Глава 13
    
     Франция, 2006
    
     Я дико устала. От этих фантастических прыжков на столетия назад и обратно. От массы впечатлений. Но, самое главное, от неизвестности и безрезультатности. У меня ос-тавалось все меньше дней, а шар, словно издеваясь, продолжал загадочно булькать, сообщая мне тем самым о продолжении странствий.
     Я ломала голову - где и когда произошло то роковое собы-тие, вогнавшее в страх нашу семью? Все те приключения в прошлом, где я уже побывала, мало соответствовали моим представлениям о преследованиях злого рока и, кроме того, далеки были от истины - в нашем роду не наблюдалось вы-ходцев из России и, насколько я знаю, никто особенно не стремился уйти от мирских соблазнов в монастырь.
     Получается, я должна была найти ту, от которой впоследствии образовались будущие поколения, так сказать, мои потомки.
     Тогда почему шар забрасывает меня в те воплощения, которые к моим потомкам данной семьи не просто не имеют никакого отношения, а еще больше запутывают?
     Я задумчиво перебирала трофеи – крестик, листочек с автографом, лоскут от сорочки Жюстин - не подозревая, что в них разгадка.
     Неожиданно пришла мысль – если я тащу с собой сувени-ры из прошлого в мое, пока грустное, настоящее, так, наверное, возможна и обратная процедура? А не взять ли мне в следующее путешествие, ну, например, газовый балончик. Мало ли что меня поджидает там! Я не была уве-рена, что "таможня" меня пропустит, но попробовать стоило.
     Пора было снова собираться в путь. Время поджимало.
     Куда на этот раз?
    
    
    
     Глава 14
    
     Испания, 1449
    
     Я играла с самодельной куклой, скрученной из лоскута мешковины, из того же материала приделала ручки и нож-ки. Углем нарисовала лицо. Получилось даже очень непло-хо. Но я затруднялась с именем, поэтому это была просто Кукла.
     - Карла! Где ты опять, дрянная девчонка?
     Значит, здесь я Карла.
     Но как я ненавидела этот голос. Спрятав куклу под кро-вать, выбежала из комнаты.
     - Перебери овощи, - женщина лет сорока с тусклым незапоминающимся лицом и с выбившимися из-под чепца неопрятными седеющими волосами, указала на огромную корзину, доверху наполненную овощами.
     Я привычно уселась на пол возле нее и занялась делом, не забывая поглядывать вокруг.
     Довольно просторную комнату с узкими окнами-бойницами приспособили под подсобное помещение для хранения продуктов и их обработки, о чем говорили вы-строенные у стен корзины всех мастей с овощами, фруктами и зеленью. В бочках лениво плавала уже засы-пающая рыба. На большом квадратном столе у окна ждали своего часа круглые аппетитные сыры.
     В центре у длинного разделочного стола чистил рыбу прыщеватый подросток с нечесанными длинными волоса-ми, постоянно спадавшими ему на лоб, что его ужасно раздражало – он взбрыкивал головой, словно отгоняющая мух лошадь.
     Я поймала его взгляд. Неприкрыто вожделенно-облизывающийся. Это еще что за новости! Я нахмурилась.
     - Карла, помоги мне, - девушка с милым кукольным личиком, чуть подпорченному разноцветными глазами -один голубой, другой карий - пыталась приподнять бадью с водой.
     Я нехотя поднялась, почему-то уверенная в какой-то ка-верзе с ее стороны, что немедленно и последовало.
     Она же, как бы не удержав бадью, выпустила ее, и я, лишившись поддержки с обратной стороны, чуть не уронила ее себе на ноги. И расплескавшаяся вода замочила мне весь передник.
     - Господи, ну как можно быть такой неуклюжей, - вос-кликнула девушка, насмешливо подбоченившись.
     Я не знаю, как среагировала Карла в свое время, но я, Валери, не стерпела подобного выпада. Мало того, что мне чуть не отбили ноги, так еще и заработала "комплимент", совершенно не соответствующий действительности.
     Я, взглянув на нее кристально-чистым, без подвоха взглядом, нарочито громко парировала:
     - Я рада, что спальня герцога помогает тебе быть более уклюжей.
     Откуда я это взяла, понятия не имею.
     Воцарилась мертвая тишина.
     Уличенная, видимо, до этого известными всем, но замалчиваемыми сведениями, девушка задохнулась от возмущения и готова уже была, судя по воинствующей стойке, ринуться на меня, но тут ее остановил чей-то властный и резкий голос, раздавшийся с порога:
     - Розита, оставь ее.
     Я обернулась.
     Проем двери заслонил высокий, крупный мужчина в от-тороченном серебристым мехом плаще.
     Опершись о косяк и сложив руки на груди, он ощупывал меня взглядом с ног до головы, щурясь из-под тяжелых век. Будто приценивался.
     А это еще кто? Да уж, не скучно жилось моей Карле.
     - Это что, новенькая? – голос смягчился.
     Розита, отступив, переводила взбешенный взгляд с него на меня. Ее раскрасневшееся лицо с закушенной губой яснее ясного говорило, что она пытается подавить в себе не одно чувство ко мне, связанное с желанием отправить меня в ад.
     Все присутствующие, включая полноватого мужчину, все это время точившего в углу многочисленные ножи, с почтением приветствовали вошедшего.
     - Как давно она у нас? – он не отрывал взгляд от меня.
     - С Успения Богородицы, - поспешно ответила женщина с тусклым лицом.
     - Сегодня она обслужит герцога за ужином... вместо Рози-ты, - и, повернувшись, вышел.
     Та растерянно смотрела ему вслед, а я, ничего не понимая, принялась за оставленные вразброс овощи.
     - Я убью тебя, гадина, - прошипели у меня за спиной.
     Не надо было обладать дедуктивными способностями, чтобы догадаться, что это Розита.
    
    
    
     Глава 15
    
     В голове сразу щелкнуло - может, это оно? То самое проклятье. Но, с другой стороны, что я такого страшного сделала, чтобы все последующие поколения моей семьи расплачивались за это. Поставила на место разгневанную подружку герцога? Мелковато.
     Скоропалительное решение неизвестного дядьки, в одну минуту определившего мою судьбу, в корне изменило от-ношение ко мне присутствующих.
     Прыщавый юноша старательно избегал на меня смотреть. Женщина в чепце заискивающе заулыбалась, от чего мне стало ужасно неловко. Розита, явно, отошла на десятый план.
     Если это все-таки именно та ситуация, которую я должна была исправить, то в чем состояло исправление? Я ничего не понимала. Пока не понимала.
     Не отвлекаясь от овощей, я мысленно недоумевала, когда услышала ненавистный голос за спиной, но на этот раз без покровительственных ноток, а, скорей, наоборот. Ищущего покровительство:
     - Ты… оставь это. Иди-ка, займись собой.
     Я удивленно подняла голову. Женщина в чепце, вытирая руки передником, кивком головы указала на дверь.
     - Но у меня еще полно работы, - посмела я ей возразить, хотя я бы и минуты здесь не осталась, если бы не мои братья мал мала меньше.
     - Иди, тебе говорят. Когда надо будет, я позову тебя, - она отвернулась, бросив как бы невзначай, - и не забудь надеть свое лучшее платье.
     Ситуация разворачивалась странным образом для Карлы, но не для меня. В отличие от нее, еще не выросшей из подросткового возраста, я, конечно разобралась, к чему клонил утративший стыд приспешник герцога - заменить Розиту. И не только на ужине. Брошенная мной фраза о спальне герцога по иронии судьбы прилепилась теперь напрямую ко мне.
     Я поднялась и, отряхивая юбку, направилась к двери. Оглянувшись уже на выходе, встретилась со взглядом Ро-зиты, полным ненависти. Не хватало мне еще стать сопер-ницей смазливой служанки. На самом деле, к ней я не ис-пытывала ничего, кроме жалости. И, неожиданно для себя, подмигнула ей. Мол, ничего, выкрутимся.
     Через пару часов, приодетая, в мантилье с черепаховым гребнем – подарок матери – я была готова предстать пред светлыми очами герцога, как десерт к обильному ужину.
     Газовый балончик, благополучно пропущенный на границе времен и предусмотрительно припрятанный под подушкой, перекочевал в карман простенького, стального цвета платья. В другом кармане удобно устроилась Кукла. Она внушала почему-то чувство безопасности.
     Мне вручили огромное блюдо с паэльей, которое я должна была внести в покои моего хозяина и предполагаемого лю-бовника. Сердце сжималось от жалости и к Карле. Я-то зна-ла, как поступлю, а эта девочка, которой я когда-то была, наверняка, выполнила данное ей "поручение".
     Коридор, освещенный вставленными в специальные уг-лубления факелами, упаковали трофеями герцога-охотника – огромная голова кабана с хищно приподнятой верхней губой, ощерившаяся пасть волка, рога многочисленных оленей. Вот бы где потрудиться Обществу защиты живот-ных.
     У громадного зала, где трапезничал мой повелитель, я задержалась, чтобы подпитать решительность и напомнить себе, Валери Патрисии Анне, о цели пребывания здесь.
     Ну, что же, с Богом!
     Гости герцога, уже достаточно подогретые местными го-рячительными напитками, шумно, как и положено в состоянии повышенной возбудимости в данных обстоятельствах и без разницы к текущему веку, увлеклись междусобойчиком, не обращая на меня никакого внимания.
     И я уже засобиралась под шумок поднести блюдо к засто-лью, когда вынуждена была покрепче за него же и ухва-титься, дабы не уронить, сраженная узнаванием.
     Я была здесь! Когда-то, будучи студенткой. Определенно, это было здесь. Я узнала этот замок и этот зал по камину, размерами сродни небольшой студии в Латинском кварта-ле. Но тогда он удивил меня не габаритами, а высеченными по краям головами монстров. Что-то среднее между "чу-жим" в одноименном фильме и Фредди Крюгером. Так я в Валенсии.
     А владелец камина, получается, тот самый герцог?...
     А та легенда, рассказанная мне одной из жительниц со-седней деревушки, вовсе и не легенда?
    
    
    
     Глава 16
    
     Когда-то, никто тебе, доченька, и не скажет, когда, в этом замке жил герцог – Хуан Мария де ла Родригес. Гово-рят, был он так красив, что затмевал красотой солнце днем и месяц ночью. Но и жесток. Чуть что не по его, казнил...
    
