Большой рыболовецкий баркас знавал и лучшие времена, но никогда не выглядел так смертоносно. Два пулемета, совершенно неуместный здесь, но установленный прямо перед рубкой миномет — нельзя же выходить в море совсем без большого калибра? — и странная конструкция на корме. Полукустарный, сделанный в паровозных мастерских, кран, который мог спустить за борт гидроплан «Гаруда».
     Берег уже почти скрылся из вида, и вода бодро пенилась под винтами.
     Впрочем, смертоносным баркас был только для рыбачьих лодок и, может быть, патрульных катеров флота его величества. Имелись шансы справиться и с легким сторожевиком. Это если повезет точно положить мину или стартовавший гидроплан накроет бомбой. А так шансов почти нет.
     В лучах заходящего солнца корабль был виден во всех подробностях, но все равно старался быть незаметнее — все его блестящие поверхности давно замазали краской, и на первый взгляд он будто вымер. Зато внизу, в захламленном трюме, между моторным отделением и оружейными погребами, собрались почти все, кто имел право оставить пост.
     Большая игла, почти спица, торчала из круглой деревянной раскрашенной опоры. Та плавала в тазу с водой, и это должно было изображать средство против корабельной качки. На острие иглы висел железный браслет-кара. Вокруг таза по кругу шла и шла молоденькая жрица-девадаси, и ее пальцы безостановочно плели в воздухе паутину знаков.
     Дюжина темных напряженных лиц. Экипаж собрался здесь меньше получаса тому назад, но дышать уже почти невозможно. Духота, дым благовоний и жаровни в углу, все щели заткнуты, чтобы ни одного сквозняка. Пот сочится из-под тюрбанов. Но все привычны к подобным гаданиям и не жалуются.
     Браслет качнулся и теперь указывал на юго-юго-запад.
     Капитан делает еще одну пометку на карте.
     Девадаси продолжила свой танец, но капитан уже кивнул первому помощнику и коммуналисту-инспектору. Они перешли в собачью конуру, удачно названную капитанской каютой. Пришлось сесть прямо на пол.
     — Семь засечек из девяти. Однозначный выбор.
     Первый помощник согласно моргнул, но Хем Чандра Дас — «рыжий», как его все звали за глаза, — уже думал о своем.
     — Течения, достопочтенный Задаир Сингх, как быть с этой маленькой проблемой? Если Харкишена сбили дальше чем в сорока милях, то поправка...
     — Так далеко не летают, на чем потом возвращаться?
     — Если он увидел «Инвисибл» и «Рипалс» с приданной эскадрой и решил проследить за ними или хотя бы уточнить состав?
     — «Инвисибл» здесь? — капитан с сомнением качнул тюрбаном. — В наших водах ему нечего делать. Южнее — это да.
     — Представьте, что они просто идут на север. Второй захват Бомбея за год будет выглядеть эффектной и даже внушительной операцией.
     — Над эскадрой было бы первоклассное воздушное прикрытие.
     — Харкишен Сингх храбрый пилот, я говорил с ним на прошлой неделе и....
     — Мне про Харкишена можешь не рассказывать, — перебил коммуналиста капитан.
     — Он мог рискнуть пролететь еще немного, а потом вернуться с попутным ветром.
     Задаинр Сингх скривился, что при его бороде и тюрбане могло бы показаться смешным, не будь он так серьезен.
     — Все равно плывем туда. Если снесло течением, кара покажет, куда поворачивать. Гурбачан, проследишь.
     Первый помощник кивнул капитану.
     — Достопочтенный Задаир Сингх, — коммуналист видел, что капитан не настроен его слушать, — нам надо убраться с моря до рассвета.
     — Думаете, мне это неизвестно, Хем Чандра? — его голос стал хрипловатым.
     — Я не сомневаюсь в вашей храбрости, и, надеюсь, вы не сомневаетесь в моей. Только не забывайте, сейчас у нас мало таких кораблей, как «Курма». Если я на берегу называю его легким авианосцем, это не оттого, что ничего не понимаю в тоннаже и вооружении, а оттого, что жалко будет, если береговая оборона его лишится. Совсем как настоящего линкора или крейсера.
     Капитан немного смягчился.
     — Пойдем самым полным ходом. Немедленно. Не желаете пройти со мной в рубку? Говинд Сингх уже, наверное, заскучал.
