Предстоящее торжество
     и неожиданная посетительница
    
    
     - Только не фиолетовое! - воскликнула Инесс, когда я показала ей фото понравившегося мне платья.
     - Почему? - не поняла я, - мне не пойдет?
     - Не в этом дело, с твоим-то цветом лица! Однако надевать в день своей собственной помолвки платье фиолетового цвета - это слишком беспечно!
     - Какая связь? - искренне удивилась я.
     - Я не знаю, как это обосновать, чтобы ты мне поверила, но фиолетовый цвет - это символ одиночества!
     - Но нельзя же так серьезно относиться к суевериям, - я невольно пожала плечами.
     - А я и не прошу, чтобы ты к ним относилась серьезно, но на всякий случай не стоит рисковать, никто ведь не знает, что стоит за всем этим.
     - Ну, хорошо, - вздохнув, согласилась я, - тогда посмотри эти каталоги сама.
     - Чуть позднее, - довольно улыбнулась госпожа Катлер, - я понимаю, тебя волнует в первую очередь твой наряд, но поверь моему опыту: то, что будет стоять на столе, привлечет внимание твоих гостей не меньше.
     - Мне так неудобно, - искренне воскликнула я, - все ложится на твои плечи…
     - Мэриэл, - прервала мою тираду Инесс, - ты даже не представляешь, как я счастлива, я всегда мечтала о дочери и об этих хлопотах тоже, так что не лишай меня, пожалуйста, даже крупицы удовольствия.
     - Ну, если так, - честно говоря, я просто не знала, что на это ответить. Но из неловкого положения меня вызволил сигнал моего телефона.
     - Я знаю, что вы никого не собираетесь принимать в течение недели, - услышала я голос своего секретаря, - но госпожа Вернер приехала специально из Кельна, чтобы встретиться с вами.
     - Это из Германии? - зачем-то уточнила я.
     - Разумеется, - ответил Ари, - так что мне ей сказать?
     - Я сейчас приеду, попроси ее подождать, - решительно заявила я после короткого раздумья.
     Отключив свой аппарат, я посмотрела в глаза Инесс и приготовилась к объяснению.
     - Ничего страшного, - опередила она меня, - я уже все поняла, у тебя клиент, которому ты не можешь отказать, я ведь жена комиссара. Да, собственно, ты мне тут сейчас пока не нужна, а твоим платьем мы можем заняться и вечером. Я поцеловала Инесс в щеку и стала набирать номер для заказа такси.
    
    
    
    
     Исчезновение Моники Вернер
    
     Я бы не решилась, даже приблизительно, определить возраст Доры Вернер, если бы она не сказала, что ее внучке через месяц исполняется восемнадцать лет. Среднего роста, изящная, стройная. Темные пышные волосы свободно спадают на плечи, умелый макияж лишь слегка подчеркивает все достоинства ее приятного лица, нисколько не отмеченного ни преждевременными морщинами, ни усталостью во взгляде выразительных глаз цвета темного янтаря. Впрочем, было в ней что-то такое, что не позволяло мне назвать ее красивой женщиной.
     - Ваш секретарь, очень милый молодой человек, сказал мне, что я, к сожалению, приехала некстати, - госпожа Вернер вздохнула, - прошу прощения, что не позвонила предварительно, однако о вас я узнала только здесь в Сент-Ривере. Мне посоветовала к вам обратиться Сара Битнер. Я бы не стала отвлекать вас от ваших приятных хлопот, но, возможно, это дело не окажется таким уж сложным.
     - Уж, коль мы встретились, - как можно мягче сказала я, - расскажите мне о своей проблеме, а там посмотрим.
     - Именно это я и хотела сделать. А там действительно посмотрим, Сара рассказывала о вас так, словно вы - волшебница, а не детектив.
     - Она преувеличила мои способности, но я готова вам помочь, если это будет в моих силах.
     Наш предварительный разговор принял какой-то странный характер, мы словно примерялись друг к другу, не проявляя открытого недоверия, но и ни на что особо не рассчитывая.
     - Все это произошло почти девятнадцать лет назад, - начала свой рассказ Дора, - даже раньше. Мне ведь нужно начать с того дня, когда мой сын решил жениться на Монике, - прежде чем продолжить свой рассказ, моя посетительница сделала довольно продолжительную паузу. - Эта девочка училась с моим Дэнни в одной школе. А затем в университете они тоже оказались рядом. Да и ее семья, семья Колдьи, жила по соседству. Признаюсь сразу: меня не обрадовало решение моего сына, хотя к тому моменту ему уже было тридцать, самое время создать семью. Нет, не подумайте, что мне чем-то не нравилась Моника. Она была очень красивой, умной и образованной девушкой. Ее поведение тоже было безупречным. Кроме того, они работали с Дэнни в одной лаборатории и можно сказать, что были увлечены одними и теми же идеями. Но мне казалось, что отношения между ними были не естественными для мужчины и женщины, я попытаюсь объяснить, хотя чего же тут не понять? Они были хорошими друзьями, партнерами, соратниками, единомышленниками. Все это хорошо, но недостаточно для того, чтобы жить вместе. И главное - этого недостаточно, чтобы чувствовать себя счастливыми. Они никогда не ссорились, но никогда и не удивляли друг друга, может, потому, что слишком давно и слишком хорошо друг друга знали? Хотя вряд ли дело в этом. Моника была всегда такой серьезной… И еще она была сильной, я бы даже сказала властной, а таких женщин могут полюбить очень немногие мужчины. Мой сын - обыкновенный. Я - любящая мать, но я не слепая и не глупая. Я не могла ему объяснить, чего он себя лишает, отказавшись от любви, ведь у него не было даже опыта влюбленности. Так я считала тогда, впрочем, мнение мое не изменилось.
     - Но, может, вы ошибались? Просто их отношения развивались иначе, не так, как вы привыкли их представлять? - не удержалась я от замечания.
     - Я думала об этом, - Дора грустно улыбнулась, - именно так я и рассудила, чтобы в день их свадьбы не чувствовать себя несчастной.
     - Значит, свадьба состоялась? - уточнила я.
     - О, да! И не только свадьба. Они прожили четыре года. И у них родился сын, все шло, казалось бы, хорошо. Я знаю, что так могла пройти и вся их жизнь. Однако судьба вмешалась, подвергнув их испытанию на прочность старым банальным способом.
     - И что же это за способ?
     - Разлука, которая заставила каждого из них обрести новый жизненный опыт, причем каждый оказался с этим опытом один на один.
     - Почему же они расстались? Я правильно поняла вас?
     - Да, они действительно расстались, как им казалось, совсем ненадолго. Моника должна была на какое-то время приехать сюда, в Сент-Ривер.
     - Вы имеет в виду столицу?
     - Нет, страну. Если уточнить, она отправилась в Мэрвик, вернее, в Мэрвикский университет. Я должна немного рассказать об их работе. Действительно совсем немного, поскольку толком и не понимаю всего того, чем они занимались. Знаю лишь, что их лаборатория исследовала космическое излучение, или космические лучи. Я не ручаюсь за точность своих слов, да и это к нашей тайне, как мне кажется, отношения не имеет. И важно только то, что в Сент-Ривере появилась какая-то научная программа, с которой Дэнни и Моника хотели, во что бы то ни стало, познакомиться. Почему решили, что сюда отправится именно Моника, я не могу сказать. Мой сын отказался отвечать на мои вопросы и решения своего до сих пор не изменил. Так, или иначе, маленький Поль остался на моем попечении, а моя невестка улетела за границу.
     - И за время своей работы здесь она не ни разу не побывала дома? - удивилась я.
     - Ну, почему же? Через два месяца после своего отъезда она прилетала… На три дня, чтобы повидаться со мной и Полем. А Дэнни в это время улетел по каким-то неотложным делам в Австралию, так они и не увиделись больше.
     - Вы хотите сказать, что ваша невестка навсегда осталась в Сент-Ривере?
     - Она не вернулась. Но я не говорила, что она осталась здесь, она пропала, исчезла.
     - Но вы сказали, что у вас есть еще и внучка, или это дочь вашего другого сына, или дочери? Но, видимо, не дочь Дэнни, у вас есть еще дети? Или, отправляясь в Мэрвик, Моника уже…
     - Нет, - моя собеседница не дала мне договорить, - Лео не дочь Дэнни, но и других детей у меня нет. Дослушайте меня, и вы все поймете. Те три дня, что моя невестка провела со мной и своим сыном, были очень странными, и сама Моника была не такой, какой я привыкла ее видеть. Она почти все время проводила с Полем. Была с ним терпеливой и ласковой, чего раньше я за ней не замечала. Со мной она держалась как обычно, то есть практически не обращала на меня внимания. Но перед самым отъездом она вдруг подошла ко мне, взяла меня за руку, пристально посмотрела мне в глаза и сказала: «Я не умею об этом говорить, но я очень уважаю и ценю вас, возможно, мое чувство имеет какое-то другое название. Мне важно, чтобы вы об этом знали, я люблю вас всех» Так она и сказала: «Вас всех». Я очень жалею сейчас, что не сумела тогда ее разговорить, но поймите меня, я просто растерялась, это было слишком неожиданно. А на утро она улетела в Сент-Ривер.
     - Насколько я понимаю, это была ваша последняя с ней встреча? Но вы же какое-то время и хоть каким-то образом поддерживали связь со своей невесткой?
     - Да, разумеется. Она писала нам письма. Тогда еще все пользовались обычной почтой, а не электронной. Иногда звонила. Мы считали, и такая картина складывалась по ее письмам, что она живет в пансионате при университете и очень много работает. Но за месяц до ее предполагаемого возвращения связь с ней прервалась. И она не вернулась, хотя из университета нам сказали по телефону, потом это же подтвердили и письменно, что ее работа была очень успешно завершена, и госпожа Вернер, очевидно, уехала домой. Нам ничего не оставалось, как обратиться в полицию. Полиция, как мне кажется, не слишком старалась найти Монику. Они просто выяснили, что с ней не случилось ничего плохого. Мне кажется, что они считали, что жена моего сына исчезла по собственной воле, в какой-то мере это подтвердили и дальнейшие события.
     - Она действительно не захотела вернуться к своей семье? Даже к сыну?
     - Боюсь, что это именно тот вопрос, ответ на который я бы и хотела получить с вашей помощью, или точнее, это один из тех вопросов. Но я продолжу, с вашего позволения.
     - Да, конечно, извините.
     - Мы получили из Сент-Ривера внушительный список тех происшествий, в которых не пострадала Моника Вернер и отчет о том, каким образом данная информация проверялась. Но никто нам так и не ответил на вопрос, где находится жена моего сына, моя невестка и мать Поля. Мы начали привыкать обходиться без нее. Дэнни держался спокойно, но я понимала, как было ему нелегко. Родители Моники не могли успокоиться дольше, они даже нанимали частного сыщика, но найти дочь тоже не смогли. Так прошел год. Одна беда в семье Колдьи шла вслед за другой. От сердечного приступа умер отец Моники, мать пережила его только на два месяца. Вот так - была семья, и нет ее.
     - Но Моника…
     - Нет, - остановила меня моя посетительница, - о ее судьбе мы так ничего и не узнали, по сей день. Однако это еще не все. Через два месяца после похорон матери моей невестки к нам пришел адвокат. Это был Яков Гроссер, который вел дела Колдьи. Он был их поверенным много лет. Он и рассказал нам о Лео. Таким образом, что-то стало известно и о Монике, во всяком случае, мы хоть что-то могли предположить, если, конечно, это не было ошибкой, фатальным стечением обстоятельств. Здесь, в вашей стране, в приюте при больнице святого Патрика, недалеко от Мэрвика, находилась девочка, мать которой назвалась Моникой Вернер. Отцом девочки был записан Дэнни, впрочем, только потому, что он был вписан в документы женщины как ее муж. Адвокат рассказал, что, по словам доктора, возглавлявшего эту больницу, госпожа Вернер оставила девочку в монастыре всего на неделю, чтобы съездить, как она сказала, и поговорить с мужем. В больнице к тому времени догадались, что в семье были свои сложности. Но не только через неделю, а и через месяц женщина не вернулась, когда прошел еще месяц, начались поиски родственников ребенка. Они не стали обращаться к моему сыну, поскольку понимали, что отцовство Дэнни под сомнением. И в первую очередь нашли адрес родителей матери девочки, но немного с этим опоздали. Тогда они и обратились к господину Гроссеру, а он решил обо всем рассказать мне.
     - То есть, он предложил вам взять опекунство над ребенком, не смотря на то, что, судя по обстоятельствам, никакого родства между вами нет?
     - Нет, прямо он не предлагал, лишь намекнул, что формально мой сын может считаться отцом девочки. Но я сама так решила, и настояла на своем решении, хотя в итоге надолго утратила взаимопонимание с собственным сыном. Вы можете считать меня плохой матерью, но я ни о чем не жалею. Леонсия мне не менее дорога, чем Поль. Пусть она мне не внучка по крови, но это никакого значения не имеет.
     - Так, что же вас привело ко мне? - спросила я, поскольку действительно не понимала, чего ждет от меня госпожа Вернер.
     - Я понимаю, что выполнить мою просьбу будет сложно, ведь прошло столько лет, но я готова заплатить вам любой гонорар. Узнайте, что случилось с Моникой, или найдите хотя бы отца Леонсии. Я уверена, что он достойный человек. Так будет лучше для моей девочки.
     - Извините, но почему вы не попытались найти его раньше?
     - Причин тут сразу несколько, - Дора задумалась, затем продолжила, - мне хотелось, чтобы девочка чувствовала, считала, что Поль - ее настоящий брат, а значит Дэнни - отец. Я надеялась, что мой сын способен полюбить эту крошку. Ну и был, конечно, эгоистический страх ее потерять. Это - главное…
     - Хорошо, - медленно проговорила я, - попробую что-то выяснить. Следы пребывания вашей невестки в нашей стране, должны были остаться, да и отец у девочки, конечно, есть, но у него может быть уже другая семья, прошло столько лет.
     - Да, - согласилась со мной моя собеседница, - я даже не исключаю, что у него была семья и тогда, когда он познакомился с Моникой.
     - И это тоже вариант вполне вероятный, - заключила я.
    
