Cвое виденье декабристских альтернатив автор уже изложил в статье «И в декабре не каждый декабрист…» (сборник «Иду на мы!/Дранг нах…», М., «Яуза», 2009) — главным образом под маской «Антитеза». Однако тема поистине неисчерпаема. Так что попробуем хоть наспех очертить круг тех вопросов, которые наиболее популярны в среде любителей альтернативной истории. (Как изячно высказался один из участников полемики на форуме, «Кто спорит — сучьи дети декабристы были, но шанс на захват власти у них был, и весьма реальный».)
     Пункт первый: состояние, грядущая судьба и даже самый вопрос сохранения страны после гражданской войны и смуты, которая неизбежно возникнет, когда декабристы (по мнению многих альтисториков) «перегрызутся между собой» — Южане с Северянами, радикальные с умеренными, и т. д., и т. п. Тут еще возможна и конкуренция со стороны сильных лидеров не из декабристской тусовки (например, Ермолов, распоряжавшийся практически всеми военными ресурсами Кавказа): таким лидерам могут зело не понравиться «самозваные кандидаты в бонапартики» — хотя бы потому, что они, лидеры, с бОльшей охотой увидят в этой роли самих себя. В любом случае неизбежны крестьянские бунты, отложение Польши (возможно, с провозглашением королем не кого-нибудь из поляков, а цесаревича Константина)… Разумеется (разумеется ли?), возможна и иностранная интервенция, как западная, так и восточная: персы определенно в Азербайджан вторгнутся, да и Османская империя, даже с учетом ее тогдашних проблем, в конце концов подключится, пускай и не в середине 20-х, так лет через пять — российская смута, как считают сетевые альтернатившики, к тому времени едва ли утихнет. Но это уже отдельный пункт.
     По мнению большинства альтисториков, декабристы (по крайней мере, в узком понимании этого термина) у власти не удержатся. Вопрос в том, кто придет после них? Самодержавие восстановить уже не получится; значит, либо конституционная монархия, либо диктатура, а в конечном счете к власти надолго придет некая сильная личность (скорее типа того же Ермолова, чем Пестеля). Но что будет с Россией как таковой?
     Аляску, может быть, приберет к рукам если не Америка (у нее покамест руки коротки), то Британская Империя. Финляндию, видимо, приберет Швеция; возможны еще игры с «бартером», при которых Финляндия будет передана Дании в обмен на передачу Шлезвинга Пруссии. Это уже пошла заграничная политика — но давайте не будем спорить: для Финляндии все перечисленное куда лучше, чем российская власть. Польша почти наверняка останется независимой. В каких границах — опять-таки отдельный вопрос, но от галицийской проблемы, скорее всего, будет болеть голова не у австрияков с россиянами, а у поляков… о чем впоследствии многие наверняка подумают со смесью злорадства и облегчения.
     А на остальных российских просторах? Развитие ситуации по латиноамериканскому образцу, с подключением иностранных соседей, желающих поучаствовать уже не в интервенции как таковой, а в гражданской войне и, возможно, разделе страны? Кстати, не будем этих соседей так уж упрекать: когда Россия оказывалась в силах — она, в разные эпохи, без зазрения совести использовала аналогичный вариант (что против Речи Посполитой с Австро-Венгрией, что против Османской империи, что, впоследствии, против «колониальной системы империализма»). Но реально ли это? Во всяком случае, по такому сценарию, как видится иным из наиболее воинствующих альтисториков: независимые от основной России анклавы с разными режимами правления, но в сфере влияния той или иной чужой державы?
     (Чаще всего обсуждаются такие варианты: Сибирская республика вместе или порознь с опирающейся на Архангельск и Вологду Северной республикой — под патронатом Британии; Западные княжества — Прибалтика, Новгород, даже и Петербург — в зоне влияния Пруссии; простирающееся от Крыма на юге до Дона на востоке королевство Новая Россия — с доминирующей ролью Австрии; туркам в конечном итоге достанутся земли до Днестра. А вот в центре, совершенно обезлюдевшем и разоренном многолетней войной, — неподеленная Московская «империя» или, возможно, «республика», с чехардой властей, нестабильными границами, малыми силами и большими амбициями…)
     Со вкусом живописуя ужасы этого варианта, многие любители — точнее, НЕлюбители! — альтернативной истории с традиционалистским пафосом породняют декабристов и сторонников вообще каких бы то ни было реформ, а заодно всех, кто к 1825 г. хоть как-то смахивает на интеллигенцию; иногда и «малый народ» ухитряются сюда же приплести, хотя для аллюзий в стиле Шафаревича Россия 1825 г. совершенно не подходит. С точки зрения имперствующего альтернатившика (если не каждого, то слишком многих!) всё это — коллективный образ «либералов-дерьмократов», выродков-предателей-власовцев.