     — Охотно, — коммуналист понял, что надо разрядить обстановку. — Жаль, что вы во всех учебных походах убирали оттуда кальян.
     — Дисциплина, Хем Чандра, дисциплина. Мы же в море...
     — Понимаю. Только успокоить нервы порой было бы очень кстати...
     Над водой уже стало темно. Звезды, планктон и легкая зыбь превращали океан в одно большое ртутное зеркало, которое было готово обмануть любой глаз своим призрачным и неверным сиянием. Но рукотворный свет — хоть карбидный фонарь, хоть прожектор — был виден на много миль. Потому щели между броневыми заслонками заткнули войлочными лентами.
     Капитан распорядился о курсе и скорости, отправил второго помощника спать: когда будут возвращаться, понадобится хоть один человек с ясной головой.
     — Кресло сзади, — приглашение было излишним, коммуналист уже сориентировался. — Скажите, Хем Чандра, если вам так жалко «Курму» сегодня — когда потеря похожего корабля не вызовет у вас такой жалости?
     — Вы задали весьма тонкий вопрос, капитан, мои поздравления. С вашей биографией невежливо постоянно корчить из себя простого рубаку.
     — Еще я рассчитывал получить на него ответ. «Еще» — это значит, что ваше одобрение я получил в первую очередь. Но без ответа это одобрение будет ущербным. Не так ли? — капитан отодвинул маленькую заслонку и приник к наглазнику. Какой бы глазастый наблюдатель не сидел на мачте, хочется видеть океан и самому.
     — Хм... — коммуналист прищурился на лампочку в абажуре из плетеной проволоки, похожем на маленькую корзину. — Моя осведомленность не может быть слишком высокой, иначе бы кто выпустил меня в море? С тех пор, как верфи перенесли вглубь материка и начали нормально маскировать, на них строят много. Думаю, в одиночестве нам плавать еще несколько недель. Максимум — пару месяцев.
     — Мы слишком плохо контролируем устья рек. До сих пор. Если бы их нормально прикрыть...
     — Вот видите, достопочтенный Задаир Сингх, мои ответы лишь подтверждают некоторые ваши догадки. Владение прибрежными водами кроется во владении сушей и воздухом. Когда там наштампуют достаточно торпедных катеров и «Гаруд», наконец-то запустят в производство нормальные мины, мы просто сделаем здешние воды слишком опасными для большей части их кораблей.
     — Владение сушей — это не только «Гаруды», — с горьким ожесточением ответил капитан.
     — Ваша правда.
     Им обоим было что вспомнить и над чем подумать.
     Началось… да все началось десять лет назад. Тогда Ганди стал во главе Конгресса и развернул большую сатьяграху — компанию несотрудничества. Стачки, забастовки. Англичане начали давить в ответ. Ганди призвал не платить налогов, а в деревнях крестьяне стали бить всех подряд. Может, и можно было бы остановить маховик, да только Мотилал Неру умудрился сбежать из тюрьмы в Ахмадабаде и поднять сикхский полк.
     Полки восставали и раньше. Их давили английскими частями. Будь такой бунт на год позже, тоже ничего бы эпохального не случилось. А так слишком много войск было «на умиротворении». Мотилал уже ничего не хотел слышать про сатьяграху — у него сына убили. И он умыл Ахмадабад английской кровью.
     Многим казалось, что англичане не будут воевать. Они не погасили даже тлеющую Ирландию у себя под боком, а тут за полмира надо приказывать сотням миллионов людей. Стоит лишь припугнуть их как следует, показать им, что война будет серьезная, и они уйдут.
     Англичане начали драться.
     Но у индусов приказывать миллионам своих соплеменников получалось еще хуже, чем у старой колониальной администрации. Касты, секты, народы. Крестьяне и землевладельцы, лавочники и чернорабочие — каждому нашлось, что сказать и чем обидеть соседа. Счеты надо было свести как можно скорее, пока война, пока все можно.
     Декабрь двадцать второго года был самым страшным месяцем — не было ни одного города без сгоревшего квартала, ни одной деревни без казненного ростовщика или просто злобного соседа. Власть умерла, торговля умирала. Если бы тогда англичане высадили такой же экспедиционный корпус, как в двадцать восьмом, они бы забрали страну обратно. Только побоялись — «разделяй и властвуй» не сработало бы. Той зимой надо было драться со всеми, потому что каждый был против остальных.