     Помолвка
    
     Я не люблю торжества и приемы. Особенно когда они устраиваются для каких-то практических целей. Когда вокруг вас собираются не столько друзья, сколько люди, от которых что-то там зависит, например. Не то, чтобы я так уж осуждала подобную практику. Действительно, у стола с напитками и деликатесами иногда вопросы решаются проще, психология. Но я против того, чтобы для подобных целей использовать такие поводы, как помолвка.
     Именно об этом я заявила своему секретарю, когда он подал мне список лиц, коих, как он считал, было бы целесообразно пригласить.
     - Ну, как знаете, - почти обижено отреагировал Ари.
     - Не сердись, - этой репликой и особенно своим просительным взглядом, я, похоже, удивила его, - я в этот день хочу видеть вокруг только друзей, не забудь, кстати, что и ты входишь в их число.
     - Вы меня официально приглашаете? - уточнил мой секретарь.
     - Конечно, и официально приглашаю, и очень прошу - ответила я, с трудом сдерживая улыбку.
     - Ну, я вроде ваш подчиненный, какие могут тут быть особые просьбы…
     - Милый мой Ари, это будет не в рабочее время, и я очень надеюсь, что ты придешь на нашу с Дэвидом помолвку просто как наш друг.
     В этот момент я совершенно искренне расчувствовалась и была вознаграждена тем, что впервые за все время нашей совместной работы увидела на лице нашего невозмутимого Авриэля выражение, если не удовольствия, то чего-то очень близкого к этому.
    
     ***
     Честно говоря, мне было немного жаль, что пришлось отказаться от фиолетового платья, но спорить с Инесс я не стала. Она выбрала для меня легкий шифоновый брючный костюм светло-бирюзового цвета. Я неплохо в нем смотрелась, если верить Дэвиду, впрочем, почему бы и не поверить?
     Инесс оказалась права и в том, что праздничный стол, несомненно, лучшее ее творение, привлек гораздо больше внимания, чем мой наряд.
     Вообще, все было замечательно и я очень благодарна моим друзьям за этот вечер. Я задержалась в своем повествовании на этом эпизоде только потому, что он имеет некоторое отношение к делу, о котором тут идет речь.
     Уже было очень поздно, или об этом времени более правильно будет сказать рано, когда дом Катлеров, наконец, опустел, а мы отправились домой.
     Нужно было хорошо отдохнуть, поскольку в полдень мы должны были вылететь на остров Канти, где собирались провести целую неделю отпуска. Именно я настояла на том, чтобы в этот раз был остров. Дэвид законченный урбанист. К тому же он просто влюблен в Мэрвик.
     - Дэвид, я хочу с тобой посоветоваться, - осторожно начала я разговор, о котором думала в течение последних трех дней.
     - Советуйся, с кем же еще, если не со мной?
     - Может, нам все же отправиться в Мэрвик?
     - Что?! Ну, ты вовремя… Да еще в сезон отпусков.
     - Дело в том, что для нас забронирован номер в Лагуне.
     - Так, - я почувствовала, что смысл происходящего стал медленно доходить до моего жениха, - мы же договорились, что неделю будем только отдыхать: загорать, кататься на катере, плескаться в море, ну и заниматься другими очень приятными вещами.
     - Конечно, ничего не отменяется, - улыбнулась я, - даже все другие приятные вещи.
     - Послушай, я тебя прекрасно знаю, если ты готова вместо того, чтобы лететь на Канти, отправиться в Лагуну, то это только потому, что тебе нужна информация именно в Мэрвике. Это дама из Кельна?
     - Допустим. Но я не собираюсь там заниматься расследованием, только расследованием…
     - Ты неисправима. Что ж, если есть даже забронированный номер, отговаривать тебя я не стану и пытаться. Но ты мне хотя бы расскажешь, в чем там дело?
     - Конечно, расскажу, завтра, хорошо?
     - Разумеется, завтра.
    
     Мэрвик. Отель «Лагуна»
    
     В "Лагуне" мы были не впервые, но никогда еще не останавливались в таком шикарном номере. Госпожа Вернер сделала нам с Дэвидом царский подарок. Я не очень разбираюсь в тонкостях гостиничного сервиса, а тем более, если речь идет о мебели, постельном белье и других предметах, определяющих класс отеля. Поэтому в описании ограничусь тем, что скажу: было просторно и удобно, из окна было видно море. Номер состоял из двух спален и гостиной. А две ванные комнаты, были огромны и сверкали, в прямом смысле этого слова.
     - Я чувствую себя королевой во дворце! - не удержалась я от восклицания.
     - Так уж и королевой? - засмеялся Дэвид, - люкс мы, конечно, ни разу не снимали здесь, но всего-то пара лишних комнат, зачем, скажи, пожалуйста, на нужны две спальни?
     - Разберемся, - улыбнулась я, - может, как раз не лишними окажутся. В любом случае, я не ожидала. Чувствую некоторую тревогу, а вдруг я не смогу разыскать ни Монику Вернер, ни отца Леонсии. Прошло столько лет.
     - А если бы твоя клиентка заказала для нас номер поскромнее? Ты бы меньше волновалась?
     - Пожалуй, так же.
     - Что ж, придется тебе помогать, но давай сначала хотя бы пообедаем.
     - Спустимся в ресторан, или сюда закажем?
     - Конечно, сюда, разве тебе недостаточно моего общества?
     - Достаточно, - я не удержалась, чмокнула Дэвида в щеку и прошептала у самого его уха, - вполне.
    
     ***
     Обед наш несколько затянулся. А после него мы составили приблизительный план действий на ближайшую неделю. Конечно, мы не случайно приехали именно в Мэрвик, но мы не собирались отказываться от своего отпуска. Серьезно поисками Моники Вернер и ее возлюбленного я хотела заняться уже по возвращении в столицу. Но почему бы кое-что и сейчас не выяснить? Ведь мы оказались именно там, где оборвался след пропавшей женщины. Да и поиски отца девочки тоже имело смысл начать отсюда. В общем, мы решили, что завтра с утра отправимся в университет и попробуем там найти кого-то, кто был знаком с Моникой, или хоть что-то мог бы о ней сообщить.
     Вечером мы побродили по набережной, искупались в теплой морской воде при лунном свете. Затем посидели в маленьком старом ресторанчике «Фрегат». Вернулись в номер уже после полуночи.
     - Видишь, как здорово, - сонным голосом и не открывая глаз проговорил Дэвид, - что мы приехали именно сюда. Даже необходимость что-то разнюхивать, не сможет испортить нам удовольствие.
     - Но в свадебное путешествие мы отправимся на остров… - засыпая, ответила я, впрочем, не уверена, что меня кто-нибудь услышал.
    
     Университетский городок
     Это только считается, что университет находится в Мэрвике. На самом деле университетский городок расположен чуть в стороне и представляет собой вполне автономное образование, именно городок со своей системой управления и со своей самобытной жизнью.
     Учебные корпуса, лаборатории, огромный ботанический сад, спортивный комплекс, художественная галерея, библиотека, телевизионный центр, обсерватория, даже собственный полицейский участок, - это далеко не все, что есть здесь, только то, что сразу вспомнилось, когда я взялась за описание.
     Можете себе представить, насколько сложной показалась нам задача, которую мы сами себе задали. Но раз уж мы сюда приехали, мы должны были начать действовать.
     Остановившись на первой попавшейся нам на глаза стоянке, мы вышли из машины и огляделись. Первое, что увидели, было небольшое здание с хорошо знакомой эмблемой над входом. Полицейский участок.
     - Может, начнем с полиции? - предложил Дэвид.
     - Это, конечно, было бы хорошей мыслью, если бы мы были сейчас не здесь, а в Сент-Ривере, - медленно проговорила я, - у меня нет уверенности, что в здешнем полицейском участке кто-то захочет ответить на наши вопросы, тем более, что полиция занималась этим делом лет восемнадцать назад.
     - Тогда мы сделали большую глупость. Наверняка, комиссар Катлер не отказался бы помочь.
     - Чем он мог нам помочь? Ведь он этим не занимался даже тогда, когда все происходило.
     - Но, если бы у нас были сейчас материалы того старого дела, возможно, мы знали бы, с кем тут имеет смысл пообщаться.
     - Материалы дела? Да, неплохо бы их просмотреть, - я вдруг замерла от осознания своего профессионального промаха. - Вот, что значит - мозги были не тем заняты! - с досадой в голосе воскликнула я, - понимаешь, Дора мне рассказывала, что ейв свое время прислали отчет о результатах поисков Моники, наверняка, этот отчет она сохранила. А я не сообразила попросить у нее копию!
     - Ты не знаешь номера ее телефона? - спокойно спросил Дэвид.
     - Знаю, и позвоню ей, чтобы она мне выслала эту копию, но мы уже здесь, зря ехали что ли?
     - Позвони ей сейчас, не думаю, что этот отчет так уж велик, может, она сама его просмотрит и найдет имя человека, которого мы могли бы попытаться тут найти.
     - Конечно, ты прав. Сейчас позвоню.
     Мы вернулись в машину, и я, отыскав номер телефона госпожи Вернер в памяти своего мобильника, нажала кнопку связи. После нескольких безответных гудков я, наконец, услышала голос Доры.
     - Да, - в голосе прозвучало удивление, - я вас слушаю, кто это?
     - Мэриэл Адамс.
     - О! Извините. Рада вас слышать.
     - Извините вы меня за беспокойство, но мне нужна ваша помощь.
     - Конечно, я сделаю все, что нужно, говорите.
     - Мне нужно было сразу вас об этом попросить, но я не подумала…
     - Ничего, не смущайтесь. Вы хотите получить отчет полиции Мэрвика? Я знала, что он вам понадобится.
     - Да, вы правы.
     - Я вам его вышлю прямо сейчас, адресом можно воспользоваться тем, что на вашей визитке? Я имею в виду, разумеется, электронный адрес.
     - Да, пошлите по этому адресу. А он, этот отчет, большой?
     - Нет четыре странички.
     - Вы не могли бы их сейчас просмотреть? Мы в Мэрвике, в университетском городке, но не знаем, с кем тут можно начать разговор…
     - Понимаю, - прервала меня моя клиентка, - разыщите там астрофизический факультет. В административном отделе этого факультета работала Мэри Виллис, она давала показания в полиции, и по этим показаниям можно предположить, что она сблизилась с Моникой больше других. Возможно, она и сейчас работает на том же месте, как минимум, вам там могут дать ее адрес.
     - Спасибо, госпожа Вернер, вы клиентка, о которой можно только мечтать.
     - Это вам спасибо госпожа Адамс, ведь вы в отпуске, и называйте меня просто Дорой.
    
     ***
     Астрофизический факультет располагался рядом с университетской обсерваторией, о чем можно было догадаться, даже располагая такими приблизительными представлениями об астрофизике, какие были у нас с Дэвидом. Мы не потратили на поиски и четверти часа. Чуть сложнее было найти административный отдел, но и с этой задачей мы справились.
     Секретарь отдела, очень милая блондинка не старше тридцати лет, даже не спросила, кто мы такие. Судя по всему, Дэвид внушил ей абсолютное доверие. Меня она просто не заметила.
     - Мэри Виллис? - переспросила девушка, сосредоточив свой взгляд на лице моего спутника, - да она работает в нашем отделе, но она сейчас в отпуске. Номер ее телефона я вам запишу. Хотите лимонный сок со льдом? Сегодня так жарко.
     Даже не предполагая, что мы можем ответить отрицательно, она открыла холодильник, вытащила кувшин с напитком и налила его в два высоких стакана. В какой-то момент я подумала, что это предложение адресовано только Дэвиду, поскольку в мою сторону наша собеседница так и не собиралась смотреть.
     Впрочем, сок был кстати, и номер телефона мы получили, так что, все началось неплохо.
     Госпоже Виллис я позвонила уже из машины.
     - Здравствуйте, меня зовут Мэриэл Адамс, я частный детектив, - почему я начала наш разговор именно так?
     Не знаю, что-то выбило меня из колеи. Впрочем, к счастью, этот день, видимо, был для нас удачным.
     - Детектив? Как интересно! - воскликнул в ответ звонкий женский голос, - я могу вам чем-то помочь?
     - Я очень на это надеюсь, - ответила я, и ко мне вернулось нормальное состояние, то есть, я опять стала сносно соображать.
     - Но, может быть, вам удобнее приехать ко мне? - доброжелательно спросила Мэри Виллис.
     - Если вы не против.
     - Ничуть, я живу в пансионе «Академия» вы знаете, где это?
     - Нет, мы приехали из Сент-Ривера…
     - Его очень легко найти, - не стала она выслушивать мои объяснения, - где вы сейчас?
     - Возле обсерватории.
     - А, понятно, вы на машине?
     - Да.
     - Тогда выезжайте из городка по северной дороге, там есть указатель. Ехать не более десяти минут.
     - Спасибо, надеюсь, мы не очень вас побеспокоим.
     - Что вы? Я буду только рада. Мне так любопытно.
    