     Интересно, куда, по этой логике, следует отнести Пушкина, который на тот момент разделял не все, но многие взгляды декабристов — и лишь по счастливой случайности (хвала зайцам и попам!) не отправился в Сибирь, а то и на виселицу? Сам-то он считал для себя вполне вероятным именно виселичный исход …
     Для других альтернативщиков, склонных к менее скоропалительным выводам, длительный распад России на несколько государств представляется крайне маловероятным. Скорее всего Смута, ежели до нее в самом деле дойдет, завершится по образцу 1605—1618 гг. с возродившимся Российским государством в несколько урезанных границах на западе и юге (но, может быть, менее урезанных, чем то получилось по итогам ХХ в.!).
     На каких принципах будет основана эта новая Россия — судить трудно. Иногда предполагается, что воссоздадут ее «традиционалисты» типа Минина и Пожарского (допустимы, конечно, и иные варианты), которые попытаются построить новое государство по образцу Московской Руси — и будут вплоть до конца XIX в. вновь собирать потерянные русские земли, при благоприятных обстоятельствах не отказываясь, конечно, и от окрестных приобретений. Вообще, история России в этом варианте окажется сходной с историей не Латинской Америки, а Италии и Германии более-менее тех же десятилетий: борьба за объединение. Что ж: возможно, при таких обстоятельствах к концу ХХ в. не придется эти земли терять…
     Хотя как знать: ведь после 1917 г. сработал аналогичный сценарий «собирания» (вот только бедствия при этом были куда более неисчислимы, чем могло себе позволить предшествующее столетие) — а терять все равно пришлось…
     Кстати о «традиционалистах». Были такие и среди декабристов с примыкающими. Как ни смешно — сам Рылеев вместе с Кюхельбекером: последнему и «пятый пункт» не помешал! (Вообще, кабы не Бенкендорфы с Дубельтами да Дибичами — наверняка теперешние суперчерезпатриоты сочли бы «малым народом» русских немцев, свалив до купы Пестеля, Розена и Бригена с лицеистами самых разных убеждений, от того же Кюхельбекера до Дельвига с Данзасом.) Правда, они испытывали пиитический восторг не перед московским престолом, а перед новгородской вольницей — но реально это означало все ту же тягу к допетровской «идиллии». Сие, пожалуй, есть общий декабристский вектор: ведь даже в р-р-революционнейшем Южном обществе старшая степень посвящения именовалась «боярин» (а масонско-якобинское название «брат» предусматривалось лишь для самой низшей степени: «братья» мало сказать не имели права голоса при выработке решений — им вообще не полагалось знать о целях заговора)!