     Когда Ганди вышел из очередной голодовки, он понял, что как-то неправильно воспринимал волю высших сил.
     Начал собирать страну. Конгресс остался самой большой партией и единственной силой, для которой касты и народы почти не имели значения. Кришнаварма, ставший правой рукой Махатмы, прямо принялся подражать обычаям северной революции. Общины-ашрамы получили право брать земли столько, сколько смогут обрабатывать. Крупные состояния конфисковывались (правда, не окончательно — с теоретическим возвратом), в городах установили пайковую систему раздачи пищи. Государство, практически умершее, растоптанное в прах миллионами бунтовщиков, по крохам восстанавливалось.
     Многое ушло безвозвратно. Помириться с мусульманами категорически не удалось — долина Инда стала недоступной территорией. Пуштуны, белуджи и остальные, они вдруг решили, что грабить Индию под английским началом куда как приятнее, чем воевать с европейцами. Иногда снаряженные армии Конгресса переходили пустыню Тар, чтобы на несколько недель взять Бахавалпур или даже Кайдарабад, но потом приходилось отступать. Севернее, в Пенджабе, война шла безостановочно и получилось что-то вроде европейской линии фронта. А бывало, англичане подбрасывали туда свои войска, танки, и становилось совсем горячо. То же самое на востоке — Бирма шипела, как сырые дрова, но не загоралась, туда через мусульманские территории в устье Ганга не получалось перебросить достаточно подкреплений.
     Внутри страны тоже не было единства.
     Большая часть знати хотела бы видеть Конгресс на погребальном костре. Причем в полном составе и лучше до следующей луны. Местами эти желания воплощались в ополчения, в княжества, независимые на несколько месяцев, в партизанщину — эту утомительную и кровавую канитель надо было просто пережить, убив всех людей по ту сторону прицела.
     Эти бунты были как мелкие, но жутко раздражающие укусы. В Дели не хватало времени на нормальную организацию Конгресса, на ремонт железных дорог и сотни других, совершенно неотложных вещей.
     Так продолжалось несколько лет. Самые буйные и наглые сложили головы, границы сами собой устоялись — через них трудно было перейти, не расставшись с жизнью. Внутри страны понемногу начала оживать торговля, тем более что налогов англичанам платить уже не требовалось и английские товары покупать больше не заставляли.
     Хуже всего было с техникой, со сложным оружием. Одним саблями да прадедовскими кремневыми ружьями не повоюешь. С производством новых ружей еще справлялись, патронов хватало. Пулеметами тоже себя обеспечивали; правда, в обрез. С пушками было уже сложнее — стали по стране выплавляли очень мало, не было металлургических заводов европейского уровня, вообще нормальных станков для обработки больших заготовок. Из тяжелой техники вдоволь наклепали только бронепоездов, переделали из грузовых. Причем вместо нормальных железных плит часто ставили многослойную медь или блиндировали вагоны тисовым брусом. Задаир Сингх в свое время насмотрелся на эти аляповато расписанные чудища с громкими названиями. Ему даже предлагали стать старшим офицером на «Раме», но сикх сказал, что человек он морской и будет выходить в море, пока жив. Хоть на рыбацкой лодке.
     Вместо лодки оказался на баркасе. Ему разрешили набрать экипаж, но приставили Хем Чандру, проверенного в деле коммуналиста.
     Плыли еще несколько часов, пока очередной скрип не разбудил Чандру Даса. Тот помотал со сна головой, глянул на часы и спустился в трюм. Вернулся он совсем скоро.
     — Теперь только пять засечек из девяти дают одинаковое направление.
     — Думаешь, он умер? — капитан привык предполагать худшее.
     — Нет, тогда бы она потеряла контакт немедленно.
     — Значит, подходим к месту, — капитан не очень верил в обряды, которые учредил на корабле коммуналист, но те явно не были полным бредом и поддавались логическому осмыслению.
     — Надо греть его кинжал, найдем точное положение.
     — Рано, я хочу дождаться полного хаоса в засечках. Тогда будем поблизости от Харкишена и кирпаном найдем точное направление.
     — А обратно нам когда возвращаться? После рассвета здесь может стать совсем не так уютно, — коммуналист был упорен в своей осторожности.
