Если Бог есть, то он давно уволен с должности режиссера продюсерами шоу.
     Только это, пожалуй, может объяснить, почему мы сидим сейчас в блестящей, как медицинский шкаф, аудитории Института Актерского Мастерства.
     В зале нас много. Полтысячи человек. Тысяча? Может быть. Отребье, плебеи, ублюдки самых разных мастей. Мойщики посуды с воспаленными от холодной воды суставами рук. Уличные торговцы сигаретами с обветренными кирпичными лицами. Официантки с варикозными узлами вен по усталым ногам. Водители такси с красными, как у кроликов, глазами. Продавцы, курьеры, контролеры метро, грузчики. Наш преподаватель, холеный тип с курортным загаром, взглядом теледиктора обводит аудиторию. Смотрит на всех и не замечает никого. Такое мастерство, как язва желудка, приобретается с годами.
     - Добрый день, - губы преподавателя привычно расползаются в улыбке. Я знаю эту породу людей. Они улыбаются всегда, даже когда поедают вашу печень.
     - Добрый день! Я рад приветствовать вас на актерских курсах нашего института. На четыре месяца обучения я стану вашим преподавателем, вашим папой и мамой, вашим самым страшным кошмаром и самым большим другом. Между собой вы, конечно же, придумаете мне какое-нибудь прозвище. Спешу вас разочаровать - я предпочитаю, чтобы меня везде и всегда называли Капитаном.
     Мы молчим и слушаем. Мы все очень хотим стать актерами. Мы знаем:
     Если Бог есть, то его зовут - Капитан.
    
     В похожей на столовую комнате, заставленной стерильного вида столами и шкафами, нам выдают цифровые камеры. Пока - по две на человека. Размером не более самой крупной горошины из консервированной помощи "дядюшки Сэма", камеры встроены в дешевую бижутерию. У девушек - в серьги, у парней - в перстни, и у всех поголовно - в бесполые кулоны в виде одиноко скучающего глаза. Я расписываюсь в ведомости о получении. Короткий и широкий шнурок кулона похож на ошейник. Если повезет - это мой ошейник на всю жизнь.
     - Пока вы студенты, вы обязаны носить камеры каждый день с восьми утра до восьми вечера. Те из вас, кто сумеет стать актером нашего телевизионного канала, смогут проводить без камеры не более двадцати часов в неделю. Впрочем, большинству и такого перерыва слишком много. - Капитан берет в руки пуговку цифровой камеры, смотрит сквозь нее на свет и мечтательно произносит. - Эта штука посильнее любого наркотика.
     Я никак не могу понять по интонации, шутит Капитан или завидует нам.
     - Жизнь без камеры актеры называют "антракт", - обернувшись на голос, я с трудом понимаю, что он принадлежит сидящей рядом со мной девушке. Она смотрит куда-то мимо всех, и я не сразу понимаю, с кем она разговаривает.
     - Ан-тракт. Смешное слово, да? - девушка поворачивается ко мне. У нее огромные глаза, чернильно-черные, чуть влажные, с чертиками смешинок на самом дне. Глядя в них, я понимаю, что эта девушка из тех, о которых можно забыть все: имя, номер телефона, любимые цветы и запах туалетной воды, но этот взгляд - никогда. Да. Глаза. И еще, пожалуй, грудь.
     - Это что-то вроде тайм-аута? - спрашиваю я.
     - Дедушка говорит, что раньше, когда актеры играли, а не показывали шоу, так называли перерывы в представлениях, - шепчет девушка, опять глядя куда-то в сторону. - Мария. Так меня зовут.
     - Пит, - говорю я, и зачем-то добавляю: - То есть Петр.
    
     Сегодня наше задание - скандалы.
     Капитан брови сдвинул, суров, как налоговый инспектор.
     - Есть два вопроса, от которых я прихожу в бешенство. Два вопроса, задать которые мне, все равно, что с треском вылететь с актерских курсов. Эти два вопроса - где и как. Меня, как и миллионов телезрителей, не интересует, где вы устроите скандал и как собираетесь его организовать. Подайте нам шоу, или идите к чертовой матери! А теперь - ваши вопросы...
     Я брожу по городу, как бродит по лесу медведь-шатун, поднятый из берлоги случайной зимней оттепелью. Захожу в магазины и кафе, заглядываю в окна чужих домов, толкаю локтями прохожих. Я не ищу скандал, я ищу вдохновение. Эх, будь я Капитаном, наверняка придумал бы что-нибудь особенное, запоминающееся. Да вот беда - мне не хватает воображения.
     - Дедушка рассказывал, что раньше актеры играли роли в спектаклях, которые для них сочиняли писатели, - говорит Мария в своей обычной манере, глядя куда-то мимо всех. - А теперь актеры только и делают, что устраивают соленые скандалы. Так говорит мой дедушка.
     - Твой дед - псих, - отвечаю я. Это я говорю специально, чтобы позлить ее. Дед Марии действительно сидел когда-то в психушке, куда его несправедливо упекли, как выражается Мария, за его идейные убеждения.
     - А ты - дурак, - заявляет Мария и обиженно замолкает.
     Я никак не могу понять, зачем Марии нужны эти актерские курсы. С ее знаниями она легко смогла бы устроиться, например, помощницей адвоката. Я размышляю о том, что ничего не знаю об этой девушке, кроме того, что у нее чудесные глаза и полоумный дед, бесконечно влюбленный в свое прошлое.
     Вчера она прочитала мне стихи и сказала, будто это Есенин. Что-то про собак и сено. Было похоже на правду.
     Или вот еще. Она утверждает, что если апельсиновый сок смешать с мятной зубной пастой, то получится запах Нового Года.
     Да что она возомнила о себе, сдвинутая неудачница!
     Мария подходит ко мне сбоку и примирительно берет за руку.
     Я вырываюсь и, бросив девушку посреди улицы, вбегаю в первый встречный супермаркет. Вам нужен соленый скандал? Одну минуточку! Я оглядываюсь по сторонам, нет ли поблизости никого из охраны, и, недолго думая, начинаю раздеваться. Покупатели смотрят на меня - дальние с интересом, ближние с плохо скрываемым испугом и настороженностью. Молнию на брюках я расстегиваю уже под прицелами десятка камер мобильных телефонов. Мимо стеллажей с кормом для собак и обезжиренным хлебом ко мне спешат охранники...
    