     А уж каким традиционалистом был Федор Глинка, еще один декабрист-литератор и, между прочим, «человек Милорадовича», что очень важно!! А уж Грибоедов-то, «человек Ермолова», всю жизнь выпячивавший свою наследственную принадлежность к допетровскому истеблишменту — примерно по той же схеме, как в послеперестроечное время это делал вельможный клан трижды гимнюков Советского Союза!!! Как-то сразу вдруг представилась картина, когда думный дьяк Александр Сергеевич Г. не токмо возглавляет Приказ иностранных дел, но такоже и стихотворными пиэсками в свободное время иногда балуется. Однако Александру Сергеевичу П., безродному негритянскому выскочке, в такой России дальше людской хода нет; не то что «допущенным к столику» госслужащим (а на четверть ставки и виршеписцам) из именитого боярского рода Михалко…
     Так или иначе — сравнение с крахом Испанской Империи по латиноамериканской схеме притянуто за уши. Во-первых, это «трансокеанская», а не «континентальная» модель распада. На евразийских просторах она не сработала уже во времена Пугачева, который сперва отчетливо сыграл на сепаратистских чувствах казаков и калмыков (в равной мере!) — но по-настоящему сумел заручиться их помощью лишь тогда, когда вместо опасной и ненадежной приманки «самостийности» посулил этим же кругам гораздо более сладкий и реалистический приз «привилегированного подданства». Вот так-то: успешный исход центробежной политики пугачевские сподвижники воспринимали как фантастику, предпочитая центростремительный мэйнстрим, для чего им надлежало всего-то навсего стать основной, «первозванной» силой, которая посадит государя-ампиратора Петра III на принадлежащий ему по праву столичный престол и уже тогда получит от него широчайшие и незыблемые привилеи, сделавшись первой среди неравных. Главное же — латиноамериканские события начала XIX в. являлись классической войной за независимость. «Гачупины»-испанцы были для креолов такими же иностранными угнетателями, как, например, англичане для американских колонистов: в обоих Америках образовались новые этносы, четко противопоставлявшие себя родительским (и, между прочим, друг другу: вспомним несостоявшееся объединение столь симпатизировавших друг другу вплоть до 1820-х гг. Северной и «Латинской» Америки, войну между уже чисто североамериканским Севером и Югом, уругвайско-парагвайско-чилийско-аргентинские «разборки»…). С Россией тут общего мало! Уж во всяком случае отделение Сибири или архангельско-вологодского севера — из области фантастики.
     Да, между прочим: воскрешение традиционалистской схемы а-ля 1618 г. возможно только если декабристы будут разгромлены быстро и наголову. В случае длительной, ожесточенной войны у сторонников «реставрации» даже в самом благоприятном случае не получится чистой победы: идеи их противников и последствия реформ, пускай даже поспешных и малоудачных, хотя бы частично уцелеют. Освобожденных (даже «по Никите Муравьеву», а не «по Пестелю») крестьян обратно к помещикам не вернешь никаким террором. Да ведь в ходе войны и армия, возможно, осознает себя как отдельную силу: со всеми вытекающими последствиями.
     В случае гибели Николая реального монархического знамени, под которым можно будет начать «крестовый поход» против декабристов, не останется. Александр II — мал и как бы не вполне легитимен; Константин, даже если он сохранит жизнь и свободу (из Польши так просто не выберешься!), — уже слишком решительно самоустранился, да и далеко он; Михаил — не фигура, недаром даже приближенные за глаза зовут его «рыжий Мишка»… А женское правление и нелегитимно (особенно если придется вести под этим знаменем народ!), и успело надоесть. Тем более что «царица-бабушка» Мария в 1825 г. опять-таки явно не самостоятельная фигура (да и показывать массам ее можно только молчащую: после первых же слов примут за иностранную самозванку — с таким жутким акцентом она говорит по-русски), реальная «царица-вдова» Елизавета — тоже далеко и при смерти, альтернативная же «царица-вдова» Александра запугана до нервного тика (даже в реале так получилось!), мало кому известна и непопулярна.
     (Между прочим — ну и подарок для Фоменко грядущих веков: не «альтернативка», а то, что случилось на самом деле! В России было только два царя по имени Николай, причем у обоих супруги, немецкие принцессы, носят имя Александра Федоровна, а имя наследника начинается с «Ал-». И царствование только этих двух императоров как-то связано с крупномасштабным военным восстанием, а оба их наследника по имени «Ал-» гибнут насильственной смертью от рук революционеров! Да разве можно в такое поверить?! Все равно что поверить, будто один-единственный Саддам Хусейн воевал с двумя разными американскими президентами по имени Джордж Буш и от обоих потерпел поражение!)
     А каковы шансы у кого-то из Романовых сыграть ключевую роль и вообще остаться в живых? Вот как выглядит фактическая сторона вопроса: семилетний Александр (еще не II) 14-го декабря оказался отделен от всех остальных членов царского семейства очень рано, еще утром, вскоре после того, как в ряде полков начались «непонятки» с присягой. Именно тогда, при первых признаках реализующегося бунта, Николай привез его в Преображенский полк и буквально сдал гвардейцам с рук на руки. Между прочим, чрезвычайно мудрый поступок: в результате Преображенский полк стал одной из ОЧЕНЬ немногих частей, на которые Николай мог положиться полностью. А ведь еще вчера преображенцы его в упор не видели, и даже после того, как их полковой командир (генерал Исленев) ночью в принципе их распропагандировал в пользу правительства, это было именно «в принципе». Не случайно Исленев оказался вынужден действовать фактически теми же методами, которыми действуют заговорщики: ему пришлось буквально подкупать своих солдат. Денег он им раздал не меньше, чем впоследствии С. Муравьев-Апостол — восставшим (тоже «в принципе») черниговцам.