     ***
     Пансион «Академия» занимал старое, но еще довольно крепкое и, судя по всему, недавно отремонтированное двухэтажное здание. На первом этаже было несколько маленьких, однако, отдельных квартир, снимаемых, в основном преподавателями и служащими университета. На втором этаже располагались комнаты для студентов. В каждой жили двое, иногда даже трое молодых людей, или девушек.
     Мэри Виллис, невысокая хрупкая женщина лет пятидесяти, как мне сразу показалось, была из тех людей, вокруг которых всегда что-то происходит. Она была одета в джинсы и легкую блузку спортивного покроя, ее абсолютно седые волосы были довольно коротко и аккуратно подстрижены. Светло-голубые глаза смотрели на нас с нескрываемым любопытством.
     Вслед за ней мы прошли по сумрачному и довольно длинному коридору. Квартира была маленькой, но уютной. Ожидая нас, Мэри приготовила кофе, наполнивший крохотную гостиную ароматом гостеприимства. Разговор обещал быть приятным и полезным, я очень надеялась на это.
     - Так что же вас привело сюда, какое зловещее преступление, или мистическая тайна? - с легкой шутливостью в голосе спросила госпожа Виллис, когда мы расположились в креслах вокруг чайного столика.
     При этом она ловко наполнила наши чашки прекрасно приготовленным напитком и жестом предложила нам угощаться всем, что стояло на столе. Здесь были сэндвичи, с тонко нарезанной ветчиной и листьями салата, бисквиты, шоколадное печенье, дольки лимона и фруктовый мармелад. Непринужденность ее манер и ее веселая доброжелательность располагали к откровенному разговору.
     - Мы приехали в Мэрвик немного отдохнуть, но у нас есть одно дело, расследование которого связано с Мэрвикским университетом. Нам сказали, что именно у вас мы можем кое-что узнать, - несколько путано начала я разговор, но не потому, что волновалась, а потому, что мне хотелось сказать сразу все.
     - Если я смогу… Так что же я, по-вашему должна знать?
     - Примерно восемнадцать лет назад сюда приезжала из Германии некая Моника Вернер.
     - Ах, вот о каком деле идет речь, - Мэри Виллис вдруг утратила свою веселость, словно сменила маску, хотя, возможно, мне это показалось.
     - Да, - подтвердила я, - судя по вашей реакции, вы ее помните.
     - Ее так и не нашли?
     - Нет, но сейчас у меня немного другая задача.
     - Странно. У нее ведь в Кельне остался маленький сын?
     - Да, сейчас он уже взрослый. Судя по всему, с этой женщиной случилось что-то серьезное.
     - Полиция тогда очень тщательно проводила расследование. Единственное, что оставляло сомнение, это землетрясение, которое было именно в этот год, все знают, что некоторые люди так и не были найдены, ни среди живых, ни среди мертвых. Официальный список пропавших без вести не включает тех людей, пребывание которых в районе этого стихийного бедствия не было установлено, вы же это понимаете?
     - Да, это вполне возможный вариант. Но тут мы вряд ли сможем сделать то, что оказалось не под силу ни полиции, ни специальной следственной группе, в которую входили и эксперты, и ученые, и журналисты.
     - Так что тогда хотите расследовать или найти вы?
     - У Моники Вернер восемнадцать лет назад родилась дочь.
     - Да, я знаю. В той больнице, где она рожала, ее и видели в последний раз.
     - Если учесть, что к тому времени, ее работа в вашем университете была уже завершена, можно сделать вывод, что вы ее знали не только по службе, так?
     - Да, можно сказать, что мы с ней сблизились, - Мэри замолчала и несколько секунд смотрела куда-то поверх моей головы, потом она вдруг словно очнулась от своих воспоминаний и продолжила, - да, мы сблизились ровно настолько, насколько можно было сблизиться с такой женщиной как Моника. Это случилось не само собой, так распорядилась судьба. Я вам сейчас расскажу все, что рассказала тогда полиции и то, что произошло уже тогда, когда следствие было завершено.
     - Значит, было еще что-то, чего вы не сообщили полиции? - спросила я.
     - Но меня никто об этом не спрашивал, дело было уже закрыто к тому времени, как я думаю. Поскольку речь не шла о преступлении, то я никуда и не стала сообщать ничего.
     - Да, похоже, что никаких преступлений тут и не было, - поспешно согласилась я.
     - Сейчас я уже в этом не так уверена, - вдруг произнесла наша собеседница, и мы с Дэвидом, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.
     - То есть, вы хотите сказать, - вступил в разговор мой друг, - что в этой истории есть и такие обстоятельства, которые могли бы заинтересовать полицию?
     - Не знаю, - Мэри вздохнула, - послушайте мой рассказ о событиях, а уже потом я выскажу свои мысли.
     - Хорошо, - мягко сказала я, - рассказывайте, а после этого подумаем вместе.
     - Если встряхнуть свою память и уточнить время, - госпожа Виллис пару секунд смотрела в сторону, видимо действительно считая, затем она продолжила уже более спокойно и уверенно, - Моника приехала к нам в университет чуть больше девятнадцати лет назад. Да, давненько, но время пролетело так быстро, что кажется, словно оно сжалось, или вдруг исчезло…
     - Да, так бывает, - сказала я, чтобы напомнить о себе, поскольку Мэри опять задумалась. Впрочем, когда нужно воспроизвести события почти двадцатилетней давности, это естественно.
     - Вы пока не понимаете, да и поймете ли? Вы не видели Монику…
     Мэри Виллис встала, вышла в другую комнату, очевидно в спальню, и очень скоро вернулась. В руках у нее была фотография, которую она тут же показала нам.
     Мы увидели на фоне нечеткого интерьера двух женщин. И одной из них, несомненно, была наша собеседница, она выглядела моложе, но это не мешало ее узнать. Рядом с ней была красивая молодая женщина. Впрочем, о красоте я упоминаю, только потому, что это был бесспорный факт. Не это было главным. Даже по этой плохонькой фотографии угадывалось, что Моника Вернер была женщиной незаурядной. Если вы меня спросите, по каким приметам я это определила, мне будет трудно вам ответить, скорее, это можно было отнести общему впечатлению, к чему-то на интуитивном уровне. Если говорить о зрительном восприятии, то, прежде всего, это были глаза, само собой большие и красивые. Но во взгляде этих прекрасных глаз читалась такая сила и, прошу меня простить за излишнюю высокопарность, такая вселенская мудрость, что становилось не по себе, казалось, что обладательнице этих глаз было доступно понимание главных истин, управляющих нашими судьбами.
     - В жизни она производила еще более сильное впечатление, - заговорила Мэри, - я с ней познакомилась по необходимости. Тогда, когда она прибыла к нам, чтобы поработать с программой РКС-1, я была администратором на астрофизическом факультете. Ко мне ее направили для того, чтобы я помогла ей с жильем. В «Академии» не было мест даже на втором этаже, Моника приехала через два месяца после начала занятий. Впрочем, она сразу объяснила, что в средствах не стеснена, ей просто хотелось бы иметь возможность каждый день ходить в университет пешком. Я хотела предложить ей пока остановиться у меня, а потом поискать что-то более удобное, но какое-то необъяснимое предчувствие удержало меня от этого шага. Хорошо это было, или наоборот, плохо? Я не знаю, возможно, если вы распутаете узел тайн и загадок, центром которого в свое время стала Моника Вернер, вы ответите и на этот вопрос. Я обещала подумать и помочь, а также сделать это побыстрее.
     - Но ведь пока вы искали для нее подходящую квартиру, на это все же понадобилось время? Она тогда где-то жила, так ведь? - поинтересовалась я.
     - Да, на мои хлопоты и на ее переезд ушло около двух недель, все это время она жила в отеле «Бриз» и ездила в университет на машине.
     - А затем вы нашли ей квартиру где-то поблизости? - уточнила я.
     - Конечно. Впрочем, моей заслуги в этом было немного. Она сняла комнату у Бертины Мюллер, ее дом в десяти минутах ходьбы от факультета. Бертина тогда еще преподавала психологию. Ну, а сейчас уже лет пятнадцать, как она на пенсии.
     - Значит она не молода? - спросила я, и почему-то мне показалось это важным.
     - Именно так. Сейчас ей почти восемьдесят. Она сама предложила Монике снять у нее комнату, я подумала, еще, что Бертина профессионально заинтересовалась потенциальной постоялицей. Конечно, она жила одна в большой квартире, возможно, ее объяснение по поводу усталости от постоянного одиночества были в значительной степени искренни, но слишком уж лакомым кусочком выглядела эта госпожа Вернер для столь нетрадиционного психолога.
     - Что вы хотите этим сказать, - опять оживился Дэвид.
     - Профессор Бертина Мюллер - сторонница теории о существовании психологических фантомов, но, если вы с этой теорией не знакомы, вам лучше выслушать ее объяснения.
     - Вы думаете, что Моника принимала участие в каких-то экспериментах госпожи Мюллер? - не без удивления предположила я.
     - Скажем так: я не исключаю, что нечто подобное могло быть, но не уверена в этом.
     - Очевидно, нам все же стоит поговорить с этой дамой, - заключила я.
     - Конечно, - согласилась Мэри, - она знает многое, как мне показалось, даже больше, чем сочла нужным сказать полиции.
     - Но как получилось, что вы подружились с Моникой, если она жила не в «Академии»? Или вы сталкивались с ней по работе?
     - Нет, что вы! Я ничего не смыслю ни в астрономии, ни в физике. Я - сугубо административный работник. И, тем не менее, я была первым человеком в университете, с которым госпоже Вернер какое-то время пришлось общаться. Наверное, поэтому она обратилась именно ко мне тогда, когда у нее появилась проблема.
     - Проблема? - удивилась я.
     - О! Ничего серьезного. Просто группа, в которой стажировалась, или обучалась, не знаю, как это правильно назвать, Моника, устраивала вечеринку, посвященную выходу их первого журнала. Сейчас этот журнал широко известен и имеет неплохой рейтинг среди специалистов. А тогда вышел первый номер, и все были жутко горды. Насколько я поняла, госпожа Вернер не слишком часто посещала подобные мероприятия. В общем, если говорить начистоту, я и сама удивилась, когда поняла, насколько она взволнована предстоящим событием. При нашей первой встрече она казалась такой самоуверенной, а тут… Ну, просто школьница перед первым балом. Она совершенно серьезно стала расспрашивать меня о том, как это все происходит, как принято одеваться. Интересовалась, не обидятся ли на нее коллеги, если она не будет пить спиртное. Я ее успокоила, сказала, что народ у нас смирный, непьющие есть, и на это никто не обращает внимания, что это будет похоже на обычный семинар, только с напитками, сэндвичами и пирожными, все равно, в конце концов, все закончится спорами о какой-нибудь статье, или обсуждением последней серии испытаний установки. Конечно, именно так и было, - Мэри усмехнулась, - но с того дня, не с вечеринки, а с разговора о ней, наши отношения заметно потеплели. Моника откровенно радовалась, когда мы случайно сталкивались в коридоре, или в баре, где мы пили кофе, чаще всего, устроившись за одним столиком.
     - Она вам нравилась? - спросила я.
     - Хороший и правильный вопрос, а вот полицейский инспектор, которому я тоже кое-что рассказывала, меня об этом не спросил. Знаете, мне очень грустно от этой мысли, но мое отношение к Монике Вернер нельзя было назвать дружеским. Я ей сочувствовала, чтобы не сказать - жалела. Да, да, сейчас я поняла, что это было так, а не иначе.
     - Но почему? - воскликнул Дэвид.
     - Я понимаю ваше удивление, - улыбнулась ему Мэри, - действительно, разве можно было предположить, что эта красивая умная и богатая женщина нуждается в сочувствии? Если бы я стала рассуждать и умом пыталась понять причину такого своего отношения к ней, вряд ли бы я эту причину нашла. Но другое дело - чувства! Поверьте мне, она была очень одинока, эта госпожа Вернер. Мне кажется, что по какой-то странной причине именно здесь она сама это почувствовала. Я знаю, что она была замужем, но брак далеко не всегда заключается, как говорят, на небесах. Не было у нее, вероятно, и друзей. Здесь тоже никто особо не стремился к общению с ней, если это не касалось работы. Да она и не умела говорить ни о чем, кроме формул, приборов, результатов, расчетов, каких-то каталогов, я мало, что в этом понимала, но именно поэтому со мной она могла говорить только о других вещах, если это можно было назвать разговором, ведь болтала, в основном я, а она слушала. Мне кажется, что я открыла ей какую-то новую грань жизни. Один раз, она напросилась ко мне в гости, это было в самом начале ее работы в программе РКС-1, прошло не больше двух месяцев, вечером, перед выходными. Я запомнила этот эпизод. Да и как его было не запомнить? Тогда эта женщина все еще была для меня совершеннейшей загадкой. Мы с ней случайно встретились, одновременно выходя из здания обсерватории. Просто так, ничего не имея в виду, я заметила в коротком нашем разговоре, что этот вечер мне придется провести в одиночестве, такое действительно в те времена бывало нечасто. Вот тут Моника, ужасно смущаясь и почти заикаясь, сообщила мне, что Бертина на выходные поедет к сыну, а ей жутковато оставаться в квартире одной. Мне ничего не оставалось, как пригласить ее на этот вечер к себе.
     - И она приняла приглашение? - зачем-то спросила я, ведь ответ был очевиден.
     - Да, мне показалось, что она вздохнула с облегчением, когда услышала от меня слова, которые, видимо, были ей нужны, - ответила Мэри и продолжила свой рассказ, - мы договорились, что она придет ко мне часов в восемь вечера и останется до утра. Я и сейчас не понимаю причину ее страха, но не сомневаюсь, что она действительно чего-то серьезно боялась. Вообще, когда вы встретитесь с Бертиной, то поймете, что у человека, мыслящего рационально, эта женщина может вызвать достаточно странные чувства, но чего можно было бояться в квартире профессора Мюллер, когда ее самой там не было? Этого я так и не поняла.
    
     Бертина Мюллер и ее версия
    
     Прежде, чем позвонить госпоже Мюллер, мы с Дэвидом решили обсудить между собой факты, оказавшиеся в нашем распоряжении благодаря откровенности Мэри.
     Мы прекрасно понимали субъективность полученной информации. Но больше всего нас настораживала нарастающая мистичность событий, связанных как с личностью Моники Вернер, так и с ее загадочным исчезновением.
     - Да… - многозначительно протянула я, не находя слов, достаточно точно отражающих все мои сомнения.
     - Люди любят загадочные истории, - прокомментировал Дэвид то, что я не сказала вслух.
     - Но нам-то нужны факты, что из всего, услышанного нами, можно использовать для начала расследования?
     - Фактом является только то, что Моника Вернер жила какое-то время в квартире Бертины Мюллер, остальное – догадки и заблуждения разных людей, - вздохнув, произнес Дэвид.
     - Возможно, знакомство с профессором Мюллер даст хоть какой-то материал для размышлений и выведет нас, наконец, на факты, не противоречащие здравому смыслу. Давай звонить.
    
     ***
     Бертина Мюллер была дома и сразу пригласила нас к себе. Дом ее найти оказалось не сложно. Он выделялся своеобразной архитектурой, как минимум, наличием таковой, в то время, как остальные строения в этом районе вполне укладывались в определение: "современные типовые коттеджи.".
    
     ***
     Большинство женщин время от времени думают о том, как они будут выглядеть, когда состарятся. Ну, может, не большинство, но я-то точно об этом думаю. В шестнадцать таким ужасным возрастом я считала тридцать лет, но когда перешагнула двадцатипятилетний барьер, цифра эта выросла и продолжала расти, с каждым годом. Однако 80 лет мне казалось жуткой перспективой всегда, и так было до тех пор, пока я не познакомилась с Бертиной Мюллер.
     Не могу сказать, что она выглядела моложе своих лет, не в этом дело. Когда общаешься с таким человеком как профессор Мюллер, в какой-то момент понимаешь, что женская красота – понятие более сложное, чем принято считать.
    