     Сеньора Бланка, нагнетая адреналин, выдержала продолжительную паузу в леденящей кровь истории. Удовлетворившись произведенным эффектом, она продолжила.
    
     Но не этим запомнился он на многие годы. А своей рас-пущенностью и безнаказанностью.
     Не пропускал ни одной юбки. Но, и юбки за ним ходили стаями, если уж по правде. А теперь, представь, голубушка, юную неопытную девочку, которая проводит ночь с герцо-гом, а потом, на следующее утро, ее выбрасывают за ворота замка.
     Говорят, многие из них потом или сошли с ума – уж не знаю, что такое вытворял там этот герцог, но девчонки выходили оттуда уже другими, ну..., поломанными, что ли – или ушли из жизни по своей воле.
     Так вот...
    
     Бланка вытянула ноги, устроившись поудобнее на низеньком стульчике.
    
     Однажды, заприметил герцог очередную жертву, четырнадцатилетнюю служанку. Сказочно красивую, говорят.
     Ну, а если заприметил, так это, считай, дело сделано. Затащил в свою спальню, и что ты думаешь? Стражники пришли, как всегда, утром за девочкой, а дверь-то им никто не открывает. Стучали они, стучали, и решили дверь-то взломать...
     Бланка пересказывала легенду, как и положено, с интонациями сказочницы – и после этой фразы она хитро улыбнулась, чтобы дать мне возможность предугадать продолжение.
    
     Ворвались они в герцогскую спальню, и ...
    
     Она сделала большие глаза, сыграв стражника.
    
     … увидели хозяина в одном исподнем. Он забился в угол, и никакие силы не могли его оттуда вытащить.
     С ума сошел, бедолага!
    
     В ее голосе звучало торжество.
    
     А девочку ту...
    
     Бланка понизила голос до шепота.
    
     ... так и не нашли.
     Вот и знай, что там случилось – поговаривают, ведьмой та девчонка была.
    
    
    
     Глава 17
    
     Стряхнув оцепенение, я деревянно (потрясение не по-щадило нервную систему) двинулась к возглавляющему пиршество невообразимо красивому мужчине лет сорока (Бланка не отступила от истины) в увешанном драгоцен-ными камнями колете с золотыми пуговицами. Видимо, этого ему показалось мало, и он украсил себя еще и толстой золотой цепью с огромным круглым медальоном. Без со-мнения, тоже золотым.
     Герцог активно участвовал в застольной беседе, не забывая отрывать зубами истекающие жиром куски мяса от ножки зажаренного кабанчика, едва виднеющегося под обильно засыпавшей его зеленью.
     Кто-то, вероятно, сквозь винные пары все-таки разглядел новоприбывшую, поделившись информацией с собутыль-никами, от чего гул голосов и звон серебряных кубков по-степенно затих. Меня заметили. И, наконец, разговоры почти сошли на нет.
     Мужчина с цепью забросил наполовину обглоданную ножку несчастного кабанчика, сравнив, видимо, не в пользу последнего видимые невооруженным глазом мои преиму-щества. А таких глаз я никогда не видела. Это факт. Ог-ромные, пронзительно-черные, с щиплющей душу поволокой, опушенные такими длинными густыми ресницами, что им позавидовала бы любая голливудская дива. Прямой изящный нос с изысканно очерченными ноздрями. Картину дополняли призывно изгибающиеся чувственные губы, в данный момент лоснящиеся от жира кабанчика.
     Он онемел, уставившись на меня. Я, не скрою, тоже.
     Так мы и разглядывали друг друга, пока тот самый незнакомец в плаще, посетивший нашу подсобку, откашлявшись, не произнес:
     - Хуан, Розита сегодня приболела.
     Тот машинально перевел на него глаза и тут же вернулся к моим.
     Меня же напоминание об отведенной мне роли взбодрило. И, надо сказать, вовремя. Влюбиться в этот образчик мужской красоты дело пары секунд. Вдвойне посочувство-вала Розите.
     Уставившись на блюдо с паэльей, кстати, достаточно тя-желое, я приблизилась к столу. Туда, где восседал герцог.
     Он, забыв об участниках многолюдного собрания, не упускающих ни одной подробности из забавной сценки обоюдного обольщения, поспешно подхватил блюдо, как бы нечаянно коснувшись моих пальцев. Проказник.
     Смутившись, я заставила себя покраснеть, что у меня, видимо, получилось вполне правдоподобно, поскольку ошалелый герцог, когда я уже развернулась уйти, остановил меня тихим, приятным голосом, куда вплелись и нотки едва сдерживаемого желания:
     - Подожди.
     Он улыбался:
     - Возьми, - и протянул мне кисть винограда, - ешь.
     Предложение отведать лопающиеся от янтарного сока ягоды прозвучало как приказ. Нападает. Знал бы на кого, и чем ему это грозит. Придется подыграть.
     Я намеренно лениво перебирала виноградины, перебегая пальчиками с одной на другую, выбрав, наконец, самую крупную. Хуан аж облизнулся. Не на ягоду.
     Будто нехотя поднесла ее к губам, не торопясь надкусить.
     Он даже подался чуть вперед, чтобы мимо не прошел ни один пунктик из священодействия подбирающейся к лаком-ству соблазнительной простушки. Что мне, собственно, и нужно.
     Достаточно было едва царапнуть зубками тонкую про-зрачную кожицу ягоды, чтобы брызнувший сладко-приторный сок оросил приоткрытые губы медовыми ка-пельками, что еще более разгорячило до нужной точки кипения пресыщенное рутиной воображение герцога.
     Я поднажала еще чуть-чуть - наблюдая за ним доверчиво чистым взглядом, без намека на тайные козни, аккуратно и о-очень медленно язычком собрала с губ виноградный нек-тар.
     Сбитый с проторенной дорожки "ухаживания" и раззадоренный эротическими манипуляциями герцог до неприличия громко вдруг лязгнул зубами, рефлекторно повторив то же движение, что и я, но забыв об отсутствии у него во рту продукта, к коему приложились бы его зубы, чтобы смягчить лязг.
     Я знаю, что месть нехорошое средство обучения правилам поведения, но судьба бедной Карлы мне, по известным причинам, была гораздо ближе, нежели предстоящие стра-дания похотливого сладострастного насильника.
     Прикончив виноградину, я потянулась за следующей порцией, но герцогу уже не терпелось. Резко поднявшись, он объявил:
     - Ужин продолжайте без меня. Я должен отдохнуть перед завтрашней охотой.
     Он кивнул мужчине в плаще и, не глядя на меня, удалился. Мне ничего не оставалось как положить виноградную кисть обратно в чашу с фруктами и отправиться восвояси. Проигравшей я себя не чувствовала. Наоборот. Что доказал уже знакомый голос, догнавший меня у входа в тот самый коридор с мертвым зверинцем:
     - Направо, красавица. Я провожу тебя, а то еще заблу-дишься.
     Мужчина в плаще галантно предложил мне руку.
     Если бы месяц назад мне кто-нибудь сказал, что меня ждет карьера фаворитки герцога, и не где-нибудь, а в Испании пятнадцатого века, я бы решила, по меньшей мере, что этот кто-то страдает не просто шизофренией, а самой ее сложной неизличимой формой.
     Но вот я иду по средневековому замку с человеком, след которого давно простыл на земле, туда, где меня жаждет не кто-нибудь, а красавчик герцог, воспылавший ко мне пагубной страстью.
     Я усмехнулась про себя - будет о чем писать мемуары, если... доживу.
     Наконец, мы подошли к спальне герцога. Мужчина в плаще отступил на шаг, преграждая путь назад. Я, якобы беспомощно, оглянулась на него, ища поддержки. Он же гротексно изогнулся в поклоне, головой чуть ли не подтал-кивая меня вперед.
     Ну, сами виноваты. Я решительно толкнула тяжелую дверь.
     Посмотрим, что там за страсть.
    
    
    
