Сегодняшний день должен был стать для меня праздником... Один день в октябре, и неважно, какой именно?
     Чужая кровь разгоняет по телу приятное тепло. Мышцы еще плохо подчиняются мне, но улыбка неуверенно растягивает губы. Теперь я выгляжу почти как человек. Мне нравится.
     Я выжму из этих суток все, что смогу.
    
     Золотой, холодный и звонкий осенний день прошел необыкновенно быстро и, по сути, был почти никому не нужен – все ждали вечера. Синее, твердое как хрусталь, небо сменилось глубокими фиолетовыми сумерками, и в темноте вспыхнули зубастые оранжевые ухмылки тыкв. Зомби, вампиры, привидения и оборотни безнаказанно и безбоязненно бродили по улицам.
     Ветер со свистом носился по улицам и хлопал дверями, не давая говорить «Сладость или…»
     Но сладости все равно сыпались полными горстями, отмеряя время праздника точнее, чем стрелки часов. Когда запасы конфет истощились, на место сумерек пришла терпеливо ожидающая своего часа ночь.
     Кто-то продолжил праздник в тесных коробках клубов, где энергия танца спрессовывалась как ядерный заряд, ритмично билась музыка, и куклы-висельники вздрагивали и раскачивались над вспотевшими макушками. Пластиковые кости стучали на черной ткани костюмов, искусственные клыки растягивали напомаженные губы в улыбке, а густо подведенные глаза под ушами или рогами на обруче сияли собственным огнем и вдохновением праздника.
     Но в захудалом окраинном баре «Улитка» о Дне Всех Святых напоминали только десяток резиновых летучих мышей, вяло свисавших с потолка, названия коктейлей на грифельной доске, и еще изрядно побитый череп такой халтурной работы, что он смахивал скорее на обезьяний, чем на человеческий. Посетителей было немного – трое футбольных фанатов, которые решили вначале досмотреть матч в привычной обстановке, а потом уже присоединиться к празднику, и молодой, белокожий и полноватый блондин в довольно элегантном сером костюме, который слегка топорщился на нем, выдавая совсем новую, необжитую и необмятую вещь.
     Несмотря на то что эта мелкая офисная рыбка абсолютно не сочеталась с пивной атмосферой бара, подобные типы появлялись в «Улитке» довольно часто. Аккурат через дорогу от бара расположился небольшой мотель, достаточно дешевый и чистый для того, чтобы компании средней руки бронировали в нем номера для сотрудников; так что в «Улитку» регулярно наведывались клерки, которые не могли придумать способа получше скоротать вечер до отъезда.
     Матч закончился, и фанаты, бурно выражая свою радость от победы, вышли и растворились в ночи. Через две-три минуты их место заняла стайка милых студенточек-ведьм. Клерк регулярно посматривал в их сторону, но ответного взгляда так и не дождался. Ведьмочки ушли, оставив на высоких бокалах следы густо-черной и пронзительно алой помады, а также один расплывчатый номер на салфетке, предназначенной бармену…
     Бармен довольно улыбнулся и сменил диск. Из колонок полился вибрирующий гипнотический голос соул-певицы, которая рассказывала о вещах, которые стоит сделать перед смертью. Клерк дочитал газету и вытащил из портфеля книгу с большой заглавной «Р» на обложке. Он заказал к ней кофе по-турецки и пил его очень медленно, полузакрыв глаза и смакуя каждый глоток. Очевидно, ему очень не хотелось возвращаться в безликий номер мотеля, а на визит в ночной клуб и попытку отчаянного знакомства на одну ночь парню не хватало куража.
     И тут дверь бара распахнулись, и вошла она.
     Короткое черное платье с вышитыми алыми маками, полные красные губы и напудренная бледность не оставляли сомнений в том, кого она изображает. Здесь не требовалось подсказок в виде дешевых клыков или нарисованных фломастером капель крови – их вполне заменил рубиновый кулон на изящной белой шее. Накидка из выкрашенного в темно-красный цвет меха не скрывала очертаний точеной фигуры, и высокие сапоги того же оттенка плотно облегали стройные и сильные, как у танцовщицы, ноги.
     Она двигалась с текучей экономной грацией – будто бы неторопливо, но очень быстро, и, когда она оказалась у стойки, закаленное, упругое, как теннисный мячик сердце бармена вдруг пропустило удар.