     Как мы знаем, даже после этого черниговцы, сразу почуяв шаткость ситуации, выполняли приказы своего обожаемого командира весьма избирательно. А как бы слушались преображенцы гораздо менее обожаемого Исленева? Да еще — в критические минуты, когда вот прямо сейчас непонятно, кто есть царь и кто ты сам: опора престола — или бунтовщик, защищающий самозванца?!
     Но когда преображенцам торжественно доверили семилетнего наследника — у солдат резко переменилась самооценка, да и оценка происходящего: «Цесаревич — наш! Не отдадим!»
     Итак, первая развилка: если Каховский убьет Николая, как и предполагалось, сразу по выходу из дворца — то Александр-еще-не-II действительно будет проходить «в одном списке» с прочими родственниками; но тогда, значит, все прошло по плану Милорадовича (вместе с высшим генералитетом, каковой с ним почти поголовно «в доле»), который жив, авторитетен — и в выбранный им момент спокойно возьмет ситуацию под контроль. И будет тогда в России марионеточный царь-ребенок при формальном регентстве марионеточной царицы-бабушки ¬— и под реальной властью генеральской хунты. Той хунты, которая давеча обеспечила, по выражению одного из исследователей, «патовую ситуацию». Хунты, представляющей (и составляющей!) военное крыло правящего дворянского сословия, наивысший командный состав. Сам Милорадович (о, да!!!), его «зам» Бистром, Потапов, Воинов, Нейгардт… адмирал Сенявин…
     А декабристы как таковые? Кого-то из них хунта сделает «козлами отпущения», а кого-то, может, возьмет «в долю» на вторые-третьи роли. Особенно если нужно будет (а ведь нужно будет!) для вящей легитимности подключить Сенат. У кого там папа — сенатор? Так, смотрим: есть такие. Тот же Сергей Муравьев-Апостол (и Матвей, и Ипполит), Иван Пущин…
     Безусловно, Николая могли убить не только во время «первой развилки», но и позже, причем несколько раз. Однако тогда или все пойдет по тому же плану (если Милорадович уцелел) — или, если он тоже погиб, то судьба цесаревича окажется «отдельной» от всех прочих. Вот тогда его, с некой степенью вероятности, смогут вывести из столицы и как-то использовать в дальнейших событиях (преображенцы при этом станут как бы мятежной контрреволюционной частью, к которой точно примкнут лейб-саперы — и... похоже, мало кто еще). Но ТОЛЬКО его! Всех остальных Романовых бросят как балласт, не станут за ними в Зимний тащиться. А ведь и вправду балласт для роялистов (для восставших же — не бог весть какой утешительный приз): особы женского пола, слабого здоровья, частью пожилого возраста — и не имеющие прав на корону! Может, только Михаил, человек взрослый, спортивный и, главное, всё 14 декабря находящийся не во дворце, а в гуще событий (то верхом, то в санях) сумеет как-то где-то присоединиться к этим роялистским полкам, по пути отстреливаясь и меняя лошадей.
     Ну и что дальше? Где им отсиживаться, куда идти с маленьким ребенком посреди зимы: лютой, многоснежной?
     Так что, скорее всего, никуда не пойдут: останутся в столице и будут ждать, куда кривая вывезет. К их, наверно, большому удивлению, она, таки да, может вывезти в их пользу, причем довольно вскоре. Не через десять лет, а через десять часов: на следующее утро, когда будет достигнут приемлемый консенсус.