     Глава 18
    
     Кровать, гордо вздымающаяся в центре спальни - единственный предмет мебели в этой завешанной гобеле-нами и портретами комнате - компенсировала отсутствие еще каких-либо бытовых "аксессуаров" совершенно не-объятными размерами и роскошью. Это было поистине королевское ложе со струящимся балдахином, с бельем из тончайшего полотна, с разбросанными во множестве подушками, вышитыми нитками с позолотой.
     На ступеньках, бегущих к возвышению, небрежно раскинулась шкура какого-то животного, кажется, волка. На ней и возлежал заждавшийся меня герцог.
     Нащупав за спиной запримеченную щеколду, задвинула ее, чтобы никто не мешал воспитательному процессу, я с интересом рассматривала вальяжно развалившегося секс символа здешней округи.
     Явно, существовал повторяющийся с незначительными изменениями сценарий соблазнения им невинных девушек. Видимо, согласно этому сценарию, я должна быть очень напугана и слезно умолять герцога отпустить меня. Но – я сбросила маску.
     Приняв позу возмущенной матроны, выдала ему такую тираду, что герцог, определенно, не привыкший к подобному развороту событий, буквально на глазах менял милость на гнев.
     - Что ждем? Ты что тут разлегся? Привык к горизонтали? Тебя этикету учили? Дама перед ним стоит, а он, видите ли, к ней позой притомившегося странника. Не рановато ли? Видела бы тебя сейчас тетушка Полин! Она бы вправила тебе мозги. Ну-ка, быстренько встал и отвесил поклон даме.
     Хуан облизнул пересохшие губы и, онемев, медленно приподнялся.
     Я не скажу, что мне не было страшно. Кто его знает, может, у него где-то припрятан кинжал на всякий случай? И мой случай как раз этот?
     Нащупав балончик, я неотвратимо на него надвигалась:
     - Тебе лет-то сколько? Может, хватит молоденьких-то щупать? Как у вас тут с законом о совращении малолетних? Управы на тебя нет. И здесь, видно, коррупция.
     Герцог судорожно сглотнул, и его неотразимое лицо исказила такая гримаса, что звериная выставка, представленная в коридорах замка как знак его доблести, оставлена была далеко позади.
     Под моим неутомимым натиском он отступил на шаг, едва не споткнувшись о ступеньку, что, видимо, и привело его в чувство:
     - Молча-ать! – заорал потерпевший, покраснев от натуги, - Ты что... ? Ты полоумная?
     Он рванулся к подушке.
     Ну, вот, кажется, и кинжал. Я похвалила себя за предусмотрительность. Балончик пригодился.
     - Экспертиза покажет, кто из нас полоумный, - я несла чушь, лишь бы потянуть время.
     Шар держит меня какое-то строго определенное время в ситуации прошлого, и по моим подсчетам оно вот-вот должно было закончиться. Может, поэтому я и расхрабри-лась? Сколько веревочке не виться… . Правда, до сих пор не совсем было понятно, зачем я здесь.
     Балончик приятно холодил ладонь.
     - Мирно разбежаться не хочешь? О тебе пекусь.
     Я читала на его лице страх, удивление, поражение, что и толкнуло его, вероятно, на крайность. Он бросился на меня, замахнувшись коротким, с узким лезвием кинжалом.
     Я в долгу не осталась. Струя газа, брызнувшая ему в лицо, заставила его завертеться на месте волчком. Рыча и подвы-вая, он остервенело тер немедленно заслезившиеся от не-стерпимой боли глаза. Мне даже стало его жаль, но по-мочь… . Быстренько нашла отмазку - времени почти не ос-талось.
     Я подбежала к окну, единственному здесь. Зарешечено. С той стороны.
     Неудачливый искуситель, размазывая слезы в надежде избавиться от застилающей глаза режущей пелены орал так, что его, конечно же, услышали.
     За дверью гремело многоголосье, заклинившееся в основном на имени герцога.
     Прижавшись к окну, я лихорадочно искала выход. Если они ворвутся сюда, балончика на всех не хватит.
     Дверь, сдерживаемая щеколдой, затрещала под мощными ударами. Господи, что же это такое! Я заметалась по комнате. Что там себе думает шар? Вот тут я по-настоящему испугалась. Почему-то в голову ни разу не приходила мысль, что в какую-то из вылазок в прошлое есть реальная опасность в нем и остаться. Я не предусмотрела такую веро-ятность.
     Подобрав край шикарного покрывала, застелившего и пол у кровати, с облегчением обнаружила, что могу протиснуться в щель между ней и полом. Что я и сделала, собрав по дороге всю пыль, наверное, годами там копившуюся. Боясь вдохнуть слишком глубоко, чтобы не оказаться упакованной пылью еще и изнутри, я притаилась, с волнением ожидая завершения спектакля, разыгравшегося не по плану дона Хуана.
     Дверь треснула, и в спальню ввалилась немалочисленная толпа, окружившая несчастного герцога, переживающего весьма плачевное состояние и выскуливающего одну и ту же фразу:
     - Ведьма! Она выжгла мне глаза. Где она? Ведьма…, ведьма… . Искать! Черт возьми!
     А потом начались поиски меня. И поскольку искать осо-бенно было негде, то не одна пара ног направилась прями-ком в сторону кровати, где я уже не могла сдержаться и разразилась непрекращающимся чихом...
    
    
    
     Глава 19
    
     Франция, 2006
    
     …благополучно завершившемуся у меня дома, в Париже, поскольку, благодаря тщательной уборке тетушки Полин, дом благоухал и сверкал чистотой, то есть, пыль отсутствовала здесь как таковая…
     В дверь кто-то настойчиво стучал. Я, еще пребывая под впечатлением от общения с герцогом, на минуточку решила, что, возвращаясь, прихватила с собой и всю свою средневековую компанию, общение с которой доставило мне столько волнительных минут.
     Поняв, наконец, что мне ничто не угрожает, я чуть раздвинула оконные шторы подсмотреть, кто же за ними.
     Мадлен. Неожиданно ужасно обрадовалась ее приходу. Мое добровольное заточение становилось небезопасным. Последние события, когда шар заставил меня запаниковать из-за, как мне показалось, задержки во времени Карлы, требовали задуматься. И подруга появилась как нельзя кстати.
     - Заходи, дорогая, - я распахнула перед ней дверь.
     Мадлен, изящная, с ленивой грацией пантеры, в свои сорок лет многих вводила в заблуждение относительно ее возрастного ценза благодаря утонченно-нежным чертам ли-ца и великолепно подтянутой фигуре, несмотря на то, что она уже дважды мама.
     Перешагнув порог дома, она, с любопытством оглядев меня, высказалась, как всегда чуть растягивая слова:
     - Этот наряд тебе очень идет. Новая коллекция от Cop Copine? C испанским колоритом?
     - Ты о чем?
     Надо же так свыкнуться с Карлой, что не сообразила переодеться – ее выходное платье, собрав всю средневековую пылюку под кроватью обиженного судьбой герцога, уже годилось, ну, лишь для реквизита захудалого театра. Мантилья сдвинулась набок, и гребень еле держался на растрепанных волосах. Интересно, до сих пор я все атрибуты моих странствий оставляла там, где им и положено было быть. Что же случилось в этот раз? Почему мне позволили захватить все это с собой? А как же Карла? В чем она-то осталась? Неужели...?
     Мадлен прервала мои размышления:
     - Ты куда-то собираешься? На какую-то вечеринку?
     Она двумя пальчиками сняла с меня прилипший комочек пыли пятисотлетней давности:
     - А это откуда? – и, аккуратно опустив его на комод, отошла в сторону и критически меня осмотрела, сделав вывод, - все бы ничего, но такое впечатление, что одев все это, ты занялась генеральной уборкой во всех подвалах Парижа и его окрестностях. Ты в порядке?
     И, действительно, пребывание под кроватью герцога вполне можно было бы назвать генеральной уборкой, но в одном, локально взятом месте.
     - Мадлен, мне нужно тебе что-то рассказать. Пойдем, сидя безопаснее. Заодно сварю кофе, - я повела ее за собой на кухню.
     Подруга, успев по дороге задать еще не один вопрос, включая – "почему безопаснее?" - с удовольствием устроилась за столом в самой уютной части моего дома, выполненной в старо-французском деревенском стиле.
     У нас с Мадлен давний стаж подруг. Она когда-то наме-тила посетить Израиль и, обратившись в нашу фирму, заполучила сопровождающей меня. Иврит я знала довольно сносно, что, несомненно, повлияло на решение Эмиля. И мое желание, конечно, тоже.
     Для меня эта страна оставалась загадкой, которую я так до конца и не смогла разгадать. Да и не только я. Где бы мы ни бродили, будь то окутанный древностью Старый Город в Иерусалиме, или набережная Яффо, пропахшая рыбой и водорослями, или неожиданно аристократические закоулки южного Тель-Авива – везде витал призрак чуда. Непереда-ваемое ощущение.
     Разлив кофе по чашечкам, я, чтобы переодеться, на время покинула заинтригованную Мадлен, согласившуюся подождать ровно пять минут и не больше.
     Стаскивая тесноватое платье (девочке-то было пятна-дцать, и, хотя я по комплекции недалеко ушла от ее три-дцать четвертого размера, тем не менее, чувствовала себя в нем не совсем комфортно), нащупала что-то в кармане. Бог мой! Кукла! Подозрение, возникшее у меня прежде, все более подкреплялось.
     Не иначе, я забрала с собой Карлу! То есть саму себя, спасая от опасности.
     - Лер! Где ты застряла? – Мадлен нервничала.
     Я быстро натянула джинсы, топик. Мысли лихорадочно прыгали. Где в таком случае моя одежда, в которой я заснула? Или я не засыпаю, а, действительно, перекочевываю в прошлые жизни, исчезая в этой?
     Подбежав к заветной кушетке, не поверила своим глазам - шорты и голубой блузон, бывшие на мне перед историей с герцогом, смятые и небрежно брошеные, никуда не пропали.
     Я их пощупала, даже понюхала. Нет, это мои вещи.
     Невероятно, но я, кажется, на самом деле материализовалась там. Скорее всего тогда, когда пряталась под кроватью (платье ведь до того не жало).
     И утащила саму себя, а заодно и Карлу, в мое настоящее. Вот уж точно, бедолага герцог! Мало того, что строптивая служанка изувечила его неизвестным миру оружием, так еще и потерялась в запертой комнате. Какой же шок он ис-пытал!
     Я не меньший. Натурально побывать черт его где. Как? Может, это связано с тем, что уж очень я запаниковала из-за шара, "забывшего" обо мне? И, кто его знает, может, саккумулировалась какая-то энергия, пришедшая мне на помощь?
     Мысль работала дальше.
     Почему это не случилось в Равенсбрюке? И тут же нашла ответ - потому что потеряла сознание. Что это значит? Очень просто – в стрессовой ситуации стараться изо всех сил держать себя в руках. И тогда… . Дальше я просто по-боялась додумать.
     Шар подкидывал все новые загадки.
    
    
    
     Глава 20
    
     За что я люблю Мадлен, так это за ее рассудительность. Выслушав явный бред, она не бросилась названивать в службу спасения, хотя на ее лице отразилось все, что она обо мне думала - страх за мое здравомыслие, восхищение моей неуемной фантазией, отчаяние от запоздалого опо-знания душевной болезни,, зревшей во мне по видимому уже давно, судя по несущимся мистическим вывертам.
     Но под напором продемонстрированных сувениров из прошлых времен Мадлен вдруг успокоилась, признавшись в диагностической ошибке, и немедленно взяла "быка за рога" :
     - Невероятно! - заключила она, - столько возможностей для самореализации!
     Вот она – женская логика в чистом виде. "Memento mori"* отступило на второй план.
     - Да уж, - я рассмеялась, - если для этого тебе дано всего лишь от пятнадцати до двадцати часов. Правда, при этом неизвестно – а, вернешься ли ты вообще? Вот в этом случае времени для самореализации хоть отбавляй.
     - Покажи шар, - Мадлен рвалась в бой.
     - Пойдем!
     Он мирно светился на столе.
    