     Глаза у нее оказались черными, чернильно-черными, зрачок не отличить от радужки, а веки на белом лице – покрасневшими и припухшими, словно от многодневной бессонницы.
     Бармен попытался завязать разговор, включив обаяние на полную мощность, но прежде безотказный набор комплиментов и шуток сейчас почему-то не сработал.
     Ее взгляд на мгновение вспыхнул интересом, но тут же потускнел, и бармену даже почудилась неприязнь в ее глухом и тихом голосе. Пока он (очень медленно) готовил глинтвейн, девушка рассеянно рассматривала зал, отвечая ему только равнодушными «да-нет». Наконец она бережно взяла полный до краев бокал и, цокая каблучками, уверенно направилась к единственному занятому столику.
     Клерк растерянно поднял взгляд и кивнул, указывая на свободное место напротив. Близость такой красавицы явно смущала его, сбивала с толку, и он даже попытался снова погрузиться в книгу, - но почему-то именно с ним девушка была явно не прочь пообщаться. Ее вопросы вкупе с улыбками быстро пробили его оборону. Парень захлопнул книгу, а затем сдвинул свою чашку, ее бокал и пепельницу на край стола, чтобы между ним и красавицей не осталось никаких барьеров.
     Бармен сердито прикрутил медоточивый голос певицы до шепота, пытаясь расслышать их беседу.
     Говорил в основном клерк, на глазах раздуваясь от ее внимания и возбужденно повышая голос. Бармен видел, что его полнокровный затылок с легкой складкой у шеи весь покрылся каплями пота.
     «Очень крупная компания… большая ответственность, работа адская, выходных считай что нет…»
     Ну конечно, вперед и дави на жалость, других вариантов у тебя все равно нет.
     «Работаю в охране…»
     Героически сражаешься с вирусами и следишь, чтобы работнички не лазили по порносайтам?
     Ну почему, почему ты не осталась у стойки, чем он тебе понравился?
     «Так неудачно… чувствую себя постоянно не в своей шкуре», – ныл клерк, и было ясно, что дальше он будет рассказывать об уведенных из-под носа выгодных сделках, коварных коллегах, тупом начальстве и собственных недооцененных талантах… Бармен все это слышал уже не раз, и всегда почти одними и теми самыми словами.
     Как он вообще может говорить о себе, когда она рядом? Идиот, безнадежный идиот, я бы на его месте…
     Он просто не понимал, чем этот блондинчик мог привлечь ее внимание. К тому же, красавица и его почти не слушала – она смотрела куда-то поверх головы, а на губах застыла рассеянная улыбка. Бармен смотрел, как девушка запускает тонкие белые пальцы в пышную гриву, процеживая длинные волнистые пряди между пальцами, и вдруг ему подумалось, что это не волосы, а сети….
     Про себя она не рассказывала почти ничего, только один раз до бармен услышал короткий ответ :«я сбежала…»
     А клерк все продолжал свой скулеж. «Такой день… я сглупил… весь испорчен… почему? Да кругом одни монстры, слишком похоже на работу».
     Но красавица расхохоталась, словно услышав самую смешную шутку в мире, а он… эта офисная крыска… он медленно протянул руку к ее лицу, вытащил из прически длинную шелковистую прядку и сделал глубокий вдох, безобразно раздув ноздри. На мгновение она словно бы смутилась, а затем ее глаза засияли ее ярче, и после нескольких приглушенных фраз они вдвоем поднялись из-за стола.
     Она уходит! Что ей сказать, как остановить? Как избавиться от этого придурка? Вывести бы его во двор и дать такого пинка, чтобы он через ограду перелетел…
     Бармен машинально назвал сумму, машинально отсчитал сдачу, а все, что он хотел сказать, тугим комком застряло в горле.
     Он услышал еще один обрывок фразы… «а потом в парк аттракционов», – и этого было достаточно, чтобы внутри шевельнулась ядовитая змея. Чертово колесо, ветер в лицо, огни внизу и ночь совсем рядом… Или «Полет на Марс», каждым взмахом выживающий у своих пассажиров вопли радостного ужаса… Или комната страха, руки тесно сцеплены, сердце колотится…
     Ну почему сейчас в баре пусто? Хоть бы один придурок, который бы попытался с ней познакомиться… Тот же Счастливчик Дэн, он ведь совсем чокнутый… А тут я, достаю биту из-за стойки, вышвыриваю Счастливчика вон…а этот слизняк уже сбежал… Черт, ну что за невезение!
