без энтузиазма.
     — Не курил я ни хрена. Ты слушай меня. Я его видел — вот как тебя сейчас... ну чего ты крестишься, верующий, что ли? Пришел и говорит — твоя мать с дядей меня взяли и замочили.
     — Не, — сказал Горацио. — Не пойдет. В жизни он с тобой не разговаривал, а после смерти проперло?
     — А чего, — обиделся Гамлет. Подумал: — Может, ему после смерти вообще делать нечего.
     — Может, он над тобой прикололся.
     — Он же мертвый! Чего ему прикалываться.
     Этот аргумент озадачил Горацио. Итальянец замолчал, сделал особо глубокую затяжку, тихонько сказал «у-у» и на какое-то время стал вещью в себе. Когда его вынесло на поверхность реки забвения, он раздумчиво сказал:
     — Вообще, твоя мамаша, она кого хочешь замочит.
     — Ты мою мать не трогай, — разозлился Гамлет.
     — А я трогаю, что ли? — мерзковато захихикал Горацио. — Ее твой дядя трогает. Вовсю...
     Гамлет засветил ему в челюсть. Итальянец слетел со скамейки. Всхлипнул:
     — Фильо ди путтана!
     Гамлету сразу стало его жалко. Горацио казался совсем маленьким и щуплым — особенно по сравнению с ним, датчанином. К тому же он был его лучшим другом.
     Друг посидел на асфальте, выплюнул зуб и сказал:
     — Ну допустим. Ну убили. А тебе-то что?
     — В каком смысле — что? Они подложили ему крысиный яд. В пиво. Вот что он мне сказал. Представляешь?
     — Баварское пиво? — спросил Горацио тоном следователя.
     — Датское, — вздохнул Гамлет.
     — И так и так гадость, — меланхолично сказал Горацио, затушил «бычок» и зашарил во внутреннем кармане кожаной куртки. — А ты б, может, сам его пришил. Попозже.
     — Слушай, ты их рожаешь, что ли? — изумился Гамлет, увидев, что Горацио снова затягивается. Тот удовлетворенно кивнул и отдал косяк. Гамлет лег спиной на скамейку и выпустил дым в темнеющее небо. Он думал о том, что наверняка убил бы отца — когда-нибудь.
     — Старый череп меня достал, — сообщил он Горацио. — Когда я был маленьким, он меня порол ремнем. С пряжкой. Что это за дрянь?
     — «Шива».
     Гамлет снова сел.
     — Ты это... Если увидишь Фортинбраса — дурь выкидывай. Сразу.
     — Ага, — сказал Горацио, который понятия не имел, кто такой Фортинбрас. — Ой... по-моему, у меня растет третий глаз.
     — Зато он платил за университет, — сказал Гамлет. — А дядя Клавдий хрен мне даст денег. Он все тратит на «Виагру».
     — Да ну тебя! — вскочил Горацио. — Ты же здесь не останешься! Здесь со скуки помереть можно. Поехали обратно в Сорбонну, а?
     Он повернулся к Гамлету затылком, пытаясь разглядеть друга третьим глазом. Пока изображение оставалось мутным.
     — Вот я и говорю, — очень спокойно проговорил Гамлет. — Дядя Клавдий убил моего отца и пошлет меня работать на бензозаправку. Поэтому я ему отомщу.
     Горацио не ответил. Он молчал, уставившись на что-то. Гамлет повернулся, проследив за его взглядом. По улице шла девушка в короткой юбке, длинном черном плаще и с сине-розовыми волосами. Дойдя до них, она затормозила:
     — Какие люди в датском королевстве!
     — Панк не умер, — вздохнул Гамлет. — Привет, Офелия.
     — Офелия, — повторил Горацио. — Офелия.
     — И чего вы здесь забыли?
     — Мы приехали на похороны, — скорбно сказал Гамлет.
     — В смысле, на свадьбу, — влез Горацио.
     — Классные были похороны, — сказала Офелия. — Веселые. У вас чего-нибудь есть, ребята?