     — Она сможет нагреть кирпан во второй раз? Нет. Сейчас что на море увидишь? Посмотри сам в эту муть, — капитан отпрянул от наглазника, давая напарнику окинуть взглядом бесконечную исчерна-синюю, но при этом странно светящуюся поверхность.
     Обмануться и принять случайный обломок за человека сейчас было проще всего.
     — Обрядами распоряжаюсь я. Ты ведь до сих пор не можешь позвать ее по имени? — очень спокойным голосом ответил коммуналист. — Тем более что у меня всегда найдется запасная карта. Свой маленький джокер из сундучка.
     — Ты как был уличным мальчишкой, рыжий, так и остался. Где твоя выдержка?
     — А родители напрасно отправили тебя учиться в Кембридж. Тот год не кажется тебе совершенно лишним в твоей жизни, достопочтенный сикх? — выдержка осталась при коммуналисте, в ответ на оскорбление он только крепче взялся за поручень. — Пойду распоряжусь.
     Капитан выругался себе под нос, дернул за шнурок звонка. У себя в будке второй помощник, он же лоцман, вскочил после тревожного сна и бросился в рубку.
     В трюме девадаси продолжала свое кружение и все шептала молитвы. Экипаж большей частью спал в гамаках, подвешенных у стен. Первый помощник меланхолично заносил на лист бумаги новые пометки.
     Коммуналист подошел, приобнял девушку, что-то прошептал на ухо. Его серый потертый мундир казался абсолютно посторонним и неправильным на фоне ее пестро вышитого сари и многочисленных амулетов.
     Она слушала Хем Чандру, будто только проснулась.
     — Его брат точно погиб? — голос у нее был нежный и какой-то очень робкий.
     — Да.
     Жричка-девадаси сняла браслет с иглы.
     — Жаль. С кровью было бы совсем живое железо.
     — Лучшего у меня ничего нет, — он, продолжая обнимать ее, вытащил из-за голенища сапога кинжал-кирпан. Только без рукоятки и со снятой гардой. Стальная сердцевина воина.
     Вложил девадаси в руки. Поцеловал, отступил на полшага.
     Она прицепила кинжал к одной из нагрудных низок дешевых бус, повернулась к своему хламу, сложенному в паре мешков, и принялась деловито там копошиться.
     — Предлагаю использовать два компаса, для надежности и точности, достопочтенный Задаир Сингх, — коммуналист даже обозначил поклон в сторону капитана.
     — Согласен.
     Жричка-девадаси тем временем вытащила маленькую жаровенку и крошечные кузнечные меха. Высыпала горсточку древесного угля, кинула несколько щепок сандалового дерева. Плеснула керосина из фляжки. Ударам кремня о кинжал добыла искру. Ногой качала меха, поддувая пламя.
     Матросы проснулись, расселись в круг, начали притопывать и завели безголосую песню, подражая то ли порывам ветра, то ли гулу пламени.
     Кирпан повис на нитке, прямо над огнем. Второй конец нити девадаси держала в руках и снова начала кружение. Только теперь центром был не таз, а жаровня, и приходилось постоянно изворачиваться, чтобы нить оставалась неподвижной. В отблесках пламени особенно хорошо было видно, что если жричке и исполнилось уже четырнадцать лет, то уж точно нет и шестнадцати.
     Задаир Сингх достал свой компас, встал от жаровни у правого борта, Хем Чандра отобрал компас у первого помощника и стал у левого борта.
     Притоптывание матросов стало чаще, вдохи резче. Кинжал погрузился в пламя. Жричка кружилась и кружилась, а нить оставалась неподвижной, хотя кинжал крутился уже вместе с человеком.
     Надо было ждать. Девадаси устала за ночь, но терпела, держала руки.
     Внезапно кирпан остановил вращение, и одновременно загорелась нить. Матросы замолчали. Капитан тщательно записал румбы, на которые указывал кинжал, коммуналист сделал тоже самое. Нить догорела до пальцев, и жричка вытащила кинжал из пламени, бросила в таз с водой.
     — Он близко, нет и пяти миль. Раненый; может, без сознания, но живой. Ему тяжело дышать, — ей самой было трудно. — Нет, он не тонет, просто ребра сломаны.