     ***
     - Так что вас привело ко мне, молодые люди? – спросила госпожа Мюллер, когда мы уже расположились вокруг старого овального стола, накрытого тяжелой бархатной скатертью и уставленного вазочками со всякими сладостями. Чай мы пили из больших керамических кружек, ни молока, ни сахара, ни лимона на столе не было.
     - Вы помните женщину по имени Моника Вернер, - спросила я.
     - Конечно, - усмехнулась Бертина, - вы ведь наверняка знаете, что она жила у меня, пока работала на факультете.
     - Да, - подтвердила я, - поэтому и решили обратиться к вам.
     - Прошло много лет, вы надеетесь ее найти?
     - Нет, хотя это было бы тоже неплохо, - мне показалось, что моя собеседница слегка напряглась, - но мы понимаем, что подобная задача выглядит почти неразрешимой.
     - Так чего же хотите вы?
     - Понять, что произошло, или могло произойти с Моникой и найти отца ее дочери. Вы же знаете, что она родила дочь?
     - Да, я знаю, но разве отцом девочки был…
     - Дэнни Вернер не мог быть отцом Леонсии, не совпадает по времени.
     - Время? –почему-то переспросила Бертина, - Конечно, об этом я не подумала. Удивительная история, не правда ли? Но все в этом мире имеет объяснение, по крайней мере, мы в этом всегда убеждены. И что вы хотите услышать от меня?
     - Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, но некоторые из них вам могу показаться странными.
     - Странными? – госпожа Мюллер рассмеялась, но смех ее не был веселым, - задавайте свои вопросы, я отвечу, как смогу.
     - Тогда давайте начнем с простого, - предложила я, - расскажите, как вы познакомились с Моникой, какое она произвела на вас впечатление, при первой встрече?
     - И вы всерьез считаете, что задали сейчас мне простой вопрос?
     - Я старалась.
     - Я попытаюсь вам ответить как можно точнее, но это совсем непросто. Прошло почти двадцать лет, вряд ли можно поручиться за точность описания своих ощущений, находящихся так далеко в памяти. Вам, к тому же, не все будет сразу понятно, но вы выглядите сообразительной девочкой.
     - Надеюсь, - скромно заметила я.
     - Я увидела впервые Монику тогда, когда она приступила к работе, и некоторые преподаватели уже называли ее по имени. Она обращала, конечно, на себя внимание. Особенно специалистов вроде меня.
     - Что вы хотите этим сказать? – я сознательно прервала Бертину.
     - Вы правильно поняли, я увидела перед собой женщину с проблемами. Прежде, чем стать преподавателем психологии, я несколько лет работала в клинике Крофта. Своих пациентов я научилась видеть и отличать.
     - Вы хотите сказать, что Моника Вернер страдала психическими расстройствами, как минимум?
     - Можно сказать и так. Но у нее был очень редкий набор психологических свойств и отклонений. Окружающий мир она воспринимала и оценивала вполне адекватно. Ее поведение не отличало ее от обычных людей. Теперь не перебивайте меня! Это была большая удача, что она согласилась поселиться в этой квартире. Мне бы ни за что не удалось добиться ее доверия, если бы мы встречались только в университете. У Моники был огромный опыт взаимодействия с людьми, непохожими на нее саму. Она слишком рано осознала свою странность и поняла, что это может быть опасным. Но даже такая сильная личность, какой, несомненно, была госпожа Вернер, не может 24 часа в сутки пользоваться масками.
     Бертина встала и прошлась по комнате. Я поняла, что наш разговор гораздо сильнее волнует ее, чем это казалось вначале. Похоже, госпожа Мюллер сейчас говорила не столько с нами, сколько с собственной памятью, а, возможно, и не только. Но мы еще слишком мало услышали, чтобы делать выводы. Между тем, Бертина продолжила свой рассказ, вернувшись к столу и, как мне показалось, несколько успокоившись.
     - Вот видите, я так и не сказала вам ничего о своем первом впечатлении. Мне просто кажется, что не было никакого впечатления при первой нашей встрече с Моникой, вернее, не было ничего такого, о чем стоило бы помнить столько лет. Госпожа Вернер вызвала мой интерес позднее. Я присутствовала на лекции, которую она прочитала по просьбе руководства астрофизического факультета для абитуриентов. Она рассказывала весьма банальные вещи, видно было, что такая работа ей не в новинку. На первом ряду сидела девчушка, маленькая, юркая, активная, типаж знакомый, - Бертина усмехнулась, - конечно, как только появилась возможность задать вопрос, она протараторила его первой. Ничего особенного в самом вопросе не было, что-то о выборе профессии. Дескать, не странно ли, что молодая красивая женщина уходит из реального мира в мир далеких галактик и звезд. Всегда есть вероятность, что кто-то в аудитории спросит об этом, если в качестве докладчика видит женщину с внешностью кинозвезды. Я обращаю ваше внимание и на банальность ситуации, и на то, что ответ Моники вполне вписывался в эту банальность. Но я увидела то, чего, как я думаю, не увидел больше никто. В момент осознания услышанного ею текста, госпожа Вернер весьма странно на него прореагировала. Я увидела в ее глазах страх. Это было очень короткое мгновение, но моя память сохранила этот полный панического ужаса взгляд. Моника отреагировала явно не на смысл услышанных слов. Она в этот момент ощутила опасность, но источник этой опасности был известен только ей. Я поняла, что мне безумно интересна эта молодая женщина, и как только узнала, что ей нужно временное жилище, сделала все, чтобы она поселилась именно в моем доме.
     - То есть, ваш интерес был профессиональным? – спросил Дэвид, опередив меня.
     - В какой-то мере, - госпожа Мюллер посмотрела на Дэвида так, словно только сейчас его заметила, - хотя, какой еще у меня мог быть к ней интерес? Я – ученый, в первую очередь, и во вторую, и в третью. Свой жизненный путь я уже прошла. Все эксперименты, связанные с биографией Бертины Мюллер давно завершены и выводы сделаны. Я знала, что судьба мне предоставила шанс. Поверьте мне, таких людей как Моника настолько мало, что вероятность встречи с ними очень близка к нулю.
     - А сама госпожа Вернер знала о своей уникальности? – спросила я.
     - Не думаю, что она оценивала себя именно так. Но о своих проблемах она, естественно, знала.
     - Значит, проблемы были?
     - Если вы не будете меня перебивать, то я все объясню.
     - Извините, мы постараемся, - вынуждена была пообещать я.
     - Представьте себе, что вы попали на отдаленный остров, где живут люди, привыкшие к простой и понятной жизни. Так жили их родители, родители их родителей, их предки, одним словом. Вы вполне можете влиться в эту непривычную для вас жизнь на уровне физического существования, но психологически вам будет настолько сложно, что вы, так или иначе, начнете искать возможность вернуться домой. Но теперь представьте, что вам это не удалось. Вы не обрели счастья, но жизнь берет свое. У вас появилась семья, дети. Теперь оставим в покое вас и поговорим о вашем ребенке, которому, так уж устроен человек, вы иногда изливали свою душу, считая, что он вас не понимает. Вы думали, что он не запомнил ваши странные рассказы о другой жизни. Скорее всего, на сознательном уровне он действительно все забыл. Но в подсознательном информация осталась, кроме того, некоторые психологические особенности ваш ребенок попросту унаследовал от вас. Он, хотите вы того, или нет, будет отличаться о жителей острова, от своих сверстников тоже, но, в отличие от вас, не будет этого понимать.
     - Вы намекаете на какое-то особое происхождение Моники? – не удержалась я от вопроса.
     - Бог с вами! – воскликнула профессор Мюллер, - вы производите впечатление здравомыслящей особы. Скажите еще, что моя бывшая квартирантка была инопланетянкой. Нет, безусловно, нет! Мне странно, что вы не уловили сразу суть предложенной мною модели. Я взяла столь радикальный пример для того, чтобы более рельефно показать формирование супериндивидуальности, как психологического набора, которым обладала Моника Вернер. Никто уже не спорит, что восприятие мира, как его физической, так и социальной составляющей, формируется у конкретного человека не только на базе его собственного опыта, но и путем наследования информации. И тут вступают в силу законы, очень похожие на генетические, возможно, даже имеющие ту же природу. Я хочу сказать, что набор психологических особенностей личности совершенствуется в сторону приспособляемости психотипа к условиям его существования. И так же как биологически предопределено появление редких и уникальных наборов физических признаков биологического объекта, закономерно появление необычных и, возможно, еще более редких наборов психологических качеств личности.
     - А не могли бы вы подробнее рассказать о психологических особенностях и проблемах Моники. Надеюсь, мы не будем погружаться в мистику, - на всякий случай добавила я.
     - Чувствуется, что на вас произвел впечатление разговор с Мэри Виллис, - усмехнулась Бертина, - нет, никакой мистики. У госпожи Вернер были проблемы, надо сказать, довольно редкие, но не по качественным характеристикам, а, скорее по концентрации. Насколько вы знакомы с идеями современных психологов?
     - Не могу сказать, что знаю эти идеи, - честно призналась я.
     - Я тоже, - ответил Дэвид на обращенный на него взгляд госпожи Мюллер.
     - Тогда мне придется кое-что объяснять несколько подробнее, - заметила Бертина, - хотя я всю свою жизнь занимаюсь психологией, я не могу не признать, что эта наука изучает весьма странный предмет.
     - Ну, почему странный, - возразила я, - психология изучает психические явления. Так написано в учебнике, это неверно?
     - И что же это такое? Психические явления? – тут же спросила Бертина.
     - Я не помню, - честно призналась я.
     - Можно, конечно, заглянуть в учебник, но не хотелось бы тратить время на ненужные споры, вам придется принять на веру тот факт, что привычные определения и термины приходится пересматривать. Еще в клинике Крофта, я заинтересовалась работой молодого ученого Генри Тарна, он, изучая в университете психологию, неожиданно увлекся некой физической теорией. Имя Хью Эверетта вам о чем-нибудь говорит?
     - В школе немного рассказывали, - сразу вспомнила я.
     Когда-то эта теория меня заинтересовала, но потом выяснилось, что я не слишком точно поняла ее основные положения.
     - Да, я тоже что-то помню из школьной программы, но смутно, - ответил Дэвид.
     - Генри рассматривал каждого человека, наделенного сознанием, - продолжила свое объяснение Бертина, - а следовательно – памятью, как наблюдателя, а психологией назвал науку, изучающую законы взаимодействия сознания наблюдателя с наблюдаемым и осознаваемым миром.
     - Это вполне понятно и логично, - согласилась я, - но какое отношение все это имеет к Монике и ее проблемам?
     - Прямое, такие люди, как госпожа Вернер, в какой-то мере, подтверждают гипотезы Тарна и мои скромные предположения.
     - Так что же с ней все же было не так? – нетерпеливо спросил Дэвид
     - Моника в отличие от большинства людей умела входить в контакт со своими психологическими фантомами, возникающими всякий раз, когда наблюдатель осуществляет свой выбор объекта наблюдения. – попыталась объяснить госпожа Мюллер, затем, глядя в глаза Дэвиду, добавила, - но она не умела толком управлять этой своей особенностью, тем более, пользоваться ею. Она не могла объяснить, как это получается, это было с ней всегда, сколько она себя помнила. До определенного возраста она считала, что это могут все. В чем-то она была права.
     - Мы договаривались не уходить в мистику, - напомнила я.
     - Вам не понравился термин "фантомы"? - спросила профессор Мюллер.
     - Смотря, что вы определяете этим словом.
     - Вернемся к эвереттике.
     - То есть, к теории Эверетта? - уточнил Дэвид.
     - Нет, - возразила Бертина, - именно к эвереттике, которая лишь оттолкнулась от статьи, написанной американским ученым, но включает в себя, на сегодняшний день, множество гипотез и теорий, уже практически не связанных с ней. Тем более, когда речь идет о психологии.
     - Хватит ли нам знаний, чтобы понять то, что вы нам сейчас рассказываете? – осторожно спросила я.
     - Вам нужны будут не столько знания, сколько умение руководствоваться здравым смыслом и честно опираться на собственный опыт.
     - Звучит интригующе, - усмехнулась я, - однако обе категории не однозначны.
     - О каких категориях вы говорите?
     - О здравом смысле и честности.
     - Мне нравится ваш подход. Будем считать, что здравый смысл – это следование законам логики, принимаемым нашей маленькой группой экспертов. А честностью мы назовем искренность наших высказываний.
     - Не возражаем, - мы с Дэвидом обменялись взглядами.
     - Необычность Моники, - речь Бертины стала более ровной и неторопливой, - не могла быть проявлением каких-либо приобретенных комплексов. Она была слишком успешна и красива. Но любой человек ощущал при общении с госпожой Вернер некий немотивированный дискомфорт. Эта красивая и умная женщина вовсе не была скупой на эмоции, она умела контролировать свои чувства, но они у нее были, иногда даже в избытке. Проявление эмоций можно уловить по мелким деталям в поведении, но это для специалиста. Люди, не имеющие знаний и опыта, просто чувствуют напряжение, и, увы, даже неприязнь, вызванную ощущением чего-то иного.
     - Вы имеете в виду ксенофобию, - спросила я.
     - Да, пожалуй, это подходящее определение, - согласилась госпожа Мюллер, затем продолжила, - я сразу почувствовала, что Моника о своих психологических особенностях знает, а также я поняла, что она привыкла их скрывать.
     - Но ей не удалось что-либо скрыть от вас, - прокомментировал Дэвид.
     - Не удалось, - Бертина улыбнулась. – Но хочу напомнить вам, что я, в некотором роде, специалист. Тем не менее, тайна госпожи Вернер была закрыта для большинства людей, ее окружавших, на сознательном уровне, конечно. Многие, включая Мэри, отмечали, что Моника странная, но не могли бы сказать, почему они так считают.
     - Мне кажется, что Мэри находила странным несоответствие образов Моники Вернер как научного сотрудника и Моники как благополучной, красивой и богатой женщины, - высказала я свое предположение.
     - Скорее всего, вы правы, - согласилась профессор Мюллер, - но такое мнение возникло у Мэри благодаря тому, что ей пришлось общаться с госпожой Вернер по бытовым вопросам. Моника вовсе не была беспомощной в быту, как, видимо, считала госпожа Виллис, просто эта часть жизни до сих пор не привлекала ее внимания. Реальность Моники Вернер имела более сложную структуру, проблемы, привычные и часто весьма важные для большей части людей Монике казались некой игрой, иногда забавной в ее восприятии, а иногда и бессмысленной.
     - Что-то я не очень понимаю, о чем это вы, - высказал свое недоумение Дэвид, - при чем здесь быт? Вы хотите сказать, что Моника не интересовалась материальной стороной жизни? Может, она и в пище не нуждалась?
     - Мы говорим не о потребностях моей бывшей квартирантки, - улыбнулась Бертина, - здесь она не слишком отличалась от любого другого человека, но восприятие этой стороны жизни у нее все же было необычным.
     - В чем это выражалось? – решила уточнить я.
     - Пожалуй, требуются примеры.
     - Конечно, - согласилась я, хотя в этот момент уже не была уверена, что смогу понять что-нибудь, даже если объяснение будет построено на самых простых и наглядных примерах.
     Госпожа Мюллер вдруг встала и вышла в другую комнату, вернулась быстро, не прошло и минуты. В руках у нее был маленький ноутбук, который она положила перед собой на стол.
     - Здесь, - Бертина положила руку на компьютер, - записаны некоторые регрессии Моники Вернер, самое начало нашей с ней работы. Тогда я еще только анализировала особенности ее психики.
     - То есть, как записаны? Как в кино? – поинтересовалась я.
     - Нет, конечно, - пояснила профессор Мюллер, - вы же представляете хоть немного, как выглядит сеанс гипноза. Правда, в нашем случае, это не традиционная методика, я работаю не с восприятием пациента, а с его памятью. Впрочем, техника моих экспериментов вас вряд ли интересует. Важно лишь то, что пациент передает свои воспоминания, используя привычный способ обмена информацией, попросту рассказывает о пережитом опыте. Вы хотите прослушать некоторые записи?
     - Конечно!
     - Тогда приступим.
     Бертина включила компьютер, нашла нужный файл, открыла его, и мы услышали голос женщины, загадку которой взялись разгадать, даже не представляя, что же это за загадка. Голос был тихий, почти шепот, но все было слышно, каждое слово:
    
     Темно и страшно, ощущение, что вокруг пустота. Мне нужна помощь, и я обращаюсь к привычному способу защиты от страха. К этому голосу я привыкла, он говорит со мной, когда я его зову. Когда у меня появляются вопросы. Почему я не догадалась позвать его раньше?
     - Куда все исчезли?
    