     Капитан веселится. Он оглядывает нас и от души хохочет, во все горло, показывая свои замечательные тридцать два дорогущих искусственных зуба. Мы молчим. Мы уже знаем результаты первого задания - большая часть студентов хотела устроить скандалы, попытавшись раздеться в каком-нибудь людном месте. Многие в итоге провели ночь в полицейских участках, и теперь сидят мятые и не выспавшиеся.
     - Вы слишком предсказуемы, - заявляет Капитан, вволю нахохотавшись и вытирая воображаемую слезинку краешком замечательно пахнущего платка. - Впрочем, есть и положительная сторона во всем этом... э... эротизме. Вы не боитесь публичных выступлений. На данный момент это лучший результат нашего задания.
     Лучший результат. Как же. Я сморю на Марию. Она сидит в соседнем ряду, не глядя на меня. Впрочем, она всегда смотрит только в какую-то одной ей известную сторону, скорее всего - в себя. Вчера Мария умудрилась попасть под автомобиль министра сельского хозяйства. Сюжет с аварией пошел в эфир сегодня утром, а Мария теперь стыдливо прячет свою руку, упакованную в гипс, будто сосиска хот-дога в булку.
     - Ладно. Раз вы все такие отъявленные эротоманы, вот вам следующее задание... э... по профилю, - Капитан выдерживает расстрельную паузу и бросает в аудиторию слова, как камни в воду. - Завтра каждый из вас должен произвести сексуальный акт с человеком противоположного пола, не заплатив при этом ни копейки. Вам ясно? Нам нужен секс, но секс непродажный. И еще. Ваш партнер не должен быть актером. Вопросы?
     - Вы предлагаете нам кого-нибудь изнасиловать? - шутливым фальцетом кричит кто-то сзади. Теперь наступает наша очередь смеяться. Мы смеемся громко, хлопая друг друга по спинам, подмигивая и прищелкивая языками. А я смотрю на Капитана. Он стоит перед нами, молча ждет, когда наша истерика выдохнется. Оказывается, у Капитана холодные глаза, как у мертвой рыбы, поддернутые мутной поволокой безразличия. Мы закашливаемся и замолкаем. Мы давимся своим смехом, будто сухой хлебной коркой.
     - Если актеру будет предъявлено обвинение в совершении преступления, ни одна телевизионная компания не возьмется защищать его. Нам не нужны преступники! - голос Капитана пробирает, как полицейский брандспойт.
     - Но! Но... - неожиданно брандспойт скисает. Капитан неторопливо усаживается за стол и поправляет свой дорогущий галстук. - Но... Нам нужно шоу. А чем скандальнее актер, тем успешнее шоу. Тем выше рейтинг. Тем больше актерские гонорары.
     На улице я догоняю Марию. Она несет свою руку в гипсе, как младенца.
     - Как тебе новое задание? - кричу я.
     Надо непременно что-то говорить, пока Мария ни о чем у меня не спросила. Надо не замолкать, чтобы она не стала расспрашивать про вчерашний вечер и, тем более, про сегодняшний. Надо сказать, как здорово она придумала с аварией, и что гипс ее совершенно не портит, а даже наоборот, то есть, в том смысле, что выглядит она сегодня просто замечательно, как и этот осенний день.
     Ветер носится по улице с запахом бистро и горелой резины.
     Надо что-то говорить, но я молча иду рядом с Марией, пиная мечущиеся по тротуару газетные обрывки.
     Где-то под землей проносится поезд метро, и мир вокруг нас мелко дрожит, и мы дрожим вместе с миром, будто нам холодно или страшно. "А ты готов стать знаменитым?" - тычет холеным пальцем с огромного ситилайта на крыше высотки в трясущийся мир белозубый Капитан. Изображение меняется. Вот Капитан в смокинге с бокалом шампанского в руке, вот Капитан в гоночном костюме с пижонским гермошлемом подмышкой, вот Капитан в щеголеватой военной форме, сжимает крепкой мускулистой рукой новенький автомат.
     - Я бросила актерские курсы, - неожиданно говорит Мария. Она останавливается и смотрит на меня. Ее щеки в тонких ручейках слез дрожат.
     - Ты ушла? - еще ничего не понимая, спрашиваю я.
     - Да. Да. Я ушла, - шепчут губы Марии. - Все неправильно. Это не актерские курсы. Какой-то цирк. Извращение. Издевательство.
     - Ты ушла? - не верю я.
     "Ты готов к перевоплощениям?" - спрашивает с ситилайта Капитан. Теперь он сидит за штурвалом новенькой серебристой ракеты, и грудастая блондинка соблазнительно присела на сверкающее крыло.
     - Да. Все совсем не так, как рассказывал дедушка, - губы Марии скачут, и слова частят, запрыгивая одно на другое. - Унизительно. Актер обязан играть. Дарить себя людям. Знаешь, раньше, давно, актеров боготворили. Да-да. Ими восхищались. Им подражали. Ты не веришь. Дедушка рассказывал... И зачем он это все мне рассказывал?
     - Ты ушла, - говорю я сам себе.
     - Да. Я думала... Я не знаю, на что я надеялась, - Мария всхлипывает у меня на плече, тычется лицом в мою шею, и капли ее слез щекотно сбегают мне под рубашку. - Им нужны просто животные. Как в цирке. Грязь. Грязь...
     "Ты хочешь менять костюмы и маски?" - заглядывает с ситилайта мне в душу Капитан.
     Да, Капитан, я хочу, и я готов, давно уже готов.
     - Получается, - говорю я, - ты уже не актриса?
     "И... и вполне можешь стать чьим-то партнером?" - добавляю я про себя, пугаюсь, что Мария может меня услышать, и крепче обнимаю её.
     Нет, Мария ничего не слышит, она рыдает, вздрагивая всем телом, и ветер равнодушно уносит мои слова, перемешивая их газетными обрывками и запахом чьих-то обедов.
    