     *Помни о смерти (лат.)
     - Не приближайся! – предостерегла я ее, - а то потом неизвестно, где тебя вылавливать.
     - Потрясающе! – и тут она спохватилась, - а, зачем ты мне все это рассказала? Я могу чем-то помочь?
     - Да, можешь, - я отдернула штору окна. Люблю парижскую осень. Тихая как подрагивающие искорки в затухающем костре, - ... к моему возвращению – это можно вычислить – ты должна быть здесь. Что происходит в мо-мент перехода – я не знаю. Или я остаюсь здесь, или... нет. Но, в любом случае, понаблюдай за шаром. Издалека. Близко не подходи. Если время истечет, а я... останусь там, может что-то тебе подскажет, что надо делать. И если си-туация будет безвыходная, и я все равно не появлюсь к на-значенному времени, ты летишь в Брашов. Найдешь ту цыганку. А уж она-то, я думаю, знает что делать.
     Мадлен притихла. Мне показалось, что на этот раз она прониклась всей сложностью ситуации.
     Я объяснила ей как найти цыганку.
     - Так, сейчас 18.40. Ровно в 20.00 я телепортируюсь. Значит, приблизительно к обеду завтрашнего дня вернусь обратно. Постарайся быть здесь. Только помни – к шару не подходить. В руки не брать. Не страшно?
     - Да нет, - натянуто улыбнулась Мадлен. Желание само-реализоваться где-нибудь во временах Калигулы пропало.
     - А сейчас пойдем-ка перекусим что-нибудь по-быстрому. У меня нет времени. Осталось всего пять дней.
     Мы сообразили яичницу-глазунью. Мадлен нарезала пару салатов, исподтишка поглядывая на меня.
     Поужинав, я приняла душ, и, улегшись на кушетке, настроилась на путешествие.
     Мадлен стояла поодаль, наверное, все-таки, до конца не веря в происходящее.
     Я уже не увидела, как она перекрестила меня.
    
     Глава 21
    
     Германия, 1140
    
     - Что будем делать? – герцогиня Гертруда, возглавившая наше маленькое собрание, скрестила руки на груди. Абсо-лютно спокойная, будто она решала, сколько и какую птицу доставить к столу сегодня к обеду.
     Я поражалась ее хладнокровию. Наши мужья, баланси-рующие на грани жизни и смерти, нуждались в срочной помощи или хотя бы в чашке бульона, о которой оставалось только мечтать. Продукты закончились дня два назад. Три оставшиеся черствые лепешки мы поделили на маленькие кусочки и, смачивая в воде, кормили ими раненых.
     - Шарлотта, - услышала я за спиной шепот. Кто-то слегка дернул меня за рукав когда-то одного из самых дорогих мо-их платьев, вышитому тонкими золотыми проволочками по темно-зеленому бархату и давно потерявшему за дни зато-чения свой необыкновенно изумрудный оттенок.
     Я обернулась. Эльза, одна из первых красавиц Вайнсберга, с темными кругами под глазами, похудевшая, но сохранившая, не смотря ни на что, лучистый взгляд серо-голубых глаз, протягивала мне что-то, завернутое в ее гербовый платок.
     - Это от меня и... Гейдриха, - пояснила она.
     Я недоуменно взглянула на нее. Гейдрих, ее муж, уже едва дышал, держась только благодаря Эльзе.
     - Возьмите, мне это уже не нужно, - только сейчас я заметила следы от слез на ее когда-то мраморной, а сейчас бледно-желтой коже, не видевшей солнца уже несколько недель.
     Приняв сверток, откинула ткань. Блеснули многоцветьем драгоценные камни.
     - Я останусь с ним, - она застывшим взглядом уставилась куда-то мимо меня, мимо всех собравшихся здесь на совет женщин, составлявших цвет теперь уже поверженного го-рода.
     - Что случилось, Эльза, дорогая? – я уже догадалась. И, хотя, я, Валери, никогда не видела Гейдриха, как и саму Эльзу, и до недавнего времени, а, точнее, десять минут назад и понятия не имела об их существовании, прочувствовала ее боль и страх перед тем, к чему она себя готовила.
     Она опустила голову и, встав, молча вышла, не ответив на прозвучавший вслед вопрос:
     - Эльза, куда вы? – Гертруда выпрямилась, пытаясь остановить ее, но я, расправив платок, положила на середину стола драгоценности.
     Все было понятно без слов.
     Статная властная Гертруда вдруг поникла и, помолчав, обвела нас взглядом.
     Каждый реверс в прошлое был для меня полной неожи-данностью, но я была несказанно удивлена, что красивая баллада, услышанная в студенческие годы в Сорбонне о Вайнсбергских женах, и к содержанию которой я тогда от-неслась довольно скептически, не была выдумкой романтически настроенного неизвестного готического поэта.
     Но если бы только это. Я, как одно из действующих лиц этой душещипательной истории! Это было слишком даже для моего богатого воображения.
     - Я предлагаю... , - герцогиня вновь замолчала, обдумывая фантастическое решение, пришедшее ей в голову.
     Я знала, что она сейчас скажет. И, безусловно, согласилась с ней, как и присутствующие здесь дамы:
     - Эбба, сведущая более всех из нас в промывании ран и их залечивании практически без каких-то вспомогательных средств,
     - Диана, самая юная, но, пожалуй, самая стойкая – никто не видел и слезинки в ее широко распахнутых карих глазах,
     - Кэтрин, тихая, незаметная, но достаточно ей было просто укоризненно посмотреть, хотелось тут же немедленно про-валиться сквозь землю – столько чистоты и неподдельной искренности таилось в этом взгляде,
     - Анна... ,
     - Абигайль...
     Все мы - пленницы короля Конрада, неожиданно про-явившего "сердобольность" и позволившего нам, женщинам, беспрепятственно выйти из поверженной крепости. Более того, он снизошел даже до того, что разрешил нам захватить с собой то, что мы посчитаем для себя самым дорогим.
     Нашим же израненым мужьям была уготована другая участь, и не надо было быть особенно догадливой, чтобы понять, что их ждет.
     Наконец, Гертруда решилась.
     - Шарлотта, что ценно для вас, и без чего вы не сможете прожить?
     Я, не раздумывая, ответила:
     - Альфред.
     Мой муж был в более сносном состоянии по сравнению с остальными. Но и он потерял много крови и был очень слаб.
     - Диана?
     - Фридрих.
     - Эбба?
     - Генрих.
     Опросив всех, Гертруда поднялась:
     - Ну, что же, Бог нам в помощь.
    
    
    
     Глава 22
    
     Эльза, сидя на ледяном полу рядом с Гейдрихом, гладила его безжизненную руку.
     Я тихонько положила возле нее сверток с драгоценностя-ми.
     Она все поняла и благодарно на меня посмотрела уже почти ослепшими от слез глазами.
     Ее решение вынести мертвого мужа, не оставив тело на поругание солдатам Конрада, всеми воспринялось как само собой разумеющееся.
     Я вернулась к Альфреду. Он полусидел, прислонившись к стене этого огромного зала, предназначенного ранее, до вторжения Конрада, для празднеств, а сейчас мрачного и темного.
     Об особенностях исполнения пожелания короля наши мужья еще не знали. Нам, мне, во всяком случае, предстояло еще уговорить Альфреда на вынос его отсюда на моих хрупких плечах. Ведь ценнее и дороже у меня ничего и ни-кого не было!
     Я погладила его жесткие, спутавшиеся волосы. Он приоткрыл глаза, слабо улыбнулся и сделал движение поднести мою руку к своим губам, но я опередила его, опустившись рядом на колени и прижав его голову к груди.
     - Альфред, - прошептала я, - мне нужно сообщить вам очень важную новость. Нет, нет, не перебивайте меня, - я накрыла его губы ладонью и заторопилась, - наш мучитель дал нам ночь на размышление. Он готов освободить меня, вашу жену, как и всех остальных женщин.
     Мой муж поцеловал мою ладонь:
     - Благородный поступок, - он едва шевелил потрескавшимися губами.
     Я чуть было не ляпнула: "Засунул бы он свое благородство... " , но во время спохватилась. Вряд ли бы Альфред меня понял. С точки зрения семантики. И быстро продолжила, боясь его протестов на мое решение:
     - Вы правы. Он настолько благороден, что готов поощрить наш уход отсюда с нашими драгоценностями.
     Я замолчала, обдумывая, как изложить следующую часть монолога.
     Альфред коснулся моей руки. Его тяжелый, литой пер-стень с огромным алмазом легко скользнул на мой палец.
     - Ах, милый муж мой, граф Альфред, - голос неожиданно задрожал, - не торопитесь. Вспомните, в чем поклялась я вам (я, кстати, понятия не имела, в чем я ему клялась, и неплохо было бы это узнать), а вы мне, когда Бог соединил нас?
     Вконец обессиленный воин, больше похожий сейчас бес-помощного ребенка, кивнул мне, тем самым давая знать, что помнит все, что было сказано нами когда-то перед алтарем.
     - Так вот, позвольте вас уверить, что моя верность вам безгранична. Подождите, это еще не все. Я... , то есть мы все, и Диана, и Абигайль, и Гертруда..., все приняли решение... да, спасти наши драгоценности.
     - Вы правы, любовь моя, - Альфред согласно кивнул, - вы молоды, и они вам пригодятся. Не волнуйтесь за меня, я...
     Я скользнула губами по его губам:
     - Я рада, что у нас одно мнение по этому поводу, а поэтому... подготовимся к нашему спасению. Только, прошу вас, не задавайте мне никакие вопросы.
     Надо было облегчить немножко его вес, для чего я сняла с него верхнюю одежду, хоть как-то согревающую в этом промозглом от холода зале – плащ, подбитый мехом, и котт, с которым пришлось повозиться из-за длинной до локтя шнуровки - оставив в одной нижней рубашке.
     Альфред настолько ослабел за эти дни, что у него не было даже сил на возражения. Он только молча пытался загля-нуть мне в лицо, как бы спрашивая, что задумала его всегда такая кроткая жена.
     А я во время этого вынужденного стриптиза успокаиваю-ще приговаривала:
     - Вот, так, умница. Теперь эту руку. Осторожнее. Холодно? Ну, потерпи. Это ненадолго.
     Время от времени я поглядывала в сторону подруг. Там происходило приблизительно то же самое.
     - Ну, вот и все. Мы готовы предстать перед светлейшим королем Конрадом. Вы - моя драгоценность, Альфред. И вас я заберу с собой.
     Я не знаю, какие мысли бродили у него голове в тот мо-мент, когда я принимала меры для выхода из крепости, но эта, явно, его не посетила.
     Его глаза расширились, и он яростно, насколько это было возможно в таком состоянии, замотал головой в знак про-теста.
     - Нет, нет, и нет. Я воин и не собираюсь прятаться под вашей юбкой, дорогая. Никуда я отсюда не выйду. Я защитник этой крепости и этого города.
     Он устало откинулся, изнеможенный совершенно.
     И именно этой речи я и ожидала от него, поэтому подго-товилась. Не Шарлотта, а Валери взяла ситуацию в свои руки:
     - Значит так. Ваша задача, любовь моя, быть послушным и тихим как мышь. Сейчас я глава нашей семьи. И я выпол-ню то, что решила.
     По знаку Гертруды мы взвалили наших мужей на плечи. Альфред при этом попытался воспротивиться, на что я, мило улыбнувшись, сказала:
     - Вы же не хотите, чтобы я вас связала, не правда ли, мой повелитель?
     Он был невероятно тяжел. Медленно, с остановками, чтобы поправить сползающее тело Альфреда, я добрела до ворот крепости, открытых настежь. Многие уже вышли.
     Первое, что я увидела, это нахмуренный лоб короля. Он, набычившись, взирал на идущих стайкой прекрасных дам, согнувшихся под тяжестью своих мужей, измученных, обессиленных, но оставшихся для них самыми сильными и непобедимыми.
     Опустив осторожно Альфреда на разостланный кем-то плащ, я склонилась к нему:
     - Как вы себя чувствуете, любовь моя?
     Ответ я уже не услышала.
    