     Капитан ушел в рубку. Матросы одобрительно заворчали, но никто и не подумал помочь ей, когда та потеряла сознание и стала медленно оседать на циновку под ногами. Хем Чандра подхватил ее, уложил, пощупал пульс. Неодобрительно покачал головой. Смочил платок в воде, утер ей лицо. Жестом показал остальным, чтобы не шумели. Добыл из ее мешка флакон с маслом, смазал обожженные пальцы жрички.
     Уходя, залил догорающую жаровню.
     Спать матросам уже не пришлось — Гурбачан, как старший из офицеров в трюме, выгнал всех наверх. Теперь на палубе требовалось как можно больше глаз.
     В рубке снова сидели двое — капитан и коммуналист.
     — Что слышно о ночных полетах у англичан? — Задаир Сингх решил сделать вид, что ссоры не было.
     — Ничем они не лучше нас, достопочтенный. Летают умеренно, видят мало. Слухи ходили, что они на палубы могут ночью без света приземляться, так все это лишь слухи, ничего такого они не могут. Когда они неделю назад Пандишери жгли, «Вайлдкэт» в десяти милях от берега, палубы светились. — Капитан удивленно и раздосадованно посмотрел на Хем Чандру, и тот объяснил: — Он меньше чем за полчаса все самолеты своей группы принял, наши просто подойти не успели.
     — Мне должны были сообщить информацию об освещенных палубах. Это важно.
     — Ваша правда, достопочтенный. Но вот не сообщили. Правда, есть у меня такая мысль, что ты слухи вполне расслышал, от своих соплеменников, только ждал подтверждения в моих словах.
     — Ошибочная мысль.
     — Пусть так, — легко согласился коммуналист.
     — Зато у нас ходят слухи об американской помощи.
     — Какой месяц подряд? — сыронизировал Хем Чандра.
     — Неужели все так плохо?
     — Ну зачем им, почтеннейший, лезть сквозь эскадры морской блокады, да еще перед этим переться мимо Сингапура через тот узкий пролив? Это значит потопить все, что сюда везешь, или, что еще обидней, отдать трофейным командам Гранд-Флита. Южнее? Австралийцам всяким нет никакого резона нас любить. Значит, чтобы довезти, надо драться, — Хем Чандра тяжело вздохнул. — Воевать сразу с Англией и Японией они не могут, а желтые уже давно на Филиппины зубы точат.
     — Но флот у них теперь...
     — Нет, почтеннейший, оставьте все эти рассуждения. Чтобы нам реально флотом помочь, или тем же китайцам на худой конец, придется с половиной мира воевать. А зачем им так бешено подставляться ради «бородатых ниггеров»?
     Капитан молча повернул штурвал. Они вышли в район поиска, и теперь надо было вдоль и поперек исчеркать этот квадрат белой кильватерной струей.
     Они искали долго и безрезультатно. Часа за три до рассвета Хем Чандра достал золотые «неяды», снятые им в смутное время с одного из разрубленных надвое англичан, и стал слушать, как они отбивают каждые четверть часа. Потом просто уставился на секундную стрелку.
     — Она могла и ошибиться, — не отрываясь от наглазника, пробормотал Задаир Сингх.
     — Она не ошибается, можешь мне поверить.
     Снова молчание.
     Матросы-наблюдатели несколько раз кричали и, вбегая в рубку, пытались показать, куда плыть, но всегда это оказывался либо выбеленный соленой водой плавник, либо просто волна.
     Когда из рубки выходил очередной неудачливый наблюдатель, коммуналист неслышно прошел за ним, оставив часы на сиденье.
     Капитан, хоть и не отрывался от наглазника, уже через несколько минут понял, что в рубке он остался один — сиденье больше не скрипело, будто Хем Чандра умудрился оставаться совершенно неподвижным.
     Капитан выругался себе под нос, дернул шнурок, и только появился второй помощник, бросился к выходу. Малый канатный ящик в трюме был открыт. Матросы молчали. Задаир Сингх побежал на крышу рубки.
     Коммуналист и жричка-девадаси втаскивали туда по трапу связанного человека. Тот был в полубессознательном состоянии.
     — Все-таки начал!
     — Достопочтенный Задаир Сингх, — даже сейчас на людях Хем Чандра умудрялся соблюдать приличия. — Неужто тебе жало этого бандита? Это тупой неудачник, грабивший и резавший людей в бедных кварталах. Руки ему держи!