     И тут мы услышали другой голос, тоже тихий, но совсем другой, странно, но невозможно было определить, принадлежит ли этот голос мужчине, или женщине.
    
     - Это ты исчезла, а не они.
     - А куда я исчезла?
     - В себя. Хочешь спросить о чем-то?
     - Да, что такое Бог?
     - Это цель и это путь.
     - Почему его боятся?
     - Потому что не знают.
     - Я хочу его знать и не хочу бояться.
     - Знания не приходят сами по себе, учись, наблюдай, думай.
     - А он похож на меня?
     - Ты неправильно спрашиваешь, поэтому получишь тот ответ, который заслужила. Нет, он не похож на маленькую девочку. Но между вами так много общего, что ты не сможешь жить без него, а он без тебя.
     - Я не поняла тебя!
     - Сначала пойми себя. К этому нужно еще долго идти, а ты спешишь получить ответ, не зная вопроса.
     - Все равно не понимаю!
     - Всему свое время.
     - А что такое время?
     - Хороший вопрос, но ответ на него знаешь только ты.
     - Я еще маленькая, я не могу этого знать.
     - Твои знания пока находятся в кладовой, от которой ты потеряла ключи. Ты находишь ключик и проверяешь, не он ли открывает эту важную дверь. Это становится интересной игрой, правда? Сколько будет этих ключиков, как и где ты будешь их находить… Не торопись к результату получи удовольствие от игры.
    
     Несколько мгновений мы все молчали. Бертина заговорила первой
    
     - Она рассказала мне о голосе, конечно, далеко не сразу. Лишь после того, как я сама кое-что ей открыла, поведала о некоторых своих довольно смелых предположениях. Мы с ней решили исследовать некоторые воспоминания ее детства, и то, что вы сейчас слышали, как раз из этой серии регрессий. Голос говорил с ней до тех пор, пока она не поняла, его «уникальность», до той поры она считала, что он есть у каждого человека, как зрение, слух и все другие ощущения. Если честно, то и я сейчас склоняюсь к этой мысли, просто люди не все и не всегда осознают своего внутреннего собеседника. А, не понимая суть ощущения, не осознавая его полезность, через некоторое время просто перестают им пользоваться. Забывают ли они об этом с возрастом? Я не знала тогда ответа на этот вопрос.
     - А сейчас? – спросил Дэвид.
     - Сейчас я абсолютно уверена, что наша память не теряет ничего.
     - Что же тогда представляет собой амнезия, например? – попыталась возразить я.
     - Это медицинский термин. Что он означает? Вы, как и большинство людей, привыкли к однозначным определениям в науке, и в медицине тоже. Но однозначность – это идеальное понятие, и, как все идеальное, она обусловлена истинами, принимаемыми нами в качестве постулатов. Пожалуй, не стану уводить вас в теории, хотя бы в настоящий момент. Давайте просто рассудим, опираясь на здравый смысл.
     - Давайте, - не сговариваясь, согласились мы с Дэвидом.
     - Будем исходить из того, что память – это свойство психики сохранять информацию, полученную наблюдателем в процессе наблюдения, согласны?
     Мы дружно кивнули.
     - А что значит, хранить? – спросила Бертина, впрочем, вряд ли она собиралась слушать наши ответы на свои вопросы, - предположим, что вся полученная информация в каком-то виде отправляется в некое предназначенное для ее хранения место. Хотя этот образ не слишком точен, но мы можем им воспользоваться для понимания той несложной мысли, которую я хочу объяснить. Между нашим оперативным мышлением и памятью существует связь, которая довольно сложно устроена. Но благодаря этой связи, мы можем пользоваться хранящимися в нашей памяти сведениями, причем именно теми, которые запрашивают обстоятельства, требующие от нас умственных усилий. А теперь представьте себе, что эта связь нарушена, для тех, кто нас в такой ситуации будет наблюдать, мы будем выглядеть людьми, потерявшими память, но сама информация ведь никуда не делась? Просто стала менее доступна, или вовсе недоступна, в каком-то интервале времени.
     - Но человек ведь не теряет эту связь полностью? – спросила я.
     - Конечно, я даже больше вам скажу, связь никуда не девается, она лишь меняется, становится сложнее. Человек, с которым произошло то, что мы называем амнезией, просто по-другому начинает воспринимать реальность, в которой мы его наблюдаем. Я еще раз подчеркиваю, что эту патологию памяти наблюдаем именно мы, а не тот, кому, опять же мы, ставим этот экзотический диагноз.
     - Но какое это имеет отношение к Монике Вернер? Ведь у нее не было амнезии. – заметил Дэвид.
     - Не знаю, - ответила Бертина, - ей не ставили такой диагноз. Я лишь ответила на ваш вопрос, - она выразительно посмотрела в мою сторону.
     - Но что это за голос, кому он принадлежит? – вернула я разговор к недавно прослушанному нами диалогу.
     - Естественно, это голос самой Моники, - госпожа Мюллер слегка приподняла плечи и усмехнулась.
     - Но мы все же слышали два голоса, - попыталась возразить я.
     - Ну и что? – опять усмехнулась Бертина, - Вспомните, как вы иногда пересказываете свой разговор с кем-то. Если бы я записала ваш рассказ и дала вам прослушать…
     - Может, вы и правы, - неохотно согласилась я, ведь сама же просила обходиться без мистики, - в таком случае, разговор с кем пересказывала Моника, такой вопрос будет логичным?
     - Да, и он нас, наконец, выведет на главную мысль. – Профессор Мюллер сделала почти театральную паузу, внимательно посмотрев сначала в мои глаза, а затем так же внимательно в глаза Дэвида, - она передавала свой разговор со своим психологическим фантомом.
     - Не знаю, - после небольшой паузы, медленно, собираясь по ходу с мыслями, заговорила я, - как это все может быть связано с исчезновением госпожи Вернер, но хотелось бы понять, в каких ваших экспериментах принимала участие Моника.
     - Да, и о фантомах тоже расскажите, - поддержал меня Дэвид.
     - Именно это я вам и рассказываю, - спокойно ответила Бертина, - я уже просила меня не перебивать, но у вас это не получается, вот и мне приходится отвлекаться от основной линии повествования. Я не смогу изложить вам все свои идеи и их обоснования, да вам это и ни к чему. Вернемся к разговору о том периоде, когда Моника Вернер жила в моем доме. В какой-то момент Моника заинтересовалась моей работой, это было неизбежно, но открываться передо мной она стала только тогда, когда почувствовала, что я не представляю для нее опасности.
     - Вы хотите сказать, что до этого она вас попросту боялась? – опять не удержалась я от вопроса.
     - Можно сказать и так, но не более, чем она боялась любого другого человека, способного разгадать то, что она держала в тайне. Она догадалась, что я так же уязвима, как и она, но поскольку я больше сумела узнать, в силу своей профессии, да и возраста, она поняла, что я ей нужна не меньше, чем она мне. И наступил день, когда мы откровенно, или почти откровенно, обменялись информацией и мыслями. Она рассказала о той особенности ее психики, которую мы в последствии назвали способностью к погружениям в другую реальность.
     - Мы же договаривались обходиться без мистики, - напомнила я.
     - Это не мистика, всего лишь психологическое явление, которое мы обозначили словами, выбирая слова, мы ищем их в своем опыте, ищем подобное. С самим явлением, я думаю, сталкивались все. Существуют четыре степени погружения. Классификация эта не претендует на истину, это наша с Моникой гипотеза, именно так я попросила бы ее рассматривать. Итак:
     Первая степень
     Назовем эту степень «эрудит», это самое поверхностное погружение, которое практически контролируется сознанием, хотя механизм его еще непонятен, как непонятны и условия, при которых это происходит. При таком погружении мы просто получаем возможность извлекать информацию из своего же (как я полагаю) сознания, но находящегося в другой реальности, в других координатах. Я думаю, что не только у меня были такие просветления: мы вдруг осознаем, что владеем информацией, которую в текущей реальности нам просто негде было получить. Мы заимствуем информацию у своего психологического фантома, поверьте, что есть достаточно много людей, способных на это, но далеко не все осознают эту свою особенность. Не все решаются ее использовать. Да и умеют ли?
     Вторая степень
     Эту степень я называю «наблюдатель». Эти погружения позволяют наблюдать происходящее в другой реальности, но примерно так, как это происходит в сновидениях, однако просматриваемые сюжеты более логично выстроены, чем это бывает во сне. Иногда это и происходит ночью, когда мы засыпаем, или утром, в момент пробуждения. В этом случае мы говорим, что видели сон, который было трудно отделить от реальности, и который мы хорошо и долго помним. Кроме того,
     бывает, что такие погружения происходят несколько раз подряд. Тогда мы с удивлением рассказываем, что видели сон, затем проснулись, а когда опять заснули, то вернулись в тот же момент сновидения, как бы стали смотреть следующую серию… Если подобное погружение происходит не во время сна, то оно всегда сопровождается обморочным состоянием. Сам обморок может быть очень кратковременным, но время наблюдаемого события, тем не менее, может оказаться довольно долгим. Очень часто такие «сны» переплетаются с теми проблемами, которые беспокоят нас именно здесь и сейчас. Пока я не могу сказать, какие обстоятельства провоцируют эту степень погружений, существует ли причина, их вызывающая, можно ли создать универсальную методику управления этим явлением. Возможно, оно является результатом более сложного явления? Или результатом комбинации погружения и склейки?
     Третья степень
     Эту степень можно назвать «актер». Оказавшись в другой реальности, мы почти теряем связь со своим сознанием и живем внутри тех событий, которые происходят там. Мы переживаем необходимые по сюжету этих событий эмоции, мы воспринимаем полученный там опыт, мы действуем в рамках логики той реальности. Такие погружения возникают не только спонтанно, но и могут иногда вызываться, в частности, переживаниями, возникающими у нас при чтении некоторых книг. Впрочем, необязательна столь сложная, и тем не менее, очевидная абстракция. Эту степень погружения могут вызвать и простые ощущения: звуки, а еще чаще – запахи.
     Четвертая степень
     Эту степень я называю «автор». Эти погружения бывают редко. Похоже, они провоцируются нашим сознанием. Происходят они при мысленном наблюдении за развитием сюжета, рожденного, как принято считать, воображением. Это самое интересное и самое непонятное погружение. Оно бывает настолько глубоким, что откладывается в памяти, как воспоминания вполне реальные. В этих погружениях мы имеем некоторую власть над происходящими событиями, хотя и ограниченную, своеобразное право "вето", т.е. можем отменить некоторые события, которые уже наблюдали, как свершившиеся. Понятно, что входить в такие погружения могут люди с достаточно хорошо развитым воображением и некоторым опытом в построении сюжетов. Например, писатели, журналисты, режиссеры. Или такие уникумы как Моника Вернер.
     - Значит, Моника все эти погружения испытала на себе? – уточнила я.
     - Маленькая неточность. Для Моники погружения были естественным процессом, она с этим жила, как с воображением, с памятью, с мышлением и другими привычными психологическими процессами.
     - Это является некой патологией? – вдруг спросил Дэвид, - или эта женщина просто опередила время, и когда-нибудь это станет доступно всем? Просто, если я понял вас правильно, госпожа Вернер скрывала свои необычные качества, но не хотела от них избавляться.
     - Вы задали очень точный и важный вопрос, - Бертина улыбнулась, - я не возьму на себя труд предсказывать будущее, но я точно могу сказать, что сейчас меняется, стремительно меняется представление людей о пространстве и времени, но еще быстрее меняются представления людей о самих себе. Представления о психических явлениях, о возможностях и функциях человеческого сознания. На ваш вопрос я не отвечу ни да, ни нет, но задумайтесь о том, что я только что сказала. Я хочу, чтобы вы прослушали еще одну запись регрессии Моники Вернер.
    
     Я лежу на скамье, крепко сколоченной из плохо отесанных досок. На мне только бесформенная рубаха из какой-то грубой и шершавой ткани, тут жуткая вонь, от нее тошнит.
     Я сползаю со скамьи, ногам очень холодно на каменном полу. Слышу голоса. Старческий голос моей хозяйки и приглушенный полушепот ее позднего гостя. Я пробираюсь между досками и корзинами к двери, исчерченной множеством щелей, сквозь которые сюда проникает холод и тихие звуки чужого разговора. Дословно я не могу передать этот разговор, возможно, потому, что это другой язык. Но я понимаю, что старуха с кем-то торгуется. Вот они пришли к соглашению, и гость уходит.
     Я отскакиваю от двери и опять забираюсь на свое место, притворившись спящей. Старуха появляется в дверях моей каморки, она что-то держит в руках. Свою ношу она кладет в одну из больших продолговатых корзин, а затем эту корзину ставит возле самых моих ног. Потом, немного помешкав, отодвигает от меня на самый край, к стене.
     Я едва дожидаюсь, пока старая ведьма уйдет. Скорее всего, если бы я немного подумала, я бы поняла, что там в этой корзине, но я не умею таким сложным образом получать информацию. Прежде чем встать, или точнее переползти поближе к тому предмету, который меня интересует, я все же жду несколько мгновений, боясь возвращения старухи. Но вокруг тихо настолько, что от этой тишины становится страшно. Я слышу очень слабый звук, он точно доносится из корзины. Я боюсь. Заглядываю в корзину. Это совсем крошечный человечек. Он завернут в мягкую теплую ткань. У него маленькое нежное личико. Носик сморщился, он сейчас закричит. Я не хочу! Я начинаю слегка раскачивать корзину, малыш засыпает. Беру его из корзины и прижимаю к себе. Я открываю дверь, чувствую холод и обжигающую боль от удара хлыста, который с дикой силой опускается на мое левое плечо.
    