     Горацио торопливо полез в карман за самокруткой.
     — А если Фортинбрас появится? — сказал Гамлет.
     — Сплюнь, — скривилась Офелия и вытащила зажигалку. Какое-то время все трое дымили в тишине.
     — Знаешь, Офелия, — сказал Гамлет, — моего отца убили.
     — Это весь Эльсинор знает, — фыркнула Офелия. — Он всем рассказывает. Каждую ночь выходит на стену Кронборга. Слоняется и стонет. Твой дядя подсыпал ему мышьяк в коньяк... или что-то в этом роде.
     — Крысиный яд, — сказал Гамлет. — В пиво.
     — Извини, — сказала Офелия.
     У Гамлета зазвонил мобильник.
     — Это мама, — сказал он. — Спрашивает, где меня носит. Зайду-ка я домой.
     — Ага, — сказал Горацио. — Прихвати чего-нибудь. Может, пивка...
     — Только с крысиным ядом не бери, — сказала Офелия, и оба расхохотались.
     Гамлет грустно поднялся со скамейки и ушел, подволакивая ноги.
    
     — Застегни, пожалуйста, — попросила Гертруда.
     Гамлет подошел к ней и не без труда застегнул на молнию ее лицо. Гертруда тряхнула волосами, прикрывая застежку на затылке. С лица сыпалась пудра цвета загара. Из-за густо нанесенных под глазами черных теней казалось, что ее взгляд несется на двух вороньих крыльях.
     Она была красива.
     — Зачем ты это носишь, мама? — спросил Гамлет. — Боишься, что люди увидят тебя настоящую? Боишься, что они могут подумать?
     — Какое мне дело до того, что подумают люди? — раздраженно отозвалась Гертруда. — Я боюсь, что увижу саму себя. Когда я снимаю лицо на ночь, мне приходится закрывать зеркала. Господи, я стара. Слишком стара для всего этого.
     — И вовсе нет, — сказал Гамлет, садясь у ее ног.
     — Милый мой, хороший мой сынок, — заулыбалась Гертруда и погладила его по волосам. — Знаешь, в роддоме мне сказали, что у тебя врожденный Эдипов комплекс. Они не хотели, чтоб я забирала тебя домой. Но разве я могла оставить моего мальчика?
     — Мама, — сказал Гамлет, — зачем вы убили отца?
     Гертруда нахмурилась.
     — Ты опять под кайфом?
     — Он рассказал мне. Он всем рассказывает. Там, в замке, по ночам...
     — Вот трепло, — Гертруда в расстройстве мазнула лаком по пальцу. — Теперь весь Эльсинор будет знать!
     — Эльсинор — дыра...
     — Посмотри мне в глаза. Опять под кайфом. Гамлет, если ты не прекратишь это, то угодишь в тюрьму.
     — Дания — тюрьма, — пожал он плечами.
     — Господи, поверить не могу! Этот козел расхаживает по Кронборгу и разбалтывает все о нашей личной жизни! Даже после смерти он не даст мне покоя! Но тебя-то зачем туда понесло?
     — Кронборг — единственное место на этом острове, где не слышно, как вы с дядей Клавдием скрипите кроватью...
     — Дядя Клавдий — необходимость, — Гертруда закончила красить ногти в рубиновый цвет и подула на них. — Ты мужчина, ты не знаешь, что значит необходимость.
     — Бренность, имя тебе — женщина! Мой отец...
     — Твой отец хотел, чтоб я оставила тебя в роддоме.
     — Но ведь крысиный яд — это ужасно! — с пылом воскликнул Гамлет. Он вскочил и заходил по комнате.
     — На самом деле это был отбеливатель, — сообщила Гертруда, роясь в комоде в поисках помады. — Твой отец загнулся от обычного отбеливателя для белья. Ха-ха! Я пошутила, сынок.
     — Раньше ты любовников убивала, — вздохнул Гамлет. — Вспомни хоть бедного Йорика. А папу-то зачем?