     Да ведь еще надо хорошо подумать, при каких это обстоятельствах могут погибнуть и Николай, и Милорадович (наверно, без него генеральский «путч олигархов» действительно распадется, как в реале). Ведь если царя убьют до выстрела по Милорадовичу — то и Милорадович под такой выстрел не подставится. Он мгновенно «сбросит маску», обрастет толпой конных адъютантов, после чего вместе с остальными «сбросившими маску» командирами (включая почти всех полковых начальников, да уж и большую часть декабристов!) тут же приступит к наведению порядка в своем понимании. И наверняка наведет: ведь исчезнет слишком мучительная для многих дилемма «За Николая или за Константина?»…
     Кто еще из Романовых, при успехе восстания в столице, неизбежно попадет в руки инсургентов? Вдова Александра I: она сейчас при гробе мужа, в Таганроге. Сразу же после его смерти 19 ноября как слегла, так фактически уже и не встала, с каждым днем тая, будто свеча. Свита явно не сможет ее куда-либо эвакуировать до первых оттепелей, чтобы не добить на месте. Ведь и «в реале» Елизавету Алексеевну не довезли живой до Петербурга, хотя тронулись в путь уже в мае.
     Из-за всего этого она не очень годится на роль марионеточной правительницы. Но «для затравки» — сойдет, тут даже забудут о неправомочности женского правления: лишь бы успеть растиражировать нужные указы, подписанные (а может быть, якобы подписанные) ее рукой.
     Вот такие дела. Приведем еще одну прямую цитату: «Граф Милорадович своими действиями практически подошел к тому рубежу (один Великий князь отстранен от власти, другой сам устранился), за которым впору вводить предусмотренное заговорщиками «временное верховное правление» (см. «Русскую Правду» П. И. Пестеля). На практике Милорадович — боевой генерал, патриот, любимец солдат — оказался большим «декабристом», чем члены всех тайных обществ вместе взятые…
     После гибели Милорадовича и, может быть, ценой его гибели (выстрелы заговорщиков снимали моральную ответственность с верных императору войск, давали веский довод для применения против них величайшего изобретения Наполеона I — картечного артиллерийского огня на улицах города) восстание было подавлено. Кризис власти разрешился, причем более благополучно для власти, чем предыдущие, в 1762-м и в 1801-м годах».
     Так что, признавая возможность успеха декабристского движения (пусть и «в широком смысле слова»), есть все основания усомниться в реальности Смуты. То-то и оно, что успех как раз и привел бы к некоему «сращению» с привычными стране формами власти. И вот в этих условиях, пожалуй, действительно можно было провести кое-какие реформы.
     Что, все вышесказанное противоречит известным планам декабристов, их конституционным замыслам и т. п.? Па-а-адумаешь, большое дело! ВСЕ глобальные планы государственного переустройства ВСЕГДА разительно отличаются от их дальнейшего воплощения. И у обоих Александров, «царей-реформаторов», это было, и у Николая (который отнюдь не сразу решил следовать консервативным курсом!), и у Петра, и у Наполеона… Да ведь и у тех же декабристов: когда дело доходило до реальных (в какой-то степени) попыток что-либо предпринять — эти попытки делались с весьма слабой оглядкой на собственные умозрительные замыслы предшествующих лет!
     Так что если говорить о реальных опасностях для России — то это скорее внешняя угроза, которая, буде некая смута (пускай и со строчной буквы) все-таки забушует, могла прийтись очень не ко времени.
     (Внесем за скобки — или, точнее, возьмем в скобки, — еще вот такую «мелкую» подробность: вообще-то тогдашняя Россия в глазах всех своих соседей, мягко говоря, не выглядела уязвимой и лакомой добычей. Настолько не выглядела, что вряд ли даже несколько лет гражданской смуты изменили бы ситуацию. А если бы в конце концов и изменили — это, помимо прочего, должно было крепко поуменьшить соблазнительность, лакомость предполагаемого пирога. Ведь каждый, кто возжелает к нему подступиться, должен был четко понимать: именно ему теперь надлежит улаживать неурядицы, столь страшные, что с ними не справилась прежняя российская власть.
     Много ли найдется охотников?)
     Вообще, каковы на тот момент главные внешние опасности? Иран — да, но это опасность локальная. Турция — все-таки под очень большим вопросом: даже если «декабристская» Россия откажется оказать помощь восставшим грекам (а если наоборот — окажет ее уже в 1826?!), а без нее этого не сделает и Англия, то все равно турки вряд ли справятся с греческим бунтом ранее 1829 г. И сразу после этого заведомо возьмут некий тайм-аут годика на три как минимум. А единственные из европейских «потенциальных интервентов» — разве что те же англичане (в принципе), но чего ради?! И много ли они в тех конкретных условиях навоюют? В самом крайнем случае — некие действия в пользу Польши и Прибалтики (может быть, «вопреки» даже не России, но Пруссии), но сохранили ли мы эти территории «в реале»?