     - Это запись нашей самой первой регрессии, - объяснила Бертина, - после этого путешествия Моника и боялась, и очень хотела повторить опыт. Да, как это не покажется странным, она боялась возможной необратимости своего погружения и часто говорила об этом. Но постепенно почти безумная идея стала овладевать ее мыслями. Впрочем, я поняла это не сразу. Госпожа Вернер была, прежде всего, как и я, ученым. Подозреваю, что она и раньше экспериментировала со своей психикой, наверняка прочитала уйму всякого материала о регрессиях, об их использовании в современной психиатрии. Но техникой регрессивных погружений она не владела. Об этом просто не писали настоящие специалисты. Участвуя в моих экспериментах, она постепенно собрала нужные ей знания.
     - Вы хотите сказать, что Моника Вернер научилась отправлять себя в другие реальности без вашей помощи? – догадалась я.
     - Именно так, я не смогла помешать ей. Да, я чувствую за собой вину, но не перед этой упрямой искательницей истины, она свой выбор сделала. Я чувствую свою вину перед ее сыном и мужем, людьми, которые потеряли жену и мать в этой реальности.
     - Вы забыли о ее дочери, - напомнил Дэвид.
     - Нет, я не забыла, но здесь мы уже имеем дело с последствиями. Я вовсе не уверена, что эта девочка родилась в нашей реальности. Как она могла появиться на свет у женщины, которую никто не видел беременной?
     - А разве, покидая ваш дом…
     - Я выскажусь более определенно, я точно не видела свою квартирантку в том положении и том состоянии, которое предполагало бы, что она достаточно скоро станет матерью. Но, судя по времени, я должна была это увидеть, даже в том случае, если бы Моника пыталась от меня скрыть свою беременность, хотя зачем?
     - Но Мэри Виллис! – воскликнула я
     - Она сказала вам, что видела Монику беременной?
     - Нет, она сказала, что навещала ее в больнице.
     - Вот видите. Ее память, понятное дело, уже приспособилась к фактам, но я не советую вам задавать Мэри дополнительные вопросы. Просто произойдет очередное изменение ее памяти, однако она не физик и не психолог, она не сможет абстрагироваться от новых воспоминаний, и мы не знаем, будет ли она так же счастлива в своей новой реальности. Я всего лишь даю вам совет. Предостерегаю о тех последствиях, которые непременно будут. И, думаю, вы все уже и сами поняли.
     - Если я правильно поняла все рассказанное вами, нам незачем продолжать наши поиски? – спросила я и посмотрела в глаза профессора Мюллер.
     - Это решать вам, я ответила на ваши вопросы и высказала свои предположения, но выводы вы будете делать сами.
     - Но как девочка попала в нашу реальность, если родилась в другой?
     - Мой ответ опять же не будет претендовать на стопроцентную истинность, - Бертина красноречиво вздохнула, - я предполагаю, что произошла склейка, в результате которой…
     - А при склейке иногда происходит обмен объектов, - перебил Бертину Дэвид.
     - Я об этом и хотела сказать.
     - Но я никогда не слышала о склейках, в результате которых происходило бы перепутывание наблюдателей, - заметила я.
     - Это вовсе не значит, что такое невозможно, - возразила Бертина, - вы можете проверить все другие версии. К моей гипотезе можете вернуться тогда, когда она останется единственно, или хотя бы наиболее приемлемой. Хочу вам напомнить, что прошло уже почти двадцать лет, о Монике ничего неизвестно. Следствие проводилось тщательно, я знаю. Я сама нанимала детектива, но все было безрезультатно. Попробуйте, возможно, вам больше повезет.
    
     Очень странное расследование
    
     Когда мы оказались в машине Дэвида, я вдруг ясно почувствовала, насколько устала от разговора с Бертиной Мюллер, с очень необычной свидетельницей, к показаниям которой я не знала, как относиться. С одной стороны, мы, наконец, получили версию, но какую?! Это было не на грани фантастики, это была именно фантастика! Бертина подталкивала нас к мысли о том, что ее бывшая квартирантка провела регрессию, точнее, погружение в некую параллельную реальность. И что она не вернулась из этого погружения, не вернулась, манипулируя со своим сознанием, и мы потеряли ее из-за произошедшей склейки, склейки, в результате которой в нашей реальности появилась Леонсия. Возможно, специалисты в области современной психологии отнеслись бы к этой гипотезе более спокойно, но мне не хватало знаний, не говоря уже об опыте.
     - Что будем делать? – спросила я у Дэвида.
     - Я предлагаю съездить в больницу св.Патрика.
     - Ты прав, - согласилась я, - там могут оказаться свидетели появления на свет Леонсии, это разрушит версию…
     - Необязательно, - прервал мои рассуждения Дэвид, - но это обеспечит нас хоть какими-то реальными, вернее, понятными фактами.
     - Кстати, о фактах! Бэртина заявила, что никто не видел Монику беременной, так?
     - Да, и мы не можем с этим не считаться, как бы госпожа Вернер ни скрывала свое положение, но она жила в доме профессора Мюллер... Что-то тут не так.
     - Пока это только ее слова, достаточно одного свидетельства, чтобы их опровергнуть.
     - Вот и давай поищем наших свидетелей.
    
     ***
     Больница св. Патрика находится на территории бывшего монастыря. Возможно, читатель знает, что здесь несколько веков назад произошли трагические события, в результате которых от монастыря остались только обгоревшие стены. Потом здания, во всяком случае, некоторые, отстроили, отреставрировали, что-то построили заново. Постепенно здесь образовался культурно-гуманитарный центр, включающий в себя, колледж, музей, библиотеку и больницу. Мы надеялись, что нам повезет найти тех, кто работал в этой больнице девятнадцать лет назад.
    
     Легко отыскали административный корпус, который хоть и был возведен в том же стиле, что и остальные строения, но чувствовалось, что было это совсем недавно.
     Отдел по управлению кадрами располагался на первом этаже, туда мы и решили обратиться в первую очередь. Девушка-администратор нашла для нас информацию, выслушав мой не слишком подробный рассказ. Оказалось, что единственным сотрудником, который мог бы что-то нам рассказать о событиях двадцатилетней давности, был хирург Арни Брокс, он заведовал отделением травматологии. К счастью, доктор Брокс в момент нашего появления в больнице был на дежурстве и легко согласился встретиться с нами, только попросил подождать его минут пятнадцать.
     Ждать пришлось чуть дольше. Однако наша встреча состоялась, и она оказалась не бесполезной, хотя сказать, что наш разговор прояснил ситуацию, было бы серьезным преувеличением.
     На вид Броксу было лет пятьдесят, или чуть больше. Он был высок, худощав. Мне показалось, что он чем-то похож на актера Стенли Ройса.
     - Мне сказали, что вы ищете кого-то из бывших пациентов нашей больницы, это так? – сразу спросил доктор.
     - Возможно, - ответила я, - у нас есть сведенья, что девятнадцать лет назад женщина по имени Моника Вернер родила здесь дочь. Девочка осталась в больнице, а мать исчезла. Она не вернулась домой в Кельн, где на тот момент была ее семья, и ее не нашли здесь в Сент-Ривере, хотя было проведено тщательное расследование.
     - И вы хотите разыскать эту женщину сейчас? Когда прошло столько лет?
     - Это не совсем так, - поспешила объяснить я, - наша задача несколько иная, хотя не могу утверждать, что она проще. Дело в том, что Моника Вернер могла родить ребенка и не от своего мужа, ну по времени, вы ведь понимаете?
     - Надеюсь, - на лице доктора мелькнула усталая и невеселая усмешка.
     - Нас попросила найти настоящего, кровного отца девочки Дора Вернер, свекровь Моники. Ее сын, Дэнни Вернер, не признал в Леонсии свою дочь. Очевидно, у него на то были основания. Ну, вот…
     - Понятно, но чем могу вам помочь я? Даже, если действительно ребенок родился в этих стенах, мы не знаем и вряд ли узнаем, с кем встречалась госпожа Вернер за девять месяцев до факта рождения. Мне кажется, что вам следовало бы поискать в другом месте.
     - Вы правы, но нам сейчас очень важно найти доказательство того, что девочка родилась здесь, в идеале было бы найти свидетеля.
     - То есть, какого свидетеля?
     - Но кто-то же принимал у Моники роды, кто-то помогал ей до и после, кто-то видел ее беременной?
     - Очень странная постановка вопроса, - Арни Брокс посмотрел мне в глаза, как мне показалось, не столько удивленно, сколько настороженно, недоверчиво.
     - Понимаете, - я ответила, скорее, на этот взгляд, - та информация, которую нам удалось собрать, очень противоречива, а местами лишена логики, мы сейчас хотим понять, почему.
     - Вы говорите очень странные вещи. А ребенок жив? – в глазах доктора опять появилось недоверие.
     - Да, с девочкой все в порядке, - успокоила его я.
     - Тогда откуда эти сомнения?
     - Моника Вернер не вернулась домой, в Кельн. Но и в Сент-Ривере ее тоже не нашли. Да, я понимаю, что в районе Мэрвика было землетрясение, и есть до сих пор люди, которые так и не нашлись, среди живых, или мертвых. Но у девочки, наверное, все же был родной отец. Наши поиски изначально предполагали непростую задачу, но мы натолкнулись на ряд дополнительных странностей. В частности, мы не можем найти ни одного человека, который бы помнил Монику беременной. Люди говорят, что не помнят, не обращали внимания. Но тот, кто принимал роды?
     - Удивительно, что вы вообще об этом подумали. Странно задаваться вопросом, была ли беременна женщина, когда знаешь о том, что у нее есть ребенок.
     - Об этом подумали не мы. Сомнение высказала женщина, у которой госпожа Вернер здесь, в Мэрвике, снимала комнату.
     - Вот как? Тогда мне более понятен ход ваших мыслей.
     - Извините, что не сообразила рассказать вам об этом .
     - У вас трудная работа, - улыбнулся доктор, - Хорошо, я попробую это выяснить. Но сегодня я очень устал. Завтра сделаю все, что будет в моих силах, как я смогу найти вас?
     Я вытащила из сумочки визитную карточку и протянула ее Арни Броксу.
    
     ***
     Не было смысла предпринимать еще что-либо в этот день. Мы устали, да и надо было обдумать полученную информацию в спокойной обстановке. Поэтому, ничего не обсуждая, мы поехали в отель.
     Поздний обед, или ранний ужин мы заказали в номер. Мне казалось, что я не голодна, но все было очень вкусно, и еда отвлекла нас от мыслей о Монике Вернер и ее тайне. Только после того, как официант убрал посуду, Дэвид сказал первую реплику, положившую начало нашим рассуждениям.
     - Как ты думаешь, почему Бертина Мюллер только сейчас, и только нам забросила этот странный вопрос о беременности Моники? Наверняка, известие о рождении ребенка у бывшей квартирантки было для нее неожиданностью и тогда, восемнадцать лет назад, неожиданностью, как минимум. Ведь госпожа Вернер жила у Бертины до самого своего исчезновения, насколько я понял?
     - А это, кстати, интересный вопрос. Надо бы четко разобраться с датами. Когда закончилась работа Моники в университете? Когда она должна была вылететь домой? Эти даты необходимо сравнить с датой рождения Леонсии и датой, когда Моника оставила свою дочь в больнице. Надо заглянуть в компьютер, письмо от Доры, скорее всего, уже пришло.
    
     Еще одна загадка
    
     Письмо, конечно, пришло, а в нем отчет о расследовании, проведенном полицией Мэрвика восемнадцать лет назад.
     Но в этом отчете не было уже ничего такого, что могло бы нам помочь, не было ничего и удивительного, даже попросту нового, после всего того, что мы узнали от свидетелей.
     Сейчас нас интересовало, когда и в каком порядке происходили в жизни Моники события, связанные с появлением на свет ее дочери?
     Честно говоря, то, что мы выяснили, уже не было особой неожиданностью. Странен был лишь факт, что в свое время никто не обратил на это внимание. По материалам отчета, который был составлен в полицейском управлении Мэрвика почти два десятка лет назад, его, между прочим, видело множество людей, в том числе, профессионалов сыска, было совершенно очевидно, что Леонсия родилась за два месяца до землетрясения, а значит, на момент этих трагических событий ее мать уже находилась в розыске по просьбе администрации больницы св. Патрика. Конечно, это мало помогало в наших поисках. Но теперь было очевидно, что исчезновение Моники Вернер, скорее всего, имело собственный сюжет и не было связано со стихийным бедствием. Да, она могла все же попасть в число пострадавших, если спустя два месяца после рождения дочери была еще где-то рядом с больницей, но почему тогда ее не нашли? Где она скрывалась? Если она была у отца своего ребенка, то почему не забрала из больницы девочку? Знал ли настоящий, кровный отец Леонсии о ее рождении? Да, и был ли он? Этот странный вопрос вдруг возник в моем сознании, и продолжал вертеться в моей голове, всплывая всякий раз, когда я пыталась придумать собственную логичную версию, чтобы хотя бы себе объяснить, как все МОГЛО быть. Мне стало очевидно, что, как минимум, Бертина не верила в существование неизвестного, ставшего отцом ребенка ее бывшей квартирантки. Но Леонсия родилась, и все указывало на то, что ее матерью была Моника Вернер. А Дэнни Вернер определенно утверждал, что девочка не могла быть его ребенком. Кто же был отцом?
     Я попыталась мысленно представить положение Моники на момент предполагаемого зачатия ее дочери. У нее много работы на факультете, график работ на установке был достаточно напряженным. Кроме того, она участвовала в работе Бертины, ее увлекли проблемы, которыми занималась профессор Мюллер, да и собственные научные планы у нее тоже были, и я была абсолютно уверена, что эти планы касались не только космического излучения, а, возможно, не столько его, сколько заинтересовавших Монику психологических экспериментов.
     Как же она умудрилась? Либо это был какой-то немыслимый эпизод в ее не слишком насыщенной событиями личной жизни, о котором почему-то даже не догадывались ни Бертина, ни Мэри. Либо? Я вдруг отчетливо поняла, что эту вторую вероятность просто нужно проверить и отсечь, как абсолютно невозможную. Иначе она не даст мне спокойно искать более логичные варианты.
    