     — Я же сказала, сынок: слишком стара для всего этого. И если ты дальше будешь носиться с этими идеями, дядя Клавдий засадит тебя в психушку.
     — Посмотрю я на дядю Клавдия, когда придет Фортинбрас, — предрек Гамлет.
     — Хватит уже поминать Фортинбраса! Вот что: мы идем в бар. Не хочешь пойти с нами?
     — Меня друзья ждут.
     — Гамлет, миленький, у тебя же нет друзей.
     — Неправда! — крикнул он. — У меня есть Горацио!
     — Сынок, помнишь, что сказал доктор насчет воображаемых приятелей?
     — Есть у нас что-нибудь выпить? Без отбеливателя?
     — Знаешь, Гамлет, — печально сказала Гертруда, — мама тебя очень любит.
     Гамлет нашел на кухне картонку с пивом. Она была не распечатана, и он заключил, что бояться нечего.
     — Я пошел, — сказал он, остановившись у двери с картонкой под мышкой.
     — Куда?
     — На улицу.
    
     — Я сбежала из дома, — сказала Офелия и закинула ногу на ногу. Все трое сидели на кладбищенской ограде. — Еду в Христианию.
     — Круто! — восхитился Горацио. — Поехали вместе.
     — Опять, — сказал Гамлет.
     — Я стащила денег у отца. Если он меня поймает, — Офелия чиркнула ребром ладони по горлу.
     — Конечно, поймает, — сказал Гамлет. Полоний, отец Офелии, был когда-то агентом датской секретной службы. Теперь он служил шофером у дяди Клавдия. — Всегда ловил.
     — Вы нехороший, вы нехороший, — обиделась Офелия. Гамлет спрыгнул с ограды и оказался в разверстой могиле. Ругался, пока Горацио, скользя ботинками по расшвырянной земле, не подал ему руку и не вытащил его отсюда.
     — Фу, — сказал Гамлет, сев на траву у могилы. — Почему здесь так воняет? Какая-то в державе датской гниль?
     — Не, — сказала Офелия. — Просто тут все время могилы раскапывают. Ищут Череп Йорика.
     — Что за хрень?
     — Вы чего, про Череп Йорика не знаете?
     — Расскажи, — шепотом попросил Горацио.
     — Там долбанная куча денег. Заначка тех ребят, которые ограбили Датский Королевский банк. Их потом перестреляли. Они притащили деньги сюда и спрятали все в могиле старого Йорика. Прямо в черепе. Кто его найдет, может сразу сваливать на Гавайи.
     — Может, лучше в Аргентину? — предложил Горацио.
     Гамлет поднялся:
     — Да лажа это все. Череп Йорика всю жизнь стоит у мамы на туалетном столике. Она там держит бессмертники. Говорит, это икебана.
     — Что ж ты так обламываешь, — огорчилась Офелия.
     — Я знаю, — сказал Гамлет. — Уж я-то знаю. Это ведь моя мать его убила.
     Они пошли вдоль заросшего вереском кладбища, переступая через плиты. Стало уже совсем темно; кое-где у могил вспыхивали блуждающие огоньки. Было спокойно и уютно. Гамлет про себя подивился — и чего отцу здесь не лежится.
     Они выбрели на одинокую дорогу. С другой стороны дороги начинался лес.
     — Эй! — вдруг обрадовалась Офелия и несколько раз подпрыгнула, хлопнув в ладоши. — Посмотрите!
     В придорожных кустах стоял старый ободранный «Вольво». Колеса и руль с него давно сняли, приборную доску разворошили, и в окна без стекол виднелись порезанные сидения.
     — На абордаж! — Офелия припустила к машине и запрыгнула на пассажирское кресло. Горацио с гордым видом влез на место водителя.
     — Детский сад, — вздохнул Гамлет. Он забрался на заднее сидение и посмотрел в заросшее паутиной окно.
     — Куда вам, синьора? — чопорно спросил Горацио.
     — В Христианию, — распорядилась Офелия, задрав ноги на приборную доску.