     Германии как таковой еще нет. Пруссия? Но ей заведомо не хватит сил (да и желания!) отторгать и поддерживать на плаву «западные княжества» (Прибалтика, Новгород, а особенно Петербург!!!)…
     Может быть, Австрия? Делать ей больше нечего, кроме как вкладывать людские и денежные ресурсы в королевство «Новая Россия»! И без того революция в России станет детонатором бомбы, уничтожившей Священный Союз: тут больше всех именно Австрия и пострадает, у Габсбургов заполыхают сразу три костра (Италия, Венгрия и Галиция), где уж тут о новых территориях думать. Да и вообще, хотя традиции панславистской пропаганды рисуют Двуединую монархию свирепым претендентом на мировое господство, а также извечным врагом южных и западных славян (соответственно и России как их «естественного покровителя»), это крайне однобокий взгляд. Австро-Венгрия достаточно давно поняла, что ей совсем не нужна непомерно удлинившаяся граница с Россией и тем более новые территории с избыточным славянским населением. Тут и тех, что есть, уже более чем достаточно (особенно если учесть позицию венгров, крайне опасающихся раствориться в славянском море!). Если бывают приличные государства имперского типа, то габсбургская Австрия (отчасти вопреки Венгрии) — как раз кандидат в таковые. А уж если вспомнить, что после ее уничтожения начало твориться в Центральной Европе…
     Польша, стремящаяся не просто освободиться, даже не только вернуться к «дораздельным» границам, но и удовлетворить за счет России дополнительные аппетиты? Тяжеленько ей будет: за такое придется воевать самим, не пошлет Британия, при всем сочувствии, свои войска... Но в этом случае уж на Правобережье-то полякам ничего не светит, даже если придется иметь дело главным образом с бунтующими крестьянами, а не регулярными войсками.
     (Тут у альтисториков завязалась дискуссия, в которой для Польши были намечены два исхода. Первый — при возникновении хаоса в России русская Польша оказывается просто поделена между Пруссией и Австрией. Второй — Польше международными усилиями разрешат, даже помогут восстановить государственность, но только на условиях, которые ей с большим или меньшим успехом навязывали еще в XVIII в. То есть неопасные границы, неопасное и стабильное государственное устройство: сейм, на который можно влиять, ограниченный в полномочиях король… торговые гарантии и гарантии прав диссидентов… маленькая армия…)
     Так что даже при самом пиковом раскладе для России не видно гибельных потерь и сильно урезанных границ. Далеко не обязательно удастся сохранить Финляндию, но стоит ли по этому поводу так уж сокрушаться: «Зачем нам, поручик, чужая земля?». Может быть, уйдет в чужие руки территория нынешней Белоруссии, да и Западная Украина станет не российской (положа руку на желчный пузырь: кто скажет, что для России это плохо?!). Еще будет потерян Азербайджан, в самом худшем случае — Бессарабия тоже. Плюс Кавказская война временно застопорится.
     Тут как бы все не получилось совсем наоборот: уж не станет ли декабристская Россия соблазном, а то и откровенной грозой всего окрестного мира? Ряд любителей альтернативной истории обсуждают эту тему мало сказать без страха — но и с откровенным воодушевлением. Мол, глядишь и Калифорнию с Гавайями колонизируем, спасем Турцию от Австрии (это Восточный вопрос повернулся другим боком), да и вообще в Европе аналог 1848 года наступит раньше как минимум на десять лет, что автоматически вызывает гибель Австрийской империи (ну как же без этого!)... Вдобавок происходит резкая активизация республиканцев по всей Европе; вероятно, ускоряется объединение Германии и Италии (а не наоборот ли? Во всяком случае, с Германией?). Совсем иначе пойдет история Франции. Ну и, конечно, настолько изменится баланс сил в мире, что ни о какой «Крымской войне» не придется говорить (с другой стороны — поди угадай, о чем придется говорить вместо нее!). А уж если мы сумеем уложить свою гражданскую войну в срок не долее двух-трех лет, да еще вскоре крестьян освободим (не совсем ясно, что там будет с крестьянскими наделами и с помещичьим землевладением, но в принципе вопрос можно решить), то этак с 1835—1840 гг. следует (следует ли?) ожидать серьезного промышленного подъема с волной колонизации Сибири, присоединением Средней Азии и т. д. Вероятно (вероятно ли?) также, что «железнодорожный бум» начнется не в 70-е гг. XIX в., а уже в конце 50-х.