     ***
     День оказался утомительным. Поэтому вечером мы отдыхали и только отдыхали: побродили по аллеям прибрежного парка, поплескались в теплом море. Поужинали в ресторане Лагуны. В какой-то момент мне стало казаться, что никакого расследования вовсе не было, и Моника Вернер никуда не пропадала. Кажется, именно с этой мыслью я и уснула, уткнувшись носом в плечо давно уже спящего Дэвида.
    
     ***
     Следующий день принес новые факты и новые загадки. Доктор Арни Брокс позвонил довольно рано. Он был удивлен и, похоже, заинтригован. Он не смог найти ни одного свидетеля не то, что появления на свет Леонсии, но и последующих эпизодов, связанных с судьбой малышки. Для тех, кто работал в больнице св. Патрика и двадцать лет назад, и, тем более, позднее, ни Моники Вернер, ни ее дочери попросту не существовало. Никто не мог вспомнить и расследование, хотя, наверное, полиция не раз наведывалась в больницу с вопросами о пропавшей женщине. Не было и никаких документов, которые бы свидетельствовали о том, что Леонсия Вернер родилась именно в этой больнице.
     Я поняла, что мне стоит связаться с комиссаром Катлером, чтобы он помог мне встретиться и поговорить со следователем, проводившим то давнее расследование. А еще неплохо бы поговорить с адвокатом, некогда опекавшим семью Колдьи. Этот человек должен был знать хоть какие-то факты, связанные с рождением Лео и поиском ее близких. Все это было очень странно, и я не могла найти объяснения этим странностям. Теперь мои мысли все чаще возвращались к тому, о чем мы услышали от профессора Мюллер.
    
     Групповая амнезия
    
     Комиссар Катлер очень удивился.
     - Я был уверен, что уж в этот раз вы, коллега, действительно отправились отдыхать, - проворчал он, услышав мою просьбу. - Хорошо, я позвоню в Мэрвик и попробую разыскать для вас информацию, но странно все же, что вам пока не удалось найти свидетелей рождения девочки. Это ведь не свидетели преступления.
     - Вот именно! – согласилась я, - в этом деле слишком много странного.
     - Можно подумать, что у вас бывают другие дела.
    
     ***
     Мы с Дэвидом решили дождаться информации от комиссара, а пока заняться тем, ради чего приехали в Мэрвик. Днем поплавали в бассейне, затем обедали в ресторане, а вечером посмотрели фильм в кинотеатре "Лагуна". Фильм был старый, но из тех, которые с удовольствием пересматриваешь время от времени.
     В общем, история Моники Вернер отодвинулась в нашем сознании куда-то далеко, к совершенно второстепенным и малозначимым воспоминаниям.
     Звонок Катлера утром следующего дня вернул нас к нашему расследованию, и принес новые неожиданности.
     - Вы, уверены в показаниях вашего клиента, коллега? – спросил комиссар.
     - То есть? – искренне удивилась я.
     - В полицейском управлении Мэрвика нет дела об исчезновении госпожи Вернер. Никто не помнит этого расследования, хотя я говорил с людьми, очень хорошо знающими всю историю деятельности полицейского управления города за последние пятьдесят лет.
     - Ничего не понимаю, - воскликнула я, но тут же подумала о Бертине Мюллер.
    
     ***
     Госпожа Мюллер нисколько не удивилась, услышав мой голос в телефонной трубке. Она сразу пригласила нас с Дэвидом на обед, очевидно, понимая, что нет смысла начинать разговор по телефону.
     - Насколько я поняла, ваше расследование привело вас к весьма необычным фактам, - заметила Бертина после того, как были убраны тарелки и крошки, бархатная скатерть сменила льняную, а посреди стола появилась большая хрустальная ваза с фруктами.
     - Да, - честно ответила я, - вы знали, что так будет?
     - Нет, знать я не могла, но догадывалась, что не обойдется без сюрпризов, - и так, я рассчитываю на вашу откровенность.
     - Конечно, ведь мы пришли к вам за помощью.
     После этого короткого диалога я рассказала все о наших неудачных попытках отыскать нужную информацию и о случае массовой амнезии, с которым мы столкнулись.
     - Любопытно, - заметила Бертина и задумалась.
     Она молчала довольно долго. Я не выдержала: столь затянувшейся паузы:
     - Так что вы думаете обо всех этих чудесах? У вас есть объяснения?
     - Скорее осторожные предположения. Но вы, милая, ведь уже знаете, что нужно сделать?
     - Пожалуй, да, - согласилась я, - но я никогда еще в своей практике не предпринимала столь нелогичных действий. Да и получится ли? Это зависит не только от меня.
     - Попробуйте. Не скрою, что очень заинтересована в вашем успехе. Не скажу, что полученный результат все прояснит, но многое станет понятнее.
    
     ***
     - Ну и чем нам помог этот, с позволения сказать, разговор? – обиженно спросил Дэвид, едва мы отъехали от дома Бертины Мюллер.
     - Она поддержала мою безумную идею, это важно, - я попыталась сказать это как можно убедительней, сопроводив свои слова соответствующим взглядом.
     - От этого твоя идея не стала менее безумной.
    
     Сент-Ривер. Первый шаг сделан
    
     Ари, конечно же, был очень рад нашему возвращению, хотя изо всех сил старался это скрыть.
     - Найди мне, пожалуйста, номер телефона госпожи Вернер, - попросила я его.
     - Зачем искать? – мой секретарь едва заметно приподнял плечи, - Он у меня записан в распорядке дня, на сегодня, поскольку эта клиентка, сама звонила вчера и просила, чтобы вы с ней связались, как только сможете.
    
     ***
     Дозвонилась я не сразу, что позволило мне хорошо обдумать то, о чем я хотела попросить Дору. В результате, я все сложности взяла на себя, ограничившись одной просьбой:
     - Мне необходимо поговорить с вашим сыном, это можно устроить?
     - С Дэнни? – моя клиентка не столько удивилась, сколько озадачилась, - я ждала, что вы к этому придете. Попробую его уговорить. Но вам придется приехать в Кельн, он точно не полетит в Сент-Ривер. Или вас устроил бы разговор по телефону?
     - Нет, я прилечу к вам, - решительно заявила я.
    
     Кельн. Трудный разговор
    
     Оказалось, что до Кельна нет прямого рейса из Сент-Ривера. Можно было лететь через Берлин, или Амстердам. Я не могла не подумать о том, что в Амстердаме живет моя мама, которую я не видела года три. Так получилось.
     Пять лет назад мама встретила человека, которому удалось сделать невозможное, вернее то, что казалось невозможным. Ему удалось уговорить мою маму стать его женой и переехать жить в Голландию.
    
     ***
     Отношение к браку в нашей маленькой семье сложилось на основании трудного маминого опыта. Я не помню своего отца, его практически не было в моей жизни. Он бросил нас, когда я была совсем маленькой. Мама ничего мне о нем не рассказывала, а я и не спрашивала, лет до пятнадцати.
     Училась я в школе с пансионом. Хотя мы снимали квартиру рядом со школой, мама преподавала в ней английскую литературу, в течение учебной недели я жила школьном пансионате.
     В тот год я делила комнату с Диной Стоун. Да, с дочерью Дика Стоуна, банкира, женатого вторым браком на скандально известной Марте Стоун. К счастью, Дина ничем не была похожа на свою мачеху. Наше соседство было легким и приятным для нас обеих.
     Дина много читала и любила пересказывать мне свои любимые книжки. Но нам было по пятнадцать, и сказки, фантастические приключения, детективы как-то незаметно сменились романтическими историями о любви. Эта тема нас все больше будоражила. И вот от обсуждения красивых, но придуманных сюжетов мы все чаще в наших ежевечерних разговорах стали обращаться к своим наблюдениям и своему скромному опыту.
     Дина мало говорила о своей семье. Она не жаловалась, но я чувствовала, что Марта не заменила ей мать. С отцом, как мне кажется, они тоже не были особо близки, хотя какая-то привязанность с годами появилась и окрепла.
     Но все же у Дины были папа и мачеха, ее мама умерла от тяжелой болезни, это было грустно, но понятно.
     А у меня? Естественно, наступил день, когда я пришла со своими непростыми вопросами к маме.
     И мама не сочла нужным придумывать для меня красивую сказку, она рассказала мне правду, некрасивую и, увы, не сказочную. С тех пор и надолго с моей книжной полки исчезли романы о любви, на их место вернулись детективы и книги о приключениях путешественников и ученых.
     Но жизнь идет своим чередом, как говорится, она всегда возьмет свое.
    
    
     ***
     Итак, решила лететь, через Амстердам. Позвонила маме, она обещала встретить меня в аэропорту, а я пообещала погостить у них пару дней. Конечно, предложила Дэвиду сопровождать меня, но он человек подневольный, а расследование, которым я занималась, было совершенно бесперспективным для его газеты, а, значит, и не было возможности продлить для него отпуск. Дел в редакции у него накопилось не мало.
     Два дня в Голландии пролетели как одно мгновение. Я впервые поняла, что у меня есть семья, настоящая семья. И дом, в котором меня всегда будут ждать. Я видела свою маму счастливой. И, наконец, действительно поверила, что и у меня в жизни, все может сложиться как надо.
     В общем, хорошо, что я выбрала этот маршрут, благодаря чему была лучше подготовлена к сложному разговору с Дэнни Вернером, я почувствовала, что у меня все получится.
    
     ***
     Господин Вернер не сразу согласился встретиться со мной. Мне пришлось дважды звонить ему уже из дома моей клиентки. Очевидно, в конце концов, он почувствовал, что его упрямое нежелание встретиться с человеком, прилетевшим ради разговора с ним с другого континента, выглядит, мягко говоря, невежливо.
     Я понимала, что мне будет трудно убедить моего собеседника в разумности своих доводов, да и сама сомневалась в том, что они действительно разумны.
     Дэнни согласился встретиться со мной в доме своей матери, я сочла этот факт хорошим знаком.
    
     * * *
     Передо мной был мужчина, выглядевший старше своих пятидесяти с небольшим. Он был высок, худощав, по-своему привлекателен, но выглядел каким-то усталым, что ли.
     Когда мне приходится начинать очень важный разговор, результат которого практически невозможно предугадать, стараюсь быть, прежде всего, искренней.
     Я откровенно рассказала Дэнни Вернеру обо всем, что мы сделали, пытаясь разгадать тайну исчезновения его жены. Изложила и версию Бертины Мюллер. Как ни странно, в этой части, мой рассказ его явно увлек. Он слушал меня с возрастающим интересом, ни разу не перебил вопросом или замечанием.
     Но мне все равно было сложно перейти к сути своей просьбы. Я понимала, как мое предложение может быть воспринято.
     Какое-то время мы напряженно молчали, словно каждый вел внутренний диалог с самим собой. Да, в общем-то, так и было. Денни заговорил первым:
     - Я понял мысль, к которой вы меня ведете, - он неожиданно улыбнулся, - и попробую даже помочь вам. Моя мама никогда не понимала, насколько сильные чувства связывали нас с Моникой.
     - Я догадалась об этом только сейчас, - призналась я, - и просто уверена, что вам что-то известно. Что-то личное, о чем говорить с посторонними вы считали невозможным. Так?
     - Может быть.
     - Я не имею права на вашу абсолютную откровенность, но неужели вы не хотите знать правду? Возможно, если...
     - Не надо. Я уже все решил, я расскажу вам. Но в этом нет ничего сенсационного, я даже не уверен, что эта информация полезна. Возможно, мне нужно было бы поговорить не с детективом, а с психиатром. Но это не будет поздно сделать и после нашей с вами беседы. Я был бы не прочь поговорить с профессором Мюллер, например.
     - Да, вам обязательно нужно с ней встретиться, но не потому, что она психиатр, в этом качестве, кстати, она давно уже не практикует. Мне почему-то кажется, что она сможет вам помочь.
     - Не знаю. Но давайте сначала я расскажу вам то, чего не рассказал следователю, который пытался отыскать Монику тогда, двадцать лет назад.
     - Значит, следствие все-таки было!
     - Конечно.
     - А вы не помните имя того следователя?
     - Нет, я даже не помню, чтобы он себя называл, документ показал, но я не стал смотреть.
     - Жаль. Это могло бы нам помочь разобраться, как минимум, с одной загадкой, - невольно вздохнула я.
     - Я думаю, что выяснить имя этого человека несложно, если будет такая необходимость, ведь каждое расследование как-то фиксируется? Документы какие-то остаются, ведь я что-то подписывал…
     - Да, вы правы, но… Ладно, не будем отвлекаться от главного. Так о чем вы тогда умолчали?
     - Мне казалось тогда, что эти подробности не имеют никакого отношения ни к исчезновению Моники, ни к расследованию полиции.
     - А сейчас вы думаете иначе?
     - У меня появились сомнения. Дело в том, что перед самым отъездом в Мэрвик моя жена была в состоянии, которое трудно поддается описанию. Внешне это ни в чем не выражалось, но я слишком хорошо ее знал и чувствовал, чтобы не заметить перемены в ее настроении. Настроение – не самое точное слово, но трудно подобрать определение. Надеюсь, вы меня поймете.
     - Я постараюсь.
     - Знаете, бывают такие периоды в жизни, когда вдруг задаешься вопросами: зачем все это? И это все?
     - Да, такое бывает, - согласилась я, не понимая, тем не менее, куда клонит мой собеседник.
     - Я думаю, что у женщин это бывает чаще, - грустно улыбнулся Дэни, - хотя эмоции необходимы всем.
     - Вы хотите сказать, что Моника перед своей поездкой в Сент-Ривер была в таком, как вы сами сказали, настроении?
     - Не уверен, что эта поездка вообще состоялась бы…
     - Постойте, я предполагала это. Вы не хотели, чтобы она ехала, так?
     - Не хотел.
     - И причина ее отъезда не были связана с научными исследованиями?
     - Ну, это не совсем правильно. Я хотел, чтобы мы поехали вместе. Однако, Моника заявила, что ей необходимо сменить обстановку, разобраться с собой, и мое присутствие рядом может ей помешать.
     - Вы ее ревновали? Извините, если этот вопрос слишком личный.
     - Ревность? Не знаю. Хотя, может, вы и правы. Да, что там! Правы, безусловно, правы. Я любил свою жену, любил всегда, ну и ревновал. Но я понимал, что ревность – это проявление слабости и глупости, считал так, поэтому подавлял эмоции, вы понимаете меня?
     - Еще как!
     - Мне неплохо удавалось сдерживаться пока все шло привычно, для нас привычно. Но тут появилась эта программа. Именно я сказал о возможности нашего участия в ней Монике. Я думал, мы поедем в Сент-Ривер вместе. Сначала мы так и решили. Но все изменилось. Я до сих пор не понял толком, с какого момента все началось. Однажды Моника разбудила меня среди ночи. Она сказала совершенно бессмысленные, как мне тогда показалось, слова.
     - Что она вам сказала?
     - Я не могу ручаться на абсолютную точность, но смысл…
     - Говорите, как помните, - я чувствовала в этот момент, что сейчас узнаю главное.
     - Она сказала, что наша девочка в опасности, мы должны ее спасти.
     - Девочка?
     - Да! Я подумал, что ей приснился кошмар. Ведь у нас сын. Поль спокойно спал в своей кроватке.
     - А когда Моника сказала вам, что полетит в Сент-Ривер одна? Это было сразу после этого случая?
     - Нет, и она не упоминала больше тот сон, я о нем забыл надолго. Даже когда она пропала, а потом, когда я узнал о Леонсии, я не вспомнил. Вы мне не верите?
     - Почему?
     - Я должен был вспомнить! Но я… Да, ревность – это проявление дикости и глупости.
     - А когда вы все же вспомнили?
     - Когда вы рассказали мне о своем разговоре с доктором Мюллер.
     - Вы сделаете то, о чем я хотела вас попросить?
     - Да, я пройду тест. Но это уже не важно. Леонсия – моя дочь. Я знаю это и без всякого теста.
     - Вы поверили Бертине?
     - Не в этом дело. Впрочем, да. Я ей верю. Но я не понимаю, как это могло быть, и очень хотел бы выслушать ее версию.
     - Мне тоже хотелось бы послушать объяснения профессора Мюллер. Но вы должны понимать: то, что она скажет, совсем не обязательно соответствует истине, это именно версия и не более.
     - Я это понимаю. Как понимаю и ваши сомнения. Завтра я вылетаю в Сент-Ривер, может, вы полетите вместе со мной?
     - Да, конечно, но неплохо бы заранее позвонить Бертине.
     - Я это сделал еще вчера.
     - Почему вы мне об этом не сказали в начале нашего разговора?
     - Не знаю. Мне казалось, что так будет правильнее.
    