     Итальянец кивнул и взялся за воображаемый руль. Заиграло старое треснутое радио.
     Офелия обернулась и увидела, что Гамлет всхлипывает, закрыв лицо руками.
     — Ты чего? — она неловко перебралась на заднее сиденье, путаясь в собственном плаще.
     — Уйди в монастырь, — глухо сказал Гамлет, — к чему тебе плодить грешников.
     — Everybody must get stone! — надрывался Боб Дилан.
     Офелия потянулась к Гамлету, обняла, он уткнулся мокрым лицом в ее грудь.
     Через некоторое время Горацио оторвался от созерцания дороги и обнаружил, что в Христианию едет он один. Итальянец рванул дверцу машины, выскочил. Побежал прочь, в лесок. Гамлет завозился в объятиях Офелии; нога его запуталась в ее длинном плаще.
     — А? — сказала Офелия.
     Он высвободил ногу. Плащ порвался с треском. Гамлет выпрыгнул из машины, хлопнула дверь. Офелия осталась в одиночестве. Среди деревьев было душно и влажно, летало незаснувшее мошкарье.
     — Чего ты, — сказал Гамлет. Горацио сидел, оперевшись спиной о дерево, и глядел в землю.
     — Ва фанкулло, — сказал он хмуро.
     — Ну чего ты.
     — Идите вы, — сказал он. — Развлекайтесь.
     — А пиво будешь? — вспомнил Гамлет. — Пиво же еще осталось. Она тебе нравится, что ли?
     — Пиво, — презрительно сказал Горацио. — Пиво!
     Но тем не менее встал и пошел с Гамлетом обратно к «вольво». У машины Офелия танцевала, не заметив, что радио больше не играет.
     — Он лежал в гробу с открытым лицом,
     Веселей, веселей, веселей,
     И пролито много слез по нем... — пела она.
     — Я поведу, — сказал Гамлет. Горацио молча сел на пассажирское сиденье.
     В этот момент на дороге появился человек в белом костюме — до того белом, что тот светился в темноте, как маяк.
     — Зашибись, — сказала Офелия, прекратив танец. — У меня сегодня день встреч, что ли?
     Человек приблизился. Его глаза прикрывали огромные черные очки.
     — У отца стащил, — прокомментировала Офелия. — Эй, Лаэрт, тебя все-таки выперли из колледжа?
     — А что это вы тут делаете? — спросил Лаэрт.
    
     — Все они там, — говорил Лаэрт, трагически развалившись на заднем сиденье «Вольво» и прикрыв глаза рукой, — просто зажравшиеся буржуа, которые воображают себя свободными художниками... Я просто не мог больше существовать в этом удушливом климате...
     Гамлет с Офелией возвели глаза к небу.
     — Слушай, расслабься, — сказал Горацио. — Peace and love, друг, peace and love.
     Он положил на приборную доску лист бумаги — и теперь равнял дорожки порошка, белого, как костюм Лаэрта.
     — Этот парень — просто долбанная фабрика, — с гордостью сказал Гамлет.
     — Слушай, мне нравится твой костюм, — сказал итальянец Лаэрту. — Просто суперский прикид. Будешь?
     — Короче, тебя опять вышибли, — сказала Офелия. — Знаешь, что предок с тобой сделает?
     — У тебя-то как дела? — спросил Лаэрт у Гамлета.
     — У него отца замочили, — сказал Горацио.
     — Жесть, — потрясенно сказал Лаэрт, понемногу отходивший от жаргона Колледжа Искусств. — Мафия?
     — Клавдий, — ответила за Гамлета Офелия. — Тот еще ч-чудак. Когда я была маленькая, он играл со мной в плохие игры.
     На минуту все замолчали.
     — Достойно ли смиряться с ударами судьбы, — вслух подумал Гамлет, — иль надо оказать сопротивленье?
     — Так, тебе хватит, — сказал Горацио.
     Вдалеке мелькнули огоньки и вроде бы пропали; но какое-то время спустя на заброшенную дорогу вырулила машина. Гамлет внутренне поежился, узнав один из «Мерседесов» дяди Клавдия. Машина остановилась у обочины, из нее, кряхтя, вылез шофер и пошел к ним.