     Что об этом можно сказать… Если бы «декабристская Россия» образовалась на политической платформе Южного общества, то учтем: оно было склонно повоевать с Австрией и Пруссией (да уж и с Турцией)! Конечно, геополитический расклад и отдаленно не близок к I мировой, но все же… Весьма возможно, что в результате единая Германия как раз и не возникла бы! Или получила бы принципиально иной облик, кстати, гораздо менее поддающийся «фашизации»: если Пруссия, общипанная, лишившаяся весомой части т.н. «пястовских земель» и последующих приобретений, не станет центрообразующей силой, то придется эту роль играть Австрии. Может быть, уже перебросившей со своих плеч на российские или польские часть особо проблемного балласта вроде Галичины.
     Калифорния и Гавайские Острова — это, безусловно, из разряда мытья сапог в Индийском океане (да, если Россия два века подряд станет тратить на это все свои силы и средства, то русский солдат в конце концов действительно будет именно там мыть сапоги… китайскому сержанту…). А вот Аляску вполне можно и удержать: эта задача решаема не в «океаническом», но в «континентальном» пространстве. Более того: из стартовой позиции 1825 г. ее вообще гораздо легче удержать, чем упустить! Тут как раз и вспомним, что Рылеев (сколь это ни противоречит его революционно-поэтическому имиджу) являлся крупным и талантливым бизнесменом, причем основные его интересы были связаны с Русско-Американской компанией…
     Насчет экономических и пр. успехов — тоже гадательно. Если не углубляться в совсем уж альтернативные дебри, ситуацию можно просчитать примерно в том же ключе, что ранее было сделано с политикой: шансы на успех имеются, но лишь если путь «декабристской России» сохранит достаточное сходство с традиционным…
     Правда, реформы действительно можно бы провести чуток лучше. И промышленность (не только железнодорожную) начать развивать раньше: не слишком намного, этак на десятилетие. Совсем не фантастика!
     Короче говоря, к 1850—1860-м гг. мир мог заметно отличаться от того, который мы знаем. Хотя не рискнем предсказывать, в какую сторону…
    
     Ура? Где «ура»?!
     Комментарий Андрея Валентинова
    
    
     Придумали, братцы, бояришка думу крепкую:
     «Кому, братцы, из нас да государем быть,
     Государем быть да акитантом слыть?
     Государем-то быть князю Вильянскому,
     Акитантом слыть князю Волконскому».
    
    
     Могу лишь согласиться с высказанными положениями и даже их усугубить.
     Публикация вполне невинного и весьма «умеренно-альтернативного» эссе «И в декабре не каждый декабрист…» вызвала, среди прочего, яростное попискивание сетевых «кандидатов в кандидаты», за хилыми плечами которых ясно обозначился мрачный контур-фантом покойной Пиковой Дамы. Академик Нечкина поистине бессмертна в своих байстрюках! Но в отличие от Милицы Васильевны, которая была крупным и неординарным ученым, эта публика мелка до невозможности. Дразнить таких очень приятно и весело. Посему еще раз замечу: все нынешние «байстрючьи» публикации по декабристам не стоят книги Брюханова «Заговор графа Милорадовича», который по крайней мере не боится выйти из-под академического подола и назвать кошку — кошкой. Спорить с интернет-знатоками не имеет смысла, посему лишь констатирую:
     1. Успех декабристского восстания в Санкт-Петербурге был, конечно же, возможен. Более того, пару раз восставшие стояли на грани победы.
     2. Вместе с тем решение задачи «номер раз» — физического устранения Николая Павловича (без этого победы быть не могло) — немедленно бы заставило действовать реальных хозяев ситуации, прежде всего военных и близких к ним «политиков». Жив или нет останется Милорадович, не столь принципиально. Перед лицом реальной угрозы государству неизбежно объединились бы лица весьма разных политических взглядов.