     Вопросы
    
     Бертина нас ждала.
     - Я знала, что рано, или поздно вы придете ко мне, - сказала она, глядя в глаза Вернера.
     - Мне следовало сделать это восемнадцать лет назад, - грустно заметил Денни.
     - Возможно, но не казните себя. Тогда я еще многого не понимала. Если бы не расследование, я не уверена, что стала бы излагать вам свою версию событий.
     - Почему?
     - Тогда это могло бы показаться не столь убедительным. Но несколько событий, с которыми столкнулись Мэриэл и Дэвид, убедили, по крайней мере, меня саму, в том, что мое представление о случившемся весьма близко к истине.
     - Я хотел бы услышать ваши объяснения. Собственно, потому я здесь.
     - Хорошо. Но сначала мне важно кое-что понять. Вы готовы откровенно ответить на несколько вопросов?
     - Почему нет?
     Мы сидели в гостиной госпожи Мюллер за столом, накрытым тяжелой старомодной скатертью. Все понимали, что чаепитие лучше отложить на потом. Все были взволнованы, но каждый по-своему.
     - Вы ведь знакомы со своей женой с детства? – уточнила Бертина.
     - Да, мы жили по соседству, учились в одной школе.
     - У вас были друзья?
     - Нет. У меня не было ни с кем никаких конфликтов, как это бывает, но я ни с кем не сближался, да и никто не стремился подружиться со мной.
     - Вы рано осознали свою особость?
     - Я не задумывался над этим. Правда, поверьте мне, у меня не было ощущения, что я какой-то особенный. Поверьте, какой мне смысл говорить неправду сейчас?
     - Я не упрекну вас в неискренности, но вы могли просто забыть.
     - Если вы правы, то я и сейчас не помню таких мыслей.
     - Как вы подружились с Моникой?
     - Господи, это было так давно. – Дэнни задумался, было похоже, что он сам удивился своим воспоминаниям, или, точнее, их отсутствию.
     - Мы привыкли считать, что отношения между людьми всегда с чего-то начинаются, - заметила Бертина.
     - Я вас понимаю, но в моих воспоминаниях все перепуталось, я не могу расставить события по времени. Мне кажется, что мы с Моникой всегда были вместе.
     - Она жила по соседству, но в своей семье. А вы жили в своей. У каждого из вас должна была быть собственная жизнь. У Моники – без вас, а у вас без Моники.
     - Да, конечно, вы правы, но я не помню себя без Моники, в том времени. До ее исчезновения.
     - А когда вы решили пожениться?
     - Я понимаю, о чем вы спрашиваете, но опять мне придется вас разочаровать. Просто наступил момент, когда решили, что нам будет лучше жить вместе.
     - Но была свадьба?
     - Да, видимо…
     - Вы не помните?
     - Нет, вы неправильно меня понимаете, все наоборот! – неожиданно эмоционально воскликнул Дэнни.
     - Наоборот?
     - Да, я все помню! Но я помню по нескольку вариантов каждого события, и я не могу вам сказать, какой из вариантов правильный.
     - Они все правильные. Не волнуйтесь.
     - Пока рядом была Моника, все в моем мире было логично и понятно.
     - Возможно, вам просто пора изменить свое отношение к логике, точнее, принять то, о чем вам наверняка говорила ваша жена.
     Мы с Дэвидом, мне кажется, одновременно поняли, что стали свидетелями не простого разговора. Госпожа Мюллер задавала не случайные вопросы, причем, она направляла не столько мысли своего собеседника, сколько эмоции, именно эмоции влияли на его воспоминания и превращали обсуждение простых событий прошлого в аргументы для доказательства того, к чему она вела этот диалог. Это она ветвила память господина Вернера.
     - Ваша жена хотела родить второго ребенка, дочку, правда? – спросила Бертина, не сомневаясь в положительном ответе.
     - Да, но мы решили, что Поль еще… Нет! Было что-то другое!
     - Она вам говорила, что девочку назовет Леонсией?
     - Да, но…
     - Девочке угрожала опасность?
     - Но это был сон! Она же… Постойте, откуда? Почему я это помню? Она родилась раньше срока, было землетрясение, мы пытались уехать, но машину угнали, а автобусом ехать в ее положении было опасно. Ее увезли в больницу, а меня…
     - Все! – громко и четко произнесла профессор Мюллер.
     Мне показалось, что своим возгласом она выключила воспоминания Вернера. Еще мне показалось, что она выбрала для этого не случайный момент.
    
     Объяснение
    
     Дэнис несколько секунд был похож на человека, не слишком точно представляющего, где он находится и что с ним происходит. Но он быстро взял себя в руки. Еще некоторое время мы молча смотрели на Бертину, а она сидела неподвижно, закрыв глаза, словно ожидая подходящего момента.
     Наконец, она заговорила.
     - Я вам уже сказала, что люди с таким набором психологических особенностей, какой был у Моники, встречаются крайне редко. Со временем их станет больше, к тому идем, но пока тот факт, что рядом оказались два уникальных человека, можно рассматривать как чудо. Я говорю о вас и вашей жене, господин Вернер.
     Она посмотрела в сторону Дэнни и подняла руку, заметив, что он собирается что-то сказать.
     - Да, вы этого никогда не осознавали, а Моника в развитии своих способностей ушла чуть дальше. Она научилась, как минимум, доверять своим ощущениям, но думаю, что даже более того. Она умела уже использовать некоторые свои возможности. Экспериментируя со своей психикой, она научилась жить не в одной реальности, как живем мы все, а в двух, или даже больше. Это дало ей возможность использовать опыт не одной памяти. А научившись не замечать временные границы, она могла предвидеть некоторые события. Но думаю, что она не довела до совершенства свои способности. Ей не хватало знаний. К тому моменту, когда она узнала о возможности поработать в Мэрвикском университете, она уже не слишком интересовалась космическим излучением. У нее были свои задачи. Она призналась мне, что хотела встретиться здесь с Генри Тарном, основателем субъективной психологии, науки, возникшей в результате пересечения классической психологии с квантовой физикой. Но, уже работая в нашем университете, она прочитала несколько моих статей, что повлияло на ее планы.
     - Вы хотите сказать, что она сама устроила так, чтобы вы заметили ее? – спросила я.
     - Не стану на этом настаивать, но это очень вероятно.
     - Все это никак не объясняет исчезновение моей жены и появление на свет Леонсии, - слегка раздраженно заметил Дэнис.
     - Не, торопитесь. Я к этому веду, - спокойно ответила Бертина. – Погружения в другие реальности, которые для Моники были так же естественны, как привычные для всех нас размышления, фантазии, мечты, таят одну опасность. Появляются дополнительные эмоциональные привязки, которые могут перекочевать из одной реальности в другую. Память не всегда, видимо, успевает приспособиться, и человек помнит то, чего не должен бы помнить в текущей реальности. Мне кажется, что это чаще всего связано с пережитым стрессом. Иногда установка на эмоциональную склейку, то есть проникновение эмоционально окрашенных воспоминаний из другой реальности, происходит неожиданно, в результате каких-то случайных событий.
     - Кажется, я начинаю понимать ход ваших мыслей, - вполголоса произнес Дэнис. – Можно мне продолжить за вас, а вы меня остановите, если я скажу глупость?
     - Продолжайте, - согласилась Бертина, - вы ведь больше знаете, чем я.
     - Да, я начну со случайного события. Этот эпизод может показаться незначительным, если не знать Монику так, как знал ее я. Когда моя жена родила Поля, мы все были очень счастливы. Но моя мать всегда имела свою особую точку зрения на наш брак. Глядя на внука, она сказала неуместную банальность, впрочем, впечатление было не настолько заметным, чтобы серьезно повлиять на общее настроение.
     Дэнис замолчал и задумался, он, казалось, погрузился в воспоминания, а в комнате стало тихо, мы ждали, боясь даже дыханием нарушить вдруг возникшую атмосферу нашего общего погружение в прошлое семьи Вернер.
     Наверное, Дэнни, наконец, заговорил, но я уже не слышала его голоса, я увидела Дору, стоящую над детской кроваткой, в которой спал маленький Поль. Я услышала именно ее голос.
     - Он так похож на тебя, Моника. Но жаль, что ты родила не дочь. Сыновья – чужие дети, они не способны защитить нас от одиночества.
     Это было каким-то наваждением, или влиянием рассказчика, мы ведь не знали, какими именно способностями обладал Дэнис Вернер. Мое выпадение из реальности было настолько кратковременным, что я могла сомневаться, было ли оно. Однако, картинка была яркой.
    
     - Я вспомнил это высказывание только сейчас, потому что только сейчас понял, что уже тогда Моника думала о Леонсии, - объяснил Дэнни и продолжил, - но заговорила она о дочери только тогда, когда нашему сыну исполнилось два года.
     - Вы не хотели второго ребенка? – вдруг спросил Дэвид.
     - Почему? Я был совсем не против, но Монику что-то тревожило. Мне кажется, она уже знала о том, что девочке грозит какая-то опасность. Это я сейчас так подумал, но тогда я не придавал значения ни словам моей жены, ни ее настроению. Я знал о работах Тарна, видел, что Моника читала его книгу, но мне и в голову не пришло, что все так серьезно. Когда решался вопрос о нашем участии в программе исследований Мэрвикского университета, я обо всем этом просто забыл. Да и не уверен, что вспомнил бы, если бы не нынешнее расследование. Когда Моника захотела поехать одна, меня одолевали совсем иные сомнения. Я принял в качестве возможной истины более вероятные для большинства людей причины и следствия. Очевидно, моя жена захотела изменить ту реальность, в которой Леонсия…Я думаю, это как-то связано, с землетрясением. Несовпадения по времени есть, но мы слишком мало знаем о том эксперименте, который затеяла моя жена ради спасения нашей дочери.
     - Получается, она знала о землетрясении, но почему она никого не предупредила? - взволновано спросил Дэвид.
     - Кого она могла предупредить? – ответила вопросом на вопрос Бертина, тем самым косвенно подтвердив свое согласие с версией Дэниса, - кто всерьез принял бы ее слова? Ее опыты были дилетантскими, это была практика в значительной степени опередившая развитие теории.
     Бертина внимательно посмотрела в глаза господина Вернера и медленно, словно хотела придать своим словам особое значение, произнесла:
     - Я рада, друг мой, что вы сами пришли к этой вполне вероятной гипотезе. Но очень вас прошу не пытаться повторить то, что сделала ваша жена. Поверьте мне, вашей дочери очень нужен отец. Делать или не делать тест, вы решите сами, но жизнь вашей жены здесь в Мэрвике проходила практически на моих глазах. А то, что Монику никто в этой реальности не видел беременной, могут подтвердить и Мэриэл с Дэвидом, они тщательно искали свидетелей. Я консультировалась и с профессором Тарном. Он очень осторожен в своих предположениях, но допускает, что Монике удалось перепутать события из разных реальностей так, что ее дочь не пострадала, но при этом, самой Монике не удалось вернуться в нашу, то есть, наблюдаемую нами реальность. Следствие, которое затеяла Дора Вернер, вызвало путаницу в воспоминаниях людей, задевая их эмоции, в зависимости от степени вовлеченности в события. Это становится небезопасно. Мы не знаем пока мира, в дверь которого постучались.
    
     Свадьба
    
     Наша свадьба ничем особенным не отличалась. Если честно, я бы не смогла ее описать. Гостей было немного. Приехала мама, к сожалению, она была одна, ее муж не смог вырваться, его некому было подменить в университете.
     Вернеры прибыли из Кельна всей семьей. Дора была счастлива, что невозможно было скрыть даже за ее привычной сдержанностью. Леонсия, как должное, приняла изменения в отношениях с отцом, Дэнис, похоже, полностью расстался со своими сомнениями, если они еще оставались после трудного разговора в Мэрвике.
     Когда Леонсия подошла, чтобы поздравить нас с Дэвидом и вручить огромный букет белых роз, я впервые ее, как следует, рассмотрела. Она была очень похожа на свою мать, но что-то неуловимое делало ее одновременно похожей и на Дэнни.
     Едва она отошла от нас, как Дэвид шепнул мне:
     - Как он мог сомневаться, она его копия.
     - Так уж и копия?
     - Слушай, мне начинает казаться, что она похожа на тебя!
     - У нас будет сын, - уверенно пообещала я.