     Последнее было сказано жричке.
     — А если мы найдем пилота прямо сейчас?
     — Хватит ожидания, капитан, мы домой уже и так опаздываем, а еще ничего не знаем.
     Девадаси сноровисто прикручивала руки человека к перилам.
     — Ну, ты, рыжий, — капитан, неожиданно для самого себя, сбился на публичные оскорбления.
     — Ха-ха, — засмеялся коммуналист. — Думаешь, я ублюдок? И мой папаша, какой-то ирландец, занюханный капралишка, побаловался с танцовщицей в бордельчике для младших чинов? Презираешь меня за это, думаешь, я, такой мерзавец, на любую подлость пойду?
     Он подмигнул. Уже было достаточно светло, чтобы разглядеть выражение лица.
     — А если наоборот? Какой-нибудь настырный индус обрюхатил дочку колониального чиновника, или даже не просто чиновника, а самого вице-короля? Ха-ха. Ведь это много почетнее. Не вице-король, понятно, а местное отцовство. Вообще все вдруг становится приличным, — он перешел на громкий шепот. — У самого Ганди, говорят, до сих пор в любовницах англичанка.
     — Он святой человек, а она секретарша. Они непорочно живут, — Задаир Сингх говорил, как думал. Над этой ситуацией многие смеялись, некоторые злобно шептались по углам. Официальная версия гласила, что Ганди в смуту поклялся спасти хотя бы одного англичанина.
     — Дурак! На других косишься, а сам по-христиански думать начал! Ну какое дело Шиве, сколько у святого человека английских любовниц?!
     Капитан начал злиться, но коммуналист еще выдыхал скороговоркой последние слова.
     — Ты вот Грантх Сахиб прочел, а может, и в Пураны заглядывал, и думаешь, что что-то знаешь о небесах, о богах? Да мы оба ничего о них не знаем, нам главное — верить в них, и тогда они обязательно откликнутся.
     Жричка поднесла к носу связанного человека пузырек с нашатырем. Тот резко вздохнул и, похоже, начал приходить в себя.
     — Ну ты баптист! — капитан так и не решился помешать обряду.
     — Нет, это ты баптист, — засмеялся Хем Чандра и достал кирпаном сердце жертвы. Только у кинжала вместо рукояти хвостовик был обмотан тряпьем.
     Человек закричал, умирая, а жричка положила свои ладони ему на голову и вытянулась как можно выше, чтобы увидеть весь океан вокруг себя. Вздохнула раз, другой, мелко затряслась, и ее пробила испарина.
     — Вон, вон Харкишен Сингх, — затейливо разукрашенный ноготь ее указательного пальца теперь упирался в еле заметную точку на волнах. Пока еще заметную только ей.
     — Развернуть корабль, взять курс! — капитан с мрачным видом отдал приказ и сам же прошел в рубку его исполнять. Еще в Кембридже он слышал объяснения подобных феноменов — нервная система умирающего была как бы телепатическим усилителем чувств жрички. Но рассуждать сейчас о всяких там научных экспериментах он не мог.
     Харкишена выловили меньше чем через полчаса, когда солнце уже выбралось из-за горизонта; сняли с обломка фюзеляжа. Он был почти без сознания, сломаны ребра, сильно обожжена левая рука. Пилота опустили на палубу, и корабельный врач сразу начал смазывать ожоги, которые от морской воды уже начали превращаться в язвы.
     — Кии, — захрипел пилот.
     — Что? — не понял Хем Чандра.
     — Муцу, тоза и кии, — пилот продолжал хрипеть. — И хосе, там был хосе.
     — Какой Хосе? При чем тут мексиканцы? Он что, бредит? — коммуналист посмотрел на врача.
     Капитан вдруг посерел, приказал готовить гидроплан к старту и почти что уволок Хем Чандру в рубку.
     — Справочник! Справочник!
     — Да в чем дело?
     — «Нагато», «Муцу», «Тоза», «Кии» — это, демоны их побери, дредноуты!!! Японские! А «Хосе» — это авианосец. Легкий авианосец, — капитан раскрыл книгу на страницах с профилями этих кораблей и теперь был готов засмеяться. — У нас тут может быть бой авианосных соединений…
     — Эвелина!! — закричал с крыши рубки дневной наблюдатель, и меньше чем через полминуты капитан и коммуналист уже были там.