    
    
     Глава 23
    
     Франция, 2006
    
     - Лер, Лер, ты слышишь меня?
     Голос Мадлен. Откуда-то издалека.
     - Пора. Просыпайся. Лер!
     Чем она так обеспокоена? Что ее так взволновало? Я медленно приходила в себя. Сжала, разжала ладони. Как будто жива.
     - Ну, наконец-то. Я тут четыре часа уже наблюдаю за то-бой. Вся издергалась. Лер, ты в порядке?
     Мадлен, словно в зыбком тумане, колыхалась чуть по-одаль от меня, и понадобилось время, чтобы я смогла собрать ее в кучку.
     Она облегченно вздохнула и присела на край кушетки:
     - Ну, как? Что было? Я уже начала волноваться. Ты... спала восемнадцать часов.
     - Сделай, пожалуйста, кофе, - я поморгала для верности, придав призрачной Мадлен более четкие формы, - а мне надо принять душ. Все потом.
     Я, конечно же, рада была оказаться снова дома, но... расставание с Альфредом далось не легко, и мне, хочешь не хочешь, необходимо было прийти в себя.
     Мадлен послушалась, но у порога остановилась и нерешительно спросила:
     - Лер, а ты уверена, что тебе не снился сон?
     По голосу было слышно, что она засомневалась.
     - Хочешь проверить? – я не расположена была что-то сейчас доказывать. Особенно после всего, что Конрад со-творил с моим мужем.
     - Нет, - уж очень быстро Мадлен отказалась, - у меня двое детей. Не забывай.
     - Тогда, займись, пожалуйста, кофе. Я сейчас приду.
     В душевой задержалась у зеркала. Да, выглядела я не лучшим образом. Да, оно и понятно. Такое пережить.
     Рука замерла на полпути к крану. Боже, на этот раз я утащила перстень Альфреда! И какой перстень! Я вспом-нила его прикосновение.
     - Мадлен!
     Мы столкнулись в дверях кухни. Я только шлепала губа-ми, не в состоянии выразить смятение чувств:
     - Ты… х-хотела… доказательств? Этого не достаточно?
     Она в изумлении ахнула, рассматривая гордо красующийся перстень, достойный королев - желтый бриллиант размером в пятиевровую монету переливался всеми своими гранями. По ободку, словно эскорт, созвездием рассыпались сверкающие, желтые опять же, бриллиантовые капельки.
     - Это же целое состояние, - выдохнула Мадлен, - откуда это у тебя?
     - Это… подарок моего мужа и господина, - грусть верну-лась.
     Мадлен, наконец, оторвалась от созерцания драгоценности:
     - Какого мужа? – она вынуждена была опуститься на стул, - ты меня пугаешь. Лер, миленькая, прости, но ты не замужем.
     - Любимого. Спасенного мной, - комок подкатил к горлу, и я... разревелась.
     Мадлен подскочила налить в стакан воды.
     - С тобой можно сойти с ума! Так это оттуда? И где такие мужья прячутся? Мне немедленно надо проверить мое прошлое.
     Я проплакала ей последнюю мою историю, использовав кучу салфеток.
     В итоге, мы вместе рыдали над событиями, покрывшимися пылью времени, но для меня бывшими реальными и настоящими.
     - Ну, хорошо, - Мадлен, наконец, последний раз высморкалась, - а что с проклятьем-то?
     А, действительно, что? Любовь любовью. А я пока там же, где и была, если не считать массы впечатлений и "подарков" на память, которой осталось функционировать всего три дня.
     Шар звал дальше… назад. Куда уже назад? К сотворению мира? Зачем я должна была пройти весь этот путь? Не проще ли было начать оттуда, откуда все и началось, то есть с конца, а потом я бы с удовольствием познакомилась с последующими подружками "я" ? Так сказать, в спокойной обстановке.
     - Мадлен, ты могла бы остаться здесь на эти три дня? Кто его знает, может, это мои... последние три дня... в этой жизни? – с усмешкой закончила я. Усмешка, правда, получилась кривая.
     - Конечно, - поспешно ответила верная подруга, - я буду здесь. Дети останутся с нянькой. Все в порядке. Но... твой фатализм меня пугает.
     - Да при чем тут фатализм? Я не сторонница, ты же знаешь. Но остаться здесь одной за три минуты до конца… не хочу.
     Страх лип ко мне, не отпуская ни на минуту. И, чтобы не пугать уж слишком Мадлен, и так не обделенную чрезмер-ной чувствительностью, нарочито задорно рассмеялась:
     - Ну, в конце концов, следующая жизнь мне гарантирована. Доказано. Так, ладно. Я должна отдохнуть и... снова в путь.
     Огненная гора накалялась.
    
    
    
     Глава 24
    
     Нортумбрия (Англия), 793
    
     - Бьерг, где ты? Будь ты добычей троллей!
     Я чистила, нет, чистил, меч, подаренный дядей Синдри перед самым моим первым походом.
     Тот преподнес мне его со всеми положенными ритуалами и напутственными словами: "Помни, сынок, у викинга нет дома. Твой дом – ладья, а твоя жизнь – походы".
     Хавдинг Ульв, набирая команду для очередного похода, объезжал фьорды, и Синдри, не интересуясь чьим-то согласием, включая моим, решил поспособствовать моему взрослению, вручив мне меч и напутственные слова.
     Мать, не пролив и слезинки, повесила мне на шею оберег S – образной формы с изображением мифического зверя, борющегося со змеей.
     Так началось мое мужание.
     Что же касается меня, Валери, принявшей мужское обличие, то я восприняла сей "конфуз" сначала с ужасом (я же должна как-то освоиться с особенностями мужского тела), но потом с некоторой долей иронии (наконец-то я получу ответ на вопрос – не стесняют ли их эти самые особенности при ходьбе? ).
     Мой меч это моя гордость. Он показал себя верным дру-гом и в Греции, и в Серкланде, и в Ирландии, о чем я сообщал кольчугой, на которой рунами были выбиты названия этих земель.
     - Хэй, мой друг, вот ты где! – Трюггви, небольшого роста, но крепко сбитый малый, подсел ко мне, - уже подплываем. На этот раз хочу поискать себе подругу. Что скажешь?
     - Ну, если ты уже созрел для этого, желаю удачи.
     Ответ прозвучал двусмысленно, но Трюггви то ли не по-нял, то ли не захотел лезть на рожон.
     Если честно, я его не долюбливал. Слишком уж ретиво он размахивал мечом, не утруждая себя избирательностью – женщина ли перед ним или готовый к защите мужчина. Я предпочитал честный и равный бой.
     - Мне нужно еще поговорить с Хегни. Увидимся на бере-гу.
     Я встал и, не взглянув на Трюггви, направился в сторону высокого фигурного носа нашего корабля, где кучка разго-ряченных молодцов о чем-то спорила. Наверное, как обычно, о первенстве в доблести.
     На самом деле, я ни с кем не хотел сейчас разговаривать. Меня охватило, как это всегда и было перед спуском на бе-рег, волнение и возбуждение. Что нас ожидает? Какой добычей на этот раз мы овладеем?
     Драгоценности для нас не столько цель обогащения, сколько символ успеха и счастья рода, поэтому каждый старался набрать их как можно больше, не брезгуя ничем.
     Красные четырехугольные паруса нашего корабля натуж-но надувались под попутным ветром, с каждой минутой приближая нас к острову. Уже можно было разглядеть ни-зенькие постройки, а чуть дальше, на лесистом холме, стены крепости, оказавшейся, как выяснилось позже, женским монастырем.
     И именно здесь Трюггви остался навсегда. Благодаря мне.
    