     — Гамлет! — послышалось снаружи. — Господин Гамлет, вы здесь?
     — Песец! — Лаэрт съехал на пол. — Это отец!
     — Вот хрень, теперь он прислал за мной шпиона!
     Горацио пригнул Офелию к сиденью и прикрыл своим телом. К машине шел Полоний.
     — Молодой Гамлет! — закричал он. — Ваш новый папаша наливается в пабе, празднует повышение! Послал меня за вами, зовет выпить стаканчик. Говорит, вы на телефон не отвечаете.
     — У меня батарейка села! — громко соврал Гамлет. — Выпить стаканчик! Говорил я, он и меня хочет отравить!
     — Поехали отсюда, — нервно сказала Офелия из-под локтя Горацио.
     — Н-не заводится! — сквозь зубы пробормотал Гамлет.
     — А кто с вами в машине? — Полоний приближался, то и дело спотыкаясь; было уже совсем темно, и он не видел дороги.
     Лаэрт прикрыл голову руками.
     — Мой друг Горацио, — крикнул Гамлет.
     — И что это вы делаете с вашим другом Горацио так поздно в этом непотребном месте? А там не Офелия с вами? Офелия! Ну все, голубушка, ты дождалась!
     — Дави его, — придавленно потребовала девушка, — дави!
     С коротким ревом машина завелась и рванула с места. Взвыло радио.
     — Держитесь, — успел сказать Гамлет. Он сильней надавил на педаль и провел прямо на Полония. Тот не успел удивиться; тело его ударилось о лобовое стекло, перелетело через автомобиль, тяжело стукнувшись о крышу, и распласталось на земле. Гамлет не оглянулся. Он вел еще долго, вцепившись в руль и сжав зубы, пока не остановился, тяжело дыша.
     — One more cup of coffee for I go
     To the valley below... — пело радио.
     — По-моему, мы кого-то сбили, — проговорил Горацио, которому в общем было наплевать.
     — Крысу, — мрачно сказал Гамлет. — Мы переехали крысу.
     Лаэрт, облегченно вздыхая, выкарабкался с пола.
    
     Кронборг ночью выглядел зловеще. Шпили двух башен остро вырисовывались в темноте; о стонах и криках, шедших из казематов, не хотелось думать. Переполненная днем стоянка для туристских автобусов теперь пустовала. Они постояли там, переминаясь с ноги на ногу. Гамлет сказал:
     — Не видно.
     — Говорят, у совы отец был хлебник, — пробормотала Офелия. — Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать!
     Офелия нервничала. Она не хотела оставлять машину; кровь на заднем стекле не так уж и мешала. У нее было предчувствие, что с этой троицей она никогда не попадет в Христианию.
     Лаэрт сорвал ромашку и сказал:
     — Пошли наверх?
     Они забрались на башню. Вдалеке затуманенными огнями светилась Швеция. У Гамлета заиграл мобильник. Тот его будто и не слышал; он гадал на отобранной у Лаэрта ромашке, далеко уйдя от внешнего мира, и только губы тихонько шевелились: «быть — не быть — быть»...
     Воспользовавшись этим его состоянием, Горацио предложил Офелии руку, и они пошли танцевать в вышине над почти уснувшим Эльсинором, под чуть механические трели финской польки.
     Гамлет оторвал последний лепесток (вышло «быть») и, опомнившись, вытащил мобильный. Мелодия прервалась.
     — Опять он обламывает, — недовольно сказала Офелия, подошла к краю башни и стала смотреть вдаль.
     Горацио было хорошо. Он любил Офелию и собирался ей признаться; ему, правда, было неловко делать это при Гамлете. Но, повернувшись, он увидел задумчивый профиль Гамлета, размышляющего над проблемами бытия, и почувствовал, что и его любит тоже; и не знает уже, кому признаваться. А тут еще этот Лаэрт в завораживающем белом костюме…
     — А Копенгаген где? — спросила Офелия.