     Бармен сжал кулаки, глядя на то, как они уходят, чувствуя, как внутри закипает гнев; но тут в «Улитку» ввалилась хохочущая толпа разнообразной нечисти, и волей-неволей бармену пришлось отвлечься от ярости, зависти, ревности и чувства, что он проиграл в казино миллион, даже не сделав ставки.
     Еще очень долго он потом вспоминал «хэллоуинскую красотку» и жалел, что не бросил бар ко всем чертям, не догнал, не угостил блондинчика прямым в челюсть…
    
     ***
     … Будильник надрывался из всех своих механических сил, то утихая, то заводя свою укоризненную песню снова, но ворох из простыней и одеял оставался неподвижен.
     С края постели безжизненно свисала белая рука.
     Небольшая спальня была оформлена в бледно-голубом и белом цвете. Ковер густого винно-красного цвета сначала казался удачным дизайнерским решением. Затем привыкший к полумраку глаз мог различить на бордовом фоне более темное пятно, складывающееся в очертания человеческой фигуры, и неровную белую линию у края ковра….
     Тяжелые темно-синие портьеры выгибались и вздрагивали, пытаясь противостоять напору холодного воздуха из приоткрытого окна.
     Всю комнату пропитал запах пота, соли, меди и мускуса.
     И наконец в аккомпанемент скрипучих воплей будильника вплелся тихий жалобный стон. Рука дрогнула, пальцы сжались и снова бессильно разжались…
     Через пять минут будильник завопил снова. И снова. И снова…
     Рука поднялась и вслепую хлопнула по кнопке звонка, свалив будильник вниз, на пол. Затем раздался еще один стон, более громкий, ком на постели зашевелился, и оттуда показалась всклокоченная темноволосая голова.
     Взгляд девушки непонимающе пропутешествовал от разорванного платья с маками на полу до синяков на запястьях и к зеркалу у изголовья кровати. Девушка вздрогнула и попыталась расчесать шевелюру пальцами. Дернув за пряди раз-другой, она вспомнила, почему завела будильник в день законного студенческого отдыха. Сегодня ведь первая репетиция их мюзикла! Майкл будет недоволен, если она опоздает… Майкл… талантливый красавчик Майкл… губы, к которым присосалась эта пустышка Гловер, руки, беззастенчиво хватающие ее задницу в суперобтягивающих джинсах… Что она делала потом? Сбежала с вечеринки, захлебываясь слезами… Бар «Кости»… еще один… симпатичный бармен, но он был так похож на Майка… а потом…
     Внезапно она ощутила острую потребность в кофе. Тройной эспрессо поможет ей прийти в себя и вспомнить, что было дальше. Она опустила ноги на пол и вздрогнула, ощутив вместо теплого ворса ковра что-то холодное и вязкое.
     Она медленно перевела взгляд вниз и нахмурилась, пытаясь хоть что-то понять. К ее пятке прилип кусок грубо отшлифованного черного стекла в форме чешуйки, а вся ступня оказалась выпачкана чем-то темно-красным, с непонятными слизистыми клочьями…
     Прежде чем ее затошнило, девушка заметила придавленный будильником лист бумаги с несколькими летящими наискось строчками. Почерк был прекрасным. Буквально каллиграфическим. Всего несколько строчек.
     «Милая, ты лучший мой день за последнюю сотню лет. В следующем году я снова приду в тот бар, хоть и не верю, что мы увидимся снова. Чудо неповторимо. Я бы очень хотел побыть с тобой хоть на минуту дольше, но тогда я тебя точно съем. И прости за беспорядок, я оставил здесь свою шкурку»
     Она взглянула на письмо…на кожу, еще сохраняющую грубое подобие человеческого тела, только плоскую и вывернутую наизнанку… На распахнутое окно…
     Сюжет, это прекрасный сюжет, – вот первое, что она подумала, упорные занятия на литературных курсах не прошли даром. Шок, ужас и отвращение пришли только секунду спустя.