    
     Глава 25
    
     Мы появлялись всегда как смерч, оставляющий за собой выжженные поселения, разрушение и пустоту. И этот раз не составил исключения.
     Я чувствовала себя в мужском теле довольно неплохо, и даже сказала бы, как ни странно, привычно. Но это касалось только физиологической стороны дела. То, в чем я участвовала и как, не доставило мне, мягко говоря, удовольствия.
     Мы ворвались в монастырь, все круша на своем пути. Правда, мой меч, к счастью, не нашел пока себе применения. Как и всегда, я пользовался им только в целях защиты. Но защищаться тут пока было не от кого. Перепуганные монахини попрятались в кельях, откуда их за волосы вытаскивали мои озверевшие соплеменники.
     Здесь им вряд ли чем удастся поживиться. И этот факт распалял их еще больше. Отовсюду неслись крики, плач, просьбы пощадить.
     Я, поняв бесполезность, с моей точки зрения, нападения на монастырь, уже собирался его покинуть, когда увидел низкую резную дверь в конце коридора. Здесь еще никто не успел побывать. Толкнув ее ногой, я попал в небольшое темное помещение, служившее монахиням, по-видимому, складом для белья. Ну, здесь мне делать точно было нечего, и я повернулся уже, чтобы уйти, когда услышал за спиной сдерживаемый приглушенный плач.
     Обернувшись, я обнаружил, что одна из стопок аккуратно сложенных холстов как-то странно покачивается. Кончиком меча я разворошил эту кипу, и моим глазам предстала юная, еще подросток, монахиня, уставившаяся на меня огромными заплаканными глазищами, кричащими о таком ужасе, что, казалось, сделай я к ней шаг, она просто умрет от остановки сердца.
     Не знаю, как Бьерг поступил в этой ситуации, но я, Валери, преисполнилась жалости к этому перепуганному существу и скороговоркой выпалила:
     - Я ухожу, ухожу. Не бойся.
     - А я остаюсь, - Трюггви задышал сзади, - какая девчонка! Иди, Бьерг, иди. Вот она, моя Уна.
     Он грубо оттолкнул меня и набросился на нее. Придав-ленная его тяжелым телом, она только что-то мычала, но и это длилось недолго. Кто же может справиться с непобеди-мым Трюггви!
     Не без усилий оторвав насильника от бедной девочки, я отшвырнул его в сторону. Но, не совсем рассчитав расстояние (не было времени), закинул чуть дальше, чем надо было бы. Да так, что он, встретившись головой с косяком двери, мгновенно отключился. Бедолага так и не успел понять, что ему помешало в столь ответственный момент выбора невесты.
     Трюггви обмяк и застыл в позе выползающего из норы рака.
     Но мне было не до него. Я наклонился над несчастной "уной" , чтобы проверить ее сердцебиение, и... взвыл от жуткой боли.
     Девчонка вцепилась зубами мне в ухо, да так крепко, что, отдирая ее от такой важной для меня части тела, я рисковал без нее же и остаться. Страшная боль буквально сковала меня. Казалось, ничего больше не существовало, кроме этой разрывающей на части, прожигающей каждую клеточку беспощадной боли.
     Глаза накрыла красная пелена.
     Я вынужден был применить прием по разжатию ее зубов коротким ударом, увенчавшимся успехом. Ухо, значительно поврежденное, если не сказать больше, наконец, отдохнуло от захвата, но… и от меня. А, проще говоря, оно мне уже не принадлежало.
     Нокаутированная девчонка кулем скрючилась у моих ног. Но помощь теперь уже нужна была мне – во избежание инфицирования (зубы-то у этой малявки годами не чище-ны) сочащейся кровью раны, ее надо было бы срочно промыть.
     Разорвав полотно, я прижал кусок ткани, слава Богу, чистой, к тому, что осталось от уха. Почти вслепую от застилавших глаза пота, крови и боли, пошатываясь, я направился к выходу.
     Меня остановил ее голос - второе ухо поработало за оба. Она, очухавшись, разобралась в ситуации, оценив ее правильно – недвижимый, а, соответственно, безвредвый Трюггви, окровавленный, за просто так пострадавший, я, и мое, ну, совсем уже ни в чем не виноватое, ухо, потерявшее пару.
     - Я буду молиться за вас.
     Подобное заявление разбудило дремавшую до сих пор точку зрения Валери о непоследовательности желаний не-состоявшейся уны.
     - Дура, - я с трудом разжимала губы, - ты бы такая крутая была бы с этим, - я кивнула на Трюггви, - не пришлось бы замаливать нанесенный мне убыток.
     Она не поняла ни единого сказанного слова, несмотря на то, что я изьяснялась на чистейшем диалекте Северного графства Англии. Ну, это и не мудрено. Мне было не до вежливых приседаний из-за причиненного ущерба.
     Ее округлившиеся от искреннего недоумения глаза было то последнее, что я увидела в этой моей жизни.
    
    
    
     Глава 26
    
     Франция, 2006
    
     Я так и очнулась с прижатой к уху тряпкой. Ничего себе, сколько крови! Причем, свежей! А… почему свежей-то? Ухо ведь его. Хотя, спорно – его-мое.
     Отгоняя мрачное предчувствие, подобралась, по-тараканьи перебирая пальцами (если не найду то, что ищу, так уж не сразу) к - Слава Богу – живой и здоровой мочке.
     Капелька крови, пробежав по проторенному руслу, угро-жающе повисла на краю тряпки. Не хватало еще запачкать кушетку восемнадцатого века, доставшуюся мне по наследству.
     Вытянув руку до вне досягаемости каплей кушетки, при-поднялась встать, за чем и застала меня Мадлен.
     - А это что еще такое? Ты что, поранилась?
     - Да, больше тысячи лет назад. Вот, до сих пор кровоточит. Дай-ка быстрей журнал, вон там. Может, сдадим ее на экспертизу. Воссоздать, так сказать, мою мужскую ипостась.
     - Ты была мужчиной? – глаза Мадлен загорелись нехорошим блеском, - можно поподробней?
     Она с любопытством рассматривала кусок окровавленного холста, будто он мог дорисовать недостающие фрагменты владельца крови.
     - Чуть позже. Сначала вымоюсь. Я все-таки вымазалась. Правда, как это возмож…
     - Лер! Это еще не все! Посмотри! – вопль Мадлен развер-нул меня у выхода.
     Ошеломленная, она уперлась взглядом в кушетку.
     А там… , вдавленный в спинку, скромно поблескивал... меч Бьерга.
     Признаться, руки дрожали, вторично принимая подарок Синдри - настоящий, тяжелый (как же я его поднимала? ), с грубовато вычеканенной рукояткой меч, пробивший тыся-челетие.
     - Ну, так как ты выглядела, или он, я уж не знаю? – Мадлен, вконец запутавшись, умирала от любопытства.
     - Статен, белокур, благороден, - я вошла в роль и, сложив оружие перед Мадлен, опустилась на одно колено в знак преклонения перед дамой.
     - Боже, мужчина моей мечты! А не могла бы ты нырнуть туда еще раз, но вернуться им? – она подыграла мне.
     - Да нет проблем. Правда, без одного уха – доказательство перед тобой, - я приподняла краешек тряпки, - я пытался, о Господи, пыталась остановить кровь там, где прежде находилась откушенная остренькими зубками незащищен-ная часть моей головы, то есть, его головы. Но должен же быть у человека хоть один недостаток, не правда ли?
     - Ах, да? Существенная поправка, - засомневалась подруга, - мне бы не хотелось напрягать голосовые связки. Что ж, - она притворно вздохнула, - придется отказаться.
     И, выразительно осмотрев меня, добавила:
     - Бедненький!
     Мы расхохотались, придя к единому мнению, что одноухий мужчина, как бы белокур он не был, не достоин быть предметом нашей страсти.
     Но за запоздалым обедом веселье сошло на нет - у меня остался ровно один день до…
    
    
    
     Глава 27
    
     Возвращаясь, я сразу бросалась к шару, каждый раз убеждаясь, что цель не достигнута. Он упорно светился, тем самым сообщая мне о сложности поставленной задачи, может быть решаемой, а, может быть, и нет.
     Мадлен задумчиво кружила у моих "приветиков" из прошлого, выстроенных ею на столе один за другим в ка-ком-то ведомом только ей порядке – самодельный алюми-ниевый крестик, послание Пушкина, оторванный от рубашки Жюстин кусочек ткани, чумазая кукла Карлы, бесценный (для меня) перстень Альфреда, а теперь и прибавившийся к коллекции запачканный в крови Бьерга кусок холста и его меч.
     - Иди-ка посмотри. Что скажешь?
     - Ничего не скажу. Кроме того, что уже сказала. Ты уже битый час колдуешь над ними.
     - Ты не видишь здесь ничего странного?
     Я усмехнулась:
     - Подруга, не издевайся.
     - Нет. Связи не наблюдаешь?
     Мадлен пальчиком прочертила ровную невидимую линию под "сувенирами", придавив жирную " точку" перед игрушкой Карлы, после чего пальчик взмыл по кривой вверх.
     - Все это… когда тебе перепало?
     - Мадлен, прекрати придуриваться. Мне не до шуток.
     - Да я серьезно, - она вдруг разволновалась, - вспомни точно, до минуты. Что ты такое сделала, чтобы получить крестик, например?
     - М-м…, странно ты ставишь вопрос. Я не делала "чтобы".
     - Ну, хорошо. Не "чтобы". "После чего" тебя устроит? Повторяю для особо продвинутых – после чего тебя ода-рили "подарком" ? Сосредоточься. Ну?
     - Когда… я приняла решение спасти тех несчастных женщин. Я не могла допустить их гибели. Я что, должна была продолжать делать вид, что меня это не касается?
     - Очень хорошо. Не кипятись. Но ты же не знаешь, как поступила та Таня, настоящая? Это ты, Валери, спасла их. А в действительности, вполне вероятно, ты, как Таня, струсила, и те женщины, да, погибли. И, вот, пожалуйста – тебе презент. Прости, Господи. Но это так.
     - Подожди… , - забрезжила ясность, - это что получается? Я исправила то, в чем провинилась когда-то? Но тогда меня никто не проклинал. Даже наоборот.
     - А за что тебя было проклинать? Причины не было. Ты успела до того как. Понимаешь? Теперь, этот твой ухажер – Пушкин. Ты там тоже кого-то спасла?
     - Да..., дочку лакея.
     - Ну, вот видишь? – Мадлен заторопилась, - а, эта девочка..., как ее?... Жюльетт?
     - Жюстин, - я уже понимала, куда клонит Мадлен.
     - Ты въезжаешь? Ты попадала именно в ту историю, где надо было что-то исправить. И всякий раз тебя поощряли очередным "призом".
     Она аж задохнулась от такого открытия. И я вместе с ней.
     Действительно, все просто - я ждала и искала ситуации проклятья, но ее не могло быть как таковой, потому что я меняла картинку прошлого таким образом, что погибший когда-то по моей вине человек, благодаря Валери, оставался жив. Проклинать было некому. Что предельно ус-ложняло поиски – проклятья я так и не услышу. По сердо-больности своей – кинусь выручать из беды очередную жертву моего же малодушия.
     И если шар снова и снова звал все дальше в прошлое, значит, не эти жизни грозили мне этой. И, как бы прочитав мои мысли, Мадлен пригорюнилась:
     - Да, подруга, ну и наследила же ты в своем прошлом. Шар тебе просто расчищает дорогу. Ты должна, видимо, подойти к той основной ситуации проклятья чистая как стеклышко, иначе все бессмысленно. Если ты была винов-ницей – прямо или косвенно, не важно – гибели людей, ты не можешь зайти в источник своей проблемы с таким гру-зом. Тебя ничто не спасет.
     Вероятно, она была права. К сожалению.
     - Обрати внимание еще на одну деталь, - явно наступил звездный час Мадлен, идеи так и сыпались из ее умненькой головки, - с чего ты начала и до чего докатилась!
     - Это ты про смену пола?
     - Не будь дурой. Я про тяжесть, дорогая.
     Я ничего не понимала.
     - Тяжесть предметов, добытых тобой. Вес прибавляется. Ты не заметила? – она вернулась к началу незримой про-черченной линии, - следи за мной. Крестик – листик – лос-куток. Весят грамм. Дальше – больше. И еще больше. По-чему? У тебя есть какие-то соображения по этому поводу?
     Соображений у меня не было.
     - Готовься, - она многозначительно подняла палец, - в следующий раз ты принесешь что-то более весомое, чем все это. Все. Я закончила.
     Блестящий бенефис!
     Пора собираться в… последний путь. Как это ни смешно звучит. Последний потому, что через день я не отмечу ро-ковую дату – тридцать пять. Время истекло. Я сделала все, что могла для того, чтобы затушить эту огненную гору под названием смерть. Но...
     Я написала письма – тетушке Полин, Эмилю и близким друзьям. Составила завещание, которое Мадлен должна была заверить у адвоката.
     Хотелось побродить еще по моему Парижу, заглянуть в кафешку у университета, поболтать с Клер, хозяйкой этого уютного заведения – кафешки, конечно. Но время подсте-гивало.
     Хотя... я уже ни на что не надеялась.
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
    
     Часть третья
    
     Завершение или... продолжение?
    