     — Вон там, — показал очнувшийся Гамлет.
     Офелии пришла в голову идея. Она залезла на ограждение башни, вцепившись в него двумя руками.
     — На хрена я буду с вами связываться? Вы тут... торчите, вам фиолетово, что человеку надо уехать. Я сама полечу!
     — Тут же далеко! — испугался Лаэрт.— Не долетишь! Давай лучше на пароме.
     — Реально, — сказал Гамлет, — далеко.
     Офелия начала осторожно подниматься.
     — Ну ты хоть вернешься? — занервничал Лаэрт.
     — Я тебе долбанную открытку пошлю! — засмеялась Офелия. Балансируя на ограждении, она помахала всем и изящно, будто девушка-вампир, прыгнула и полетела в темноту.
     — Ну ладно, — в конце концов сказал Лаэрт. — Она ведь обещала вернуться.
     — Вот блин, — сказал Гамлет.
     А Горацио вдруг заплакал, и плакал долго.
    
     — Ладно, — сказал Гамлет, когда они остановились у дверей единственного открытого в Эльсиноре бара. — Дальше я пойду один.
     — Вы проиграете этот заклад, мой принц, — сказал Горацио. Лаэрт поглядел на него странно.
     — Короче, — сказал Гамлет, — ждите тут.
     Бар был полон. Его мать и Клавдий сидели в углу, пили вино и заедали оливками и куриными ребрышками, и было видно, что Гертруде скучно до смерти.
     — Сынок! — оживилась она, когда Гамлет протолкался к ним через толпу. — Почему ты не отвечаешь на звонки?
     — Мобильный сел, — мрачно сказал Гамлет, смерив Клавдия черным взглядом. Клавдий выглядел богатым и очень противным.
     — Мы заказали тебе вина, — сказал он, протягивая Гамлету кружку. — А где мой шофер?
     — Ему нельзя, он за рулем.
     — Гамлет, где Полоний? — уже настойчивее спросил Клавдий.
     Гамлет схватил с блюда копченое куриное ребрышко и запихал в рот.
     — Дядя Клавдий как раз согласился дать тебе денег на университет, — сказала Гертруда, умоляюще глядя на любовника.
     Тот кивнул.
     — Ты пей, пей, — сказал он Гамлету.
     — А вы знаете, — Гамлет прожевал ребрышко, — моя мама убила всех своих любовников. Всех! Я даже знаю, где спрятаны трупы. У меня была маленькая красная лопатка, и я помогал закапывать, правда, мама?
     — Правда, дорогой, — отозвалась Гертруда. — Только дяде Клавдию это неинтересно.
     Она нервно потянулась к бокалу, но там уже ничего не было. Гамлет дал ей свой.
     — Не пей вина, Гертруда, — поморщился Клавдий. — С утра наливаешься. А твоему сыну не в университет надо. Я тебе говорил, куда ему надо.
     — А вы видели череп на мамином туалетном столике? — не унимался Гамлет. — Это Йорик. Зря, мам, ты его так, он был классный.
     — Дорогая, — сказал слегка раздраженный и слегка встревоженный Клавдий, — ты говорила, что это папье-маше!
     Гамлет прыснул и едва не подавился куриной костью.
     — Так она вам ничего не рассказывала. Вы ее совсем не знаете.
     — Не обращай внимания, — торопливо сказала Гертруда, — у него Эдипов комплекс, ты же знаешь.
     — Держу пари, вы и настоящего лица ее никогда не видели.
     — Гамлет! — скандализованно воскликнула Гертруда. — Ты уши мне кинжалами пронзаешь! О, пощади!
     Он вытянул руку и рванул молнию на затылке матери. Накладное лицо упало на блюдо с оливками.
     Образовалась тишина. Клавдий глядел на Гертруду; та пораженно рассматривала свое отражение в зрачках любовника. Подбежавший было к столику официант на цыпочках отошел, сообразив, что момент неподходящий.