     Капитан молчит и пытает меня своим взглядом. В кабинете нас двое. Мы сидим, разделенные гробовой плитой монументального стола, Капитан - в кресле, я - на стуле, жестком и неудобном. На стене за спиной Капитана корчат рожи две гипсовых маски.
     - Ты нам подходишь, - наконец произносит Капитан. - Ты - это именно то, что нам сейчас надо. Понимаешь, о чем я?
     Я понимаю только одно - меня берут. Да, черт возьми, я сделал вас всех, неудачники и глупцы! Возвращайтесь к своим посудомойкам, жалкие болваны!
     Капитан встает и, подойдя ко мне, присаживается на край стола. Я пытаюсь тоже встать, но Капитан усаживает меня обратно, и теперь я смотрю на него снизу вверх, как ученая собака смотрит на своего хозяина в ожидании команды.
     - Ты хорошо поработал, - говорит Капитан и улыбается мне. Если бы у меня был хвост, я бы наверняка приветливо завилял им в ответ. Но хвоста нет, и я тоже улыбаюсь.
     - Ты хорошо поработал, и поэтому у меня есть для тебя особенный контракт. О, это предложение не для всех. Нет, - Капитан подмигивает мне и берет со стола какую-то бумагу. - Годовой контракт! Как звучит, а? Парень, только настоящие звезды работают по годовому контракту. Только они, парень. Все остальные начинают со штучных договоров. Но ты - особенный случай! Итак, что ты готов ответить?
     Я киваю и судорожно сглатываю. В горле сухо и пустынно.
     - Знаешь, что мы для тебя приготовили? - спрашивает Капитан, помахивая бумагой. И тут же радостно заявляет: - Война!
     - Война? - удивленно выдыхаю я.
     - Именно! - радостно соглашается Капитан. - Ты отправляешься на войну. Рядовым, разумеется, но это особого значения не имеет. Получать ты будешь оклад совершенно не рядовой.
     - Прогрессивная шкала начисления. Доплата за каждый месяц при сохранении твой боеспособности, - загибает Капитан пальцы у меня перед лицом. - Доплата за ранение. Вот, взгляни, шкала доплат по степени тяжести ранений. Да! Кстати! Отдельная оплата при попадании в плен.
     - И с кем война? - интересуюсь я.
     - А тебе какая разница, парень, - ухмыляется Капитан, раскладывая по столу пасьянс каких-то договоров и соглашений.
    
     Мы сидим в ожидании самолета, на своих тяжелых вещмешках или просто на полу. В зале нас много. Полтысячи человек. Тысяча? Может быть. Актеры телевизионного канала, выпускники Института Актерского Мастерства, в еще новой военной форме песочного цвета. Я почему-то вспоминаю Марию, ее чернильные глаза и бархатную родинку на ее спине, там, чуть ниже по-детски угловатых лопаток.