     Глава 1
    
     Помпеи. 79 год, 24 августа
     8.00
    
     Боже, как солнце слепит глаза. Это лето страшно жаркое и засушливое. За все время не пролилось ни дождинки. И даже в эти ранние часы уже так припекало, что появилось желание убежать к морю и пробыть там до вечера.
     Я потянулась и осмотрелась. Приятная комнатка. Неболь-шая, но уютная, расписанная фресками. Где только можно. Включая потолок, усеянный вперемешку диковинными птицами и экзотическими цветами (отличная идея для моей спальни в Париже).
     Вновь обежала взглядом стены и тут же ахнула - Бог мой! – всмотревшись в толпившиеся детали художественной росписи. "Камасутра" – это всего лишь введение в сексологию по сравнению с широтой и глубиной развернутого здесь курса по разновидностям и вариациям совокуплений, поражающих изощренностью и безграничностью человеческой смекалки.
     Прямо скажем – я не пуританка. Но даже и предположить не могла, сколько мне еще не ведомо.
     Где это я? Да еще и в чем мать родила под стать картин-кам.
     Тишину утра разбил не терпящий возражений голос, требующий к ответу какую-то Лавинию. Ожидаемого диа-лога не последовало, что добавило голосу недовольную звенящую нотку:
     - Сколько я еще буду тут стоять? Лавиния!
     На грубо сколоченном деревянном топчане у кровати на-шлась небрежно брошенная сорочка с завязочками по бо-кам. Вероятно, моя. Других претенденток на столь легко-мысленную одежонку рядом не просматривалось. Скрыв наготу, на цыпочках подкралась к узкому оконцу – надо же разобраться в "что, где, кто"?
     Женщина лет тридцати в кокетливо задрапированном платье цвета охры, эффектно облепившему округлые формы ее тела, громогласно атаковала пустынную улицу.
     "Ортензия" , - немедленно всплыло в голове.
     - О, появилась. Не долго ж я ждала.
     Так это ко мне.
     Я высунулась. Рыжие, взбитые высоко кверху волосы, за-видно классической формы нос, чуть на выкате глаза, затененные густо накрашенными длиннющими ресницами, полные, вызывающе напомаженные губы – весьма коло-ритная девица, эта Ортензия.
     Притворно зевнув, я лениво спросила:
     - Ну, и чего ты в такую рань? Чего не спится? Или работы не было?
     Память Лавинии тут же восстановила события ее, то есть, моей прошедшей ночи, от чего у меня, Валери, слегка поплыло все перед глазами. Я поняла, зачем Господь возжелал приблизить меня к себе в качестве настоятельницы монастыря в одной из будущих моих жизней.
     - Да, я смотрю, ты вся при делах, что ничего до сих пор не знаешь. В городе нет воды. С ночи. У Аполлона собрали на-род и объявили, что к обеду, может, фонтаны забьют. Ты видела такое? На моей памяти этого еще не было. В Неаполе и Мизенах ее уже дня два как нет. Это мне сказал Бриттий. Спрашивается, акварий нам тогда зачем? Короче, готовь кувшины.
     И уже на ходу бросила:
     - Я скоро зайду за тобой.
     Не выспавшись, я туго соображала:
     - А термы?
     - Что "термы" ? Чем ты слушаешь? Я же тебе говорю, воды нет. Нигде. Нам еще повезло, Помпеи без воды только ночь, а в других местах ее уже давно нет.
     Что? Помпеи? Какие Помпеи? Память, не позаботившись о поступенном осознании опрометчивого попадания на этот раз в эпицентр надвигающейся катастрофы, быстренько вытащила информацию об извержении Везувия, начавшегося вот с таких, казалось бы, мелких неполадок в городе.
     Внезапная остановка в регулярном поступлении в город воды, на самом деле, было событием исключительным. Помпеи, как и все прибрежные города – Геркуланум, Нола, Ацерра и другие – жили за счет бесперебойной работы аквы Августа, несущей воду в населенные пункты в неограни-ченном количестве, поэтому даже кратковременный пере-рыв в ее работе был равносилен нешуточному бедствию. При наличии испепеляющего солнца города просто вымрут.
     Так меня угораздило попасть сюда точнехонько перед из-вержением.
     Я окончательно растерялась. Но ведь это произойдет бук-вально через пять часов. Как раз к обеду. О чем думал этот чертов шар? Мне же не выбраться! Если он выдернет меня отсюда через пятнадцать часов, как обычно, то Мадлен обнаружит на кушетке мой хладный труп. Как раз в мой день рождения. Все совпадает. Вот тебе и огненная гора! Ни что иное, как вулкан Везувий! Боже, какая же я была идиотка, доверившись этой цыганке.
     - Эй, подруга, не расстраивайся, - Ортензия, поняв мое состояние, но, естественно, не подозревая, чем оно вызвано, принялась меня успокаивать, - починят акву, да я думаю, что даже уже и сегодня. Главное, чтобы у нас перебоев в работе не было, - она хитро мне подмигнула.
     - Да ты не понимаешь... , - я запнулась. Как сказать ей о надвигающемся несчастье? - Ортензия, послушай. Зайди в дом. Нам надо поговорить.
     - Некогда, мне еще прибраться надо до вечера. Да и вы-спаться бы тоже не мешало. Я еще не ложилась. После сего-дняшней ночи еле живая.
     Она усмехнулась и, попрощавшись, устремилась по своим делам.
     Я должна была что-то срочно предпринять. Опасность, за две тысячи лет до моего рождения, но для меня вполне ре-альная и близкая, надвигалась со страшной силой. Я должна была спастись во что бы то ни стало. Знание того, что я еще появлюсь на свет, и не один раз, не успокаивало. Я боролась за жизнь Валери, все остальные меня сейчас не интересовали.
     Именно Валери находилась в шаге от небытия.
    
    
    
     Глава 2
    
     11.00
    
     В порту суетящийся с гвалтом и руганью народ спешил выбраться из города. Невыносимо воняло протухшей рыбой и залежавшимися отходами.
     Впопыхах я чуть не растянулась на тушке дохлой крысы, с отвращением отдернув ногу. Недалеко успокоилась еще од-на. Вот они - знаки надвигающейся беды.
     Но как я не торопилась, мне не удалось успеть на корабль, отплывший какие-то полчаса назад в Мизены. Совершенно убитая этим обстоятельством и потерявшись в лабиринте страха, я тоскливо наблюдала за галдящей толпой, обте-кающей меня с обеих сторон, недовольно подталкивая и грязно ругаясь.
     Беспомощно оглянулась на город и чертыхнулась – буд-нично сбегающий терракотовыми крышами к заливу, он напоминал рекламную открытку средиземноморского ку-рорта. Но ровно через сутки он исчезнет с лица земли. И… я вместе с ним.
     Мозги плавились. И от палящей жары, и от безысходности ситуации. Что предпринять? Есть еще путь по суше, если раздобыть где-нибудь лошадь. Но кто мне подарит сейчас даже самую захудалую клячу? Кроме того, если я даже и выйду из города, я уже не успею перегнать Везувий – он достанет меня где-бы я ни находилась.
     Вот и прогноз цыганки в тему: " Ты сидишь на огненной горе. И она хочет сжечь тебя".
     Тогда ее слова прозвучали как некая метафора. А, оказы-вается, она говорила о совершенно конкретной горе. Ну и влипла же я!
     В порту мне уже нечего было делать, и я, не спеша (а куда уже спешить? ), повернула обратно в город. Мысли кружились вокруг одной только эфемерной зацепки - как-то обезопасить себя на эти часы, отведенные мне шаром в моей прошлой-сегодняшней реальности, и продержаться до возвращения домой.
     Но и эти жалкие цепляния за любые способы самосохра-нения вышибла вдруг качнувшаяся подо мной земля. Это было похоже на пьяный вираж вырвавшегося на свободу судна, потерявшего управление. Я едва успела схватиться за придорожный куст, иначе царапинами бы не отделалась. Город замер, но, чуть-чуть выждав, как ни в чем не бывало, задышал обычной жизнью. Подобные подземные толчки давно не удивляли жителей - визитная карточка Везувия лежала на видном, и я бы сказала, почетном месте.
     Но я-то знала, что это начало. И, как подтверждение, налетела сухая разрушающая волна горячего воздуха, при-гнувшая деревья и сорвавшая пока еще считанные крыши с домов.
     Я, прихрамывая, продолжила мой трудный подъем в ад.
    