     На весь корабль имелся только один бинокль, поэтому Хем Чандра вынужден был только щуриться в направлении, куда указывала ладонь наблюдателя.
     — Один палубный самолет, уходит, — подтвердил Задаир Сингх.
     — Может быть, нас не заметили?
     — Может быть, Хем Чандра, может быть. Раньше начала боя морзянку стучать не будем. Но все равно у нас очень мало времени.
     — Сажайте Харкишен Сингха на место второго пилота! — коммуналист прокричал приказ на палубу и оглянулся на удивленного капитана. — Я бы очень хотел, чтобы спаслась она, но Харкишен заслужил, да и он сможет вспомнить состав эскадры.
     — Хорошо, — кивнул капитан, — Саваркар! Почему еще не в кабине?! — он кричал на пилота, который только натягивал очки.
     По-хорошему для разведывательных и спасательных операций надо было иметь корабль, достаточно большой для установки нормальной самолетной катапульты. Тогда бы «Гаруду» поднимали в воздух в любую погоду, а не только как сейчас, почти в полный штиль. Однако солидное сооружение, двух десятков метров в длину, просто не умещалось на баркасе. Но «Курма» во многих смыслах был кораблем одноразовым. Так что сейчас «грузовое изделие мастерских Субхаса» готовилось крюком подцепить «Гаруду» и бережно опустить на поверхность моря.
     Харкишена перевязали на скорую руку, прикрутили ремнями к сиденью. «Курма» замедлил ход — странно было бы «ссаживать» самолет на полной скорости. Винты «Гаруды» превратились в полупрозрачные круги едва ли не раньше, чем поплавки коснулись волн. Он начал разгоняться, оставляя на воде два пенных следа. Наконец с невнятным хлопком маленький гидроплан поднялся в воздух. Поначалу клюнул носом, чуть не приводнился, но выровнялся и, не особо поднимаясь, поплелся в сторону берега.
     — Все лишнее — за борт!! — капитан повеселел. Свою главную работу в этом рейде он сделал, теперь надо было просто умудриться выжить.
     Матросы начали выкидывать с корабля всяческий хлам, однако кран разбирать не стали.
     — Пусть твоя... — Задаир Сингх так и не подобрал слов. — Вряд ли она сможет нас прикрыть, спрятать от наблюдателей, но пусть попытается. Я готов оказать ей полное содействие.
     — На твоем месте я бы не стал этого делать. Неизвестно, какую часть твоего тела она захочет принести в жертву, — засмеялся в ответ Хем Чандра.
     Девадаси осталась на крыше рубки, рядом с пулеметами.
     Задаир Сингх подумал, что все-таки не Шиве молится эта девчонка. Если бы Темный откликался на людские молитвы — из таких девадаси уже бы батальоны полного состава комплектовать начали.
     Они прошли в рубку. Заслонки с окон уже сняли. Рация была в полной готовности. На единственном сиденье устроился второй помощник, только что он выводил на клочках папиросной бумаги сообщение о возможном контакте с японским флотом. Не напрасно же они возили в трюме полдюжины голубей?
     — Как ты думаешь, эта эскадра сильно осложнит нам жизнь? — капитан задал вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
     — Так же как с Бельгией, — в тон ему ответил Хем Чандра. — Пограбить хочется всем, а как свой флаг в землю воткнут, да первые тысячи от нашей партизанщины лягут, так они и обратно засобираются. Мы можем выставить крор воинов, чего нам бояться на земле? Хотя почему Япония — не понимаю. Им что, китайцев не хватает?.. Слушай, а у тебя выпить есть?
     — Бритты могли заплатить. Бутылка за барометром.
     Хем Чандра сдвинул дощечку с прибором, понюхал содержимое бутыли, встряхнул ее и отпил глоток.
     — О, если Остин Чемберлен территорию отдал, какой-нибудь островок стратегический — то все совсем хорошо. Покрутятся узкоглазые, сделают вид, что воюют, и обратно к себе. Дураков нет.
     — А у нас, — вмешался в разговор второй помощник. — У нас есть шансы доплыть?
     Капитан хотел его одернуть, но коммуналист только похлопал второго помощника по плечу.
     — Не боись, Говинд Сингх, про «Курму» еще фильм снимут. Наш, индийский.