     Гертруда, с выражением дикого ужаса на лице, поднесла руку ко рту и вдруг упала замертво, опрокинув стул. Клавдий вскочил. Пока он делал Гертруде искусственное дыхание, Гамлет поменял его стакан на свой и встал, скрестив руки на груди и невозмутимо наблюдая за сценой.
     — Гаденыш! — проревел Клавдий, поднимаясь с пола. — Ты убил свою мать!
     — Да ведь это вы ее отравили, — пожал плечами Гамлет. — Ну тут одно из двух: или вы ее, или она вас.
     Клавдий покачал головой, глядя на распростертое на полу тело любовницы. Ему очень хотелось пить; он механически взял стакан и осушил его в один миг. Лицо его тут же исказилось, и в судорогах он упал на пол.
     — Вот, блудодей, убийца окаянный! — прокомментировал Гамлет. — Пей свой напиток! Вот тебе твой жемчуг! Ступай за матерью моей! Смотреть надо, что людям подаете, — сказал он уже в адрес суетящегося метрдотеля.
     За окном завыли сирены. Гамлет развернулся и очень спокойно вышел из бара.
    
     Горацио с Лаэртом на улице не было. Гамлет огляделся, перешел на другую сторону и стоял там, пока в подъехавшую «Скорую» не отгрузили трупы. Тогда он вздохнул и зашагал, одинокий, по улице, залитой лунным светом.
     Он пришел туда, где они оставили машину. На крыше «Вольво», заляпанной кровью, сидели две вороны.
     — Он на ужине, — сказала одна.
     — Не на том, где он ест, а на том, где его едят, — уточнила вторая.
     Гамлет шуганул птиц и сел за оторванный руль, размышляя, куда бы ему поехать. У него была своя маленькая идейка насчет того, куда и зачем смылись Лаэрт с Горацио. А он еще хотел взять этого паршивца в Амстердам...
     У «Вольво» не было зеркала заднего вида, оттого Гамлет не заметил, как сзади подъехала полицейская машина. Из нее вышли двое полицейских. Приблизились, козырнули.
     — Офицер полиции Розенкранц, — представился один.
     — Офицер полиции Гильденстерн, — представился второй. — Не могли бы вы выйти из машины?
     Гамлет нехотя вылез, прислонился к дверце и сунул руки в карманы.
     — Могу я узнать ваше имя? — спросил Розенкранц.
     — Я Гамлет Датчанин, — ответил он и носком правой кроссовки почесал левую лодыжку.
     — С вами в машине кто-то есть? — спросил Гильденстерн.
     — Мои воображаемые друзья, — пожал плечами Гамлет.
     — Боюсь, мы должны вас арестовать.
     — За хранение.
     — И распространение.
     — Откройте, пожалуйста, багажник.
     Гамлет нарочито медленно прошел к багажнику и открыл его.
     — Ты только посмотри, — сказал Розенкранц, доставая полиэтиленовый пакет с килограммом травы.
     — Нет, ты на это посмотри, — показал ему Гильденстерн маленький мешочек с кокаином.
     — Это не мое! — взвыл Гамлет в негодовании, праведном, потому что все и вправду было не его. «Долбанный итальянец, ну покажись мне только!»
     — Я хотел бы заявить об убийстве, — сказал он. — Мой дядя убил моего отца и пытался отравить меня.
     Но Розенкранц и Гильденстерн ткнули его носом в капот и надели наручники.
     — Вы имеете право хранить молчание, — сказал Розенкранц.
     — Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, — добавил Гильденстерн.
     Угрюмого Гамлета усадили в полицейскую машину.
     — Желаете сделать заявление?
     — Нет уж, — сказал он. — Дальше — тишина. Пока я не поговорю с адвокатом.
     Розенкранц с Гильденстерном синхронно хлопнули дверями и умчались. Луна на секунду спряталась за облаками, вывалилась обратно в чистое небо и продолжала освещать ночной Эльсинор. Закаркали вороны и вдруг умолкли; и все замерло в ожидании Фортинбраса.