    
    
     Глава 3
    
     12.50
    
     Вылив остатки воды в плошку, жадно выпила. Воздух нажарился до такой степени, что и внутри, казалось, все пропеклось.
     Борясь изо всех сил с желанием найти угол потемнее и за-лечь там в ожидании, может быть, снисхождения ко мне лично, в порядке исключения, от зреющего Армагедона, я осмотрела дом в поисках покрывал, чтобы обезопасить се-бя от пепла и удушающего дыма, и обнаружила еще и деревянную стиральную доску, вполне годную, чтобы защититься и от камней.
     Я понимала, что все мои приготовления смешны. Чудо-вищное по силе извержение сметет все на своем пути и уничтожит город, но! определенный процент жителей, да, избежит участи остальных, и я очень надеялась войти в этот процент.
     - Еле добралась до тебя, - Ортензия, обмахиваясь само-дельным веером из куска ткани, натянутого на две палочки, скрепленных узелком из той же ткани, войдя, тут же упала на скамью у двери. Кувшин для воды с грохотом, рискуя разбиться о каменный пол, приземлился рядом, - что творится, ты даже не представляешь. Все несутся к ко-лодцам, к фонтанам, люди обезумели. Меня чуть не сбили. Это меня-то, которая сама кого хочешь собьет.
     Она хлопнула себя по объемным бедрам, зовуще обтяну-тых платьем уже зеленых оттенков, и звонко расхохоталась.
     Я криво усмехнулась… своим мыслям.
     - А ты чего уборкой занялась? Нашла время, – отсмеявшись, вероятно, в последний раз в жизни, Ортензия заметила, наконец, мои сборы, - бери кувшин или что там у тебя для воды и пошли. Да поторопись.
     Я устало присела рядом с ней и уже было открыла рот по-откровенничать о будущем ее города, как, вдруг, стены дома сотряс такой, не похожий ни на что, гром, что все, что плохо лежало или стояло, включая кувшин Ортензии, подскочило, попадав и частично разбившись.
     Мы переглянулись, и моя бесстрашная подруга, долго не раздумывая, подхватила подол платья и вылетела наружу навести порядок. Больше мы не встретились.
     Надо было выбираться отсюда, и я, нагрузившись всем, чем не попадя, уже на выходе последний раз оглянулась на мое пристанище в этой жизни. Фрески, без сомнения, жалко, несмотря на их откровенно фривольное содержание. Кто-то старался, и очень. И все насмарку.
     Я вышла, и как раз вовремя. То, чему я стала свидетельницей, не шло ни в какое сравнение с теми описаниями апокалипсиса, которые я изучила в свое время, готовясь к одной из поездок в Италию, сопровождая группу студентов, собирающих материал для дипломной работы по истории Помпеи.
     Улицы запрудили толпы онемевших от ужаса людей, па-рализованных невиданным зрелищем, разыгрываемым проснувшимся не в духе Везувием.
     "Жаль, нет камеры, получился бы отменный репортаж с места событий" , - "черный" юмор, пожалуй, единственное, что могло меня хоть как-то удержать на плаву в подаренной шаром ситуации.
     Я буквально разинула рот от фантастического буйства ликующей стихии, скороспело рождающейся из чрева кор-чащегося в муках вулкана.
     Вершину подрагивающей в судорогах горы спеленало ежесекундно разрастающееся грязно-бурое облако, неумо-лимо наползающее на жмущиеся остатки потускневшего неба, сверкающе-голубого каких-то два часа назад.
     Глухо ворчащее взбесившееся дитя природы поднатужи-лось и на глазах у изумленной публики вдруг разорвалось грохочущим воплем, выбившему из измученного зева Везувия столб черных камней, смерчем устремившихся непрерывно-громадной массой на притихший город, за-стывший в оцепенении перед неподвластными никому могущественными силами земли.
     Толпа всколыхнулась. Разом со всех сторон понеслись крики, плач, яростные ругательства и, влекомые животным страхом скрыться от надвигающегося ужаса, люди ринулись к выходу из города, к Стабиевым вратам, давя и круша все на своем пути.
    
    
    
    
    
     Глава 4
     15.00
    
     Каменный дождь усиливался. Город погрузился в су-мерки, все более сгущающиеся от летящих хлопьев сажи и пепла, от падающих стеной прожженных камней, грохочущих пополам с треском ломающихся крыш и раздирающими душу воплями несчастных, не успевших защититься.
     Я поняла, что такое ад. Не особенно веря в сказки о Боге, в эти минуты я обращалась только к нему, умоляя о спасе-нии.
     Продравшись не без синяков от тумаков и ссадин сквозь беснующуюся толпу, стадно хлынувшую в места наименьшей степени безопасности – до ворот доберутся далеко не все, или погибнув под камнепадом, или под ногами сограждан, и даже, если кто и выскочит из города-заложника, вряд ли сможет продержаться без потерь в кипящих от лавы водах уже совсем не лазурного моря - я помчалась в обратном направлении от выхода из города. Просто потому, что избранный ими путь спасения сокращал шансы продержаться еще часов десять в этом безумии. Десять часов до моего возвращения домой.
     Что для этого придется сделать – я не знала. Но точно уж не утонуть в людской реке, несущейся прямиком к гибели.
     Прикрываясь стиральной доской, частично принявшей на себя неумолкающую барабанную дробь отскакивающих от нее камней разного калибра, я в панике мчалась сломя го-лову куда-нибудь, только бы подальше от творившегося во-круг кошмара.
     Перескакивая через перегородившие улицы сломанные деревья, взбираясь и скатываясь с наваленных горой кам-ней, я рыдала во весь голос. И от очередного болезненного пореза, и от задыхающихся легких, забитых гарью и пылью, и от… одиночества в борьбе за жизнь. Мою, Валери, жизнь.
     Вконец истерзанная, черная от налипшей на потную кожу сажи и еще черт знает чего, я заскочила в одно из уцелев-ших пока зданий, чтобы хоть на пять минут перевести ды-хание и дать отдых израненным в кровь ногам.
     Но передохнуть мне не удалось. Мое временное убежище от очередного резкого толчка ненасытной утробы Везувия раскололось на моих глазах как хрупкое яйцо, осыпав меня каменными осколками, и в образовавшийся вдруг провал в только что казавшемся прочным каменном полу ускоряясь заскользило то, что прежде называлось стенами и потолком.
     Едва успев ухватиться за нижний выступ дверного про-ема, я выпустила из рук доску и куль с полотном, немедленно исчезнувших в разверзшейся пропасти, где через секунду должна была бы оказаться и я, если бы не вздыбившаяся вдруг подо мной каменная плита, подбросившая и выкатившая меня все под тот же неумолчный град.
    
    
    
     Глава 5
    
     17.00
    
     Забыв о дикой боли во всем теле, я неслась, падая и снова поднимаясь, уже в неизвестно каком направлении и напрочь потеряв представление о времени.
     Меня провожали, корчась от стонущих вздохов вулкана, опустевшие дома с мертвыми зрачками окон, покореженные от вспучивающейся земли полисадники, изломанные словно спички деревья.
     И как в этом вселенском хаосе я услышала ее захлебы-вающийся, прерываемый булькающим кашлем хрип, одному Богу известно.
     Не замедляясь - "Какого черта! Тут себя бы спасти!" – я чуть было не наступила на ее почерневшую руку, что меня сразу же отрезвило.
     Она, раздавленная обрушившейся стеной, еще цеплялась за жизнь, но лишь для того, чтобы вытолкнуть из-под себя маленькое посиневше-чумазое существо, задохнувшееся от крика.
     - Моя девочка! Возьми ее!
     Страх тащил меня дальше вперед, и, скорее всего, меня не пришлось бы уговаривать унести отсюда ноги несмотря ни на что, но содрогнувшиеся от резкого толчка остатки раз-рушенной стены недвусмысленно накренились, угрожая похоронить и эти человеческие останки, и потерявшую соз-нание малютку.
     Вот она-то и остановила меня.
     Рванувшись к женщине, я подхватила девочку, и, крепко прижав малышку к себе, попятилась, принимая благодарный взгляд затухающих глаз ее матери.
     Огненная кипящая лава уже подступила к окраине города, заливая его улицы, и с немыслимой скоростью гналась за мной.
     Я сжала девочку еще крепче:
     - Потерпи, дорогая, потерпи… , я… сейчас…, сейчас что-нибудь придумаю…
     Озираясь в поисках хоть какой-то лазейки из безвыходно-го тупика, я опрометчиво промедлила, не успев проскочить рухнувшее прямо передо мной полыхающее дерево.
     Ну, что же…
     Страх, уже не только за себя, а и за эту малышку, доверчиво меня обхватившую, понес меня вперед.
     Я шагнула в огонь.
    
    
    
     Глава 6
    
     Франция, 2006.
    
     - Ой, какая хорошенькая!
     В ушах гудел шум, словно отдаленный рокот горной реки. Противная резь слезила набитые сажей глаза.
     Мадлен, милая Мадлен! Я дома! Господи, какое счастье! Господи, спасибо тебе!
     С трудом разлепив губы, прошептала:
     - Хочу пить…, пожалуйста…
     - Да, да, да, - затараторила Мадлен, - сейчас, милая. Вот, только верну тебе твою крошку.
     Она осторожненько уложила рядом со мной что-то, что немедленно разразилось басовитым плачем.
     Я попыталась приподняться. Тело запротестовало болью.
     А это еще что такое?
     Прелестная чумазая девчушка требовательно надрывалась в крике.
     Не может быть! Этого просто не может быть!
     Это она! Та самая малышка из Помпей!
     Я не верила своим глазам. Зажмурившись, подождала пару секунд, уверенная, что видение исчезнет.
     Но оно, это самое видение, вполне ощутимо, так, что моментально исчезли все сомнения, схватило пухлой ручкой мою, соперничающую по "чистоте" с ее, и, притянув к слюнявому ротику, удовлетворенно зачмокало.
     Мне ничего не оставалось, как только тихо ахать.
     - Лер, это как раз то, что тебе не хватало, - Мадлен умильно улыбалась, глядя на нас, - ну, ни дать, ни взять, сюжет для рождественской открытки. Вот видишь, я была права. Может, ради этой куколки ты и вынуждена была лазить… м-м… там? А?
     - Какое сегодня число? – я скосила глаза на стол.
     А… где шар?
     - Да, подруга. Да. Пятнадцатое сентября.
     Она обняла нас - меня и мою маленькую неожиданную... дочку.
     Вчера был мой день рождения. Мне ИСПОЛНИЛОСЬ тридцать пять. Я перешла рубеж. Но уже не одна!
     Прав был мудрый Бернард.
     Не будь у нас своей воли и не стало бы ада!