     3. Несколько сот продрогших до костей «победителей», сгрудившихся возле Медного Всадника, были бы поставлены перед дилеммой: согласиться на предлагаемые условия — или погибнуть так же, как и в реальной истории. Великий князь Михаил наводил бы пушки не с меньшим тщанием. Погибни и он — нашли бы иного. Силы гарнизона превышали восставших во много раз, а боевых марсианских треножников в резерве у Рылеева и Оболенского не имелось. Чудес не бывает.
     4. Почва для компромисса очевидна. У России в каком-то смысле уже был император — Константин Первый. Пришедшие к власти в Петербурге (условно — Правление) первое время имели полную возможность действовать от его имени. Представителей восставших в Правление, без сомнения, включили бы — но не более того, и голос их едва ли был бы решающим. Причина опять-таки очевидна — количество «козырей» на руках. У Рылеева и Оболенского — всего полтора полка, такое и на совещательный голос не тянет. В руках Правления оказались бы Столица, вся семья Романовых (кроме Константина и умирающей Елизаветы) и прочие Сенаты с Синодами. «У кого Ратуша — у того и власть»…
     5. Правление имело бы возможность провести любую комбинацию. Наиболее очевидная — дождаться официального и привселюдного отречения Контантина, после чего провозгласить императором Александра II при формальном регентстве его бабушки. Закон был бы соблюден, и никаких «смут» сие бы не вызвало.
     6. В принципе Правление вполне могло бы пойти на освобождение крестьян, взяв за основу любой из лежавших в запасе планов. В любом случае это было бы «прусское» освобождение, то есть, по сути, без земли. Возможно и предоставление независимости Польши (в границах Царства Польского): хотя бы ради того, чтобы выдернуть табуретку из-под Константина. Всякие «косметические» мелочи типа созыва какого-нибудь Собора ни на что бы не повлияли.
     7. Ясное дело, что никаких Пестелей в Правлении не окажется, да и о республике никто вслух не заговаривал бы. Декабристское меньшинство потихоньку пробивало бы «констутицию Муравьева», а правящее большинство уступало бы в мелочах, не соглашаясь на принципиальные изменения (вроде деления России на «штаты»).
     8. Вот, собственно, и все перспективы. Никакой гражданской войны и смуты не предвиделось. Все повиновались бы начальникам своим — и солдаты, и чиновники. Попытки бунта (крестьяне, поляки и, возможно, «гайдамаки» по Льву Вершинину) были бы задавлены очень быстро. Державы иноземные, подождав немного, осведомились бы у Правления о принципах будущей внешней политики, получили бы удовлетворительный ответ — и все вернулось бы на круги своя.
     9. В этой перспективе сомнение может вызвать лишь появление Правления, то есть группы влиятельных генералов и вельмож, которые «в реале» весь день 14 декабря отсиживались и отмалчивались. Но именно днем им появляться было еще рано: «грязная работа» не сделана. Зато к вечеру… Даже если предварительного сговора не было (что очень сомнительно), самый факт, что «император убит, кто-то о новой свободе на площадях говорит», заставил бы вздыбить шерсть и военных, и статских волков. Не отдавать же власть какому-то, извините, «диктатору Оболенскому»!
     10. Вариант же с восстанием Черниговского полка (после поражения на севере) был провальным с самого начала. Кое-кто видит «альтернативу» в поднятии некоего «народного восстания» (вероятно, имеется в виду желание солдатиков разгромить окрестные «шинки»). Такое не стоит даже обсуждать. Вариант же с присоединением иных частей и вовсе маловероятен. Много ли найдется недоумков, желающих пострадать за уже проигранное дело?
     Общий вывод: победа декабристов не привела бы к немедленным «глобальным» изменениям российской истории. В самом крайнем варианте мы получили бы некий пакет весьма консервативных реформ, которые определенно не дотягивали бы до «Великих реформ» реального Александра II. Но после этого проводить их (реформы образца 1860-х) было бы значительно легче; значит, конфликт второй половины XIX века между «обществом» и властью не стал бы столь глубоким. В оптимальном варианте могло бы обойтись без 1 марта и последующего скатывания в 1917-й. А вот это уже и вправду глобально. Следовательно, о поражении декабристов в принципе стоит пожалеть…
     Автор этих комментариев не высказал ни одной оригинальной мысли, а лишь пересказал простыми и доступными словами положения прекрасно известной любому историку старой монографии (Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России. — М., 1986), с основными выводами которой он совершенно согласен.